МИРОВ Лев Борисович (часть 1)
«Хроники узкого круга»
Дебют (1924)
В середине 20-х годов, сразу после окончания балетной школы, в труппу одного из московских музыкальных театров был принят молодой и чрезвычайно подвижный артист. Удивительно прыгучий, веселый и обаятельный парень сразу приглянулся руководителям труппы, и его решили постепенно вводить в готовые спектакли, строя планы на расширение репертуара, благо, что на сцене шли всего две постановки: “Евгений Онегин” и “Кармен”.
В “Онегине” его ввели в эпизод с танцем крестьян, и вроде бы совершенно проходной эпизод сразу ожил: в зале стали аплодировать танцору.
И всем был хорош новый член труппы, кроме удивительной своей неорганизованности: хоть ни разу и не опоздал к собственному выходу, но прилетал всегда буквально в обрез, заставляя партнеров и руководство страшно волноваться. Ко всем словам, которые умели говорить разозленные артисты в нэпманской Москве, он довольно быстро привык, но перевоспитаться так и не удосужился.
И вот однажды, вбежав в гримерную буквально за минуту до выхода на сцену, он был крайне удивлен тем, что обычно обозленные и совершенно неласковые партнеры принимают в его судьбе неожиданное участие: хором помогают переодеться, наложить грим и постоянно торопят: мол, давай, давай, скорее, уже твой выход…
И вот одетый в ярко-красную рубаху и лапти с онучами артист вприсядку выскочил на сцену… Вокруг стояли люди, одетые в испанские костюмы, и смотрели на него как-то нехорошо, а главное - музыка была какой-то странной…
Сказать по правде, довольно сильно удивились все, даже зрители: дело в том, что по болезни одной из певиц спектакль с утра заменили, и вместо “Евгения Онегина” назначили “Кармен”. Узнать об этом вечно опаздывающий танцор не успел, и за срыв спектакля был с треском уволен. Не помогло даже заступничество партнеров, которые сами устроили этот жестокий розыгрыш.
А потом была “Синяя блуза” и Московский мюзик-холл, дальше Театр миниатюр, а после него - парный конферанс и все остальное, позволившее моему деду Льву Мирову стать Народным артистом РСФСР и попасть в Большую советскую энциклопедию…
Артисты все-таки люди не очень нормальные. После его похорон в ресторане ЦДРИ атмосфера траура быстро сменилась духом веселого юбилея.
Когда все уже изрядно поддали, ко мне подошла одна заслуженная старушенция, любимая москвичами актриса Театра сатиры и сказала:
- Сереженька, думаю, что сегодня я уже могу позволить себе рассказать вам про вашего дедушку нечто очень особенное. Дело в том, что я его знала с середины двадцатых, еще до того, как он сошелся с Асенькой… Ах, Лева Миров был такой мужчина, такой мужчина… Темперамент, ну просто бешеный!.. Правда, и ленив был - дай Боже… Мы, девочки из мюзик-холла, говорили друг другу так: “Леву Мирова нужно пригласить к себе домой, накормить, напоить, раздеть, уложить в кровать, самой залезть сверху, и тогда ТАКОЕ НАЧИНАЛОСЬ!..”
Приемная (1966)
Как-то однажды, много лет назад, заштатный, всеми забытый и сильно побитый молью конферансье сидел в приемной директора Москонцерта, ожидая своей очереди, чтобы, войдя к высокому начальству, униженно попросить путевку в дом отдыха.
Знаешь, дед, я здесь не хочу называть его фамилию, давай он будет просто Р. Дело в том, что фамилия не так уж и важна, а эпизод, который он мне рассказал на твоих поминках, был удивительно кинематографичен, так и хочется вставить его в какой-нибудь сценарий о жизни и психологии актеров.
“Вдруг дверь отверзлась, и явился в ней…” В общем, в приемную вошел сам Лев Борисович Миров, народный-разнародный артист, находившийся тогда в самом зените славы.
Р. грустно кивнул, даже и не рассчитывая, что тот удостоит его ответом, но, к удивлению просителя, “Лев Эстрады” сразу же завязал с ним легкую, непринужденную беседу.
Я думаю, что произошло это не из-за какого-то природного альтруизма и не от желания скоротать время, а от простой профессиональной интеллигентности. Сегодня многим это удивительно, но в твое время артисты еще полагали, что образ нужно сохранять и сойдя со сцены. Уж прости меня, дед, но я очень хорошо помню, как однажды при мне ты громко и приветливо здоровался со всеми, кто к тебе обращался, а потом на мой вопрос “кто это?” ответил: а хрен его знает.
В процессе беседы возникла тема: а зачем, собственно, оба они пришли к начальству? Знаменитый артист сообщил первым:
- А вот пришел путевку попросить в Ялту, в санаторий “Актер”. Жена говорит, устала очень. И я ее понимаю! Так, наверное, тяжело все время пилить, пилить, пилить…
- О-о, Лев Борисович, ну тогда я пошел… Я ведь к нему с этой же просьбой, и если уж вы просить путевку будете, то мне сегодня точно ничего не светит!
В разговоре неожиданно возникла пауза.
Дед, я очень хорошо представляю себе мучительный процесс, происходивший у тебя внутри: вдруг там сегодня только одна пара путевок? Собственно, в конечном удовлетворении твоей просьбы ты был уверен, но садиться за руль и ехать в Москонцерт лишний раз тебе было в лом, да и объяснять Ляле, почему ты сегодня вернулся без путевки, не хотелось. Однако решение ты уже принял, ибо работал профессиональный кураж: ну как не сыграть такую яркую интермедию!
Тут Миров повел себя довольно странно:
- Ну уж нет, дорогой мой, это будет совершенно несправедливо! Вот что я вам предлагаю: мы сейчас зайдем с вами вместе, я сам расскажу ему, какой вы замечательный актер и как вашей семье нужна путевка в дом отдыха.
Р. пытался сопротивляться, но Миров был непреклонен. В общем, в кабинет зашли вместе. Лев Борисович с порога зашелся соловьем, описывая бархатный голос, чувство юмора, политическую зрелость, широту кругозора и прочие таланты своего коллеги, на что большой начальник сразу просиял и сказал:
- Лев Борисович, ну о чем разговор! Конечно же, дадим мы путевку вашему другу! Эх, если бы за меня кто-нибудь, когда-нибудь, где-нибудь, кого-нибудь так просил…
Поблагодарив начальство, оба конферансье вышли из кабинета и отправились в гардеробную. Глаза Р. сияли, он преданно глядел на Мирова и лепетал слова благодарности…
Знаешь, дед, я представляю себе, как ты, идя по лестнице, переживал, что этот поц от удачи совершенно ошалел, и не обратил внимания на главную деталь произошедшего. Ты молча материл себя за дурацкое благородство, за показуху, за то, что целый день пропал зря…
Вдруг он как бы споткнулся:
- Позвольте, Лев Борисович, но вы же забыли про СВОЮ путевку!
Нет, все-таки не зря! Все ты рассчитал совершенно правильно, и вот именно сейчас для тебя наступил момент профессионального торжества и внутреннего ликования!
Миров вздохнул, грустно посмотрел на собеседника, мягко улыбнулся и сказал:
- Да нет, дорогой вы мой, ничего я не забыл. Но ведь неудобно сразу за двоих-то просить… Я уж как-нибудь потом…
Партнер (1938)
Летом 36-го года, будучи уже довольно известным эстрадным артистом, Лев Миров с семьей оказался на отдыхе в черноморском санатории и там познакомился с Ильей Ильфом, который тогда уже был тяжело болен, но чувства юмора не потерял, о чем свидетельствуют его записные книжки. Кстати, одна из записей за этот год гласит:
“Толстого мальчика дети во дворе зовут “жиртрест”. Это фундаментальный, спокойный и очень уравновешенный ребенок”.
Так вот, это про сына Льва Мирова, то есть про моего папу.
На отдыхе артист Миров проводил довольно много времени вместе с писателем Ильфом, и, как однажды сказал мне дед, именно пример совместной работы Ильфа и Петрова натолкнул его на идею парного конферанса.
Вернувшись в Москву, он стал искать возможность реализации этой идеи и вскоре предложил ее своему коллеге по мюзик-холлу, тоже бывшему синеблузнику, Евсею Дарскому.
Говоря о конферансе, важно помнить то, что любой сборный концерт нуждается в некой связующей линии или красной нити, которой и было балагурство человека, выходящего на сцену для представления следующего номера. Вкусы публики во всех странах никогда не отличались особым изыском, а поэтому и шутки конферансье нередко проходили на грани фола, а порой и за этой гранью.
В главе о происхождении конферанса учебники любят отправлять нас к традициям “балаганного деда-зазывалы” на российских ярмарках XVII века. Не будем сегодня спорить с этим утверждением, помня о том, что и радио изобрел Попов, а не Маркони, и паровоз - Черепанов, а не Стивенсон, и паровую машину - Ползунов, а не братья Ватт, и вообще Россия - родина слонов. Суть в том, что конферансье выполнял функции связника между артистом и публикой, причем связи обратной, и для ее поддержания должен был обладать даром импровизации. Такой человек существовал всегда, именно таким и был самый первый в истории артист, но в парном конферансе, мы имеем дело с уникальным случаем, когда жанр имеет не только авторов, но и точную дату рождения: май 1937 года.
Именно тогда, в мае 1937 года, Лев Миров и Евсей Дарский вышли на эстраду Московского сада “Аквариум” как пара конферансье. Почему именно тогда, ведь именно в эти годы на эстраде блистали такие артисты, как Алексеев, Гаркави, Гибшман, Грилль, Менделевич да и многие другие известные артисты разговорного жанра? Концерты частенько вели и блестящий чтец Хенкин и “любимый шут Сталина” Смирнов-Сокольский… Тогда еще ничто не предвещало того кризиса жанра конферанса, который наступил, скажем, в наши дни. Так почему же потребовалось вносить в конферанс такие революционные новации?
На самом деле, все просто. Давайте вспомним, чем вообще славен 37-й год, какой свинцовый вес в это время обретало нечаянно брошенное слово… Ведь получалось, что ведущий концерта отвечал не только за себя, за свои слова, но и за зрителя, с которым он вступал в непринужденное общение, причем в шутливой, а следовательно, весьма опасной форме…
Ох, как неприятно стало ему импровизировать на сцене в 30-е! Слово-то не воробей, вылетит, так уж на всю голову… Да и с кем непринужденно общаться-то, когда и зрители в зале - как воды в рот набрали! Вот и получается, что появившийся на эстраде рядом с первым второй конферансье, с которым строился обязательный “непринужденный” диалог, стал в 37-м как бы производственной необходимостью, одним из способов решения проблемы!
Кстати, профессии конферансье и режиссера очень близки.
В апреле 1938 года газета “Советское искусство” сообщила, что в Зеленом театре ЦПКиО состоится выступление ансамбля молодых мастеров эстрады. Режиссеры программы Миров и Дарский были изобретательны даже по сегодняшним меркам, и эстрадный спектакль действительно получился веселым и увлекательным. На одной их новации следует остановиться особо.
Концертная программа начиналась демонстрацией фильма, в котором режиссеры и, говоря современным языком, продюсеры программы, Миров и Дарский в свой законный выходной получают срочную телеграмму о внеочередном концерте через несколько часов. В полной панике они пытаются разыскать своих актеров, каждый из которых занят личным делом, но, будучи выдернут - кто из парикмахерского кресла, кто из гаража, кто со спортивных соревнований - проникается ответственностью момента и сразу же спешит на концерт.
В конце короткого фильма, когда живописная группа актеров на экране бежала по набережной ЦПКиО, в Зеленом театре зажигались прожектора, распахивались двери, и зрители видели их всех “живьем”: запыхавшихся, непричесанных, но в полном составе прибывших на концерт.
В середине 80-х этот прием я увидел в спектакле чешского театра пантомимы “Латерна Магика”. Тогда все наши критики писали о “гениальной революционной находке”, и никому в голову не приходило, что ровно за полвека до чехов этот ход уже изобрели у нас.
И еще одна деталь. Дело в том, что сама идея киносъемки пришла в голову авторам, когда все средства на постановку были израсходованы. Тогда Лев Миров решил в первых кадрах фильма крупно показать этикетку одного из напитков, стоящих на столе, и предложить заводу, его производящему, финансировать съемки. Завод с удовольствием принял предложение, таким образом, мы имеем первый случай скрытой рекламы на отечественном экране. Той самой “джинсы”, которой сегодня кормятся сотрудники всех телеканалов.
С Евсеем Дарским мой дед выступал до 49-го года, когда Дарский внезапно умер на улице от сердечного приступа. Было это в самом центре Москвы, среди бела дня, на оживленной улице. Люди брезгливо проходили мимо, а кое-то шипел вслух: “Надо же, с виду приличный человек, а так напился…” Впервые за много лет знаменитого артиста на улице не узнали.
После этого Миров какое-то время пробовал выступать один, а потом стал искать нового партнера. Это время характеризуется чрезвычайно показательной историей: один из кандидатов по фамилии Барташевич после каждого концерта возмущался: “Лев Борисович, вы мне даете совершенно несмешной текст, поэтому на ваших репликах зал смеется, а на моих молчит!”
Сначала Миров все крепился, а однажды его терпение лопнуло, и он предложил Барташевичу поменяться ролями. Как вы поняли, эффект был точно таким же: когда “несмешной” текст говорил Миров, зал хохотал, а реплики его партнера, еще вчера такие острые, оставались безо всякой реакции. В общем, повторилась история про “вершки и корешки”.
Тут Мирову повезло: он встретил Марка Брука, молодого и абсолютно подходящего ему партнера, который с удовольствием взял звучный псевдоним “Новицкий” и, ко всему прочему, оказался и блестящим администратором, что сэкономило дуэту кучу денег и времени. Энергичный Марк проводил всю административную работу, тогда как уже пожилой и ленивый дед ходил с ним только в самые высокие кабинеты.
Между прочим, не будет преувеличением сказать, что Мировы и Новицкие буквально жили одной семьей: даже дачу в Серебряном Бору тогдашнее московское начальство им выделило совместную - один большой дом с двумя входами. Но и в Москве не было такого праздника - как общесоветского, так и семейного, - который бы они провели врозь.
Именно Сашка Новицкий познакомил мою тетку Наташу с ее нынешним мужем, своим одноклассником Валерой, а через несколько лет помог и мне перейти в другую школу, так как в старой меня (о, Господи!) не принимали в комсомол.
Более того, Саша Миров и Вова Новицкий в начале 80-х посещали один детский сад, при этом - вы не поверите! - Лев Борисович и Марк Владимирович всю жизнь продолжали оставаться друг с другом на “вы”!
Последний раз они вместе вышли на сцену 6 января 1983 года. 10-го дед лег на операцию давно беспокоившей его язвы, а 20-го его уже не стало.
Марк догнал его через три года.
Но и сегодня, когда слава дуэта стала забываться, а в Серебряном Бору живут совсем другие люди, неподалеку от Москвы вырос двухэтажный дом, в котором летом одной большой семьей живут человек десять, которых все соседи по дачному поселку называют слитно - Мировыновицкие.
Продолжение следует...
Дебют (1924)
В середине 20-х годов, сразу после окончания балетной школы, в труппу одного из московских музыкальных театров был принят молодой и чрезвычайно подвижный артист. Удивительно прыгучий, веселый и обаятельный парень сразу приглянулся руководителям труппы, и его решили постепенно вводить в готовые спектакли, строя планы на расширение репертуара, благо, что на сцене шли всего две постановки: “Евгений Онегин” и “Кармен”.
В “Онегине” его ввели в эпизод с танцем крестьян, и вроде бы совершенно проходной эпизод сразу ожил: в зале стали аплодировать танцору.
И всем был хорош новый член труппы, кроме удивительной своей неорганизованности: хоть ни разу и не опоздал к собственному выходу, но прилетал всегда буквально в обрез, заставляя партнеров и руководство страшно волноваться. Ко всем словам, которые умели говорить разозленные артисты в нэпманской Москве, он довольно быстро привык, но перевоспитаться так и не удосужился.
И вот однажды, вбежав в гримерную буквально за минуту до выхода на сцену, он был крайне удивлен тем, что обычно обозленные и совершенно неласковые партнеры принимают в его судьбе неожиданное участие: хором помогают переодеться, наложить грим и постоянно торопят: мол, давай, давай, скорее, уже твой выход…
И вот одетый в ярко-красную рубаху и лапти с онучами артист вприсядку выскочил на сцену… Вокруг стояли люди, одетые в испанские костюмы, и смотрели на него как-то нехорошо, а главное - музыка была какой-то странной…
Сказать по правде, довольно сильно удивились все, даже зрители: дело в том, что по болезни одной из певиц спектакль с утра заменили, и вместо “Евгения Онегина” назначили “Кармен”. Узнать об этом вечно опаздывающий танцор не успел, и за срыв спектакля был с треском уволен. Не помогло даже заступничество партнеров, которые сами устроили этот жестокий розыгрыш.
А потом была “Синяя блуза” и Московский мюзик-холл, дальше Театр миниатюр, а после него - парный конферанс и все остальное, позволившее моему деду Льву Мирову стать Народным артистом РСФСР и попасть в Большую советскую энциклопедию…
Артисты все-таки люди не очень нормальные. После его похорон в ресторане ЦДРИ атмосфера траура быстро сменилась духом веселого юбилея.
Когда все уже изрядно поддали, ко мне подошла одна заслуженная старушенция, любимая москвичами актриса Театра сатиры и сказала:
- Сереженька, думаю, что сегодня я уже могу позволить себе рассказать вам про вашего дедушку нечто очень особенное. Дело в том, что я его знала с середины двадцатых, еще до того, как он сошелся с Асенькой… Ах, Лева Миров был такой мужчина, такой мужчина… Темперамент, ну просто бешеный!.. Правда, и ленив был - дай Боже… Мы, девочки из мюзик-холла, говорили друг другу так: “Леву Мирова нужно пригласить к себе домой, накормить, напоить, раздеть, уложить в кровать, самой залезть сверху, и тогда ТАКОЕ НАЧИНАЛОСЬ!..”
Приемная (1966)
Как-то однажды, много лет назад, заштатный, всеми забытый и сильно побитый молью конферансье сидел в приемной директора Москонцерта, ожидая своей очереди, чтобы, войдя к высокому начальству, униженно попросить путевку в дом отдыха.
Знаешь, дед, я здесь не хочу называть его фамилию, давай он будет просто Р. Дело в том, что фамилия не так уж и важна, а эпизод, который он мне рассказал на твоих поминках, был удивительно кинематографичен, так и хочется вставить его в какой-нибудь сценарий о жизни и психологии актеров.
“Вдруг дверь отверзлась, и явился в ней…” В общем, в приемную вошел сам Лев Борисович Миров, народный-разнародный артист, находившийся тогда в самом зените славы.
Р. грустно кивнул, даже и не рассчитывая, что тот удостоит его ответом, но, к удивлению просителя, “Лев Эстрады” сразу же завязал с ним легкую, непринужденную беседу.
Я думаю, что произошло это не из-за какого-то природного альтруизма и не от желания скоротать время, а от простой профессиональной интеллигентности. Сегодня многим это удивительно, но в твое время артисты еще полагали, что образ нужно сохранять и сойдя со сцены. Уж прости меня, дед, но я очень хорошо помню, как однажды при мне ты громко и приветливо здоровался со всеми, кто к тебе обращался, а потом на мой вопрос “кто это?” ответил: а хрен его знает.
В процессе беседы возникла тема: а зачем, собственно, оба они пришли к начальству? Знаменитый артист сообщил первым:
- А вот пришел путевку попросить в Ялту, в санаторий “Актер”. Жена говорит, устала очень. И я ее понимаю! Так, наверное, тяжело все время пилить, пилить, пилить…
- О-о, Лев Борисович, ну тогда я пошел… Я ведь к нему с этой же просьбой, и если уж вы просить путевку будете, то мне сегодня точно ничего не светит!
В разговоре неожиданно возникла пауза.
Дед, я очень хорошо представляю себе мучительный процесс, происходивший у тебя внутри: вдруг там сегодня только одна пара путевок? Собственно, в конечном удовлетворении твоей просьбы ты был уверен, но садиться за руль и ехать в Москонцерт лишний раз тебе было в лом, да и объяснять Ляле, почему ты сегодня вернулся без путевки, не хотелось. Однако решение ты уже принял, ибо работал профессиональный кураж: ну как не сыграть такую яркую интермедию!
Тут Миров повел себя довольно странно:
- Ну уж нет, дорогой мой, это будет совершенно несправедливо! Вот что я вам предлагаю: мы сейчас зайдем с вами вместе, я сам расскажу ему, какой вы замечательный актер и как вашей семье нужна путевка в дом отдыха.
Р. пытался сопротивляться, но Миров был непреклонен. В общем, в кабинет зашли вместе. Лев Борисович с порога зашелся соловьем, описывая бархатный голос, чувство юмора, политическую зрелость, широту кругозора и прочие таланты своего коллеги, на что большой начальник сразу просиял и сказал:
- Лев Борисович, ну о чем разговор! Конечно же, дадим мы путевку вашему другу! Эх, если бы за меня кто-нибудь, когда-нибудь, где-нибудь, кого-нибудь так просил…
Поблагодарив начальство, оба конферансье вышли из кабинета и отправились в гардеробную. Глаза Р. сияли, он преданно глядел на Мирова и лепетал слова благодарности…
Знаешь, дед, я представляю себе, как ты, идя по лестнице, переживал, что этот поц от удачи совершенно ошалел, и не обратил внимания на главную деталь произошедшего. Ты молча материл себя за дурацкое благородство, за показуху, за то, что целый день пропал зря…
Вдруг он как бы споткнулся:
- Позвольте, Лев Борисович, но вы же забыли про СВОЮ путевку!
Нет, все-таки не зря! Все ты рассчитал совершенно правильно, и вот именно сейчас для тебя наступил момент профессионального торжества и внутреннего ликования!
Миров вздохнул, грустно посмотрел на собеседника, мягко улыбнулся и сказал:
- Да нет, дорогой вы мой, ничего я не забыл. Но ведь неудобно сразу за двоих-то просить… Я уж как-нибудь потом…
Партнер (1938)
Летом 36-го года, будучи уже довольно известным эстрадным артистом, Лев Миров с семьей оказался на отдыхе в черноморском санатории и там познакомился с Ильей Ильфом, который тогда уже был тяжело болен, но чувства юмора не потерял, о чем свидетельствуют его записные книжки. Кстати, одна из записей за этот год гласит:
“Толстого мальчика дети во дворе зовут “жиртрест”. Это фундаментальный, спокойный и очень уравновешенный ребенок”.
Так вот, это про сына Льва Мирова, то есть про моего папу.
На отдыхе артист Миров проводил довольно много времени вместе с писателем Ильфом, и, как однажды сказал мне дед, именно пример совместной работы Ильфа и Петрова натолкнул его на идею парного конферанса.
Вернувшись в Москву, он стал искать возможность реализации этой идеи и вскоре предложил ее своему коллеге по мюзик-холлу, тоже бывшему синеблузнику, Евсею Дарскому.
Говоря о конферансе, важно помнить то, что любой сборный концерт нуждается в некой связующей линии или красной нити, которой и было балагурство человека, выходящего на сцену для представления следующего номера. Вкусы публики во всех странах никогда не отличались особым изыском, а поэтому и шутки конферансье нередко проходили на грани фола, а порой и за этой гранью.
В главе о происхождении конферанса учебники любят отправлять нас к традициям “балаганного деда-зазывалы” на российских ярмарках XVII века. Не будем сегодня спорить с этим утверждением, помня о том, что и радио изобрел Попов, а не Маркони, и паровоз - Черепанов, а не Стивенсон, и паровую машину - Ползунов, а не братья Ватт, и вообще Россия - родина слонов. Суть в том, что конферансье выполнял функции связника между артистом и публикой, причем связи обратной, и для ее поддержания должен был обладать даром импровизации. Такой человек существовал всегда, именно таким и был самый первый в истории артист, но в парном конферансе, мы имеем дело с уникальным случаем, когда жанр имеет не только авторов, но и точную дату рождения: май 1937 года.
Именно тогда, в мае 1937 года, Лев Миров и Евсей Дарский вышли на эстраду Московского сада “Аквариум” как пара конферансье. Почему именно тогда, ведь именно в эти годы на эстраде блистали такие артисты, как Алексеев, Гаркави, Гибшман, Грилль, Менделевич да и многие другие известные артисты разговорного жанра? Концерты частенько вели и блестящий чтец Хенкин и “любимый шут Сталина” Смирнов-Сокольский… Тогда еще ничто не предвещало того кризиса жанра конферанса, который наступил, скажем, в наши дни. Так почему же потребовалось вносить в конферанс такие революционные новации?
На самом деле, все просто. Давайте вспомним, чем вообще славен 37-й год, какой свинцовый вес в это время обретало нечаянно брошенное слово… Ведь получалось, что ведущий концерта отвечал не только за себя, за свои слова, но и за зрителя, с которым он вступал в непринужденное общение, причем в шутливой, а следовательно, весьма опасной форме…
Ох, как неприятно стало ему импровизировать на сцене в 30-е! Слово-то не воробей, вылетит, так уж на всю голову… Да и с кем непринужденно общаться-то, когда и зрители в зале - как воды в рот набрали! Вот и получается, что появившийся на эстраде рядом с первым второй конферансье, с которым строился обязательный “непринужденный” диалог, стал в 37-м как бы производственной необходимостью, одним из способов решения проблемы!
Кстати, профессии конферансье и режиссера очень близки.
В апреле 1938 года газета “Советское искусство” сообщила, что в Зеленом театре ЦПКиО состоится выступление ансамбля молодых мастеров эстрады. Режиссеры программы Миров и Дарский были изобретательны даже по сегодняшним меркам, и эстрадный спектакль действительно получился веселым и увлекательным. На одной их новации следует остановиться особо.
Концертная программа начиналась демонстрацией фильма, в котором режиссеры и, говоря современным языком, продюсеры программы, Миров и Дарский в свой законный выходной получают срочную телеграмму о внеочередном концерте через несколько часов. В полной панике они пытаются разыскать своих актеров, каждый из которых занят личным делом, но, будучи выдернут - кто из парикмахерского кресла, кто из гаража, кто со спортивных соревнований - проникается ответственностью момента и сразу же спешит на концерт.
В конце короткого фильма, когда живописная группа актеров на экране бежала по набережной ЦПКиО, в Зеленом театре зажигались прожектора, распахивались двери, и зрители видели их всех “живьем”: запыхавшихся, непричесанных, но в полном составе прибывших на концерт.
В середине 80-х этот прием я увидел в спектакле чешского театра пантомимы “Латерна Магика”. Тогда все наши критики писали о “гениальной революционной находке”, и никому в голову не приходило, что ровно за полвека до чехов этот ход уже изобрели у нас.
И еще одна деталь. Дело в том, что сама идея киносъемки пришла в голову авторам, когда все средства на постановку были израсходованы. Тогда Лев Миров решил в первых кадрах фильма крупно показать этикетку одного из напитков, стоящих на столе, и предложить заводу, его производящему, финансировать съемки. Завод с удовольствием принял предложение, таким образом, мы имеем первый случай скрытой рекламы на отечественном экране. Той самой “джинсы”, которой сегодня кормятся сотрудники всех телеканалов.
С Евсеем Дарским мой дед выступал до 49-го года, когда Дарский внезапно умер на улице от сердечного приступа. Было это в самом центре Москвы, среди бела дня, на оживленной улице. Люди брезгливо проходили мимо, а кое-то шипел вслух: “Надо же, с виду приличный человек, а так напился…” Впервые за много лет знаменитого артиста на улице не узнали.
После этого Миров какое-то время пробовал выступать один, а потом стал искать нового партнера. Это время характеризуется чрезвычайно показательной историей: один из кандидатов по фамилии Барташевич после каждого концерта возмущался: “Лев Борисович, вы мне даете совершенно несмешной текст, поэтому на ваших репликах зал смеется, а на моих молчит!”
Сначала Миров все крепился, а однажды его терпение лопнуло, и он предложил Барташевичу поменяться ролями. Как вы поняли, эффект был точно таким же: когда “несмешной” текст говорил Миров, зал хохотал, а реплики его партнера, еще вчера такие острые, оставались безо всякой реакции. В общем, повторилась история про “вершки и корешки”.
Тут Мирову повезло: он встретил Марка Брука, молодого и абсолютно подходящего ему партнера, который с удовольствием взял звучный псевдоним “Новицкий” и, ко всему прочему, оказался и блестящим администратором, что сэкономило дуэту кучу денег и времени. Энергичный Марк проводил всю административную работу, тогда как уже пожилой и ленивый дед ходил с ним только в самые высокие кабинеты.
Между прочим, не будет преувеличением сказать, что Мировы и Новицкие буквально жили одной семьей: даже дачу в Серебряном Бору тогдашнее московское начальство им выделило совместную - один большой дом с двумя входами. Но и в Москве не было такого праздника - как общесоветского, так и семейного, - который бы они провели врозь.
Именно Сашка Новицкий познакомил мою тетку Наташу с ее нынешним мужем, своим одноклассником Валерой, а через несколько лет помог и мне перейти в другую школу, так как в старой меня (о, Господи!) не принимали в комсомол.
Более того, Саша Миров и Вова Новицкий в начале 80-х посещали один детский сад, при этом - вы не поверите! - Лев Борисович и Марк Владимирович всю жизнь продолжали оставаться друг с другом на “вы”!
Последний раз они вместе вышли на сцену 6 января 1983 года. 10-го дед лег на операцию давно беспокоившей его язвы, а 20-го его уже не стало.
Марк догнал его через три года.
Но и сегодня, когда слава дуэта стала забываться, а в Серебряном Бору живут совсем другие люди, неподалеку от Москвы вырос двухэтажный дом, в котором летом одной большой семьей живут человек десять, которых все соседи по дачному поселку называют слитно - Мировыновицкие.
You can watch this video on www.livejournal.com
Продолжение следует...