"Смерть в Византии", или крестовый поход психоаналитика

[isoan]

Сначала "съедим лягушку". "Смерть в Византии" Юлии Кристевой заявлена как детективный роман, но показалась ценной совсем не этим. Сюжет идет неспешно, и порой кажется, что автору особо не интересно, кто убийца. Диалоги временами проходные.

Но что получилось гораздо убедительней - отступления об ощущениях, маниях и комплексах персонажей. Среди них - французская журналистка с академическим прошлым, психоаналитик, профессор-исследователь миграции в американском университете, орнитолог.  Один из героев в свободное время пишет роман об Анне Комниной - византийской даме XI века, так и не ставшей наследницей императора Алексея Комнина, авторе "Алексиады" (кстати, если не хотите, зевая, бегать по сноскам, не помешает сначала прочесть "Алексиаду"  - мне было полезно - или иметь минимальные знания об этой империи).

Автор - психоаналитик и современный -ист, -олог и -ософ, это и правда многое объясняет (полный список имен и регалий подскажет Википедия).  Время от времени из текста торчат уши всяких Маклюэнов, Бартов или Фуко. Книгу можно советовать, если не пугают эти имена, тематика Византии и излияния тонких натур.  "Алексиаду", кстати, тоже можно как-нибудь обсудить, если кто хочет.

Византийскими флэшбеками пугать не буду, приведу другой кусочек

• Приметы нашего времени - демократизация, всеобщее засилье средств массовой информации, - и как итог - утрата привычки к чтению, что в благополучных семьях, что в пригородах (там она одно время еще держалась, по крайней мере в красном поясе столицы). Юные богачи видят себя в будущем только президентами и генеральными директорами филиалов «Майкрософта» или «Вивенди универсал», золотыми мальчиками или телепродюсерами, а прочие превратились в правонарушителей или исполнителей рэпа. Что до чтения, то оно на нулевой отметке как там, так и здесь. Более нет притока на естественнонаучные факультеты, а на литературные и гуманитарные принимают тех, кто уцелел после сдачи экзаменов на бакалавра и имеет смутные представления об орфографии, а также выходцев из третьего мира, едва лопочущих по-французски в ожидании временного разрешения на проживание в стране. Издатели целиком перешли на выпуск в свет жестоких исповедей либо розовых любовных историй, способных увлечь домохозяйку, которой под пятьдесят или чуть больше, вечную Бовари, по-прежнему считающую своим долгом читать книги в мире быстро мелькающих картинок.Эта волна накрыла мир более полутора десятков лет назад, «начиная с Миттерана», кисло уточняет Рильски. Мне непонятно, о каких именно - правых или крайне левых - убеждениях моего друга свидетельствует этот его диагноз. Сама я вот уже года два чувствую себя словно в оккупированной стране. Ни одного фильма, ни одной телепередачи или газеты без того, чтобы мне не подали в качестве жизненной модели некий примитив; без того, чтобы какой-нибудь параноик не заявил о себе как о писателе при том, что он всего-то обезьянничает, налегая на риторику или скорее отсутствие оной, обладателя премии Такой-то (год спустя, глядишь, он уже забыт); без того, чтобы мне не подсовывали какую-нибудь истеричку, выдавая ее оргии за последний писк феминизма, и все это - на редкость примитивно и пошло! «Пошлость» формы - непременное условие, ее вам без стеснения подают под видом искусства минимализма, а иные не брезгуют и мистицизмом.

Кстати, если Вам покажется, что читали нечто подобное, но лучше - поделитесь названиями. Заранее спасибо!)