Вокруг правосубъектности - 4
Существует никем так и не объясненный феномен: одно время РКЦ, РПЦ и православная коптская церковь располагали примерно третьей частью земель на курируемых ими территориях. Поначалу я подумал, что это результат конфискаций имущества еретиков и евреев. Однако, чтобы занять треть земель, Церковь должна была пропустить через инквизицию больше двух третей (половина уходила королю плюс личная доля доносчика), а такие масштабы да еще в эпоху феодальной разобщенности ни для кого неподъемны. СИЛОЙ трети земель не взять.
Ответ на вопрос, как это сделано, содержится во втором никем так и не объясненном феномене - колоссальном количестве женских монастырей. Мы ведь уже знаем, что именно в монастырях содержали цариц во избежания рождения следующих и следующих, уже никому не нужных и даже опасных царственных наследников.
Есть еще один, третий феномен: массовая конфискация церковных земель в Польше в пользу Российской Империи в 1840-1860-х годах совпадает по времени с такой же массовой ликвидацией женских монастырей там же в Польше.
ГИПОТЕЗА:
Вскоре после Катастрофы возникла ситуация хронического передела власти, как правило, чрезвычайно затратного, и Церковь предложила всем желающим свою крышу - именно в нашем, современном понимании жаргонизма. Процедура крайне проста: самой родовитой женщине общины следовало укрыться в монастыре (возможно, даже не принимая обета, а кто-то сразу в статусе невесты Христовой), и формальным хозяином (или управляющим) общинных земель становился Иисус. Оспорить этот акт было юридически невозможно, а захват иных женщин общины ничего не давал: захватчик все равно оставался рангом ниже монастыря.
Ситуацией должны были воспользоваться многие: в то время как в Испании король брал за крышу пятину (20 %), Церковь брала десятину (10 %), и эта разница вдвое особенно при той производительности труда была чрезвычайно важна. От всех государственных податей и трудовых повинностей церковные земли и люди были освобождены. Я бы сказал, что такая схема укрупнения изящна, своевременна и практически не содержит в себе греха стяжательства. Передел власти на таких землях сам собой усыхает, и никто никого убивать уже не рвется, - потому что поздно.
Когда под юрисдикцию Церкви переходил сеньор вместе со всеми своими людьми и поместьями, ему обычно оставляли все его текущие права и обязанности, кроме тех, что связывали его со светской частью общества, например, обязанности принять вызов на дуэль. Это решало массу светских проблем сеньора при том, что он де-факто не терял ничего. В отдельных случаях такие сеньоры даже делали церковную карьеру.
В такой ситуации, чтобы подвести церковные земли под конфискацию, Российской империи требовалось только одно: вывести высокородных монахинь из-под (формально феодальной) юрисдикции Церкви, что и было сделано через дарование дворянству вольностей. Результат: тысячи вышедших их келий не знающих ничего о жизни на воле монашек и благоразумная опека над их родовыми поместьями со стороны государства. Тут как раз начался выкуп земель и повинностей, и никогда не державшие реальной власти в руках монашки наверняка подписали все, на что им указали грозные дяденьки в красивых мундирах.
Отдельные исключения, когда дорвавшиеся до власти над общинами монахи начинают, к примеру, требовать себе права первой ночи, это именно исключения, с которыми, кстати, верхушка Церкви боролась. Таким же исключением я считаю случай, когда монастырь был превращен в бордель для знати. Всеобщей практикой это стать не могло, поскольку рожденный общинной принцессой ребенок формально имел право перехватить права на управление своей общиной у монастыря.
Уверен, что до середины 19 века общее число монашек в любом году в принципе будет сопоставимо с числом общин, находящихся под контролем Церкви. Это, кстати, можно проверить.
Ответ на вопрос, как это сделано, содержится во втором никем так и не объясненном феномене - колоссальном количестве женских монастырей. Мы ведь уже знаем, что именно в монастырях содержали цариц во избежания рождения следующих и следующих, уже никому не нужных и даже опасных царственных наследников.
Есть еще один, третий феномен: массовая конфискация церковных земель в Польше в пользу Российской Империи в 1840-1860-х годах совпадает по времени с такой же массовой ликвидацией женских монастырей там же в Польше.
ГИПОТЕЗА:
Вскоре после Катастрофы возникла ситуация хронического передела власти, как правило, чрезвычайно затратного, и Церковь предложила всем желающим свою крышу - именно в нашем, современном понимании жаргонизма. Процедура крайне проста: самой родовитой женщине общины следовало укрыться в монастыре (возможно, даже не принимая обета, а кто-то сразу в статусе невесты Христовой), и формальным хозяином (или управляющим) общинных земель становился Иисус. Оспорить этот акт было юридически невозможно, а захват иных женщин общины ничего не давал: захватчик все равно оставался рангом ниже монастыря.
Ситуацией должны были воспользоваться многие: в то время как в Испании король брал за крышу пятину (20 %), Церковь брала десятину (10 %), и эта разница вдвое особенно при той производительности труда была чрезвычайно важна. От всех государственных податей и трудовых повинностей церковные земли и люди были освобождены. Я бы сказал, что такая схема укрупнения изящна, своевременна и практически не содержит в себе греха стяжательства. Передел власти на таких землях сам собой усыхает, и никто никого убивать уже не рвется, - потому что поздно.
Когда под юрисдикцию Церкви переходил сеньор вместе со всеми своими людьми и поместьями, ему обычно оставляли все его текущие права и обязанности, кроме тех, что связывали его со светской частью общества, например, обязанности принять вызов на дуэль. Это решало массу светских проблем сеньора при том, что он де-факто не терял ничего. В отдельных случаях такие сеньоры даже делали церковную карьеру.
В такой ситуации, чтобы подвести церковные земли под конфискацию, Российской империи требовалось только одно: вывести высокородных монахинь из-под (формально феодальной) юрисдикции Церкви, что и было сделано через дарование дворянству вольностей. Результат: тысячи вышедших их келий не знающих ничего о жизни на воле монашек и благоразумная опека над их родовыми поместьями со стороны государства. Тут как раз начался выкуп земель и повинностей, и никогда не державшие реальной власти в руках монашки наверняка подписали все, на что им указали грозные дяденьки в красивых мундирах.
Отдельные исключения, когда дорвавшиеся до власти над общинами монахи начинают, к примеру, требовать себе права первой ночи, это именно исключения, с которыми, кстати, верхушка Церкви боролась. Таким же исключением я считаю случай, когда монастырь был превращен в бордель для знати. Всеобщей практикой это стать не могло, поскольку рожденный общинной принцессой ребенок формально имел право перехватить права на управление своей общиной у монастыря.
Уверен, что до середины 19 века общее число монашек в любом году в принципе будет сопоставимо с числом общин, находящихся под контролем Церкви. Это, кстати, можно проверить.