Перемена участи
Добавить, что ли, тэг "навстречу славному юбилею" - а то ведь и пропустить славную дату - 17 февраля - недолго. А если и пропущу, то к следующей круглой дате за пять лет (если живы будем) ещё чего-нибудь поднакопится. Заодно интересно будет почитать воспоминания моих друзей и просто читателей об эмиграции-репатриации в разные концы света (я помаленьку чужие журнальчики листаю взад, но не до всего руки доходят, так что, если кто захочет кинуть конкретные ссылки, буду рада). А у меня самой за почти четверть века в Израиле накопилось много забавного и не очень - нравится - читайте, не нравится - гуляйте дальше - Интернет большой и у Бога чудес много.
Мы уезжали в начале 93-го, времена были, если, кто помнит, нескучные. Еще совсем недавно, даже в конце перестроечных 80-х наши друзья уезжали, почти как в чёрную дыру проваливались - никто не знал, свидимся ли еще. То ли дело сейчас - я репатриантам 2000-х даже не завидую, а искренне за них радуюсь - у них есть возможность получить информацию - только успевай переваривать. Есть возможность приехать предварительно, подышать этим воздухом, походить ножками и решить - твое ли это (не говоря уже о совсем других возможностях финансовых). Я, кстати, несколько лет назад с удовольствием читала в "Снобе" посты одной гламурной журналистки о переезде - это же классно: иметь возможность выбрать заранее место проживания, снять он-лайн тщательно выбранную квартиру, привезти с собой, хорошенько обдумав, все, что тебе дорого и нужно и продолжить заниматься любимой работой, не выходя из дома. И, ей-богу, ни малейшего желания у меня нет попрекать никого из нынешних репатриантов тем, что мы когда-то приехали с двумя детьми-подростками, четырьмя баулами, ошалевшим от переезда доберманом и одолженными пятьюдесятью долларами в кармане - если кто в этом и виноват, то уж точно не журналистка из модного глянца.
Я сейчас, оглядываясь назад, пытаюсь как-то анализировать ту ситуацию и понять - как можно было на такую авантюру почти что в сорок лет решиться? Но пытаясь вспомнить свои ощущения с изумлением осознаю, что вот этого ощущения авантюры тогда не было совсем, в этой нелогичности была своя железная логика - жизнь ТАМ исчерпала себя полностью и уезжая в белый свет, как в копеечку, я откуда-то знала, что хуже - не будет, а всё, что не хуже, может быть только лучше.
Мотивация у нас была очень странная и разная. Муж хотел в Израиль. С детства - хотите верьте, хотите нет. Да-да-да, даже в Советском Союзе добралась до него проклятая сионистская пропаганда! Пропаганда, правда, была странная - с одной стороны обрывки информации с "вражеских голосов", с другой - легенды, прямо на месте создаваемые выжившими украинскими стариками-евреями, спасшимися от войны в Средней Азии и умудрившимися привезти в фанерных чемоданах рассыпающиеся на листочки молитвенники, заштопанные талесы, тфилин, до которых из-за ветхости страшно было дотронуться и сохранившиеся с начала ХХ века облупившиеся коробочки для пожертвований с аббревиатурой, как я только сейчас понимаю "Керен Кайемет ле Исраэль". Эти Береле, Наумчики, Биньёмины все собирались во дворе у бабушки моего мужа, он еще помнит, как перед еврейскими праздниками, приходил к ним во двор резник и со всей еврейской улицы несли к нему курочек-гусочек и даже такую редкость, как аристократических птичек-цесарок. А самого бабушкиного внука, отличника-пионера и будущего золотого медалиста, мракобесы-Наумчики с тринадцати лет звали дополнить миньян и ах, какие чудные истории рассказывали о земле, текущей молоком и мёдом! - не иначе, навеянные снами самого рабби Нахмана…
Была еще и третья сторона - редкие, но регулярные до 1967 года письма немногих родственников из Израиля и редчайшие визиты отсюда - туда и оттуда - сюда. Вот эта третья часть работала скорее, как контрпропаганда - уровень жизни в тогдашнем Израиле был ненамного выше, чем в Советском Союзе, и уж точно ниже, чем у большинства ташкентских евреев. Но советские евреи, у которых в генетической памяти сидела способность читать задом наперёд, осторожные предупреждения израильской родни считывали с точностью до наоборот - "значит, хорошие сапоги - надо брать!"
…Вот с такой мотивацией мальчик и рос. А потом случилась война Шестидневная (я тогда была девочка-пионерка, жила далеко от Ташкента почти что в Польше и помню, как немногочисленные оставшиеся в наших краях поляки шушукались в автобусах "а здорово наши жиды врезали их арабам"), затем война Судного Дня, советская военная доктрина на Ближнем Востоке накрылась медным тазом, и страшно обидчивая Софья Власьевна стала перекрывать и без того жиденький ручеек репатриации из страны сплошной дружбы народов. Ну, а к тому времени, как мы были счастливо женаты и родили первую дочку вопрос о репатриации, отпал сам собой - муж, при оформлении на работу подписал, не слишком присматриваясь, туеву хучу бумаг, среди которых был так называемый "допуск"- госсекретов в его НИИ было - жук начихал (если были вообще), но любой выезд за границу для нас оказался закрыт на ближайший десяток лет, а становиться героями-диссидентами-отказниками мы не были готовы.
Ну, а у меня мотивация была одна - я хотела уехать.
Просто уехать, не зная куда, но точно зная, откуда.
Я хотела уехать из Ташкента.
Пятнадцать лет я хотела уехать из Ташкента.
Пятнадцать лет изо дня в день я просыпалась с мыслью "уехать из Ташкента".
Я, кстати, не думала ещё об эмиграции, а об репатриации и подавно, если кто не в курсе (а пока никто не в курсе) я по маме - русская, по папе - украинка, а еврейка - исключительно по мужу и детям, поэтому уехать из Ташкента я хотела очень сильно и столь же абстрактно, пока это не превратилось в обсессию. Я, кстати, очень верю и сочувствую людям, которые не прижились в Израиле - я считаю, что бывает психологическая несовместимость с географической точкой, точно так же, как и с людьми, и пытаться её преодолеть - всё равно что пытаться стать счастливым в силой навязанном браке, принцип "стерпится-слюбится" в большинстве случаев не работает, а если и сработает, то может аукнуться потом, не про вас будь сказано, соблазнительным перестуком колёс, как у Анны Аркадьевны. У меня так было с прекрасным городом Ташкентом, из которого я захотела сбежать сразу же, как только поздно ночью сошла с трапа самолёта в ноябре 1976-го - мистика - ведь, что я могла почувствовать на лётном поле, похожем на все лётные поля мира, в полной темноте, холодной, ноябрьской, совершенно не азиатской ночью? - но это ощущение того, что я приехала НЕ ТУДА, я запомнила на всю жизнь.
Почему мы не уехали в другой город Союза Нерушимого рассказывать долго и хлопотно. Если вкратце - то поскольку у мужа понятие "уехать из" было более широким - из Совдепии - то он большой разницы между, как он говорил, "сортами субстанции" не чувствовал, а в Ташкенте был просторный дом, родня, работа, на которой он отключался, занимаясь чистой наукой. Кроме того, был ещё один чисто еврейский сантимент - Ташкент был местом, куда в 1941 его четырнадцатилетний отец и бабушка бежали от Гитлера. Где выжили вдвоём - одни из всего, некогда огромного клана. Где их по разнарядке властей буквально втиснули в одну из двух крошечных комнат глинобитного дома многодетной местной семьи, которая их, слова не сказав, приняла, где им молча постелили, потеснив собственных детей, вытертую курпачу на пол и, пардон за банальность, поделились совсем не лишней чёрствой лепёшкой. Когда же я всё-таки трепыхалась, подыскивая варианты переезда на европейскую территорию внутри Нерушимого, то тут же упиралась в стенки разных наименований: прописка, режимные города, пятая графа - кто в теме, тот поймёт, а кто не в теме - Гугль вам в помощь.
Поэтому, когда срок пресловутого "допуска" закончился, а заодно - сюрпрайз! - рухнул Нерушимый, у меня было чувство, как у годами тренировавшегося парашютиста, которого наконец-то допустили к настоящему прыжку - лечу, захлёбываясь воздухом, а откроется ли парашют - ну, тут как карта ляжет, не откроется - хоть почувствую себя вольной птичкой на пару минут!
Ну, а в том, что страну для проживания мы выбрали правильно - никакой нашей заслуги нет - так звёзды легли, что нам Израиль подошёл. Вот целиком и полностью. Настолько полностью, что нет у меня почти что обязательных для эмигранта сакральных воспоминаний-поучений о "необходимости съесть свою порцию дерьма". Была бедность, было отчаяние от безъязыкости, была неизвестность, была куча проблем, да и сейчас не всё гладко и сладко, а вот дерьмо есть как-то не случилось - ну не люблю я его, звыняйте.
Но сказать, что мы совсем уж наобум прыгнули, было бы не совсем правдой. Я начала с того, что по-хорошему завидую возможностям нынешних репатриантов, но при этом в принципе не понимаю тех, кто в 90-х страдал на тему: ах, нас заманили-обманули, ничего не объяснили! Сорри, даже в начале 90-х, при отсутствии Интернета, переписки по электронке, невозможности сперва съездить посмотреть и полном отсутствии денег, информация для отъезжающих была - разумеется для взрослых соображающих людей, для тех, кому не лень было сделать несколько лишних телодвижений, чтобы ее получить и шевельнуть мозгами, чтобы усвоить. Мы уезжали из Ташкента, где к тому времени было консульство, израильский культурный центр и, конечно же! - офис ненавистного Сохнута. Брошюрки Сохнута и Министерства абсорбции на русском языке о здравоохранении, образовании, выплатах для новых репатриантов, правах новых репатриантов, возможностях трудоустройства, курсах переквалификации и прочая, прочая, прочая - раздавались бесплатно и в немеряных количествах , материал там содержался неромантичный - все цифирки да пунктики, изложен был сухо и скучно, но тем, кто не ленился поскучать, да кое-что просчитать заранее, информация очень и очень пригодилась.
Кроме того, и в культурном центре, и в Сохнуте пачками лежали русскоязычные израильские газеты, привозившиеся регулярно с опозданием всего-то в несколько дней. Сохнутовские работники их, по-моему, не читали никогда, потому что большей антиизраильской пропаганды, чем там печаталось, я больше нигде не встречала. Покойный Цезарь Солодарь, если кто помнит этого записного советского жида-антисиониста, просто слюнями удавился бы от зависти, читая в израильских (израильских, Карл!) русскоязычных газетах рубрику "Письма наших читателей"- её уместнее было бы назвать «ужасы нашего городка». Ну и, конечно, совсем уж неотредактированные письма уже уехавших, которые с конца 80-х шли на доисторическую родину сплошным потоком - краткое содержание примерно половины из них: "Анахну мы сюда приехали!!???". Наши лучшие друзья, ни одного дня и ни одной минуты, не пожалевшие о переезде, тем не менее, честно писали о том, что старший научный сотрудник, физик Гришка пока что крутит гайки на заводе, его сестра, инженер-экономист, моет посуду в фалафельной, и даже бабушка, бывший директор школы и учительница немецкого, вспомнив забытый после войны идиш, подрядилась выгуливать местных старушек за минимальную оплату, потому что без работы на одну "корзину" долго не протянешь. Правда, их письма при этом были прикольные, без истерик и с ключевым словом "пока что".
Мы начали учить иврит еще в Ташкенте, так вот, когда моя первая учительница иврита и первая увиденная мной и сразу очаровавшая меня израильтянка, побывала у нас в гостях, она мне открытым текстом сказала, что до такого, как мы имеем здесь, уровня жизни, нам в Израиле - чуть меньше, чем до Луны пешком. …А я-то стеснялась своих давно не крашеных полов, растрепанного цветника, одичавшего виноградника, немодной мебели и советской сантехники (к тому же днем у нас был слабый напор воды, на кухне стояли ведра с водой, в туалете приходилось сливать из тазика) … Зато - чтоб хоть чем-то похвастаться - телевизоров в доме было три, два - чтобы муж и дочери не базарили из-за футбола и мультиков, а третий, вместе с видиком - мой персональный, служебный, поскольку часть моей работы заключалась в рецензировании фильмов. И дом был собственный, в самом центре, напротив Беш-Агачского базара, шестикомнатный, с автономным газовым отоплением, канализацией, телефоном (телефон в частном доме был только у нас - один на весь переулок), подвалом, гаражом и садом, тремя разнородными собаками, валявшимися на коврах, кудлатым котом-дворнягой, четырьмя абсолютно ручными дворовыми черепахами, отзывавшимися на команду "кушать подано", гнездом чокнутых горлиц на водосточной трубе - эх!, чего вспоминать - тем более, что ценность всей этой роскоши вне границ так и не ставшего мне родным Ташкента была чуть больше, чем ничего. Мы еще и подумать не успели о том, как распорядиться недвижимостью, как к нам заявился с визитом пузатый председатель домового комитета и обрадовал новостью, что продать дом мы можем только с согласия домкома, только тому, кого члены домкома одобрят и за ту цену, которую они же назначат - собственно, уже и назначили: "два тыщ доллар - ремонт давно не делал, крыш плохой, виноград - вай-вай - никуда не годится, рубить нада, хороши деньги даем, соглашайся, джаным…" .
Так что дом по доверенности остался свекрови, а мы уехали, прихватив из ценного только добермана. Мне потом, уже в Израиле стоило гигантских усилий не заржать и добросовестно скроить сочувственную физиономию, слушая рассказы репатриантов моего поколения о том, что "мы приехали с несчастными десятью тысячами долларов!" А ведь кивала и сочувствовала - ну, не виноваты же люди в том, что у нас этих десяти тысяч к отъезду не было! И иллюзий, кстати, не было. А что касается тех, у кого иллюзии были - то, пардон, классик задолго до создания коварного завлекальщика- Сохнута сказал: "ах, обмануть меня нетрудно, я сам обманываться рад…"
Ну, ладно, я привыкла верить людям и не ручаюсь сказать, что везде было, как в Ташкенте (хотя письма от годом раньше уехавших - уверена - были везде одинаковыми). Но вот после приезда, несколько месяцев спустя, встретив в Израиле бывшую соученицу именно по ташкентскому ульпану, я слегка прифигела от ее страстных стенаний: "Ты помнишь, ЧТО нам обещали!!! Ты помнишь, КАК мы там жили!!!" Я честно напрягла память. Как жила моя семья - еще не забыла. Что нам обещали, так и не вспомнила. Зато вспомнила, как, в частности, роскошно жила там семья страдалицы - случилось забежать к ним пару раз за ульпановскими учебниками. В двухкомнатной квартире, улучшенной - чешской! - как тогда говорили, планировки (изолированные комнаты - не хрущоба какая-нибудь!), жили две с половиной семьи: старшие - муж с женой, замужняя дочь с двумя детками и дедушка. Для дедушки стояла кушеточка на кухне - улучшенная же, блин, планировка, аж десять метров кухня. И - вишенка на торте - квартира на восьмом этаже, лифт работает через раз, мусоропровод чистится и того реже, лампочек в подъезде нет и не было никогда, те вечерние гости, у кого не имелось, как у меня, сопровождающего в лице добермана-переростка, делали так: сначала (мобильников-то не было) долго договаривались по телефону о точном времени визита, в условленное время хозяин квартиры открывал дверь и кричал вниз: "Витя! (Надя, Петя и т.д.), можешь подниматься! Я тут с монтировкой стою, фонариком свечу, и, если что - милиция на проводе!". Это, забыла уточнить, центр города, массив Алмазар, со стороны фасада - Площадь Дружбы народов. И речь идет о семье не бомжей-алкоголиков, а людей с высшим образованием.
В Израиле же их дочь с семьей сразу свалила, как и мы, по программе "Первый дом на родине" в кибуц, зажив наконец (к тридцати-то пяти годикам!), отдельно от родителей, а трое пенсионеров сняли на полтора пособия - семейное и одиночное - вполне себе трехкомнатную квартиру с видом на море в городе Ашкелоне, где дедусь, разменявши девятый десяток лет (лучше поздно, чем никогда!), получил свою комнату и свою кровать, и перестал по утрам сворачивать и впихивать в бельевой ящик одеялко с подушкой под свист закипающего чайника и хлопанье холодильника. Все это, кстати, бывшая компатриотка мне сама и рассказала, просморкавшись после рыданий об утраченных иллюзиях.
На первом году в Израиле я еще не потеряла окончательно надежды на присутствие у взрослых образованных людей памяти и логического мышления и попробовала осторожно спросить: "А что именно вам, например, обещали, напомните, плиз…" На меня обиделись и с пафосом ответили: "Как что?! Золотые горы!" Крыть мне было, как говорится, нечем…
Позже, подумав еще, я вспомнила все-таки единственную фразу, похожую на обещание. Точнее даже не обещание, а такое доброе напутствие, которое я получила во время консульской проверки. Тогдашний консул, унылый мужик, хорошо говоривший по-русски, с висячими, как у Руцкого, усами, ставя, наконец, штампы в наши еще советского образца паспорта (независимый Узбекистан своих паспортов не успел отпечатать), сказал:
- Мало того, что вы едете по паспорту несуществующей страны, так вы еще едете в неподходящее время, в неподходящем возрасте, с неподходящей специальностью и неподходящей национальностью.
Удачи!
Если это сойдет за обещание золотых гор, то по теме лживой израильской пропаганды и обманщика-Сохнута у меня все.