В гостях у цыганского барона
(За качество снимка извиняюсь заранее - Чипка не фотограф)
Снять на отдыхе жильё на двузначное количество детей и взрослых - задача не из лёгких, но мы не боимся трудностей! - и мы такое жильё нашли. Оно нас впечатлило ещё на сайте букинга размерами (330 кв. м.) и интерьерами - вот такими примерно:
- Бухарский стиль, - определил мой грамотный зять.
- Ужас какой, - рубанул с плеча мой неполиткорректный муж.
- В этом что-то есть, - задумчиво сказала моя утончённая дочь, - это такой кич, что даже стильно...
- Мама, это красиво! - завопила заглянувшая в компьютер мелюзга.
- Какая разница, где жить неделю? - рассудила я, - вы не на ковры смотрите, а на кондиционеры в каждой комнате! и на отзывы: «идеальная чистота, вай-фай, прекрасное месторасположение, вежливые хозяева, возможность раннего заселения...» Ну, и цена впечатляет - 60 американских целковых в сутки за всё, про всё (ПОСТ НЕ ПРОПЛАЧЕН, НЕ ПРОПЛАЧЕН, НЕ ПРОПЛАЧЕН НИКЕМ!!!).
А мне это жилище напомнило хоромы цыганского барона с поправкой на наличие современной техники.
Не знаю, как нынче, но на моей памяти была ещё в Луцке цыганская слободка, где жили, как оседлые цыгане, так и располагались иногда небольшим таборком кочевые. Я ещё хорошо помню их по детству, до тех пор, пока мы не переехали в самый центр города, в первую нашу квартиру с удобствами. К цыганкам меня тянуло неудержимо - я тогда ещё сама себе пообещала (и частично выполнила), что когда вырасту ни за что не буду одеваться так, как зануды-взрослые - скучные суконные юбки, наглаженные блузки, учительские пиджаки, топочущие каблуки, от одного вида которых немели щиколотки, колом сидящие пОльта с чернобурками - нет, только так - в цветастое, летящее, многослойное, звенящее - и бесстрашно ходить босиком почти до морозов! К тому же цыганки торговали всяческой абсолютно никому не нужной и именно поэтому жизненно необходимой фигнёй - блестящими мячиками на резинках, погремушками. сделанными из надутых и раскрашенных детских сосок и конечно же самым запретным плодом нашего детства - немыслимых цветов леденцами на палочке!
Ох, как нас пугали тем, что цыганки воруют детей - глупые взрослые не понимали совершенно, что привкус неведомой опасности ребятню только притягивал, как магнитом - может, кто-то и мечтал, чтоб его украли - подальше от манной каши с комками и ненавистных чулков на резинках. Правда, к нашему разочарованию, у местных цыган не было ни коней, ни медведей, зато были похожие на медведей неопознанных пород собаки, замечательно ленивые, добродушные и обученные некоторым нехитрым трюкам (особенно охотно они выполняли команду «умри!» - плюх на спину, передние лапы сложены на груди, задние - в растопырку, язык набекрень - и только томный карий глаз глядит умильно: дай сахарку!).
Уже к тому времени, как я кончила школу, кочевые цыгане перестали в городе появляться - вроде бы их совсем вывели, как класс, но слободка оседлых осталась - в дальнем районе, который называли Краснэ. Местное население советскую топонимику легко переделывало на свой лад - поначалу власти назвали цыганскую улочку улицей Красного Креста, затем, спохватившись на предмет того, что свежеприобретённый город - это часть воссоединённой Советской Украины, срочно перевели табличку на украинский «вулиця Червоного Хреста», но в народе, как, пардон за каламбур, окрестили её Краснэ, так оно и прилипло.
У меня в тамошней школе, где много училось цыганских детей, работала подружка - вела рисование, черчение и классное руководство. Она-то меня и вытащила однажды в гости к цыганскому барону, чьи хоромы так врезались в память. «В гости» - это громко сказано, ей предстояло посещение на дому родителей нерадивой одной ученицы, а мама девочки как раз и была бароновой невесткой. Меня взяли, за компанию и чтоб легче было в случае чего откланяться, ибо наслышаны были мы о том, как трудно выбраться из пут баронова гостеприимства - восточный народ как-никак, хоть и арийцы.
Ученица, кстати, ходила у подруги в любимчиках - весёлая, сообразительная, красивая, всё схватывала на лету - в том числе и математику с физикой - но разгильдяйка страшная и растрёпа, в школе появлялась, как красно солнышко волынской осенью - хорошо, если пару раз в неделю. Вот поведение этой Карменситы нам и предстояло дипломатично обсудить. Конечно же, принятые с поклонами и усаженные за чай со сладостями, мы начали с комплиментов милой Надійке и описания замечательных её качеств, омраченных некоторыми отдельно взятыми и, разумеется, поддающимися исправлению недостатками. Но всю нашу дипломатию легко разрушила царственная бабушка-баронесса:
- От лахудра! - изрекла она, непринуждённо отвесив подзатыльник любимой внучке, - батько в твоєму віці вже коней крав! мати вже людям ворожила! - а ти! Ані красти, ані ворожити - то хоч би вчилася!
...Несколько лет спустя я приехала в родной город из Ташкента рожать ребёнка, поближе к маме. Недельное пребывание в роддоме - неисчерпаемый материал для воспоминаний и бабских историй, роман можно наваять при желании, но я пока вспомню только об одном случае, самом впечатляющем и тоже связанном с цыганами.
Отдельная страница в роддомовских советских историях - это отказные дети. Если в чём и проявлялась в этой славной, лишённой секса империи пресловутая «невыносимая лёгкость бытия» - так это в невыносимой лёгкости отказа от ненужного, случайно зачатого ребёнка. Удивительное дело - от абортов врачи-гинекологи, хоть и казёнными дежурными словами, но отговаривали, плакатами с душераздирающими стишками были увешаны стены женских консультаций, но вот чего-то аналогичного, с призывами, обращёнными к непутёвым роженицам, я не припомню - если кто-то из моих читателей может меня опровергнуть - с интересом выслушаю.
На моей памяти, чтобы отказаться от ребёнка, достаточно было подмахнуть несколько бланков и уйти из роддома налегке - таких рожениц, как правило, все знали, сторонились, шептались за спиной, но очень быстро, занятые агуканьем со своими ненаглядными, прибывшим-неприбывшим молоком, непроходящими болями в животе, или, пардон, запорами - легко от чужих проблем отвлекались.
В тот раз была в роддоме молодая женщина, которую все на удивление дружно жалели, вздыхали, сочувствовали, но... История её была проста и ужасна. Она забеременела до свадьбы, но всё шло хорошо - отец ребёнка, узнав о беременности, не сбежал, а явился к матери своей подруги с цветами и шампанским, шаркнул ножкой и предложил чин-чином руку и сердце.
Однако заявление в ЗАГС влюблённые подать не успели - девушка попала в какую-то аварию у себя на фабрике, руку затянуло в станок и закончилась история ампутацией. Правой руки, да. Жених, узнав об этом, предсказуемо исчез. Уехал из города в туманную даль, не оставив никаких координатов - это легко было сделать, парень он был не местный, общежитский. Вот написала слово «предсказуемо» и задумалась - почему так очевидна для нас людская подлость? Ведь даже от души жалеющие однорукую бедняжку тётки вздыхали понимающе: «Він хлопець молодий, а каліка з дитиною - кому потрібна?»
Того же мнения придерживалась и будущая бабушка - она сама растила дочь без мужа, и ещё одной обузы, точнее двух - в лице инвалида и младенца - на старости лет не желала.
А молодая мама пребывала в странной эйфории на грани отчаяния - она вместо того, чтобы впасть в послеродовую депрессию, после родов ожила, на доченьку надышаться не могла, всё у нее было замечательно - роды лёгкие, молоко прибыло, малышка легко и быстро сосала, у роженицы ничего не болело, она ловко управлялась с дочкой своей одной с половиной рукой - а при этом все отказные бумаги на подпись были готовы и на вопросы врачей и медсестёр она покорно кивала: да-да-да, подпишу, мы же всё заранее решили...
Как она будет расставаться со своей «зірочкой-лялечкой-куріпочкой-кошенятком» - никто не представлял.
Развязку мне довелось увидеть в день выписки. Меня задержали в роддоме почти на две недели - приняли смуглую дочкину кожу за затянувшуюся желтушку. Это был уже конец ноября, в наших краях в это время начинают готовиться к «святому Микулаю» - если подморозит и до 6 декабря, дня «святого Микулая», покровителя сироток, снег выпадет, значит год будет удачный.
Мы ждали такси, мама раздавала медсёстрам букеты-конфеты, а рядом с нами, задрав голову, стояла бабка-отказница. Я невольно тоже подняла голову.
В окне второго этажа стояла её дочка. Левой рукой и культей правой она прочно стоячком держала младенчика и улыбалась, что-то беззвучно втолковывая матери.
- І не вмовляй, і не проси! - злобно кричала в ответ тётка, - слухати не хочу!
Не потрібна вона тобі! Завтра все підпишемо! Як не залишиш - додому не повертайся!
...Откуда рядом с ней, как чёрт из табакерки, появилась старая цыганка в плюшевой жакетке и с трубкой в зубах, я не заметила. Потом уже вспомнила, что была в соседней палате роженица-цыганка, больше всех возмущавшаяся бессердечной бабкой. И ещё - они с соседками по палате очень бурно обсуждали подготовку «до святого Микулая» - потому что у цыганки дома было «три Микулая» - дед, отец и брат. Возможно, старая цыганка приходилась роженице матерью или свекровью, не знаю.
- А ну, слухай-но мене, - негромко, но властно, проговорила эта ожившая иллюстрация к «Старухе Изергиль», вынув изо рта трубку.
И, крепко ухватив тётку за отворот пальто костлявыми пальцами, вдруг завыла протяжным речитативом:
Ой, святий Микулаю,-
я вас трьох дома маю!
Поможи мені свЯтий
Те дитя врятувати!
Най та щастя не має
Що дитину кидає!
Щоб їй очі ся закрили,
Щоб їй ноги не ходили,
Щоб їй хата тай згоріла,
Щоб земля їй не родила...
Тут подъехало такси, и я, с трудом удерживая свою драгоценную упаковку, перевязанную розовой ленточкой, забралась на заднее сиденье. Оглянулась напоследок - моя Изергиль продолжала держать тётку за нутриевый отворот и завывала дальше уже неразборчиво - тётка даже не пыталась вырваться и кивала, как болванчик.
Моя акушерка рассказала потом - девочку забрали. Домой.
...А я ведь просто собиралась рассказать о снятой на неделю квартирке - извиняйте, увлеклась.