Нида
Хочется написать (и это тоже будет чистая правда), что в Ниде по-прежнему стоит рождественская йолка, и вот прямо сейчас на ней мигают разноцветные шары электрогирлянды; ещё здесь дует комариный ветер (это когда над камышами собирается облако комаров, ветер подхватывает их и несёт куда-то, вероятно, в надежде уронить на Гингему и раздавить её насмерть, комаров, надо сказать, столько, что это не совсем бессмысленная попытка, пусть попробует, а вдруг.
Хочется ещё глумиться по поводу гостиницы, доставшейся мне больше, чем с половинной скидкой - ясно, почему, в номере скандальным образом порваны обои, здоровенный кусок, прямо над телевизором. Но мне это только на руку, рваные обои отвлекают внимание от телевизора, гаже предмета и не придумаешь, всякий раз, когда вижу его в гостиничном номере, хочется закатить скандал: "За кого вы меня принимаете?!" Но я, конечно, всякий раз вспоминаю, что телевизор - это просто такая норма, никто никого ни за кого не принимает, йолки, просто телевизор положен всякому живому условно цивилизованному существу, как, например, унитаз. Кстати, жаль, что нельзя заказать второй унитаз вместо телевизора, водрузить в центре гостиничного номера, это зрелище умиротворяет даже больше, чем дырка в обоях, но ладно, пусть будет дырка в обоях, чего это я носом кручу.
Но все вышенаписанное можно теперь с чистым сердцем зачеркнуть и забыть, даже йолку (хотя она вот прямо тут мигает огнями, у меня под носом, поди её забудь). Зачеркнуть и забыть, повторяю, потому что тут воздух с залива пахнет потерянным раем, не общественным дантовым, а лично моим; наверное, если я буду вести себя хорошо, мне позволят в следующей жизни родиться простым куршским рыбаком, который однажды, опьянев не от водки, а от невыносимой гармонии мира, от этой сливочно-белой воды, от хвойного бархата, от чаячьих криков, возьмёт топор и отрубит собственную тень, чтобы была свободна от повинности таскаться за своим владельцем, и это будет мой вклад в борьбу за свободу - в будущей жизни, в немыслимом этом балтийском раю.
А пока я тут просто сидр пью. И без топора. Prost.
Хочется ещё глумиться по поводу гостиницы, доставшейся мне больше, чем с половинной скидкой - ясно, почему, в номере скандальным образом порваны обои, здоровенный кусок, прямо над телевизором. Но мне это только на руку, рваные обои отвлекают внимание от телевизора, гаже предмета и не придумаешь, всякий раз, когда вижу его в гостиничном номере, хочется закатить скандал: "За кого вы меня принимаете?!" Но я, конечно, всякий раз вспоминаю, что телевизор - это просто такая норма, никто никого ни за кого не принимает, йолки, просто телевизор положен всякому живому условно цивилизованному существу, как, например, унитаз. Кстати, жаль, что нельзя заказать второй унитаз вместо телевизора, водрузить в центре гостиничного номера, это зрелище умиротворяет даже больше, чем дырка в обоях, но ладно, пусть будет дырка в обоях, чего это я носом кручу.
Но все вышенаписанное можно теперь с чистым сердцем зачеркнуть и забыть, даже йолку (хотя она вот прямо тут мигает огнями, у меня под носом, поди её забудь). Зачеркнуть и забыть, повторяю, потому что тут воздух с залива пахнет потерянным раем, не общественным дантовым, а лично моим; наверное, если я буду вести себя хорошо, мне позволят в следующей жизни родиться простым куршским рыбаком, который однажды, опьянев не от водки, а от невыносимой гармонии мира, от этой сливочно-белой воды, от хвойного бархата, от чаячьих криков, возьмёт топор и отрубит собственную тень, чтобы была свободна от повинности таскаться за своим владельцем, и это будет мой вклад в борьбу за свободу - в будущей жизни, в немыслимом этом балтийском раю.
А пока я тут просто сидр пью. И без топора. Prost.