Одесса
Спасибо, любимые. И вам того ж.
Хотела бы я под каждым поздравлением написать «спасибо» и сыпануть от души восклицательных знаков и смайликов.
Но не могу: не успела догоревать о беде в Одессе.
Теперь даже смайлик напоминает мне Одессу. Любой человек, голубь, порыв ветра, дерево, слово, остывшая тарелка с супом - всё напоминает мне Одессу.
Когда-то в прошлой жизни я отмечала 8 мая с друзьями и водкой.Но главное случалось утром 9-го. Мы с моим другом профессором доставали из холодильника недопитое и начинали пить за каждое сражение - с сорок первого до сорок пятого. На правах жаворонков мы надирались - от рюмки к рюмке, от сражения к сражению, когда все еще спали. И я знала, что вот он пришёл, единственный день в году, когда надраться в хлам - это хорошо и правильно. Профессор рассказывал, как всё было, какой ценой мы победили, и какой духовности может достичь простой, обычный человек, если он возвышается до готовности без разговоров и торга отдать жизнь за Родину. А я курила, щурилась от слёз и смотрела в рюмку.
Этой осенью у нас с Одессой было первое свидание, и мне показалось, она пошла со мною на романтические отношения. Одесский пенсионер с чутким сердцем и детской улыбкой бескорыстно поселил меня в своем деревянном домике и организовал концерт. Одесский врач бескорыстно вылечил меня от старой болезни. Знаменитый на весь мир одессит, умница, артист, писатель от чистого сердца подарил мне свои полдня, и мы ходили по её солнечным улицам, и я чувствовала невесомость - от благодарности, от счастья и нежности к человечному и одухотворенному городу, в который влюбилась в детстве по книжкам. Одесса оказалась для меня пропавшим родственником из передачи «От всей души», которого нашла и вывела мне навстречу добрая тётя Валя из детства.
И вот с ней случилась беда. Мне ничего другого не остается, как догоревать до конца и не халтурить в своём горевании.
Как говорит одна моя близкая подруга, всё должно идти естественным путём. И, как говорит другая моя близкая подруга, ушедший должен быть оплакан. По сути, человека, свершившего злодейство, тоже можно считать ушедшим, только от себя самого, а не из мира. Значит, и он должен быть оплакан, потому что шанс, что он захочет вернуть себе себя, мал и жалок.
И я хочу, чтобы моё горевание касалось всех - и убиенных, и убийц, и пособников, и злорадствующих, и потрясенных, и ненавидящих, и равнодушных, и тех, кто всеми нами манипулирует, всех, короче, всех, на том и на этом свете. И особенно тех, кто по своей корыстной нужде замышлял и планировал эту беду… любимые, вот в этом месте я чувствую, какая я нифига не продвинутая, потому что я захожусь от отчаяния и боли при одной попытке представить себе этих людей. Я не умею и даже не считаю себя вправе суметь попросить Бога, чтобы он их простил. Потому что никто из моих друзей и близких не сгорел в этом доме. И я не могу почувствовать то, что чувствуют родственники и близкие убитых. Но мне надо знать - лично для себя, что у меня, как и у любого человека, есть эта возможность - сказать: Господи, прости их. Каждый человек богоподобен, и каждая душа может быть спасена - если я в это верю (честнее - хочу верить), мне надо понимать, что я не имею права на ненависть.
Я не знаю, что еще поможет мне остаться человеком. Если для этого мне надо стать наивной плюшевой слюнтяйкой, пусть я ею стану.
Манипулятор, конечно, знает, что нужно, чтобы ожесточить моё сердце и сделать из меня деревянного солдата. Нужно осквернить святое. И мне никак нельзя позволить им со мной такое делать. Одесса - это святое. И я говорю: Одесса, я влюблена в Вас до гробовой доски. Примите мои слёзы. Мне от Вас ничего не нужно, кроме того, чтоб Вы знали, что Вы - часть меня, часть моей души и моей жизни.
А вечерком достану водочки из холодильника и жахну не за свои красивые сорок пять, а за наступающий День Победы.
Потому что это самый важный праздник в моей жизни, благодаря которому я то, что я есть. И ещё - потому, что «это праздник со слезами на глазах».
Позвоню профессору. Пусть расскажет мне о Курской дуге, о Ленинграде, о героях войны и о том, каким духовным, возвышенным и даже благородным может быть простой, обычный человек («Вы знаете, что значит благородное? Это там, где нет вопроса о чести. Сотворение мира было благородным» как-то так что ли выражался Пятигорский?).
Буду смотреть военную хронику и вздрогну, когда под осколком снаряда упадёт бегущий человек.
Наберусь терпения и буду ждать, когда моё горевание само спрячется на дне души.
Война и любовь вместе разорвут мне голову, так что я оставлю себе любовь и пойду на свою войну - с собственными бесами. Воюю я на ней хреново, а деваться всё равно некуда, надо, чего там. Так что вы простите, что я так много молчу.
Миру - мир, любимые. Берегите себя и любите друг друга.
С наступающим праздником Победы.
Хотела бы я под каждым поздравлением написать «спасибо» и сыпануть от души восклицательных знаков и смайликов.
Но не могу: не успела догоревать о беде в Одессе.
Теперь даже смайлик напоминает мне Одессу. Любой человек, голубь, порыв ветра, дерево, слово, остывшая тарелка с супом - всё напоминает мне Одессу.
Когда-то в прошлой жизни я отмечала 8 мая с друзьями и водкой.Но главное случалось утром 9-го. Мы с моим другом профессором доставали из холодильника недопитое и начинали пить за каждое сражение - с сорок первого до сорок пятого. На правах жаворонков мы надирались - от рюмки к рюмке, от сражения к сражению, когда все еще спали. И я знала, что вот он пришёл, единственный день в году, когда надраться в хлам - это хорошо и правильно. Профессор рассказывал, как всё было, какой ценой мы победили, и какой духовности может достичь простой, обычный человек, если он возвышается до готовности без разговоров и торга отдать жизнь за Родину. А я курила, щурилась от слёз и смотрела в рюмку.
Этой осенью у нас с Одессой было первое свидание, и мне показалось, она пошла со мною на романтические отношения. Одесский пенсионер с чутким сердцем и детской улыбкой бескорыстно поселил меня в своем деревянном домике и организовал концерт. Одесский врач бескорыстно вылечил меня от старой болезни. Знаменитый на весь мир одессит, умница, артист, писатель от чистого сердца подарил мне свои полдня, и мы ходили по её солнечным улицам, и я чувствовала невесомость - от благодарности, от счастья и нежности к человечному и одухотворенному городу, в который влюбилась в детстве по книжкам. Одесса оказалась для меня пропавшим родственником из передачи «От всей души», которого нашла и вывела мне навстречу добрая тётя Валя из детства.
И вот с ней случилась беда. Мне ничего другого не остается, как догоревать до конца и не халтурить в своём горевании.
Как говорит одна моя близкая подруга, всё должно идти естественным путём. И, как говорит другая моя близкая подруга, ушедший должен быть оплакан. По сути, человека, свершившего злодейство, тоже можно считать ушедшим, только от себя самого, а не из мира. Значит, и он должен быть оплакан, потому что шанс, что он захочет вернуть себе себя, мал и жалок.
И я хочу, чтобы моё горевание касалось всех - и убиенных, и убийц, и пособников, и злорадствующих, и потрясенных, и ненавидящих, и равнодушных, и тех, кто всеми нами манипулирует, всех, короче, всех, на том и на этом свете. И особенно тех, кто по своей корыстной нужде замышлял и планировал эту беду… любимые, вот в этом месте я чувствую, какая я нифига не продвинутая, потому что я захожусь от отчаяния и боли при одной попытке представить себе этих людей. Я не умею и даже не считаю себя вправе суметь попросить Бога, чтобы он их простил. Потому что никто из моих друзей и близких не сгорел в этом доме. И я не могу почувствовать то, что чувствуют родственники и близкие убитых. Но мне надо знать - лично для себя, что у меня, как и у любого человека, есть эта возможность - сказать: Господи, прости их. Каждый человек богоподобен, и каждая душа может быть спасена - если я в это верю (честнее - хочу верить), мне надо понимать, что я не имею права на ненависть.
Я не знаю, что еще поможет мне остаться человеком. Если для этого мне надо стать наивной плюшевой слюнтяйкой, пусть я ею стану.
Манипулятор, конечно, знает, что нужно, чтобы ожесточить моё сердце и сделать из меня деревянного солдата. Нужно осквернить святое. И мне никак нельзя позволить им со мной такое делать. Одесса - это святое. И я говорю: Одесса, я влюблена в Вас до гробовой доски. Примите мои слёзы. Мне от Вас ничего не нужно, кроме того, чтоб Вы знали, что Вы - часть меня, часть моей души и моей жизни.
А вечерком достану водочки из холодильника и жахну не за свои красивые сорок пять, а за наступающий День Победы.
Потому что это самый важный праздник в моей жизни, благодаря которому я то, что я есть. И ещё - потому, что «это праздник со слезами на глазах».
Позвоню профессору. Пусть расскажет мне о Курской дуге, о Ленинграде, о героях войны и о том, каким духовным, возвышенным и даже благородным может быть простой, обычный человек («Вы знаете, что значит благородное? Это там, где нет вопроса о чести. Сотворение мира было благородным» как-то так что ли выражался Пятигорский?).
Буду смотреть военную хронику и вздрогну, когда под осколком снаряда упадёт бегущий человек.
Наберусь терпения и буду ждать, когда моё горевание само спрячется на дне души.
Война и любовь вместе разорвут мне голову, так что я оставлю себе любовь и пойду на свою войну - с собственными бесами. Воюю я на ней хреново, а деваться всё равно некуда, надо, чего там. Так что вы простите, что я так много молчу.
Миру - мир, любимые. Берегите себя и любите друг друга.
С наступающим праздником Победы.
Click to view