Икра
Сегодня возникла надобность в этом рассказике, прошёлся по всему ЖЖ, а его нет. Раз так, то решил его сейчас и разместить здесь.
Икра
Все дни после Нового года, проведённого дома, Антон отлёживался, иногда по-барски отвечал на телефонные звонки, мобильник ему подавала жена со словами:
-Даже в эти дни не дают человеку отдохнуть.
- Надоели, как собаки. Сами ничего решить не могут. «Подскажите, посоветуйте…»
Иди, узнай через Интернет, есть из Хабаровска до Магадана завтра рейс, если есть, позови меня. Я билет закажу этому идиоту. Деньги-то всё равно делать надо. Нам ведь они…
А в трубку:
- Узнаю, перезвоню. Жди, пока.
Четвёртого января он, позавтракав, сказал своей жене, Светлане:
- В Касимов, что ли съездить, к родителям? Собери детей, из холодильника там прихвати всё, что от Нового года осталось. Я за машиной схожу.
Через полчаса они уже отъехали от дома. Продвигаясь к МКАДу, Антон позвонил матери и сказал, что они едут, часа через три - четыре будут.
Отец его, Володя Егоров, сейчас работал плотником в большой, современной, строительной фирме, а раньше, когда его дети ещё учились, он работал в том же детдоме, где и воспитывался сам. Году в восемьдесят пятом детдом стал школой-интернатом для умственно-отсталых детей. Работать с больными детьми было очень тяжело, ничего-то они не умели и не хотели делать, а научить их чему-то надо было. Володе работалось особенно тяжело потому, что был он учителем труда. Трудовиком, как все говорили.
Егоров брался в школе за любую работу, даже ремонтировал полы в школьном свинарнике, но денег в семье не становилось больше. Потребности росли гораздо быстрее, чем его зарплата.
Однажды, на педсовете директриса сказала:
- Сделали бы, Владимир Даниилович, что-нибудь полезное для школы. Я вот на выставке видела шлакоблоки, в одной школе ученики делают. И школе - польза, и ученики чему-то учатся.
Володя сделал станок для производства шлакоблоков. Директриса невозмутимо отказалась от сказанного ею же:
- Да кому это надо? Не просила я ничего. Жили без станков всяких, ещё сто лет проживём. Знала бы она, от чего тогда отказалась!
Однажды, Надежда Петровна, пионервожатая и библиотекарь их школы под Рождество пришла сама и привела с собой шестерых воспитанников интерната к ним домой «колядовать», а дома у них не было ничего. Пришлось отдать последнюю тысячу рублей. При его-то зарплате в восемьдесят тысяч.
Володя начал пить, потом его «ушли» из школы. Он ушёл на работу в Фирму, там зарплату не платили. Почти.
Дочь прислала письмо из Самары, где училась и работала. В письме она написала и о том, что провожал её из Рязани брат, Володин сын, и спросил её:
- Ну, как? Родители всё нищенствуют там?
Эта фраза стала самой обидной и оскорбительной для Егорова. На всю жизнь. Оставшуюся.
У Егоровых в эти дни гостила дочь Катя со своими мужиками - мужем и маленьким Ромкой. Все были рады скорому приезду Антона.
Катя с матерью, маленькой, сухонькой женщиной принялись что-то готовить. Хлопотали у плиты, как всегда поднялась канитель, в конце концов и Володю, и Катиного мужа Виктора с Ромкой выгнали из кухни. Они безропотно ушли в другую комнату и смотрели там телевизор.
Часа в четыре приехал Антон со своими, пообнимались, пошумели и уселись за стол в той же кухне. Стол был богатым - к приготовленному Катей и матерью прибавились яства, привезённые Антоном из Москвы. В том числе, на столе появились баночки из холодильника Антона, одна - с красной икрой, другая - с говяжьим языком.
Семья была в сборе, всё было на столе. Поздравления, шутки, смех, тост, водка...
Закусывая, мать положила икру на тоненький ломтик языка.
Все над этим засмеялись. Зять опустил голову и улыбался. Сын громче всех смеялся:
- Напишу в Интернет, придумала же: икру с мясом! Ну, ты даёшь, мам! Мать была смущённой и всё повторяла:
-Да это я просто так, попробовать решила.
Но сказать детям, что смеяться над матерью - это и есть хамство, она не решилась, а, может, и не знала той библейской истории, скорее всего, просто не знала.
Егоров вышел в маленькую лоджию и закурил. Там был его мирок. Всё было сделано его руками. Теперь он этого бы не смог. Ноги болят. Всё время - в валенках.
Вспомнилась его непутёвая жизнь. Чем жена-то виновата? Тем, что не ела икру?
Это он виноват! Он и только он! В том, что жили они небогато.
В том, что сын так смеялся над матерью. Потом и вовсе…
Егоров почувствовал эту вину перед всей семьёй, перед собой, перед жизнью, которую прожил как-то не так, неправильно.
Утром дети уехали. Сын со своими на Мерсе, как говорил он. Дочь со своими на BMV, пятёрке.
Егоров при расставании попросил у дочери сотню, она ему её незаметно сунула в карман его «фуфлоновой» куртки, и он отправился в «рыгаловку», под Арку.
А там… Дым коромыслом. Очередь у стойки из «болеющих», или просто страдающих мужиков. Его приветствия и приветствия его друзей. И он погромче, чтобы слышали все, сказал:
-Сто пятьдесят, пива и это…. Ну, икра у вас есть? Красная. А ещё язык говяжий, такой, в баночках?
Икра
Все дни после Нового года, проведённого дома, Антон отлёживался, иногда по-барски отвечал на телефонные звонки, мобильник ему подавала жена со словами:
-Даже в эти дни не дают человеку отдохнуть.
- Надоели, как собаки. Сами ничего решить не могут. «Подскажите, посоветуйте…»
Иди, узнай через Интернет, есть из Хабаровска до Магадана завтра рейс, если есть, позови меня. Я билет закажу этому идиоту. Деньги-то всё равно делать надо. Нам ведь они…
А в трубку:
- Узнаю, перезвоню. Жди, пока.
Четвёртого января он, позавтракав, сказал своей жене, Светлане:
- В Касимов, что ли съездить, к родителям? Собери детей, из холодильника там прихвати всё, что от Нового года осталось. Я за машиной схожу.
Через полчаса они уже отъехали от дома. Продвигаясь к МКАДу, Антон позвонил матери и сказал, что они едут, часа через три - четыре будут.
Отец его, Володя Егоров, сейчас работал плотником в большой, современной, строительной фирме, а раньше, когда его дети ещё учились, он работал в том же детдоме, где и воспитывался сам. Году в восемьдесят пятом детдом стал школой-интернатом для умственно-отсталых детей. Работать с больными детьми было очень тяжело, ничего-то они не умели и не хотели делать, а научить их чему-то надо было. Володе работалось особенно тяжело потому, что был он учителем труда. Трудовиком, как все говорили.
Егоров брался в школе за любую работу, даже ремонтировал полы в школьном свинарнике, но денег в семье не становилось больше. Потребности росли гораздо быстрее, чем его зарплата.
Однажды, на педсовете директриса сказала:
- Сделали бы, Владимир Даниилович, что-нибудь полезное для школы. Я вот на выставке видела шлакоблоки, в одной школе ученики делают. И школе - польза, и ученики чему-то учатся.
Володя сделал станок для производства шлакоблоков. Директриса невозмутимо отказалась от сказанного ею же:
- Да кому это надо? Не просила я ничего. Жили без станков всяких, ещё сто лет проживём. Знала бы она, от чего тогда отказалась!
Однажды, Надежда Петровна, пионервожатая и библиотекарь их школы под Рождество пришла сама и привела с собой шестерых воспитанников интерната к ним домой «колядовать», а дома у них не было ничего. Пришлось отдать последнюю тысячу рублей. При его-то зарплате в восемьдесят тысяч.
Володя начал пить, потом его «ушли» из школы. Он ушёл на работу в Фирму, там зарплату не платили. Почти.
Дочь прислала письмо из Самары, где училась и работала. В письме она написала и о том, что провожал её из Рязани брат, Володин сын, и спросил её:
- Ну, как? Родители всё нищенствуют там?
Эта фраза стала самой обидной и оскорбительной для Егорова. На всю жизнь. Оставшуюся.
У Егоровых в эти дни гостила дочь Катя со своими мужиками - мужем и маленьким Ромкой. Все были рады скорому приезду Антона.
Катя с матерью, маленькой, сухонькой женщиной принялись что-то готовить. Хлопотали у плиты, как всегда поднялась канитель, в конце концов и Володю, и Катиного мужа Виктора с Ромкой выгнали из кухни. Они безропотно ушли в другую комнату и смотрели там телевизор.
Часа в четыре приехал Антон со своими, пообнимались, пошумели и уселись за стол в той же кухне. Стол был богатым - к приготовленному Катей и матерью прибавились яства, привезённые Антоном из Москвы. В том числе, на столе появились баночки из холодильника Антона, одна - с красной икрой, другая - с говяжьим языком.
Семья была в сборе, всё было на столе. Поздравления, шутки, смех, тост, водка...
Закусывая, мать положила икру на тоненький ломтик языка.
Все над этим засмеялись. Зять опустил голову и улыбался. Сын громче всех смеялся:
- Напишу в Интернет, придумала же: икру с мясом! Ну, ты даёшь, мам! Мать была смущённой и всё повторяла:
-Да это я просто так, попробовать решила.
Но сказать детям, что смеяться над матерью - это и есть хамство, она не решилась, а, может, и не знала той библейской истории, скорее всего, просто не знала.
Егоров вышел в маленькую лоджию и закурил. Там был его мирок. Всё было сделано его руками. Теперь он этого бы не смог. Ноги болят. Всё время - в валенках.
Вспомнилась его непутёвая жизнь. Чем жена-то виновата? Тем, что не ела икру?
Это он виноват! Он и только он! В том, что жили они небогато.
В том, что сын так смеялся над матерью. Потом и вовсе…
Егоров почувствовал эту вину перед всей семьёй, перед собой, перед жизнью, которую прожил как-то не так, неправильно.
Утром дети уехали. Сын со своими на Мерсе, как говорил он. Дочь со своими на BMV, пятёрке.
Егоров при расставании попросил у дочери сотню, она ему её незаметно сунула в карман его «фуфлоновой» куртки, и он отправился в «рыгаловку», под Арку.
А там… Дым коромыслом. Очередь у стойки из «болеющих», или просто страдающих мужиков. Его приветствия и приветствия его друзей. И он погромче, чтобы слышали все, сказал:
-Сто пятьдесят, пива и это…. Ну, икра у вас есть? Красная. А ещё язык говяжий, такой, в баночках?