Привидение
Конечно, наступит утро такое,
когда, проснувшись, найду рукою
не щеку твою, всю в розоватых полосках,
а сырую неструганную доску
и от ужаса даже, пожалуй, завою.
А потом - дня три - буду искать тебя по закоулкам
коридоров каких-то, синих и гулких,
двери какие-то открывать и за ними
находить только запах твой
и твоё - имя.
А потом буду месяц скитаться по полям и безднам,
эхом негромким, глухим, бесполезным,
не узнавать ничего, мучиться, злиться,
не зная, кем стать, в кого превратиться,
и подойду
к воротам железным.
Ну, а там, кто его знает,
они ж иногда всё равно отпускают
в какое-то подобие отпуска небольшого,
чтоб на полвзгляда, чтоб на полслова
мог я сходить, посмотреть, теперь ты какая.
Я буду тебе махать с того берега.
Не с того, где Кострома,
и даже не с того, где Америка.
А ты будешь думать: «Кто это?» или
«Что они там, с ума посходили?
Машут и машут, что-то кричат…»
А я буду рад,
что тебя
мимо меня провозили.
А разрешат - подберусь и поближе.
Сверху слечу листиком рыжим.
Прилипну к стеклу в нашей комнате спальной
и по поверхности полузеркальной
буду спускаться всё ниже и ниже.
Или свернувшись на батарее,
буду смотреть, как ты тихо стареешь
с другими мужчинами,
с другими историями,
с белой чашкой в руке, вместо кофе - цикорий,
металлической ложечкой память мешаешь
и, ноги усталые грея,
шепчешь, шепчешь кому-то:
"Уже бы скорее".
когда, проснувшись, найду рукою
не щеку твою, всю в розоватых полосках,
а сырую неструганную доску
и от ужаса даже, пожалуй, завою.
А потом - дня три - буду искать тебя по закоулкам
коридоров каких-то, синих и гулких,
двери какие-то открывать и за ними
находить только запах твой
и твоё - имя.
А потом буду месяц скитаться по полям и безднам,
эхом негромким, глухим, бесполезным,
не узнавать ничего, мучиться, злиться,
не зная, кем стать, в кого превратиться,
и подойду
к воротам железным.
Ну, а там, кто его знает,
они ж иногда всё равно отпускают
в какое-то подобие отпуска небольшого,
чтоб на полвзгляда, чтоб на полслова
мог я сходить, посмотреть, теперь ты какая.
Я буду тебе махать с того берега.
Не с того, где Кострома,
и даже не с того, где Америка.
А ты будешь думать: «Кто это?» или
«Что они там, с ума посходили?
Машут и машут, что-то кричат…»
А я буду рад,
что тебя
мимо меня провозили.
А разрешат - подберусь и поближе.
Сверху слечу листиком рыжим.
Прилипну к стеклу в нашей комнате спальной
и по поверхности полузеркальной
буду спускаться всё ниже и ниже.
Или свернувшись на батарее,
буду смотреть, как ты тихо стареешь
с другими мужчинами,
с другими историями,
с белой чашкой в руке, вместо кофе - цикорий,
металлической ложечкой память мешаешь
и, ноги усталые грея,
шепчешь, шепчешь кому-то:
"Уже бы скорее".