RIP
Сегодня попрощались с Сергеем Григорьевичем Кляшторным. В Среднем зале крематория было человек 70-80 самого разного народу, от людей, кто пришёл в науку, ещё когда меня и на свете-то не было, и до совсем юных, по виду - студентов, максимум аспирантов. Это немалое число, учитывая, что до петербургского крематория нынче из-за многочисленных дорожных ремонтов добираться долго и трудно, особенно старшему поколению.
Не то чтоб в голове этот уход великого человека не укладывался - возраст есть возраст, просто спасибо судьбе за каждый случай общения с ним, светлая память. Но всё равно это что-то невозможное: он же был всегда, и всегда был приветлив, внимателен и невероятно интересен. Где-то зимой, что ли, когда мне в последний раз довелось с ним поговорить, я хотел только спросить про то, про сё, а он всё рассказывал и рассказывал о свежих идеях, готовящихся публикациях, и я мог только ощущать этакую белую зависть, потому что мне-то такая интенсивность работы и не снилась, а он на девятом десятке этим жил и, можно сказать, дышал, успевал всё читать, требовал ксероксов со статей, не дошедших до библиотеки, и интересовался решительно всем.
А много лет назад он однажды проявил себя вдруг с совершенно "ненаучной" стороны. Как-то в Среднеенисейских полях, пытаясь удержать палатку во время шквала юго-западного ветра с Алтая, я сильно сорвал спину, а Сергей Григорьевич взял да и научил меня упражнению, которое узнал от каких-то монгольских лам, научил снимать приступы, а потом и вовсе практически забыть о травматическом радикулите. Неожиданное знание о самых разных вещах, непременное небезразличие, всегдашняя, исключительная приветливость, заразное такое жизнелюбие - он всё это излучал и всему этому, сам того, быть может, не замечая, учил.
Эх...
Не то чтоб в голове этот уход великого человека не укладывался - возраст есть возраст, просто спасибо судьбе за каждый случай общения с ним, светлая память. Но всё равно это что-то невозможное: он же был всегда, и всегда был приветлив, внимателен и невероятно интересен. Где-то зимой, что ли, когда мне в последний раз довелось с ним поговорить, я хотел только спросить про то, про сё, а он всё рассказывал и рассказывал о свежих идеях, готовящихся публикациях, и я мог только ощущать этакую белую зависть, потому что мне-то такая интенсивность работы и не снилась, а он на девятом десятке этим жил и, можно сказать, дышал, успевал всё читать, требовал ксероксов со статей, не дошедших до библиотеки, и интересовался решительно всем.
А много лет назад он однажды проявил себя вдруг с совершенно "ненаучной" стороны. Как-то в Среднеенисейских полях, пытаясь удержать палатку во время шквала юго-западного ветра с Алтая, я сильно сорвал спину, а Сергей Григорьевич взял да и научил меня упражнению, которое узнал от каких-то монгольских лам, научил снимать приступы, а потом и вовсе практически забыть о травматическом радикулите. Неожиданное знание о самых разных вещах, непременное небезразличие, всегдашняя, исключительная приветливость, заразное такое жизнелюбие - он всё это излучал и всему этому, сам того, быть может, не замечая, учил.
Эх...