Обряды вставания и опочивания короля или О том, как будущий мсье Вето готовился ко сну.
Как известно, во Франции большое значение придавали обрядам вставания и опочивания короля. Наверное, многие примерно представляют, как это происходило при короле-солнце, Людовике XIV. Но обычай этот не исчез, он вполне себе процветал и при Людовике XVI. Рассказывает д`Эзек, который был пажом при французском дворе в 80-х годах XVIII столетия и поэтому, безусловно, в курсе событий.
«Весь церемониал «вставания короля» приобретает особый интерес уже по одному тому, что этот обычай вошел в область предания, и теперь, вероятно, многих интересует вопрос, совпадала ли сама церемония с действительным вставанием короля с постели.
Надо думать, что придворные в давно прошедшия времена были менее ленивы, чем в наше время, и присутствовали при настоящем вставаний монарха. Аман до зари еще приходил к царской палатке Ассириса и ждал его пробуждения. Постепенно время вставания монархов делалось все позже и позже и, наконец, «вставанием» стал называться час, когда король одевался. Так, при Людовике XVI, встававшем часов в 7 - 8 утра, «вставание» назначалось в половине двенадцатаго, если, впрочем, охота или какая-нибудь другая церемония не отодвигали установленнаго часа. Я сам помню случаи, когда оно бывало в пять часов утра!
К часу «вставания» все придворные собирались из Парижа и Версаля во дворец. Одни жаждали быть замеченными королем и потому старались попасться ему на глаза, другие спешили после приема в канцелярии на приемы министров, ходатайствуя о какой-нибудь милости, хлопоча о повышениях по службе и получая зачастую только высокомерные отказы, ибо всякий подчиненный, с незапамятных времен, воображал, что снискать себе уважение и подчеркнуть свой вес в глазах окружающих можно высокомерием и заносчивостью, принимая простую спесь за талантливость.
Людовик XVI. 1786. Неизвестный художник. Версаль.
Все собравшиеся ждали часа «вставания» в прихожей или галлерее, а те, кто присутствовал по долгу службы или имел вход во внутренние аппартаменты, должны были дожидаться в зале Бычачий-глаз, названном так из-за круглаго окна в потолке. Здесь была арена честолюбия, тщеславия, интриг и притворства! Часто ослепленный провинциал, а иногда и просто разсеянный или любопытный зритель, привлеченный пылавшим в огромном камине огнем или желавший полюбоваться вблизи блестящими синими, красными и зелеными нашивками, не обращая внимания на повторныя просьбы швейцарца, дежурившаго около камина и требующего, чтобы они проходили в галлерею, останавливался и подходил слишком близко к блестящему сборищу. О чудодейственное перемещение французской галантности в душу жителя Гельвеции. Толстый швейцарец, дежуривший у камина, дипломатично начинал лавировать около смельчака, делая вид, что хочет поправить огонь или спустить занавес, а на самом деле просто пользовался случаем, чтобы шепнуть ему о его неловкости и спасти его, таким образом, от неприятности быть изгнанным публично. Провинциал краснел, опускал голову и часто даже благодарил, зато петиметр, который в сущности, несмотря на свой великолепный наряд, был чужой в этом блестящем обществе, уходил с высоко поднятой головой, точно делал это по личной инициативе…
Бычий глаз. Передняя была названа так по форме окна.
Несмотря на размеры Бычачьяго-глаза, бывали дни, когда там еле помещалась собравшаяся толпа вельмож. Меблировки в зале не было никакой, кроме нескольких обитых скамеек и трех-четырех картин Поля Веронезе.
В половине двенадцатаго все в сборе. Через несколько минут выходит из внутренних покоев король; он в шлафроке и проходит в парадныя комнаты. У входа появляется камердинер и провозглашает: «Платье, Меssieurs!» Тогда допускаются в аппартаменты короля высшия должностныя лица, принцы крови, офицеры, приставленные к гардеробу, и вельможи, имевшие право постояннаго входа к королю. К числу их принадлежали воспитатели короля.
Начинается туалет; король обувается и надевает рубашку. После этого, по приказу главнаго камергера двора, тот же камердинер докладывает: «Первый вход!» Входят лейб-медики (lа Fасulté), лакеи, служащие при гардеробе короля, но не дежурные в этот день, заведующий стулом.
Когда королю остается только надеть верхнее платье, камердинер докладывает: «Комната его величества!» Входят камергеры, камер-пажи и их преподаватели, егеря, придворные священники и те из придворных, которые допускаются ждать в Бычачьем-глазе.
Когда король одет, двери отворяются настежь, допускаются все остальные офицеры, иностранцы и просто любопытные, если они прилично одеты. Тут же можно встретить и скромнаго автора, подносящаго королю свое произведение с надлежащим посвящением и др... Король в это время входит за решетку, огораживающую его постель, опускается на колени на подушку и, окруженный придворными священниками и причтом, читает краткую молитву. Послав молитвы идут представления, а затем король переходит в кабинет совета, куда за ним следуют все, имеющие доступ во внутренние аппартаменты. Оставшаяся толпа идет в галлерею и там ждет, когда король проследует в капеллу. Людовик XVI причесывался уже совсем одетый. После всей церемонии он шел в особый кабинет, облачался в широкий пеньюар поверх своего шитаго платья, и там цырюльник заканчивал его прическу и пудрил волосы.
Спальня короля.
Проследив обряд «вставания», посмотрим, что делалось вечером при его «опочивании» (lе соuсhеr). «Опочивание» в большинстве случаев совпадало с настоящим отходом ко сну ко¬роля и назначалось в одиннадцать часов. К этому часу являлись все слуги и придворные. Все было уже готово: роскошная одежда из золотой парчи с кружевами, на кресле из краснаго сафьяна был разложен шлафрок из белаго шелка, вышитаго в Лионе, завернутая в тафту рубашка, а на перилах была перекинута двойная подушка из золотой материи, называемой султан, и на ней ночной убор и платки, а рядом туфли из той же парчи, как и платье. Около туфель, у балюстрады, стояли камер-пажи.
Появлялся монарх. Первый камергер двора брал шляпу и шпагу и передавал ее одному из низших чинов. Король начинал беседовать с вельможами. Иногда этот разговор, будучи приятен королю, затягивался, отчего сокращался наш сон и страдали наши ноги. Затем король шел за решетку, опускался на колени, а один из священнослужителей прочитывал молитву Quаеsumus оmniроtеns Dеus. Во время молитвы он держал в руках большой позолоченный подсвечник с двумя свечами, принцы же имели право на подсвечник только с одной свечой. После прочтения молитвы подсвечник передавался первому камердинеру, а тот уже вручал его тому из присутствующих, котораго король желал отличить. Это считалось большой честью, и те, кто имел право разсчитывать на нее, бывали очень огорчены, если их обходили...
После молитвы король снимал платье, при чем его правый рукав снимал главный начальник гардероба герцог де Лианкур, а второй рукав первый начальник г. де Буажлен или г. Шовлен и т. д. по нисходящей линии, если отсутствовал высший чин. После этого королю подавали рубашку. Держал его первый камер-юнкер. Если при этом присутствовал один из принцев крови, то это было его обязанностью, так как считалось большой честью. Затем камер-юнкер подавал королю халат. Король вынимал из кармана снятаго платья кошелек, огромную связку ключей, свои очки и нож, а затем спускал с ног свое нижнее белье и уже в таком виде продолжал разговор и беседовал часто очень долго. Наконец он садился в кресло, один из камердинеров становился справа, а служащие при гардеробе - слева, они становились на колени, и, забирая каждый по ноге короля, снимали с них обувь; тогда была очередь обоих камер-пажей с туфлями. Они надевали их, и это был знак, что церемония считалась конченной.
Стоявший у двери слуга провозглашал: «Проходите, господа!» Могли оставаться только принцы, дежурные чины и те, кто имел доступ к малому входу. Оставшиеся занимали короля разговорами, пока его причесывали на ночь. Обыкновенно это бывал самый веселый момент; тут разсказывались анекдоты и забавные случаи. Мы все, ожидавшие приказов на следующий день в Бычачьем-глазе, часто слышали веселый громкий смех добраго Людовика XVI.»
P.S. Картинки кликабельны. Фотографии взяты из двух путеводителей по Версалю.
P.P.S. Текст переведен 100 лет назад, орфографии я не меняла.
«Весь церемониал «вставания короля» приобретает особый интерес уже по одному тому, что этот обычай вошел в область предания, и теперь, вероятно, многих интересует вопрос, совпадала ли сама церемония с действительным вставанием короля с постели.
Надо думать, что придворные в давно прошедшия времена были менее ленивы, чем в наше время, и присутствовали при настоящем вставаний монарха. Аман до зари еще приходил к царской палатке Ассириса и ждал его пробуждения. Постепенно время вставания монархов делалось все позже и позже и, наконец, «вставанием» стал называться час, когда король одевался. Так, при Людовике XVI, встававшем часов в 7 - 8 утра, «вставание» назначалось в половине двенадцатаго, если, впрочем, охота или какая-нибудь другая церемония не отодвигали установленнаго часа. Я сам помню случаи, когда оно бывало в пять часов утра!
К часу «вставания» все придворные собирались из Парижа и Версаля во дворец. Одни жаждали быть замеченными королем и потому старались попасться ему на глаза, другие спешили после приема в канцелярии на приемы министров, ходатайствуя о какой-нибудь милости, хлопоча о повышениях по службе и получая зачастую только высокомерные отказы, ибо всякий подчиненный, с незапамятных времен, воображал, что снискать себе уважение и подчеркнуть свой вес в глазах окружающих можно высокомерием и заносчивостью, принимая простую спесь за талантливость.
Людовик XVI. 1786. Неизвестный художник. Версаль.
Все собравшиеся ждали часа «вставания» в прихожей или галлерее, а те, кто присутствовал по долгу службы или имел вход во внутренние аппартаменты, должны были дожидаться в зале Бычачий-глаз, названном так из-за круглаго окна в потолке. Здесь была арена честолюбия, тщеславия, интриг и притворства! Часто ослепленный провинциал, а иногда и просто разсеянный или любопытный зритель, привлеченный пылавшим в огромном камине огнем или желавший полюбоваться вблизи блестящими синими, красными и зелеными нашивками, не обращая внимания на повторныя просьбы швейцарца, дежурившаго около камина и требующего, чтобы они проходили в галлерею, останавливался и подходил слишком близко к блестящему сборищу. О чудодейственное перемещение французской галантности в душу жителя Гельвеции. Толстый швейцарец, дежуривший у камина, дипломатично начинал лавировать около смельчака, делая вид, что хочет поправить огонь или спустить занавес, а на самом деле просто пользовался случаем, чтобы шепнуть ему о его неловкости и спасти его, таким образом, от неприятности быть изгнанным публично. Провинциал краснел, опускал голову и часто даже благодарил, зато петиметр, который в сущности, несмотря на свой великолепный наряд, был чужой в этом блестящем обществе, уходил с высоко поднятой головой, точно делал это по личной инициативе…
Бычий глаз. Передняя была названа так по форме окна.
Несмотря на размеры Бычачьяго-глаза, бывали дни, когда там еле помещалась собравшаяся толпа вельмож. Меблировки в зале не было никакой, кроме нескольких обитых скамеек и трех-четырех картин Поля Веронезе.
В половине двенадцатаго все в сборе. Через несколько минут выходит из внутренних покоев король; он в шлафроке и проходит в парадныя комнаты. У входа появляется камердинер и провозглашает: «Платье, Меssieurs!» Тогда допускаются в аппартаменты короля высшия должностныя лица, принцы крови, офицеры, приставленные к гардеробу, и вельможи, имевшие право постояннаго входа к королю. К числу их принадлежали воспитатели короля.
Начинается туалет; король обувается и надевает рубашку. После этого, по приказу главнаго камергера двора, тот же камердинер докладывает: «Первый вход!» Входят лейб-медики (lа Fасulté), лакеи, служащие при гардеробе короля, но не дежурные в этот день, заведующий стулом.
Когда королю остается только надеть верхнее платье, камердинер докладывает: «Комната его величества!» Входят камергеры, камер-пажи и их преподаватели, егеря, придворные священники и те из придворных, которые допускаются ждать в Бычачьем-глазе.
Когда король одет, двери отворяются настежь, допускаются все остальные офицеры, иностранцы и просто любопытные, если они прилично одеты. Тут же можно встретить и скромнаго автора, подносящаго королю свое произведение с надлежащим посвящением и др... Король в это время входит за решетку, огораживающую его постель, опускается на колени на подушку и, окруженный придворными священниками и причтом, читает краткую молитву. Послав молитвы идут представления, а затем король переходит в кабинет совета, куда за ним следуют все, имеющие доступ во внутренние аппартаменты. Оставшаяся толпа идет в галлерею и там ждет, когда король проследует в капеллу. Людовик XVI причесывался уже совсем одетый. После всей церемонии он шел в особый кабинет, облачался в широкий пеньюар поверх своего шитаго платья, и там цырюльник заканчивал его прическу и пудрил волосы.
Спальня короля.
Проследив обряд «вставания», посмотрим, что делалось вечером при его «опочивании» (lе соuсhеr). «Опочивание» в большинстве случаев совпадало с настоящим отходом ко сну ко¬роля и назначалось в одиннадцать часов. К этому часу являлись все слуги и придворные. Все было уже готово: роскошная одежда из золотой парчи с кружевами, на кресле из краснаго сафьяна был разложен шлафрок из белаго шелка, вышитаго в Лионе, завернутая в тафту рубашка, а на перилах была перекинута двойная подушка из золотой материи, называемой султан, и на ней ночной убор и платки, а рядом туфли из той же парчи, как и платье. Около туфель, у балюстрады, стояли камер-пажи.
Появлялся монарх. Первый камергер двора брал шляпу и шпагу и передавал ее одному из низших чинов. Король начинал беседовать с вельможами. Иногда этот разговор, будучи приятен королю, затягивался, отчего сокращался наш сон и страдали наши ноги. Затем король шел за решетку, опускался на колени, а один из священнослужителей прочитывал молитву Quаеsumus оmniроtеns Dеus. Во время молитвы он держал в руках большой позолоченный подсвечник с двумя свечами, принцы же имели право на подсвечник только с одной свечой. После прочтения молитвы подсвечник передавался первому камердинеру, а тот уже вручал его тому из присутствующих, котораго король желал отличить. Это считалось большой честью, и те, кто имел право разсчитывать на нее, бывали очень огорчены, если их обходили...
После молитвы король снимал платье, при чем его правый рукав снимал главный начальник гардероба герцог де Лианкур, а второй рукав первый начальник г. де Буажлен или г. Шовлен и т. д. по нисходящей линии, если отсутствовал высший чин. После этого королю подавали рубашку. Держал его первый камер-юнкер. Если при этом присутствовал один из принцев крови, то это было его обязанностью, так как считалось большой честью. Затем камер-юнкер подавал королю халат. Король вынимал из кармана снятаго платья кошелек, огромную связку ключей, свои очки и нож, а затем спускал с ног свое нижнее белье и уже в таком виде продолжал разговор и беседовал часто очень долго. Наконец он садился в кресло, один из камердинеров становился справа, а служащие при гардеробе - слева, они становились на колени, и, забирая каждый по ноге короля, снимали с них обувь; тогда была очередь обоих камер-пажей с туфлями. Они надевали их, и это был знак, что церемония считалась конченной.
Стоявший у двери слуга провозглашал: «Проходите, господа!» Могли оставаться только принцы, дежурные чины и те, кто имел доступ к малому входу. Оставшиеся занимали короля разговорами, пока его причесывали на ночь. Обыкновенно это бывал самый веселый момент; тут разсказывались анекдоты и забавные случаи. Мы все, ожидавшие приказов на следующий день в Бычачьем-глазе, часто слышали веселый громкий смех добраго Людовика XVI.»
P.S. Картинки кликабельны. Фотографии взяты из двух путеводителей по Версалю.
P.P.S. Текст переведен 100 лет назад, орфографии я не меняла.