Органы Сталина.
Клод Моран попал в Дьенбьенфу за несколько дней до ее падения. Как и все прочие солдаты, присланные в подкрепление, он был добровольцем. Его отправили в «Изабель», чьи укрепления он строил полгода назад.
«Меня не волновало то, что я убиваю или то, что погибают люди рядом со мной, я их не знал. Парни Бижара и люди из 2 парашютного батальона ИЛ занимали другие холмы. Я не знал даже к каким подразделениям принадлежали те, кто орал приказы и кого приканчивали рядом со мной. Не то чтобы мне было на это наплевать, но мы и не думали о том, чтобы обменяться впечатлениями о борделях в Ханое или воспоминаниями о метрополии, у нас не было фотографий, которые можно было бы разглядывать или писем чтоб их перечитывать. Мы все подчинялись правилам по которым никаких личных вещей брать с собой было нельзя. Это же не фильм с Гарри Купером и Кларком Гейблом о взятии Иводзимы с этими диалогами чтоб занять время или сократить спецэффекты.
- Вот это моя жена, смотри какая она красивая.
- Вот это мои ребята, старший уже так же высок как его мать.
- А сейчас я прочитаю тебе их последнее письмо.
- Вот это мое ранчо в Техасе, мои цветы, собака, моя красная тачка, моя синяя тачка и пр.
- Когда война закончится, я…
Контратака. Дьенбьенфу. Март 1954. Камю или Перо.
Это был capharnaüm. Ад. Ад. Дантовский ад, тут, рядом со мной, и все дела.
Моя голова не работала больше, я был как в беспамятстве. Срать, жрать. Я спал, сложившись, на месте. Здесь не было спален, я отказался от мысли перейти в сапы, полные мертвецов, экскрементов и разных отбросов. Сортиры, вырытые неподалеку, воняли так же как моя траншея. При сильном обстреле не было возможности выйти наружу, мы мочились и испражнялись тут же.
Это был ад, по иному не скажешь. Жизнь остановилась. Я ничего больше не ждал, я думал, что умру и никогда не отпраздную свой 20-й день рождения. Мне никогда не будет 20 лет. Я уже не знал кто я и что делаю.
Никакой надежды на спасение, только уверенность, что мы сдохнем. Я знал только одно: надо перезаряжать винтовку и стрелять в атакующих. Многочисленный и хорошо вооруженный враг спускался с гор, рыл сапы, чтоб взорвать бомбы под нашими позициями. Мне казалось, что наше укрепление являлось сосредоточением всех обстрелов. Но когда туман рассеивался, я видел, что на всех остальных холмах творится то же самое. Ночь была еще более впечатляющей, тогда начинался салют, смертельный, ужасный салют…
В предпоследний день - вишенка на торте. Я присутствовал на небывалом спектакле, или, точнее, я в нем участвовал. Бесконечный обстрел ракетами. Они взлетали у вьетов с неописуемым воем, пронзающим барабанные перепонки. Ракеты мяукали, прочерчивали светящую траекторию и падали на наши позиции, с грохотам взрываясь. Одна за другой они взлетали, неистовствовали: «Вью! Вью!» а потом - много раз - «Ву-у-у, Ву-у-у!». Салют мадам Смерть.
Пункт отправления у вьетов, прибытия - у французских солдат.
Органы Сталина («Катюши»).
Судя по всему, снимок сделан во время ВОв.
Кое-какое время они перезаряжали свои пугачи, а потом все начиналось сначала. Зрелище и шум перекрывали все остальные обстрелы, достаточно многочисленные. Ночью было светло как ясным днем. Неподалеку от меня, в траншее, немецкий легионер смотрел этот спектакль с видом знатока.
- Эй, что это? Was ist das?
- Орканы Сталина.
- Што за оно, орканы Сталина?
- Ja, орканы Сталина, уже видеть в Rusland, битва Берлин тоже.
Орканы? А, догадался я, этот славный бош с его типичным акцентом хотел сказать «Органы»… И правда, все эти трубы, установленные на шасси грузовика, заставляли думать об органах.»
(Jean-Noël Marchandiau «J'avais 20 ans en Indochine»)
«Меня не волновало то, что я убиваю или то, что погибают люди рядом со мной, я их не знал. Парни Бижара и люди из 2 парашютного батальона ИЛ занимали другие холмы. Я не знал даже к каким подразделениям принадлежали те, кто орал приказы и кого приканчивали рядом со мной. Не то чтобы мне было на это наплевать, но мы и не думали о том, чтобы обменяться впечатлениями о борделях в Ханое или воспоминаниями о метрополии, у нас не было фотографий, которые можно было бы разглядывать или писем чтоб их перечитывать. Мы все подчинялись правилам по которым никаких личных вещей брать с собой было нельзя. Это же не фильм с Гарри Купером и Кларком Гейблом о взятии Иводзимы с этими диалогами чтоб занять время или сократить спецэффекты.
- Вот это моя жена, смотри какая она красивая.
- Вот это мои ребята, старший уже так же высок как его мать.
- А сейчас я прочитаю тебе их последнее письмо.
- Вот это мое ранчо в Техасе, мои цветы, собака, моя красная тачка, моя синяя тачка и пр.
- Когда война закончится, я…
Контратака. Дьенбьенфу. Март 1954. Камю или Перо.
Это был capharnaüm. Ад. Ад. Дантовский ад, тут, рядом со мной, и все дела.
Моя голова не работала больше, я был как в беспамятстве. Срать, жрать. Я спал, сложившись, на месте. Здесь не было спален, я отказался от мысли перейти в сапы, полные мертвецов, экскрементов и разных отбросов. Сортиры, вырытые неподалеку, воняли так же как моя траншея. При сильном обстреле не было возможности выйти наружу, мы мочились и испражнялись тут же.
Это был ад, по иному не скажешь. Жизнь остановилась. Я ничего больше не ждал, я думал, что умру и никогда не отпраздную свой 20-й день рождения. Мне никогда не будет 20 лет. Я уже не знал кто я и что делаю.
Никакой надежды на спасение, только уверенность, что мы сдохнем. Я знал только одно: надо перезаряжать винтовку и стрелять в атакующих. Многочисленный и хорошо вооруженный враг спускался с гор, рыл сапы, чтоб взорвать бомбы под нашими позициями. Мне казалось, что наше укрепление являлось сосредоточением всех обстрелов. Но когда туман рассеивался, я видел, что на всех остальных холмах творится то же самое. Ночь была еще более впечатляющей, тогда начинался салют, смертельный, ужасный салют…
В предпоследний день - вишенка на торте. Я присутствовал на небывалом спектакле, или, точнее, я в нем участвовал. Бесконечный обстрел ракетами. Они взлетали у вьетов с неописуемым воем, пронзающим барабанные перепонки. Ракеты мяукали, прочерчивали светящую траекторию и падали на наши позиции, с грохотам взрываясь. Одна за другой они взлетали, неистовствовали: «Вью! Вью!» а потом - много раз - «Ву-у-у, Ву-у-у!». Салют мадам Смерть.
Пункт отправления у вьетов, прибытия - у французских солдат.
Органы Сталина («Катюши»).
Судя по всему, снимок сделан во время ВОв.
Кое-какое время они перезаряжали свои пугачи, а потом все начиналось сначала. Зрелище и шум перекрывали все остальные обстрелы, достаточно многочисленные. Ночью было светло как ясным днем. Неподалеку от меня, в траншее, немецкий легионер смотрел этот спектакль с видом знатока.
- Эй, что это? Was ist das?
- Орканы Сталина.
- Што за оно, орканы Сталина?
- Ja, орканы Сталина, уже видеть в Rusland, битва Берлин тоже.
Орканы? А, догадался я, этот славный бош с его типичным акцентом хотел сказать «Органы»… И правда, все эти трубы, установленные на шасси грузовика, заставляли думать об органах.»
(Jean-Noël Marchandiau «J'avais 20 ans en Indochine»)