Наука и исламский мир
Алгебра, алгоритм, арабские цифры - эти слова всем знакомы, они - часть современной культуры, ими мы обязаны Востоку, а именно - мусульманскому миру. Арабский Золотой век пришелся на IX-XII века, в ту эпоху были достигнуты серьезные успехи в математике, астрономии, медицине. Но с концом этой эпохи наука в исламском мире практически исчезла. В течение семи веков в мусульманском мире не появилось никаких значительных изобретений или открытий. 
Почему мусульманский мир, обладающий значительными материальными и людскими ресурсами проявляет полное равнодушие к научному прогрессу и не участвует в получении новых знаний? Этим вопросам посвящена статья Первеза Гудбоя "Наука и исламский мир - поиск путей сближения" (Physics Today, 2007).
По его мнению остановившееся научное развитие на фоне непрерывно модернизирующегося мира - одна из причин растущей изоляции мусульман, которая, если ее вовремя не обезвредить, может оказаться таким же серьезным вызовом всей цивилизации, как и глобальные климатические изменения или ядерная опасность.
Наука и исламский мир - поиск путей сближения
В начальный период развития ислама наука в арабской культуре отсутствовала. Но к середине восьмого столетия ислам утвердился и политически и в военном отношении, расширилась территория, а мусульманские завоеватели натолкнулись на древние сокровища греческих знаний. Либеральные и просвещенные калифы стали заказывать переводы греческих книг на арабский язык, а их дворы в Багдаде стали заполняться учеными из разных стран. Политическая власть находилась в руках у рационалистически настроенных мутазилитов, которые стремились соединить веру и разум, чем отличались от своих догматических конкурентов.
Терпимая, и в целом плюралистическая исламская культура позволяла мусульманам, христианам и иудеям вместе создавать новые произведения искусства и науки. Но с течением времени теологические конфликты между либеральными и фундаменталистскими интерпретациями ислама - например по вопросу о свободе воле и предопределении - стали очень напряженными и даже кровавыми. Возникшаяся религиозная ортодоксальность в конечном счете принесла сокрушительное поражение мутазилитам, после чего, свободное развитие философии, математики, и науки стало иссякать в исламском мире.
Последовал длительный период темноты, на фоне которой появлялись лишь случайные блестящие точки. В XVI-ом столетии турки-оттоманы установили обширную империю, используя современную военную технологию. Однако в отношении к науке и новому знанию большого энтузиазма не было проявлено. В XIX-ом столетии европейское Просвещение вдохновило волну исламских реформаторов-модернистов: Мохаммед Абдух в Египте, его последователь Рашид Рида из Сирии, а на индийском субконтиненте - Саид Ахмад-хан и Джамаль-аль-Дин-аль-Афгани, призвали мусульман принимать идеи Просвещения и научной революции. Их теологическуе позицию можно сформулировать так: "Коран говорит нам, как идти на небеса, но не как небеса идут", что перекликалось с ранее звучавшими в Европе сходными высказываниями Галилея.
В XX-м столетии настал конец европейскому колониальному владычеству, появились несколько новых независимых мусульманских государств, руководимых первоначально светскими национальными лидерами. Началось движение к модернизации, к освоению технологии. Многие ожидали, что последует мусульманский научный Ренессанс. Однако, он так и не начался.
Какой недуг поразил науку в мусульманском мире?
Сегодня многие мусульманские лидеры, понимая, что военная власть и экономический рост определяются технологией, часто призывают к ускоренному научному развитию и созданию общества, основанного на знаниях. Часто это требование не более чем риторика, но в некоторых мусульманских странах - Катаре, Объединенных Арабских Эмиратах, Пакистане, Малайзии, Саудовская Аравии, Иране и Нигерии - финансирование науки и образования резко выросло в последние годы. Отдельные просвещенные правители, включая Султана Шарджа Бин Мохаммед Аль- Казими, эмира Катара Хамад бен Халифа Аль Тани, и некоторых других стали выделять часть своего личного состояния на эти цели.
Однако возникает вопрос, а достаточно ли увеличения ресурсов для стимулирования научного развития, или требуются более основательные перемены? Известный социолог Макс Вебер утверждал, что ислам испытывает нужду в "идейной системе". Именно она является ключевым фактором, необходимым для поддержки научной культуры, основанной на новациях, приобретении нового опыта, количественных оценках, и эмпирической проверке. Фатализм и ориентация на прошлое мешают и, более того, не заинтересованны в каком-либо прогрессе.
В настояшее время, когда и без этого растет антагонизм между исламским и западным мирами, большинство мусульман с негодованием старается отвергнуть такое обвинение. Они чувствуют, что оно оказывается лишним аргументом для Запада, могущим оправдать свой непрекращающийся культурный и военный натиск на мусульманский мир. Мусульмане сразу ощетиниваются от любого намека, что ислам и наука противоречат друг другу, или что конфликт между ними может привести к замедлению прогресса. Коран, будучи неизменным словом Бога, вне подозрений: мусульмане полагают, что, если есть проблема, то она лежит в их неспособности должным образом интерпретировать и исполнять божественные инструкции Корана.
В защите совместимости науки и ислама, мусульмане утверждают, что ислам смог обеспечить и поддержать яркую интеллектуальную культуру в течение европейского Средневековья и, таким образом, способен адаптироваться к современной научной культуре. Пакистанский лаурет Нобелевской премии физик Абдус Салам подчеркивал, что одна восьмая Корана - призыв к мусульманам, чтобы они искали следы Аллаха во Вселенной и, следовательно, что наука является как духовным долгом так и светской обязанностью для мусульман. Часто цитируются слова пророка Мухаммеда, призвающего своих последователей "искать знание, даже если оно в Китае", что подразумевает, что мусульманин обязан заниматься поиском знания.
Постараемся выяснить состояние научного развития современного исламского мира.
Нет единой методики (и уж тем более точной) измерения научного прогресса. Наука пронизывает нашу жизнь бесчисленными способами, и для разных людей она означает очень разные вещи, а с течением истории ее содержание и возможности существенно менялись. Кроме того, недостаток надежных данных делает задачу оценки научного прогресса мусульманских стран особенно трудной.
Научная продукция
Полезный, хотя, конечно, очень несовершенный показатель научной продуктивности - число изданных научных статей. Его обычно анализируют вместе тем, в какой степени эти статьи цитируются другими учеными.
Продукция семи мусульманских стран, наиболее активных в этом отношении, дана в таблице. Эти данные охватывают период с 1 января 1997 до 28 февраля 2007 по всем научным областям в целом и по физике в отдельности. Сравнение с Бразилией, Индией, Китаем, и США показывает, что отдача мусульманских стран существенно ниже. Исследование, проведенное Международным Исламским Университетом в Малайзии показало, что страны, входяшие в Организацию "Исламский Конгресс" (ОИК) имеют на 1000 человек населения всего 8,5 ученых, инженеров, и техников, тогда как среднее число по всему миру 40,7, а для экономически развитых стран - 139,3. Вклад сорока шести мусульманских стран в мировую научную литературу всего 1,17 %, тогда как 1,66 % создано в одной только Индии, и 1,48 % - в Испании. Двадцать арабских стран внесли всего 0,55 %, по сравнению с 0,89 % произведенного одним только Израилем. В свою очерель, согласно отчетам американского Национального научного фонда из 28 наименее производительных стран в 2003, половину составляли страны ОИК.
При этом положение может оказаться еще хуже, чем можно себе представить по количеству публикации, или на основе подсчета уровня цитирования научной продукции. Оценка научной ценности публикаций - и без того нелегкая задача - усложняется быстрым появлением новых международных научных журналов, которые издают работы низкого качества. Редакционная практика у многих из них на низком уровне, с неразвитой системой рецензирования. Ученые во многих развивающихся странах, испытывают давление со стороны научных институтов и финансирующих органов, вынуждающее их публиковать любой ценой, и они часто следуют линии наименьшего сопротивления, в соответствии с системой предлагаемой им все более и более коммерциализирующимися журналами. Такие авторы вполне четко представляют, что редакторы обязаны выпускать каждый месяц журнал определенной толщины. Так. например, иранские ученые утроили свои публикации по химии за пять лет, от 1040 в 1998 до 3277 в 2003. Однако много из этих научных статей, которые как утверждали их иранские авторы были оригинальными работами, изданными в международных журналах с системой рецензирования, фактически были изданы теми же самыми авторами дважды и даже трижды, с идентичным или очень близким содержанием. Другие занимались плагиатом чужих статей - факт, который любой достаточно внимательный рецензент легко бы мог установить.
Положение с патентами еще более обескураживающее: страны ОИК регистрируют так мало, что этим количеством можно попросту пренебречь. Согласно официальной статистике, а 43 года в Пакистане получено только восемь патентов!
Надо отметить, что исламские страны заметно различаются друг от друга по научному развитию из-за разброса в уровне модернизации и также из-за разнообразия культур. Среди больших стран, как по количеству населения, так и по их политической весу, наиболее развитыми в научном плане являются Турция, Иран, Египет, и Пакистан. Среди малых стран, вроде среднеазиатских республик, Узбекистан и Казахстан стоят значительно выше Туркмении, Таджикистана, и Кыргызстана. Малайзия, довольно нетипичная мусульманская страна с 40%-ым немусульманским меньшинством, меньше по площади, чем соседняя Индонезия, но ее научная производительность существенно выше. Кувейт, Саудовская Аравия, Катар, Объединенные Арабские Эмираты и другие государства, которые издавна приглашают многих иностранных ученых, с научной точки зрения также далеко впереди.
Организация научной работы
Обычно считается, что большой научный бюджет автоматически означает большой объем научной работы. В среднем, 57 государств ОИК тратят приблизительно 0,3 % их валового национального продукта на научные исследованиях, что является существенно ниже 2,4 % - средней цифры по всему миру. Но тенденция к увеличению расходов на науку неоспорима. Объединенные Арабские Эмираты и Катар строят несколько новых университетов, причем приглашаюся западные специалисты, как для строительства так и для последующей работы в них. Президент Нигерии объявил в 2006 году, что он планирует вложить 5 миллиардов нефтедолларов в сферу науки и техники. Иран резко увеличил свои расходы, начиная с жалких грошей в 1988 в конце войны с Ираком, до нынешнего уровня 0,4 % от своего валового продукта. Саудовская Аравия объявила, что 26 % своего бюджета связанного с развитием, будет выделять на науку и образование; около 5000 студентов отправлено в американские университеты. Пакистан за прошедшие пять лет увеличил финансирование высшего образования и науки на 800%, поставив этим мировой рекорд.
Но большие бюджеты - не панацея. Очень важно правильно разместить этот капитал. Одним из решающих факторов является наличие достаточного количества ученых, инженеров, и техников. А их не слишком много в странах ОИК - в среднем 400-500 человек на миллион, в то время как для развитых стран эта цифра обычно достигает 3500-5000. Еще очень важный показатель, который нелегко оценить - качество и уровень профессионализма. Однако без учета всего этого простое увеличение капиталовложения может привести лишь к тому, что эти деньги не принесут отдачи в виде научного прогресса.
Другой важный показатель - это роль, играемая наукой в развитии высокотехнологичного производства. Во многих мусульманских странах она очень низка, так как эти страны почти не экспортируют высокотехнологичную продукцию, что говорит о том, что степень вовлеченности научных кадров в такое производство также невелико.
Однако есть научные области, в которых исследовательская деятельнось окупается. В первую очередь это разработки в сфере сельского хозяйства. Пакистан имеет здесь волне хорошие результаты, например, с новыми сортами хлопка, пшеницы, риса, и чая. Военные технологии - другая область, в которую многие также вкладывают средства. Развивающиеся страна стремятся таким путем уменьшить свою зависимость от международных поставщиков оружия и способствовать развитию внутреннего потенциала. Пакистан изготовляет ядерное оружие и ракеты среднего радиуса действия. Бурно растет ориентированная на экспорт пакистанская военная промышленность занимающаяся созданием самого разного оружия от гранат до танков, от устройств ночного видения до оружия, управляемого лазером, от небольших подлодок до учебных самолетов. Экспорт дает свыше 150 миллионов $ ежегодно. И хотя большая часть производства построена на заимствованных проектах, а не оригинальных научных исследованиях, налицо все же достаточное понимание научных принципов, необходимых для их реализации, а также способность находить технические и организаторские решения. За примером Пакистана следует Иран.
Высшее образование
Согласно недавнему обзору, в 57 странах-членах ОИК приблизительно 1800 университетов. Но только в 312 издаются научные статьи. Среди 50 наиболее продуктивных 26 находятся в Турции, 9 в Иране, по 3 в Малайзии и Египте, 2 в Пакистане, и по одному в Уганде, Объединенных Арабских Эмиратов, Саудовской Аравии, Ливане, Кувейте, Иордании, и Азербайджане. У 20 самых лучших университетов среднее количество статей 1500 в год - небольшая, но приемлемая цифра. Однако, коэффициент цитирования меньше чем 1,0 в среднем на статью. Два малазийских вуза в 2006 году оказались в списке 200 лучших ("Times Higher Education Supplement" http://www.thes.co.uk). Ни один университет стран ОИК не попал в лучшие 500 ("Academic Ranking of World Universities" составляемые Шанхайским Университетом Jiao Tong http://ed.sjtu.edu.cn/en). Сложившаяся ситуация принудила генерального директора ОИК призвать к тому, чтобы по крайней мере 20 университетов достигли уровня 500. Но не вырвботан никакой план действия, да и что имелось в виду под "качеством", также не было оговорено.
Качество учебного учреждения вещь решающая, но как ее определить? Обеспечение инфраструктурой и средствами обслуживания хоть и важно, но не является ключевым. Большинство университетов в исламских странах имеет очень низкое качество обучения, навыки работы никак не контролируются, а научная деятельность слаба как качественно, так и количественно. Но плохое обучение в большей степени следствие неправильной ориентировки, нежели отсутствия материальных ресурсов. От учащегося требуется покорность, механическое запоминание, а авторитету преподавателя редко бросают вызов, и это распространено повсеместно. Дебаты, анализ, групповое обсуждения - явления нечастые.
В университетских городках большинства мусульманских стран существенно ограничены академические и культурные свободы. В исламабадском университете Куайд-и-Азам, где я преподаю, ограничения подобны тем, которые существуют в большинстве других пакистанских общественных учреждений. Этот университет рассчтитан на студентов из среднего класса и, согласно обзору, упомянутому ранее, он занимает второе место среди университетов стран ОИК. Здесь, как в других пакистанских общественных университетах, неодобрительно относятся к кино, театру, музыки, и иногда наиболее рьяные студенты совершают физические расправы, если они находят, что имеет место нарушение исламских нормы. Университетский городок имеет три мечети, планируется строительство четвертой, но отсутствует книжный магазин. Ни один пакистанский университет не разрешил Абдусу Саламу дяже появиться в своем университетском городке, и это не смотря на то, что он - Нобелевский лауреат за 1979 год за свой вклад в формулировку стандартной модели элементарных частиц. А причина в том, что секта Ахмеди, к которой он принадлежал, и которая ранее считалась волне мусульманской, в 1974 была официально объявлена пакистанским правительством еретической.
По мере того, как нетерпимость и борьба за идеологическую чистоту растут в мусульманском мире, растет давление на личные и академические свободы, и их объем уменьшается. В пакистанских университетах чадру носят повсеместно, и те немногочисленные студентки, которые отказываются ее носить, находятся под сильным давлением. Глава финансируемой правительством мечети-семинарии, находящейся в самом сердце Исламабада, выпустил следующее зловещее предупреждение студенткам и сотрудникам моего университета, переданное12 апреля 2007 по местному радио:
"Правительство должно отменить совместное обучение. Университет Куайд-и-Азам превратился в бордель. Женщины-профессора и студентки шатаются в вызывающих платьях.... Спортсменки демонстрируют наготу. Я предупреждаю, что спортсменкам Исламабада следует прекратить заниматься спортом....Нашим студенткам пока еще не плескали кислоту в непокрытое лицо. Однако, такая угроза могла бы использоваться, чтобы в греховных женщин вселить страх перед исламом. В этом не было бы никакого вреда. В будущей жизни таких женщин ждут намного более ужасные наказания."
Ношение чадры приносит свои плоды. Мои коллеги разделяют вместе со мной общее наблюдение, что с течением времени большинство студентов - особенно женщины, носящие чадру - постепенно опускаются до молчаливых и безучастных "записывателей лекций", становятся все более и более робкими, и менее склонны задать вопросы или принимать участие в обсуждениях. Отсутствие средств самовыражения и доверия к себе приводит к тому, что большинство пакистанских студентов университетов, включая двадцатилетних и даже старше - смотрят на себя как на мальчиков и девочек, а не как на мужчин и женщин.
Наука и религия по-прежнему в разногласии
Наука повсеместно находится под давлением, со стороны каждой религии. Она становится все более и более доминирующей частью человеческой культуры, и ее достижения внушают страх и опасения. Креационизм и теория разумного творения, ограничения на генетические исследования, псевдонаука, парапсихология, вера в НЛО - таковы их проявления на Западе. Религиозные консерваторы в США сплачиваются против преподавания дарвинистской эволюции в учебных заведениях. Экстремистские индусские секты, вроде движения Вишну Хинду Паришад, которое призывало к этнической чистке христиан и мусульман, рекламировало различные "храмовые чудеса," включая тот, когда слоноподобный Бог чудесным образом возникал живьем и даже пил молоко. Некоторые экстремистские иудаистские группы также черпают политическую силу у различных течений, враждебных научному прогрессу. Некоторые американские скотопромышленники в течение многих лет занимались выведением для своих израильских клиентов чистокровной красной телки, которая, как говорилось в главе 19 Книги Чисел, станет сигналом к началу строителства Третьего Храма - событие, которое способное воспламенить весь Ближний Восток.
В Исламском мире, противостояние науке находит в обществе и другие формы. В Интернете, на тысячах тщательно разработанных исламских вебсайтах, в несметном количестве присутствуют материалы, направленные против научного развития, причем число посещений таких страниц заходит далеко за сотни тысяч. Один такой типичный и часто посещаемый сайт имеет следующий баннер: "Недавно открытые поразительные научные факты точно описаны в Святой Книге мусульман и пророком Магометом 14 столетий назад." Здесь можно найти, что все, начиная с квантовой механики и кончая черными дырами и генами - все уже предугадано 1400 лет назад.
Наука в представлении фундаменталистов имеет лишь ту ценность, что она должна принести еще больше доказательств существования Бога, должна подтвердить истинность ислама и корана. С их точки зрения необходимо всячески доказывать, что современная наука была бы невозможна без открытий, сделанных мусульманами. Древность уже сама по себе имеет ценность. Возникает впечатление, что часы истории сломались где-то в 14-м столетии, и планы их починки, в лучшем случае неопределенны. Такое представление, широко распространенное, далеко от понимания того, что наука это критическая мысль и поиск, творческие сомнения, непрерывная исследовательская деятельность. Отсутствуют вебсайты или дискуссионные форумы, имеющие дело с философскими следствиями, которые могли бы вытекать с исламской точки зрения из теории относительности, квантовой механики, теории хаоса, теории струн, исследований стволовых клетки, и других современных научных проблемы.
Точно так же в средствах массовой информации мусульманских стран, обсуждения по теме "Ислам и наука" являются обычными, однако они принимаются только тогда, когда в них вера в принятый порядок вещей подтверждается, но не подверается сомнению. Когда 2005 году мощное землетрясение потрясло Пакистан, убив более 90 000 человек, никакой крупный ученый в стране не бросил публично вызов вере, свободно распространяемой через средства массовой информации, что землетрясение было наказанием Бога за греховное поведение. Муллы высмеяли сам факт, что наука может объяснить это явление; они подстрекали своих последователей разбивать телевизоры, которые вызвают гнев Аллаха, пославшего землетрясение. Как показало несколько семинарских дискуссий, подавляющее большинство студентов с научного фкультета моего университета вполне принимает объяснения связанные с божественным гневом.
Почему развитие идет так медленно?
Относительно медленный темп научного развития в мусульманских странах не вызывает сомнений, и этому могут быть много причин, но существует ряд ходячих представлений, которые попросту неправильны.
Например, миф, что женщины в мусульманских странах в значительной степени исключены из высшего образования. На деле цифры сходны с теми, что и для многих Западных стран: доля женщин среди студентов университетов - 35 % в Египте, 67 % в Кувейте, 27 % в Саудовской Аравии, и 41 % в Пакистане - это в качестве примера. В области физики или на инженерных специальностях пропорция работающих женщин примерно такая же как и в США. Однако существующие ограничения на свободу предоставляют женщинам гораздо более узкий выбор, по сравнению с мужчинами, как в личной жизни, так и в профессиональном росте по окончании вуза.
Почти полное отсутствие демократии в мусульманских странах также не слишком серьезная причина для медленного научного развития. В целом верно, что авторитарные режимы не допускают свободу интелектуального поиска, не допускают инакомыслие, притесняют профессиональные сообщества и университеты, ограничивают контакты с внешним миром. Но никакое современное мусульманское правительство, диктаторское или просто недемократичное, даже отдаленно не приближается к террору режимов Сталина или Гитлера, при которых наука не только выжила, но еще и успешно развивалась.
Другой миф - то, что мусульманский мир чужд новым технологиям. Это далеко не так. В прежние времена, ортодоксальный менталитет сопротивлялся новым изобретениям, вроде печатной машины, громкоговорителя, или пенициллина, но такое неприятие теперь почти исчезло. Вездесущий сотовый телефон, символ космической эры, воплощает удивительно быстрое поглощение исламской культурой технологии "черного ящика". Например, уже не вызвает никакого удивления, если Вы при перемещении по Исламабаду получите срочную SMS с просьбой помолиться за крикетную команду Пакистана: чтобы обеспечить ей выигрыш. Новые популярные исламские модели сотового телефона на основе GPS дают точные указания, в какую сторону стоять мусульманину во время молитвы, снабжают точными переводами корана, и обеспечивают инструкции во время совершения паломничества. Популярны цифровые кораны, и получили распространение молитвенные коврики с микрочипсами (для того, чтобы считать поклоны во время молитвы).
Предлагались и более правдоподобные причины для объяснения медленного научного развития мусульманских стран. Во-первых, несмотря на то, что горстка богатых мусульманских стран имеет сверхдоходы от добычи нефти, остальные остаются довольно бедными и не отличаются от других развивающихся стран. И действительно, средний доход на душу населения в странах ОИК значительно меньше, чем средняя цифра по всму миру. Во-вторых, традиционные исламские языки - арабский, персидский, язык урду - не вполне приспособлены для научного текста, что является важной причиной, тоже вносящей свой вклад. Приблизительно 80 % мировоой научной литературы публикуется вначале на английском языке, и лишь немногие местные языки в развивающемся мире приспособились к новым лингвистическим требованиям. За исключением Ирана и Турции, объем переводов очень маленький. Согласно докладу, написанному арабской интеллигенцией в 2002 году для ООН и опубликованному в Каире, "весь арабский мир ежегодно переводит приблизительно 330 книг, что составляет одну пятую от количества переводов, делаемых в Греции." Доклад добавляет, что за 1000 лет. что прошли с правления калифа Маа'муна, арабы перевели книг не более, чем Испания переводит только за один год.
Характер мышления - вот что действительно важно
Но еще более глубокие причины - не материального характера; все дело в отношении. В основе лежит так и нерешенная противоречие между традиционным и современным способами мышления и социального поведения.
Это утверждение нуждается в объяснении. Никакой великий спор, какой был напрмер между Галилео и Римским папой Урбаном VIII, не способен замедлить время. Наука и техника, направленные на удовлетворение повседневных забот, требуют изучения сложных, но вполне земных законов и правил, которые не вступают в конфликт ни с какой системой веры любого разумного человека. Инженер-мостостроитель, эксперт робототехники, или микробиолог могут быть компетентным профессионалом, не задумываясь над глубокими тайнами Вселенной. С действительно фундаментальными и идеологически нагруженными проблемами имеет дело только то крошечное меньшинство ученых, которые заняты космологией, неопределенностью в квантово-механических и хаотических системах, неврологией, эволюцией человека, и другими такими же глубокими темами. Поэтому, можно было бы сделать вывод, что развитие науки это только вопрос создания в достаточном количестве школ, университетов, библиотек, и лабораторий, покупки новейших научных инструментов и оборудования.
Но это рассуждение поверхностно и ведет к заблуждению. Наука в первую очердь идейная система, которая растет вокруг своего рода каркаса - научного метода. И намеренно культивируемая привычка к научному образу мышления необходима для успешной работы в любой науке и связанных с ней областях, где критический подход является существенным. Научные прогресс все время требует требует, чтобы факты и гипотезы подвергались проверке и перепроверялись без оглядки на авторитеты. Вот тут и находится проблема: научный метод чужд традиционной застывшей религиозной мысли. В обществе, в котором абсолютная власть исходит свыше, вопросы задаются с трудом, за неверие полагается серьезное наказание, интеллект оклеветан, и царит уверенность, что все ответы уже известны и их надо только открыть, в таком обществе только исключительный человек в состоянии в полной мере осуществить такое мышление.
Там, где к чудесам относятся буквально и серьезно, а откровение считается источником подлинного знание физического мира, там почва бесплодна для науки. Если научный метод подрывается, то вред от этого не смогут компенсировать никакое количество ресурсов или громких деклараций о намерении развивать науку. В таких обстоятельствах научное исследование становится, в лучшем случае своего рода каталогизация или деятельностью по сбору бабочек. Оно не будет творческим процессом настоящего поиска, в котором выдвигаются и проверяются смелые гипотезы.
Религиозный фундаментализм - всегда плохая новость для науки. Чем же объясняется его взлет исламского фундаментализма в последнюю половину прошлго столетия? В середине 1950-ых все мусульманские лидеры были людьми светскими, и атеизм в исламском обществе рос. Что жеизменилось? Здесь Запад должен принять на себя часть ответственности, чтобы иметь возможность повернуть тенденцию вспять. Иран при Мохаммеде Моссадеке, Индонезия при Ахмеде Сукарно, и Египет при Гамале Абделе Нассере - это примеры светских, хотя и националистических правительств, которые стремились защитить национальное богатство своих стран. Однако западная имперская жадность свергла их. В то же самое время консервативные и богатые нефтью арабские государства, типа Саудовской Аравии, которая активно экспортировала экстремистские варианты ислама, являлись американскими клиентами. Израиль помогал фундаменталистской организации Хамаса в ее борьбе против светской Организации Освобождения Палестины, что было частью преднамеренной израильской стратегии в 1980х годах. И, возможно самый важное, это то, что после советского вторжения в Афганистан в 1979, американское ЦРУ вооружило самых жестоких и наиболее идеологически продвинутых исламских борцов и доставило их из отдаленных мусульманских стран в Афганистан, оказав, таким образом, помощь в создании обширной сети джихада. И сегодня, так как атеизм продолжает отступать, исламский фундаментализм заполняет вакуум.
Как наука может вернуться в исламский мир
В 1980х в качестве альтернативы "западной науке" была предложена идея химерической "исламской науки". Понятие широко распространилось и получило поддержку у правительств Пакистана, Саудовской Аравии, Египта, и в других местах. Мусульманские идеологи в США, типа Исмэйля Фаруки и Сиеда Хоссейна Насра, объявили, что новая наука будет основана на таких высоких моральных принципах, как tawheed (единство Бога), ibadah (милость), khilafah (опека), и нееприятии zulm (тирании), а главным проводником в поиске настоящих знаний будет откровение, а не разум. Были и другие, которые принимали стихи из корана в буквальном смысле как научные факты, который, как полагали, имели отношение к описанию физического мира. Эти попытки обсуждались на дорогих и хорошо организованных исламских научных конференциях, проводимых в разных концах мира. Некоторые ученые вычислили температуру преисподней, другие - химический состав небесных существ. Никто не придумал новой машины или инструмента, не выполнил эксперимент, или хотя бы сформулировал единственную проверяемую гипотезу.
Более прагматический подход, имеющий дело с регулярной, а не исламской наукой, проводится организациями типа COMSTECH (Комитет по Научному и Технологическому Сотрудничеству), который был создан во время исламской встрече ОИК на высшем уровне в 1981. К ней примыкает IAS (Исламская Академия Наук) и ISESCO (Исламская Образовательная, Научная, и Культурная Организация), которые обслуживают "ummah" (мировое мусульманское сообщество). Но посещение вебсайтов этих организаций показывает, что за более чем два десятилетия, вся их деятельность свелась к эпизодическим конференциями по разным темам, горстке грантов на исследования и командировки, и небольшим суммам на ремонт оборудования и запасных частей.
Можно отчаится. Неужели наука никогда не появится в исламском мире? Мир будет разделен между теми, кто имеет науку и теми, кто ее не занимается, со всеми сопутствующими последствиями?
Этот взгляды не должен возобладать. У истории нет последнего слова, и мусульмане действительно имеют шанс. Стоит вспомнить, как англо-американская элита воспринимала евреев, когда они приехали в США в начале 20-ого столетия. Академики вроде Генри Герберта Годдарда, известного авторитета в евгенике, так описывали евреев в 1913: "безнадежно отсталые люди, в значительной степени неспособные к адаптации к новым требованиям передовых капиталистических обществ." В своем исследовании он нашел, что 83 % евреев "недоразвитые"- термин, который он популяризировал, чтобы описать людей со слабыми умственными способностями; и далее он продолжил тем, что предложил, что их следует использовать для дел, требующих "огромного количества тяжелой работы." Эта смехотворная нетерпимость не заслуживаетет никакого дальнейшего обсуждения, кроме замечания, что сильные всегда создавали ложные изображения слабого.
Прогресс потребует поведенческих изменений. Если мусульманские общества станут развивать технологию вместо того, чтобы только использовать ее, безжалостная конкуренция мирового рынока потребует не только навыков высокого уровня, но и развитые привычки коллективной работы. Последние не легко совместимы с религиозными требованиями, построенными на представлении о мусульманина, требующим от него всех его сил, энергии, умственной концентрации: верующий должен участвовать в пяти ежедневных приходских молитвах, выносить месяц изнурительного поста, ежедневно читать коран, и многое другое. Хотя такие старание воздается на том свете, успех на этом свете становится менее вероятным. Необходим более уравновешенный подход.
Наука сможет вновь процветать среди мусульман, но только при готовности принять определенные базовые философские и поведенческие перемены. Нужен поворот, который сбросит мертвую руку традиции, отвергнет фатализм и абсолютную веру в авторитет, примет законность земных законов, станет ценить интеллектуальную строгость и научную честность, будет уважать культурные и личные свободы. Борьба за возрождение науки должна пойти бок о бок с более широкой кампанией, которая должна сдвинуть с места ортодоксальность и принести современную мысль, искусства, философию, демократию, и плюразлизм.
Многие верующие мусульмане. заслуживающие уважение, не видят никакой несовместимости между вышеупомянутыми требованиями и истинным исламом, в том виде, в каком они его понимают. В поисках модернизации и научного прогресса, внутренняя борьба продолжается в пределах Исламского мира. Так же важно то, что религиозная практика должна быть вопросом выбора для индивилуума, но не государственным предписанием. В итоге остается светский гуманизм, основанный на здравом смысле и принципах логики и разума, как наш единственный разумный выбор для руководства и прогресса. Нам, учеными, легко это понять. Задача состоит в том, чтобы убедить тех, кто ими не является.
Первез Гудбой (Pervez Hoodbhoy)
Почему мусульманский мир, обладающий значительными материальными и людскими ресурсами проявляет полное равнодушие к научному прогрессу и не участвует в получении новых знаний? Этим вопросам посвящена статья Первеза Гудбоя "Наука и исламский мир - поиск путей сближения" (Physics Today, 2007).
По его мнению остановившееся научное развитие на фоне непрерывно модернизирующегося мира - одна из причин растущей изоляции мусульман, которая, если ее вовремя не обезвредить, может оказаться таким же серьезным вызовом всей цивилизации, как и глобальные климатические изменения или ядерная опасность.
Наука и исламский мир - поиск путей сближения
В начальный период развития ислама наука в арабской культуре отсутствовала. Но к середине восьмого столетия ислам утвердился и политически и в военном отношении, расширилась территория, а мусульманские завоеватели натолкнулись на древние сокровища греческих знаний. Либеральные и просвещенные калифы стали заказывать переводы греческих книг на арабский язык, а их дворы в Багдаде стали заполняться учеными из разных стран. Политическая власть находилась в руках у рационалистически настроенных мутазилитов, которые стремились соединить веру и разум, чем отличались от своих догматических конкурентов.
Терпимая, и в целом плюралистическая исламская культура позволяла мусульманам, христианам и иудеям вместе создавать новые произведения искусства и науки. Но с течением времени теологические конфликты между либеральными и фундаменталистскими интерпретациями ислама - например по вопросу о свободе воле и предопределении - стали очень напряженными и даже кровавыми. Возникшаяся религиозная ортодоксальность в конечном счете принесла сокрушительное поражение мутазилитам, после чего, свободное развитие философии, математики, и науки стало иссякать в исламском мире.
Последовал длительный период темноты, на фоне которой появлялись лишь случайные блестящие точки. В XVI-ом столетии турки-оттоманы установили обширную империю, используя современную военную технологию. Однако в отношении к науке и новому знанию большого энтузиазма не было проявлено. В XIX-ом столетии европейское Просвещение вдохновило волну исламских реформаторов-модернистов: Мохаммед Абдух в Египте, его последователь Рашид Рида из Сирии, а на индийском субконтиненте - Саид Ахмад-хан и Джамаль-аль-Дин-аль-Афгани, призвали мусульман принимать идеи Просвещения и научной революции. Их теологическуе позицию можно сформулировать так: "Коран говорит нам, как идти на небеса, но не как небеса идут", что перекликалось с ранее звучавшими в Европе сходными высказываниями Галилея.
В XX-м столетии настал конец европейскому колониальному владычеству, появились несколько новых независимых мусульманских государств, руководимых первоначально светскими национальными лидерами. Началось движение к модернизации, к освоению технологии. Многие ожидали, что последует мусульманский научный Ренессанс. Однако, он так и не начался.
Какой недуг поразил науку в мусульманском мире?
Сегодня многие мусульманские лидеры, понимая, что военная власть и экономический рост определяются технологией, часто призывают к ускоренному научному развитию и созданию общества, основанного на знаниях. Часто это требование не более чем риторика, но в некоторых мусульманских странах - Катаре, Объединенных Арабских Эмиратах, Пакистане, Малайзии, Саудовская Аравии, Иране и Нигерии - финансирование науки и образования резко выросло в последние годы. Отдельные просвещенные правители, включая Султана Шарджа Бин Мохаммед Аль- Казими, эмира Катара Хамад бен Халифа Аль Тани, и некоторых других стали выделять часть своего личного состояния на эти цели.
Однако возникает вопрос, а достаточно ли увеличения ресурсов для стимулирования научного развития, или требуются более основательные перемены? Известный социолог Макс Вебер утверждал, что ислам испытывает нужду в "идейной системе". Именно она является ключевым фактором, необходимым для поддержки научной культуры, основанной на новациях, приобретении нового опыта, количественных оценках, и эмпирической проверке. Фатализм и ориентация на прошлое мешают и, более того, не заинтересованны в каком-либо прогрессе.
В настояшее время, когда и без этого растет антагонизм между исламским и западным мирами, большинство мусульман с негодованием старается отвергнуть такое обвинение. Они чувствуют, что оно оказывается лишним аргументом для Запада, могущим оправдать свой непрекращающийся культурный и военный натиск на мусульманский мир. Мусульмане сразу ощетиниваются от любого намека, что ислам и наука противоречат друг другу, или что конфликт между ними может привести к замедлению прогресса. Коран, будучи неизменным словом Бога, вне подозрений: мусульмане полагают, что, если есть проблема, то она лежит в их неспособности должным образом интерпретировать и исполнять божественные инструкции Корана.
В защите совместимости науки и ислама, мусульмане утверждают, что ислам смог обеспечить и поддержать яркую интеллектуальную культуру в течение европейского Средневековья и, таким образом, способен адаптироваться к современной научной культуре. Пакистанский лаурет Нобелевской премии физик Абдус Салам подчеркивал, что одна восьмая Корана - призыв к мусульманам, чтобы они искали следы Аллаха во Вселенной и, следовательно, что наука является как духовным долгом так и светской обязанностью для мусульман. Часто цитируются слова пророка Мухаммеда, призвающего своих последователей "искать знание, даже если оно в Китае", что подразумевает, что мусульманин обязан заниматься поиском знания.
Постараемся выяснить состояние научного развития современного исламского мира.
Нет единой методики (и уж тем более точной) измерения научного прогресса. Наука пронизывает нашу жизнь бесчисленными способами, и для разных людей она означает очень разные вещи, а с течением истории ее содержание и возможности существенно менялись. Кроме того, недостаток надежных данных делает задачу оценки научного прогресса мусульманских стран особенно трудной.
Научная продукция
Полезный, хотя, конечно, очень несовершенный показатель научной продуктивности - число изданных научных статей. Его обычно анализируют вместе тем, в какой степени эти статьи цитируются другими учеными.
Продукция семи мусульманских стран, наиболее активных в этом отношении, дана в таблице. Эти данные охватывают период с 1 января 1997 до 28 февраля 2007 по всем научным областям в целом и по физике в отдельности. Сравнение с Бразилией, Индией, Китаем, и США показывает, что отдача мусульманских стран существенно ниже. Исследование, проведенное Международным Исламским Университетом в Малайзии показало, что страны, входяшие в Организацию "Исламский Конгресс" (ОИК) имеют на 1000 человек населения всего 8,5 ученых, инженеров, и техников, тогда как среднее число по всему миру 40,7, а для экономически развитых стран - 139,3. Вклад сорока шести мусульманских стран в мировую научную литературу всего 1,17 %, тогда как 1,66 % создано в одной только Индии, и 1,48 % - в Испании. Двадцать арабских стран внесли всего 0,55 %, по сравнению с 0,89 % произведенного одним только Израилем. В свою очерель, согласно отчетам американского Национального научного фонда из 28 наименее производительных стран в 2003, половину составляли страны ОИК.
При этом положение может оказаться еще хуже, чем можно себе представить по количеству публикации, или на основе подсчета уровня цитирования научной продукции. Оценка научной ценности публикаций - и без того нелегкая задача - усложняется быстрым появлением новых международных научных журналов, которые издают работы низкого качества. Редакционная практика у многих из них на низком уровне, с неразвитой системой рецензирования. Ученые во многих развивающихся странах, испытывают давление со стороны научных институтов и финансирующих органов, вынуждающее их публиковать любой ценой, и они часто следуют линии наименьшего сопротивления, в соответствии с системой предлагаемой им все более и более коммерциализирующимися журналами. Такие авторы вполне четко представляют, что редакторы обязаны выпускать каждый месяц журнал определенной толщины. Так. например, иранские ученые утроили свои публикации по химии за пять лет, от 1040 в 1998 до 3277 в 2003. Однако много из этих научных статей, которые как утверждали их иранские авторы были оригинальными работами, изданными в международных журналах с системой рецензирования, фактически были изданы теми же самыми авторами дважды и даже трижды, с идентичным или очень близким содержанием. Другие занимались плагиатом чужих статей - факт, который любой достаточно внимательный рецензент легко бы мог установить.
Положение с патентами еще более обескураживающее: страны ОИК регистрируют так мало, что этим количеством можно попросту пренебречь. Согласно официальной статистике, а 43 года в Пакистане получено только восемь патентов!
Надо отметить, что исламские страны заметно различаются друг от друга по научному развитию из-за разброса в уровне модернизации и также из-за разнообразия культур. Среди больших стран, как по количеству населения, так и по их политической весу, наиболее развитыми в научном плане являются Турция, Иран, Египет, и Пакистан. Среди малых стран, вроде среднеазиатских республик, Узбекистан и Казахстан стоят значительно выше Туркмении, Таджикистана, и Кыргызстана. Малайзия, довольно нетипичная мусульманская страна с 40%-ым немусульманским меньшинством, меньше по площади, чем соседняя Индонезия, но ее научная производительность существенно выше. Кувейт, Саудовская Аравия, Катар, Объединенные Арабские Эмираты и другие государства, которые издавна приглашают многих иностранных ученых, с научной точки зрения также далеко впереди.
Организация научной работы
Обычно считается, что большой научный бюджет автоматически означает большой объем научной работы. В среднем, 57 государств ОИК тратят приблизительно 0,3 % их валового национального продукта на научные исследованиях, что является существенно ниже 2,4 % - средней цифры по всему миру. Но тенденция к увеличению расходов на науку неоспорима. Объединенные Арабские Эмираты и Катар строят несколько новых университетов, причем приглашаюся западные специалисты, как для строительства так и для последующей работы в них. Президент Нигерии объявил в 2006 году, что он планирует вложить 5 миллиардов нефтедолларов в сферу науки и техники. Иран резко увеличил свои расходы, начиная с жалких грошей в 1988 в конце войны с Ираком, до нынешнего уровня 0,4 % от своего валового продукта. Саудовская Аравия объявила, что 26 % своего бюджета связанного с развитием, будет выделять на науку и образование; около 5000 студентов отправлено в американские университеты. Пакистан за прошедшие пять лет увеличил финансирование высшего образования и науки на 800%, поставив этим мировой рекорд.
Но большие бюджеты - не панацея. Очень важно правильно разместить этот капитал. Одним из решающих факторов является наличие достаточного количества ученых, инженеров, и техников. А их не слишком много в странах ОИК - в среднем 400-500 человек на миллион, в то время как для развитых стран эта цифра обычно достигает 3500-5000. Еще очень важный показатель, который нелегко оценить - качество и уровень профессионализма. Однако без учета всего этого простое увеличение капиталовложения может привести лишь к тому, что эти деньги не принесут отдачи в виде научного прогресса.
Другой важный показатель - это роль, играемая наукой в развитии высокотехнологичного производства. Во многих мусульманских странах она очень низка, так как эти страны почти не экспортируют высокотехнологичную продукцию, что говорит о том, что степень вовлеченности научных кадров в такое производство также невелико.
Однако есть научные области, в которых исследовательская деятельнось окупается. В первую очередь это разработки в сфере сельского хозяйства. Пакистан имеет здесь волне хорошие результаты, например, с новыми сортами хлопка, пшеницы, риса, и чая. Военные технологии - другая область, в которую многие также вкладывают средства. Развивающиеся страна стремятся таким путем уменьшить свою зависимость от международных поставщиков оружия и способствовать развитию внутреннего потенциала. Пакистан изготовляет ядерное оружие и ракеты среднего радиуса действия. Бурно растет ориентированная на экспорт пакистанская военная промышленность занимающаяся созданием самого разного оружия от гранат до танков, от устройств ночного видения до оружия, управляемого лазером, от небольших подлодок до учебных самолетов. Экспорт дает свыше 150 миллионов $ ежегодно. И хотя большая часть производства построена на заимствованных проектах, а не оригинальных научных исследованиях, налицо все же достаточное понимание научных принципов, необходимых для их реализации, а также способность находить технические и организаторские решения. За примером Пакистана следует Иран.
Высшее образование
Согласно недавнему обзору, в 57 странах-членах ОИК приблизительно 1800 университетов. Но только в 312 издаются научные статьи. Среди 50 наиболее продуктивных 26 находятся в Турции, 9 в Иране, по 3 в Малайзии и Египте, 2 в Пакистане, и по одному в Уганде, Объединенных Арабских Эмиратов, Саудовской Аравии, Ливане, Кувейте, Иордании, и Азербайджане. У 20 самых лучших университетов среднее количество статей 1500 в год - небольшая, но приемлемая цифра. Однако, коэффициент цитирования меньше чем 1,0 в среднем на статью. Два малазийских вуза в 2006 году оказались в списке 200 лучших ("Times Higher Education Supplement" http://www.thes.co.uk). Ни один университет стран ОИК не попал в лучшие 500 ("Academic Ranking of World Universities" составляемые Шанхайским Университетом Jiao Tong http://ed.sjtu.edu.cn/en). Сложившаяся ситуация принудила генерального директора ОИК призвать к тому, чтобы по крайней мере 20 университетов достигли уровня 500. Но не вырвботан никакой план действия, да и что имелось в виду под "качеством", также не было оговорено.
Качество учебного учреждения вещь решающая, но как ее определить? Обеспечение инфраструктурой и средствами обслуживания хоть и важно, но не является ключевым. Большинство университетов в исламских странах имеет очень низкое качество обучения, навыки работы никак не контролируются, а научная деятельность слаба как качественно, так и количественно. Но плохое обучение в большей степени следствие неправильной ориентировки, нежели отсутствия материальных ресурсов. От учащегося требуется покорность, механическое запоминание, а авторитету преподавателя редко бросают вызов, и это распространено повсеместно. Дебаты, анализ, групповое обсуждения - явления нечастые.
В университетских городках большинства мусульманских стран существенно ограничены академические и культурные свободы. В исламабадском университете Куайд-и-Азам, где я преподаю, ограничения подобны тем, которые существуют в большинстве других пакистанских общественных учреждений. Этот университет рассчтитан на студентов из среднего класса и, согласно обзору, упомянутому ранее, он занимает второе место среди университетов стран ОИК. Здесь, как в других пакистанских общественных университетах, неодобрительно относятся к кино, театру, музыки, и иногда наиболее рьяные студенты совершают физические расправы, если они находят, что имеет место нарушение исламских нормы. Университетский городок имеет три мечети, планируется строительство четвертой, но отсутствует книжный магазин. Ни один пакистанский университет не разрешил Абдусу Саламу дяже появиться в своем университетском городке, и это не смотря на то, что он - Нобелевский лауреат за 1979 год за свой вклад в формулировку стандартной модели элементарных частиц. А причина в том, что секта Ахмеди, к которой он принадлежал, и которая ранее считалась волне мусульманской, в 1974 была официально объявлена пакистанским правительством еретической.
По мере того, как нетерпимость и борьба за идеологическую чистоту растут в мусульманском мире, растет давление на личные и академические свободы, и их объем уменьшается. В пакистанских университетах чадру носят повсеместно, и те немногочисленные студентки, которые отказываются ее носить, находятся под сильным давлением. Глава финансируемой правительством мечети-семинарии, находящейся в самом сердце Исламабада, выпустил следующее зловещее предупреждение студенткам и сотрудникам моего университета, переданное12 апреля 2007 по местному радио:
"Правительство должно отменить совместное обучение. Университет Куайд-и-Азам превратился в бордель. Женщины-профессора и студентки шатаются в вызывающих платьях.... Спортсменки демонстрируют наготу. Я предупреждаю, что спортсменкам Исламабада следует прекратить заниматься спортом....Нашим студенткам пока еще не плескали кислоту в непокрытое лицо. Однако, такая угроза могла бы использоваться, чтобы в греховных женщин вселить страх перед исламом. В этом не было бы никакого вреда. В будущей жизни таких женщин ждут намного более ужасные наказания."
Ношение чадры приносит свои плоды. Мои коллеги разделяют вместе со мной общее наблюдение, что с течением времени большинство студентов - особенно женщины, носящие чадру - постепенно опускаются до молчаливых и безучастных "записывателей лекций", становятся все более и более робкими, и менее склонны задать вопросы или принимать участие в обсуждениях. Отсутствие средств самовыражения и доверия к себе приводит к тому, что большинство пакистанских студентов университетов, включая двадцатилетних и даже старше - смотрят на себя как на мальчиков и девочек, а не как на мужчин и женщин.
Наука и религия по-прежнему в разногласии
Наука повсеместно находится под давлением, со стороны каждой религии. Она становится все более и более доминирующей частью человеческой культуры, и ее достижения внушают страх и опасения. Креационизм и теория разумного творения, ограничения на генетические исследования, псевдонаука, парапсихология, вера в НЛО - таковы их проявления на Западе. Религиозные консерваторы в США сплачиваются против преподавания дарвинистской эволюции в учебных заведениях. Экстремистские индусские секты, вроде движения Вишну Хинду Паришад, которое призывало к этнической чистке христиан и мусульман, рекламировало различные "храмовые чудеса," включая тот, когда слоноподобный Бог чудесным образом возникал живьем и даже пил молоко. Некоторые экстремистские иудаистские группы также черпают политическую силу у различных течений, враждебных научному прогрессу. Некоторые американские скотопромышленники в течение многих лет занимались выведением для своих израильских клиентов чистокровной красной телки, которая, как говорилось в главе 19 Книги Чисел, станет сигналом к началу строителства Третьего Храма - событие, которое способное воспламенить весь Ближний Восток.
В Исламском мире, противостояние науке находит в обществе и другие формы. В Интернете, на тысячах тщательно разработанных исламских вебсайтах, в несметном количестве присутствуют материалы, направленные против научного развития, причем число посещений таких страниц заходит далеко за сотни тысяч. Один такой типичный и часто посещаемый сайт имеет следующий баннер: "Недавно открытые поразительные научные факты точно описаны в Святой Книге мусульман и пророком Магометом 14 столетий назад." Здесь можно найти, что все, начиная с квантовой механики и кончая черными дырами и генами - все уже предугадано 1400 лет назад.
Наука в представлении фундаменталистов имеет лишь ту ценность, что она должна принести еще больше доказательств существования Бога, должна подтвердить истинность ислама и корана. С их точки зрения необходимо всячески доказывать, что современная наука была бы невозможна без открытий, сделанных мусульманами. Древность уже сама по себе имеет ценность. Возникает впечатление, что часы истории сломались где-то в 14-м столетии, и планы их починки, в лучшем случае неопределенны. Такое представление, широко распространенное, далеко от понимания того, что наука это критическая мысль и поиск, творческие сомнения, непрерывная исследовательская деятельность. Отсутствуют вебсайты или дискуссионные форумы, имеющие дело с философскими следствиями, которые могли бы вытекать с исламской точки зрения из теории относительности, квантовой механики, теории хаоса, теории струн, исследований стволовых клетки, и других современных научных проблемы.
Точно так же в средствах массовой информации мусульманских стран, обсуждения по теме "Ислам и наука" являются обычными, однако они принимаются только тогда, когда в них вера в принятый порядок вещей подтверждается, но не подверается сомнению. Когда 2005 году мощное землетрясение потрясло Пакистан, убив более 90 000 человек, никакой крупный ученый в стране не бросил публично вызов вере, свободно распространяемой через средства массовой информации, что землетрясение было наказанием Бога за греховное поведение. Муллы высмеяли сам факт, что наука может объяснить это явление; они подстрекали своих последователей разбивать телевизоры, которые вызвают гнев Аллаха, пославшего землетрясение. Как показало несколько семинарских дискуссий, подавляющее большинство студентов с научного фкультета моего университета вполне принимает объяснения связанные с божественным гневом.
Почему развитие идет так медленно?
Относительно медленный темп научного развития в мусульманских странах не вызывает сомнений, и этому могут быть много причин, но существует ряд ходячих представлений, которые попросту неправильны.
Например, миф, что женщины в мусульманских странах в значительной степени исключены из высшего образования. На деле цифры сходны с теми, что и для многих Западных стран: доля женщин среди студентов университетов - 35 % в Египте, 67 % в Кувейте, 27 % в Саудовской Аравии, и 41 % в Пакистане - это в качестве примера. В области физики или на инженерных специальностях пропорция работающих женщин примерно такая же как и в США. Однако существующие ограничения на свободу предоставляют женщинам гораздо более узкий выбор, по сравнению с мужчинами, как в личной жизни, так и в профессиональном росте по окончании вуза.
Почти полное отсутствие демократии в мусульманских странах также не слишком серьезная причина для медленного научного развития. В целом верно, что авторитарные режимы не допускают свободу интелектуального поиска, не допускают инакомыслие, притесняют профессиональные сообщества и университеты, ограничивают контакты с внешним миром. Но никакое современное мусульманское правительство, диктаторское или просто недемократичное, даже отдаленно не приближается к террору режимов Сталина или Гитлера, при которых наука не только выжила, но еще и успешно развивалась.
Другой миф - то, что мусульманский мир чужд новым технологиям. Это далеко не так. В прежние времена, ортодоксальный менталитет сопротивлялся новым изобретениям, вроде печатной машины, громкоговорителя, или пенициллина, но такое неприятие теперь почти исчезло. Вездесущий сотовый телефон, символ космической эры, воплощает удивительно быстрое поглощение исламской культурой технологии "черного ящика". Например, уже не вызвает никакого удивления, если Вы при перемещении по Исламабаду получите срочную SMS с просьбой помолиться за крикетную команду Пакистана: чтобы обеспечить ей выигрыш. Новые популярные исламские модели сотового телефона на основе GPS дают точные указания, в какую сторону стоять мусульманину во время молитвы, снабжают точными переводами корана, и обеспечивают инструкции во время совершения паломничества. Популярны цифровые кораны, и получили распространение молитвенные коврики с микрочипсами (для того, чтобы считать поклоны во время молитвы).
Предлагались и более правдоподобные причины для объяснения медленного научного развития мусульманских стран. Во-первых, несмотря на то, что горстка богатых мусульманских стран имеет сверхдоходы от добычи нефти, остальные остаются довольно бедными и не отличаются от других развивающихся стран. И действительно, средний доход на душу населения в странах ОИК значительно меньше, чем средняя цифра по всму миру. Во-вторых, традиционные исламские языки - арабский, персидский, язык урду - не вполне приспособлены для научного текста, что является важной причиной, тоже вносящей свой вклад. Приблизительно 80 % мировоой научной литературы публикуется вначале на английском языке, и лишь немногие местные языки в развивающемся мире приспособились к новым лингвистическим требованиям. За исключением Ирана и Турции, объем переводов очень маленький. Согласно докладу, написанному арабской интеллигенцией в 2002 году для ООН и опубликованному в Каире, "весь арабский мир ежегодно переводит приблизительно 330 книг, что составляет одну пятую от количества переводов, делаемых в Греции." Доклад добавляет, что за 1000 лет. что прошли с правления калифа Маа'муна, арабы перевели книг не более, чем Испания переводит только за один год.
Характер мышления - вот что действительно важно
Но еще более глубокие причины - не материального характера; все дело в отношении. В основе лежит так и нерешенная противоречие между традиционным и современным способами мышления и социального поведения.
Это утверждение нуждается в объяснении. Никакой великий спор, какой был напрмер между Галилео и Римским папой Урбаном VIII, не способен замедлить время. Наука и техника, направленные на удовлетворение повседневных забот, требуют изучения сложных, но вполне земных законов и правил, которые не вступают в конфликт ни с какой системой веры любого разумного человека. Инженер-мостостроитель, эксперт робототехники, или микробиолог могут быть компетентным профессионалом, не задумываясь над глубокими тайнами Вселенной. С действительно фундаментальными и идеологически нагруженными проблемами имеет дело только то крошечное меньшинство ученых, которые заняты космологией, неопределенностью в квантово-механических и хаотических системах, неврологией, эволюцией человека, и другими такими же глубокими темами. Поэтому, можно было бы сделать вывод, что развитие науки это только вопрос создания в достаточном количестве школ, университетов, библиотек, и лабораторий, покупки новейших научных инструментов и оборудования.
Но это рассуждение поверхностно и ведет к заблуждению. Наука в первую очердь идейная система, которая растет вокруг своего рода каркаса - научного метода. И намеренно культивируемая привычка к научному образу мышления необходима для успешной работы в любой науке и связанных с ней областях, где критический подход является существенным. Научные прогресс все время требует требует, чтобы факты и гипотезы подвергались проверке и перепроверялись без оглядки на авторитеты. Вот тут и находится проблема: научный метод чужд традиционной застывшей религиозной мысли. В обществе, в котором абсолютная власть исходит свыше, вопросы задаются с трудом, за неверие полагается серьезное наказание, интеллект оклеветан, и царит уверенность, что все ответы уже известны и их надо только открыть, в таком обществе только исключительный человек в состоянии в полной мере осуществить такое мышление.
Там, где к чудесам относятся буквально и серьезно, а откровение считается источником подлинного знание физического мира, там почва бесплодна для науки. Если научный метод подрывается, то вред от этого не смогут компенсировать никакое количество ресурсов или громких деклараций о намерении развивать науку. В таких обстоятельствах научное исследование становится, в лучшем случае своего рода каталогизация или деятельностью по сбору бабочек. Оно не будет творческим процессом настоящего поиска, в котором выдвигаются и проверяются смелые гипотезы.
Религиозный фундаментализм - всегда плохая новость для науки. Чем же объясняется его взлет исламского фундаментализма в последнюю половину прошлго столетия? В середине 1950-ых все мусульманские лидеры были людьми светскими, и атеизм в исламском обществе рос. Что жеизменилось? Здесь Запад должен принять на себя часть ответственности, чтобы иметь возможность повернуть тенденцию вспять. Иран при Мохаммеде Моссадеке, Индонезия при Ахмеде Сукарно, и Египет при Гамале Абделе Нассере - это примеры светских, хотя и националистических правительств, которые стремились защитить национальное богатство своих стран. Однако западная имперская жадность свергла их. В то же самое время консервативные и богатые нефтью арабские государства, типа Саудовской Аравии, которая активно экспортировала экстремистские варианты ислама, являлись американскими клиентами. Израиль помогал фундаменталистской организации Хамаса в ее борьбе против светской Организации Освобождения Палестины, что было частью преднамеренной израильской стратегии в 1980х годах. И, возможно самый важное, это то, что после советского вторжения в Афганистан в 1979, американское ЦРУ вооружило самых жестоких и наиболее идеологически продвинутых исламских борцов и доставило их из отдаленных мусульманских стран в Афганистан, оказав, таким образом, помощь в создании обширной сети джихада. И сегодня, так как атеизм продолжает отступать, исламский фундаментализм заполняет вакуум.
Как наука может вернуться в исламский мир
В 1980х в качестве альтернативы "западной науке" была предложена идея химерической "исламской науки". Понятие широко распространилось и получило поддержку у правительств Пакистана, Саудовской Аравии, Египта, и в других местах. Мусульманские идеологи в США, типа Исмэйля Фаруки и Сиеда Хоссейна Насра, объявили, что новая наука будет основана на таких высоких моральных принципах, как tawheed (единство Бога), ibadah (милость), khilafah (опека), и нееприятии zulm (тирании), а главным проводником в поиске настоящих знаний будет откровение, а не разум. Были и другие, которые принимали стихи из корана в буквальном смысле как научные факты, который, как полагали, имели отношение к описанию физического мира. Эти попытки обсуждались на дорогих и хорошо организованных исламских научных конференциях, проводимых в разных концах мира. Некоторые ученые вычислили температуру преисподней, другие - химический состав небесных существ. Никто не придумал новой машины или инструмента, не выполнил эксперимент, или хотя бы сформулировал единственную проверяемую гипотезу.
Более прагматический подход, имеющий дело с регулярной, а не исламской наукой, проводится организациями типа COMSTECH (Комитет по Научному и Технологическому Сотрудничеству), который был создан во время исламской встрече ОИК на высшем уровне в 1981. К ней примыкает IAS (Исламская Академия Наук) и ISESCO (Исламская Образовательная, Научная, и Культурная Организация), которые обслуживают "ummah" (мировое мусульманское сообщество). Но посещение вебсайтов этих организаций показывает, что за более чем два десятилетия, вся их деятельность свелась к эпизодическим конференциями по разным темам, горстке грантов на исследования и командировки, и небольшим суммам на ремонт оборудования и запасных частей.
Можно отчаится. Неужели наука никогда не появится в исламском мире? Мир будет разделен между теми, кто имеет науку и теми, кто ее не занимается, со всеми сопутствующими последствиями?
Этот взгляды не должен возобладать. У истории нет последнего слова, и мусульмане действительно имеют шанс. Стоит вспомнить, как англо-американская элита воспринимала евреев, когда они приехали в США в начале 20-ого столетия. Академики вроде Генри Герберта Годдарда, известного авторитета в евгенике, так описывали евреев в 1913: "безнадежно отсталые люди, в значительной степени неспособные к адаптации к новым требованиям передовых капиталистических обществ." В своем исследовании он нашел, что 83 % евреев "недоразвитые"- термин, который он популяризировал, чтобы описать людей со слабыми умственными способностями; и далее он продолжил тем, что предложил, что их следует использовать для дел, требующих "огромного количества тяжелой работы." Эта смехотворная нетерпимость не заслуживаетет никакого дальнейшего обсуждения, кроме замечания, что сильные всегда создавали ложные изображения слабого.
Прогресс потребует поведенческих изменений. Если мусульманские общества станут развивать технологию вместо того, чтобы только использовать ее, безжалостная конкуренция мирового рынока потребует не только навыков высокого уровня, но и развитые привычки коллективной работы. Последние не легко совместимы с религиозными требованиями, построенными на представлении о мусульманина, требующим от него всех его сил, энергии, умственной концентрации: верующий должен участвовать в пяти ежедневных приходских молитвах, выносить месяц изнурительного поста, ежедневно читать коран, и многое другое. Хотя такие старание воздается на том свете, успех на этом свете становится менее вероятным. Необходим более уравновешенный подход.
Наука сможет вновь процветать среди мусульман, но только при готовности принять определенные базовые философские и поведенческие перемены. Нужен поворот, который сбросит мертвую руку традиции, отвергнет фатализм и абсолютную веру в авторитет, примет законность земных законов, станет ценить интеллектуальную строгость и научную честность, будет уважать культурные и личные свободы. Борьба за возрождение науки должна пойти бок о бок с более широкой кампанией, которая должна сдвинуть с места ортодоксальность и принести современную мысль, искусства, философию, демократию, и плюразлизм.
Многие верующие мусульмане. заслуживающие уважение, не видят никакой несовместимости между вышеупомянутыми требованиями и истинным исламом, в том виде, в каком они его понимают. В поисках модернизации и научного прогресса, внутренняя борьба продолжается в пределах Исламского мира. Так же важно то, что религиозная практика должна быть вопросом выбора для индивилуума, но не государственным предписанием. В итоге остается светский гуманизм, основанный на здравом смысле и принципах логики и разума, как наш единственный разумный выбор для руководства и прогресса. Нам, учеными, легко это понять. Задача состоит в том, чтобы убедить тех, кто ими не является.
Первез Гудбой (Pervez Hoodbhoy)