«Будущее - это тщательно обезвреженное настоящее» (с) Стругацкие
От себя добавлю: а настоящее (в цивилизованных странах) - это существенно обезвреженное прошлое.
Средний современный житель развитой страны выходит на улицу без страха, что его среди бела дня ограбят, убьют, изнасилуют, продадут в рабство или банально съедят (а почему бы и нет - человечина ничем не хуже свинины, а охота на среднего городского обывателя гораздо проще, чем на других съедобных животных).
Средний современный житель развитой страны так отвык от повседневного насилия, как нормы предшествующих стадий социального развития, что для него любое насилие - это прямо-таки трагедия, а убийство - просто непереносимый кошмар. Даже когда ему показывают натуральное убийство сельскохозяйственного животного, предназначенного на мясо - он так расстраивается, что может даже стать вегетарианцем.
Средний современный житель развитой страны так защищен от насилия институтами армии, спецслужб, полиции и правосудия, что начинает забывать историю. Ему начинает казаться, что такая обстановка сложилась сама по себе, по щучьему велению. И он готов протестовать против любого насилия над человеком - независимо от причин и оснований.
Вот на этом фоне и приобретают популярность публичные сопливые моралисты. Они высокопарным слогом вещают что-то вроде: «жизнь любого человека священна» или «внутренний мир каждого - это бесценное сокровище» или «непозволительно отнимать жизнь человека, пока не исчерпаны все другие возможности урегулирования проблем». Жизнь любого человека - любого, даже маньяка-убийцы, даже кровавого диктатора, уничтожившего тысячи людей - объявляется неприкосновенным чудом вроде мифического святого грааля. Что угодно, лишь бы уцелело это бесценное сокровище.
При таком подходе даже никто из нацистских преступников не был бы казнен по приговору Нюрнбергского трибунала. Посадили бы их в комфортабельные тюрьмы со всеми удобствами, телевизором и спортивной площадкой - а как же, жизнь священна!
Популярность сопливых моралистов держится на том, что они проповедуют свои идеи перед людьми, никогда не сталкивавшимися с насилием, как с повседневным явлением. Эти формы насилия были уничтожены предыдущими поколениями, в кровопролитных войнах. Право плантатора сечь своего раба хоть до смерти, право феодала пользовать любую девушку из числа своих крепостных (право первой ночи), право короля рубить голову любому подданному… Все эти права были уничтожены вместе с их носителями. Физически уничтожены, силой оружия, вернее - силой тех, кто взял в руки оружие.
Если бы какой-нибудь сопливый моралист попробовал свой подход на средневековом европейском феодале или современном карликовом диктаторе из центральной Африки (давайте вспомним заповедь «не убий», давайте поговорим о человеческом достоинстве) - что бы было? Собеседник бы долго смеялся этой шутке, а потом приказал бы содрать с дурачка кожу и натянуть на барабан. Тоже хорошая шутка в своем роде.
Но в свое время в Европе нашлись решительные люди, и поговорили с феодалами на более понятном языке - с помощью холодного и огнестрельного оружия, а так же с помощью огня, веревок и гильотины. И удивительно: на этом языке объяснения удались куда как лучше. Все почему-то быстро поняли, о чем идет речь и сейчас в западных странах ни один человек не может быть открыто обращен в рабство, продан, подвергнут пыткам или убит просто по воле какого-нибудь местного властителя-самодура.
У нас нет машины времени и мы не можем заглянуть сейчас в феодальное прошлое Европы, или даже в недавнее прошлое, лет 70 назад. Но мир несколько шире благоустроенной Западной Европы и Северной Америки. В нем есть такие места, где феодальное прошлое до сих пор является повседневной реальностью. Все атрибуты присутствуют: от крепостного права до права первой ночи, а безоружный человек, не защищенный связями с местными кланами, на улице будет ограблен первой же группой встречных вооруженных людей: а как же, ведь он - законная добыча. Могу предложить любому сопливому моралисту прокатиться в Заир, Сьерра-Леоне, Руанду, Кот д'Ивуар или Сомали и поучить там местных «плохих парней» евангельской заповеди «не убий» и порассуждать с ними о том, каким бесценным сокровищем является человеческая жизнь.
Могу предложить более безопасный вариант: поговорить об абстрактной ценности человеческой жизни с местным действующим (а не бездействующим) контингентом международных миротворцев. Бутылка виски против горелой спички, они даже не поймут, о чем идет речь. Для них защита человеческой жизни - не абстракция, а конкретная работа: они защищают жизнь конкретных людей от конкретной угрозы, причем делают это с помощью оружия, и никак иначе. То есть (для непонятливых) они должны открывать огонь, если какие-то люди нападают на охраняемый объект. При этом, как правило, кто-то из нападающих оказывается убит. Так в феврале 2005 французские миротворцы уничтожили всю военную авиацию Кот д’Ивуар и силовым путем навели порядок в Абиджане (при этом спасли жизнь сотням жителей этого города).
Если миротворцы начинают развесив уши слушать сопливых моралистов - то они становятся бездействующими и неспособными выполнить свою миссию. Так в 1994 году в Руанде миротворческий батальон (2500 человек, оснащенных современным оружием) преступно бездействовал, когда вооруженные банды совершали массовые убийства гражданских лиц и других миротворцев - безоружных наблюдателей. Общее число жертв составило более миллиона человек. В случае вмешательства миротворцев число жертв было бы в тысячи раз меньше - как при абиджанском инциденте.
Если мы признаем одинаково бесконечную ценность жизни гражданских лиц, которые просто хотят свободно и мирно существовать и ценность жизни тех, кто намерен лишить их свободы, мира и существования - то мы своим бездействием превращаем сотни неизбежных жертв в миллионы жертв, которых можно было бы избежать. Если мы не готовы стрелять в «плохих парней», то они будут стрелять в мирных граждан (невзирая не ни на какие проповеди и заповеди). Вот такая философия, простая, как алюминиевая ложка. Простая арифметика смерти, о которой очень не любят говорить сопливые моралисты, рассуждающие об абстрактной ценности жизни непонятно какого человека.
В Сьерра-Леоне в 2004 работала группа военных корреспондентов. Они делали репортаж об украинских миротворцах. Эти кадры потом, кажется, обошли весь мир: местные детишки играющие в мяч посреди лагеря, полного вооруженных людей. Детишкам весело, их мамам - спокойно. Не потому, что «заповеди» и «мораль», а потому, что они находятся под охраной людей, готовых без колебаний применить оружие. Мне почему-то кажется, что эти мамы и детишки, на себе почувствовавшие, что такое насилие, разбираются в проблеме куда как лучше .чем сопливые моралисты, сидящие в мягком кресле, в тепле и уюте, и рассуждающие об абстрактных гуманитарных ценностях.
И неизбежный эпилог: кому выгодны сопливые моралисты? Ну, очевидно, тем, кому выгодно бездействие и нерешительность вооруженных людей, призванных защищать мирную и свободную жизнь. Тем кому вообще выгодна беззащитность гражданского населения. Тем, кто делает на этом деньги - как это было в той же Руанде. Как минимум, две известные нефтяные компании получили хорошие барыши. Не остались в накладе также торговцы оружием и героином. Война - это бизнес, особенно - гражданская.
Теперь берем лист бумаги и рисуем: вот транснациональные корпорации, сколачивающие миллиардные состояния на бедствиях гражданского населения в «горячих точках», вот благотворительные фонды, куда транснациональные корпорации отчисляют миллионы, вот сопливые моралисты, которые получают из этих фондов тысячи за пропаганду евангельских заповедей в новомодной абстрактно-гуманистической обертке, а вот вооруженные миротворцы, которые из-за этого бездействуют и не могут погасить горячую точку. Вот они - реальные ценности в твердой валюте, которые так стыдливо прикрыты «абсолютной ценностью человеческой жизни».