Мемуары моей бабушки. Снова Швейцария.
Через год - снова Швейцария.
Burgenstock with Mount Pilatus, Switzerland. Published by the Photoglob Co., Zurich. Circa 1920's.
На этот раз Фирвальдштадтское озеро, Цюрих, его окрестности.
Женевское озеро ласковое, милое и поселки на берегу тоже ласковые, приветливые. Здесь города суровее, строже. И озеро не такое синее и горы скалистее, круче и солнца меньше, будто сторож великан, не манящий к своим вершинам.
Мы по традиционному маршруту туристов объехали озеро на маленьком трамвайчике. На женевском озере такие маленькие пароходики называются
-Чайка». Тут - не знаю.
Побывали в жилище Вильгельма Теля с огромными фресками - Тель с сыном, Тель стреляет в яблоко на голове сына, Тель с этого самого берега отталкивает в бушующее озеро лодку со своим врагом.
Но эти картинки как-то не волнуют. Мы их уже видели на бесчисленных сувенирах, на коробочках, бюварах, пресс-папье, на перочинных ножиках.
Мы обосновываемся в небольшом курортном местечке Bürgenstock - на высоте тысячу с чем-то метров.
Это небольшое плато. С одной стороны очень крутой скалистый склон и панорама, открывающаяся с него на озеро и окрестные села.
По утрам густой туман стоит над озером и кажется будто стоишь над морем и туман то сгущается, то редеет, а когда пронзенный лучами солнца он постепенно расстает вдруг всё внизу открывается и озеро, темное в эти часы - предстает синим, холодным.
Другой склон лесистый, пологий. Лес перемежается с долинами, на которых зеленеют луга и пасутся коровы.
И тут особенно красиво перед восходом солнца. Плывет густеет туман и в нем звенят колокольчики, то частым перезвоном, то где-то одинокий звон. Это коровы пасутся на лугах. У каждого колокольчика свой тембр и пастух всегда среди них узнает и найдет ту корову, которую ищет. Но вот расстаял туман и невидимые в тумане на яркой зелени луга вырисовываются яркие рыжие пятна быстро принимающие очертания коров.
Мама - большой любитель прогулок в это раннее время.
Она встает, пока мы с бабушкой еще спим, надевает плащ, барет свою альпийскую палку и одна уходит в горы. Возвращается к завтраку, спокойная, ясная, упоенная воздухом и красками.
Меня по утрам она не берет, но днем мы тоже ходим по горам - не так далеко, как она сама - и находим красивые уголки в стороне от туристских троп.
На самом высоком месте над обрывом построена метров в 25-30 из металлической конструкции башня. Сверху площадка. К этой площадке подымается лифт. Оттуда ещё шире открывается вид на озеро и горы.
Лифт кроме лифтера берет четыре человека. Т.е. внизу всегда образуется небольшая очередь.
Ждем и мы с мамой.
Наступает наша очередь.
И вдруг мной овладевает неведомый страх, я наотрез отказываюсь входить в лифт. Садятся другие. Я обещаю маме, что со следующим лифтом поедем. И снова та же история. И так три-четыре подъема. Наконец мама решает идти домой. А мне безумно жаль уходить и жаль мамы, что из-за меня и она не поднялась на полощадку. Но мы уходим.
Дорогой я отчаянно реву. Мне стыдно, что не сумела перебороть страх. Мне жаль мамы. Мне в голову не приходит, что она может снова прийти без меня и побывать на площадке. Беда мне кажется непоправимой. Мама со мной больше никогда не заговаривает об этой прогулке.
Я так и не знаю была ли она там наверху. Но чувство, которое я испытала возвращаясь в отель ещё долгие годы тяготило меня. Я нарочно вспоминала об этом и корила себя и сердце сжималось от обиды на себя.