Тронсон. Глава X, ч.2.
(Часть 1)
(Картинку дали парапланеристы)
Вид окрестностей Авачинской губы восхитит всякого поклонника величественных форм природы:горы, вершины которых возносятся над облаками, обрывистые мысы и рифы, которые безуспешно пытаются сдержать могучую силу моря, что видно по милям белых бурунов, перекатывающихся через отмели и постепенно подтачивающих внушительные утёсы. Вход в губу глубок, а ширина его почти две мили. Справа высится мыс с маяком; от него местность постепенно понижается к бухте Раковой, фьорду Авачинской губы.
Левая сторона входа низка и лесиста; множество берёз и низкорослого сосняка торчали из снега, голые как сухостой, с ветвями, отягощёнными снегом. Вход в губу находится на 52°51' с.ш., 158°48' в.д., ориентирован на северо-запад, а протяжённость его четыре мили.
Когда мы входили, вся поверхность воды здесь была усажена птицами.
(Фото fishka_anna)
Справа при входе стоят особицей знаменитые три скалы [Три Брата]; а слева - маленький каменный островок [Бабушкин камень] и на нём развалины дома.
Авачинская губа имеет 25 миль в окружности (in circumference) - великолепное зеркало воды, замкнутое и укромное; гряда гор окружает её: три высоких пика, высотой от 9000 до 11 000 футов над уровнем моря, по громадности своей словно бы нависают над бухтой, на деле же отстоят на 50 миль и придают прекрасный вид этому отдалённому поселению.
Одна из этих гор, вулкан под названием Козельский, как раз действовала во время нашего посещения и выбрасывала плотные клубы дыма; другие, хотя бездействовавшие, вероятно, тоже являются вулканами. [Дымил, разумеется, Авачинский влк., а не Козельский; путаница в вулканах восходит к отчёту о плавании капитана Дюпти-Туара в 1837 г.] Город Петропавловск стоит в защищённой долине, в семи милях от маяка.
Город издали являл картину запустения: ни единой живой души, кроме разве голодных, жалобно завывающих собак; ни следа на глади воды, не считая горбинок берегового наката.
(Художник Р. фон Цур-Милен, по рисунку К. фон Дитмара 1854 года)
Воздух был тих, прохладен и недвижим; и контуры удалённых гор ясно видны на безоблачном небе. Садившееся солнце бросало прощальные лучи на склоны холмов, придавая им блеск, от ослепительно-белого до зеркально-золотого; в небе цвета переливались от светло-голубого до густо-золотистого: именно такие минуты заката стремятся поймать и запечатлеть художники; тенистые долины становились темнее и темнее, пока плотный белый туман не выполз из них, постепенно окутывая вершины холмов, здесь он нежился в блекнущих красках до тех пор, пока солнце не ушло наконец на ночной покой. Таков был первый закат, виденый нами в Авачинской губе.
Я лишь раз видел нечто подобное близ мыса Фаруэлл в Гренландии; где скальные пики, слишком крутые, чтобы удержать снег, чернели над заснеженной равниной, и огромные айсберги отбрасывали лучи солнца своими гранями и вершинами, как массы заиндевелого серебра среди синего моря; айсберги покоились на воде, и бока их были гладки, как стекло, с нежно-голубыми прожилками; заходящее солнце освещало небеса, меняя краски и их яркость, до короткой ночи тех широт, принесшей с собой северное сияние, всегда волнующее, таинственное, прекрасное.
Шесть кораблей появились утром 31-ого мая; беспрестанные туманы не давали им подойти к земле раньше. Это были: британские фрегаты President, 50 [пушек], под флагом контр-адмирала Брюса; Pique, 40; корвет Dido, 18; винтовые пароходы Brisk, 6, и Encounter, 14; наконец, французский фрегат Alceste, 50. Вместе с нашим колесным пароходом Barracouta, 6 пушек, образовалась мощная эскадра. Американский транспорт снабжения, Nile, вошел в губу вместе с эскадрой. [Американское судно «Нил» с грузом соли и муки, зафрахтованное Российско-Американской компанией] Корабли заняли позиции напротив города Петропавловска и его батарей; в сравнении с планом сражения 1854 г. батареи были усилены и их стало больше. Город хорошо защищён природой и усилиями людей.
(Верхний рисунок неизвестного очевидца - укрепления Петропавовска в 1854 году; нижний рисунок Дж. Н. Дика - укрепления Петропавловска в 1855 г. Такими их видел и Тронсон, коллега доктора Дика.)
1 июня адмирал и капитаны эскадры прибыли к нам на борт, и мы вошли в гавань Петропавловска. Она образована мысом, который тянется почти точно с севера на юг, параллельно основному берегу и отделяет гавань от губы и защищает. Гавань разделена на внутреннюю и внешнюю части песчаной косой, вытянутой от материка в северо-западном направлении; когда капитан Клерк посетил это место, на этой косе и располагался город, или острог. Проход между гаванями очень узок; мы нашли для стоянки хорошее место во внутренней гавани глубиной от 6 до 18 саженей (fathoms); многочисленные ручьи впадают в бухту и в гавань. На зыбком флагштоке у бревенчатого дома колыхалось американское знамя; три человека прохаживались рядом, единственные оставшиеся обитатели города; посланная лодка доставила их на борт. "Полагаю, вы опоздали, адмирал", - сказал главный из прибывших, поднявшись на шканцы. Это были торговцы из Соединённых Штатов, проживающие в Петропавловске, а говоривший был руководитель фирмы. Он сообщил нам, что к концу марта русские получили приказ покинуть порт на судах, зимовавших здесь, и как можно скорее. Император ожидал, что в Авачинскую бухту придут до четырнадцати неприятельских кораблей. До момента же получения приказов из С-Петербурга шла напряжённая работа по укреплению батарей и их подготовки под корабельные пушки. Без сомнения, наш информатор знал, куда ушли корабли; он сказал, они вероятно в Анадыре; весьма сомнительно, подумали мы. С какой бы стати он выдал нам тайну, воздавая русским предательством за добро; да мы, кажется, не очень настойчиво спрашивали. Уже перед нашим уходом, некое частное лицо сообщило нам, что русские уплыли в реку Амур. Торговцы очень тепло отзывались о доброте русских, только подтверждая слышанное нами от арктических мореплавателей, имевших случай посетить город Петропавловск.
Город лежит частью в долине, спускающейся к гавани, и частью на склоне холма, к востоку от гавани; он защищён холмами и горами от ветров, кроме южных и юго-западных; состоит из двух сотен домов, включая церковь, казармы, больницу и портовые склады. Казённые здания крыты железом, выкрашенным красным, а построены из горизонтальных брёвен, грубых снаружи, гладких изнутри; щели конопачены мхом, здания сухи и теплы; у некоторых есть портики вдоль всей стены, приподнятые на несколько футов от земли [???]. Казармы велики и просторны, но засрамлены: пол, казалось, не мыт со дня как настелили; под каждой койкой имелся ящик для одежды, обуви и топора: топор полагался каждому солдату. Делая скидку на сверхурочную работу и поспешность отъезда из порта, всё же состояние казарм и некоторых других зданий мало свидетельствует в пользу дисциплины гарнизона. Дом губернатора просторный и удобный; большая детская с чередой кроваток недвусмысленно говорила о многочисленности семейства; множество учебников немецких, французских, английских, также как хорошо оснащённая мастерская, позволяли сделать вывод, что губернатор и его любезная жена прилагали все усилия к образованию своих детей. Много экзотических растений из Китая и Индии стояли на подставках в одной из комнат; несколько китайских ваз были нарочно разбиты. К дому примыкал маленький сад для выращивания овощей; но земля в глубине была еще замерзшей, и никаких всходов - это 1-ого июня. В нижней части сада есть колонна, установленная в память о Беринге, прославленном мореплавателе.
(По рисунку французского лейтенанта Masselot, 1837)
Греческая [т.е. православная] церковь стоит рядом с домом губернатора и представляет собой опрятную деревянную постройку, с куполом, яблоком [globe] и греческим крестом. Интерьер прост и украшен красивым алтарём, поднятым на несколько ступеней над полом; полукруглая ограда отделяет его от пространства церкви: два резных, богато золочёных столба поддерживают арку за алтарем, и позолоченный «нимб» украшает его центр. Изображения святых на стенах и пол, раскрашенный в жёлто-черную шашечку, без скамей, исчерпывают украшения этого храма. Я тщетно искал иконы, пожертвованные Берингом. Адмирал поставил четырёх часовых в разных частях церкви, и во время нашего пребывания её строго охраняли.
Часть города, населённая камчадалами, построена беспорядочно и очень грязна, тропки и переулки хлюпки и грязны. Аборигены живут в домах двух типов.
(J. Webber, 1779)
Юрты, или зимние хижины, продолговаты и утоплены в землю на глубину пять-шесть футов; крыша из ивняка, подпёртая жердями, засыпается землёй и соломой. Издали хижина выглядит земляной кучей; а квадратное отверстие в центре крыши служит и дымоходом, и дверью, и окном. Сбоку, на уровне земли, имеется другое отверстие, как мне сказали, вход для женщин; не могу взять в толк, чем оно не годится для мужчин. Внутри вдоль стен идёт низкая скамья, на ней и сидят и спят. Очагу отведён один край помещения; глиняный пол твёрд и сух.
(J. Webber, 1779 - NLA)
Балаган, или летняя хижина, устанавливается на жердях футах в восьми над землёй; к жердям привязываются поперечные балки, а поверх ставится конический шалаш, крытый осокой и ветками. Внутрь ведут двери с каждого конца, до которых можно добраться по лестнице - бревну, в котором вырублены ступеньки. Рыба и другие съестные припасы на зиму хранятся подвешенными в нижней части балагана и всегда обдуваются воздухом.
(J. Webber, 1779 - NLA)
Больница и школа хорошо расположены, сухи, опрятны и чисты. Устройство русских домов приспособлено, чтобы смягчить суровость климата; большая кирпичная печь помещена в кухне, но выступает и в жилую комнату и таким образом обогревает главные помещения дома. Во многих домах, куда я заходил, видел картинки из «Illustrated [London] News», приклеенные на видном месте, и среди прочих я узнал знакомое лицо Альберта Смита [Альберт Ричард Смит - журналист, драматург, путешественник].
Сломанные санки, ободья, бочки валялись там и сям. Снег таял, обнажая трупы собак, когда-то преданных и полезных: множество этих бедных животных были брошены на голодную смерть, некоторые еще бродили от дома к дому, скуля жалобно; из сострадания мы взяли на корабль троих, другие суда поступили так же, а некоторые собаки плавали у корабельного борта и были выловлены, полуживые от голода.
Камчатская собака чуть крупнее горской (шотландской) овчарки, широкогруда, лапы сильные, уши маленькие и стоячие, глаза волчьи; я заметил у некоторых белый ободок вокруг радужки. Шерсть длинная, жесткая, цвет различный, от палевого до темно-бурого; хвост мохнатый и закрученный. Их лай своеобразен и трудноописуем. В упряжку берут только псов, сук оставляют на развод. Они выносливы и стойки к лишениям, порой больше двух дней без пищи, при том пробегают сто с лишним миль; зиму питаются отбросами и рыбными потрохами, а летом бегают по сопкам на самопрокорме. Те, которых я видел, не показались мне сообразительными, они не больше ластились к руке кормящей, нежели к руке наказующей. Им тяжка перемена климата от холодного камчатского к более тёплому китайскому; повышение температуры вызывает у них одышку и апатию, шерсть лезет, они отказываются есть, тоскуют и гибнут. Я говорю лишь по собственному опыту: многие животные постепенно приспосабливаются к климату, в который забрасывает судьба; но с этим полезным животным подобного не происходит.
(Фото В.И. Иохельсон, 1911 г. МАЭ РАН - Кунсткамера)
(Картинки большинство кликабельны)
(Картинку дали парапланеристы)
Вид окрестностей Авачинской губы восхитит всякого поклонника величественных форм природы:горы, вершины которых возносятся над облаками, обрывистые мысы и рифы, которые безуспешно пытаются сдержать могучую силу моря, что видно по милям белых бурунов, перекатывающихся через отмели и постепенно подтачивающих внушительные утёсы. Вход в губу глубок, а ширина его почти две мили. Справа высится мыс с маяком; от него местность постепенно понижается к бухте Раковой, фьорду Авачинской губы.
Левая сторона входа низка и лесиста; множество берёз и низкорослого сосняка торчали из снега, голые как сухостой, с ветвями, отягощёнными снегом. Вход в губу находится на 52°51' с.ш., 158°48' в.д., ориентирован на северо-запад, а протяжённость его четыре мили.
Когда мы входили, вся поверхность воды здесь была усажена птицами.
(Фото fishka_anna)
Справа при входе стоят особицей знаменитые три скалы [Три Брата]; а слева - маленький каменный островок [Бабушкин камень] и на нём развалины дома.
Авачинская губа имеет 25 миль в окружности (in circumference) - великолепное зеркало воды, замкнутое и укромное; гряда гор окружает её: три высоких пика, высотой от 9000 до 11 000 футов над уровнем моря, по громадности своей словно бы нависают над бухтой, на деле же отстоят на 50 миль и придают прекрасный вид этому отдалённому поселению.
Одна из этих гор, вулкан под названием Козельский, как раз действовала во время нашего посещения и выбрасывала плотные клубы дыма; другие, хотя бездействовавшие, вероятно, тоже являются вулканами. [Дымил, разумеется, Авачинский влк., а не Козельский; путаница в вулканах восходит к отчёту о плавании капитана Дюпти-Туара в 1837 г.] Город Петропавловск стоит в защищённой долине, в семи милях от маяка.
Город издали являл картину запустения: ни единой живой души, кроме разве голодных, жалобно завывающих собак; ни следа на глади воды, не считая горбинок берегового наката.
(Художник Р. фон Цур-Милен, по рисунку К. фон Дитмара 1854 года)
Воздух был тих, прохладен и недвижим; и контуры удалённых гор ясно видны на безоблачном небе. Садившееся солнце бросало прощальные лучи на склоны холмов, придавая им блеск, от ослепительно-белого до зеркально-золотого; в небе цвета переливались от светло-голубого до густо-золотистого: именно такие минуты заката стремятся поймать и запечатлеть художники; тенистые долины становились темнее и темнее, пока плотный белый туман не выполз из них, постепенно окутывая вершины холмов, здесь он нежился в блекнущих красках до тех пор, пока солнце не ушло наконец на ночной покой. Таков был первый закат, виденый нами в Авачинской губе.
Я лишь раз видел нечто подобное близ мыса Фаруэлл в Гренландии; где скальные пики, слишком крутые, чтобы удержать снег, чернели над заснеженной равниной, и огромные айсберги отбрасывали лучи солнца своими гранями и вершинами, как массы заиндевелого серебра среди синего моря; айсберги покоились на воде, и бока их были гладки, как стекло, с нежно-голубыми прожилками; заходящее солнце освещало небеса, меняя краски и их яркость, до короткой ночи тех широт, принесшей с собой северное сияние, всегда волнующее, таинственное, прекрасное.
Шесть кораблей появились утром 31-ого мая; беспрестанные туманы не давали им подойти к земле раньше. Это были: британские фрегаты President, 50 [пушек], под флагом контр-адмирала Брюса; Pique, 40; корвет Dido, 18; винтовые пароходы Brisk, 6, и Encounter, 14; наконец, французский фрегат Alceste, 50. Вместе с нашим колесным пароходом Barracouta, 6 пушек, образовалась мощная эскадра. Американский транспорт снабжения, Nile, вошел в губу вместе с эскадрой. [Американское судно «Нил» с грузом соли и муки, зафрахтованное Российско-Американской компанией] Корабли заняли позиции напротив города Петропавловска и его батарей; в сравнении с планом сражения 1854 г. батареи были усилены и их стало больше. Город хорошо защищён природой и усилиями людей.
(Верхний рисунок неизвестного очевидца - укрепления Петропавовска в 1854 году; нижний рисунок Дж. Н. Дика - укрепления Петропавловска в 1855 г. Такими их видел и Тронсон, коллега доктора Дика.)
1 июня адмирал и капитаны эскадры прибыли к нам на борт, и мы вошли в гавань Петропавловска. Она образована мысом, который тянется почти точно с севера на юг, параллельно основному берегу и отделяет гавань от губы и защищает. Гавань разделена на внутреннюю и внешнюю части песчаной косой, вытянутой от материка в северо-западном направлении; когда капитан Клерк посетил это место, на этой косе и располагался город, или острог. Проход между гаванями очень узок; мы нашли для стоянки хорошее место во внутренней гавани глубиной от 6 до 18 саженей (fathoms); многочисленные ручьи впадают в бухту и в гавань. На зыбком флагштоке у бревенчатого дома колыхалось американское знамя; три человека прохаживались рядом, единственные оставшиеся обитатели города; посланная лодка доставила их на борт. "Полагаю, вы опоздали, адмирал", - сказал главный из прибывших, поднявшись на шканцы. Это были торговцы из Соединённых Штатов, проживающие в Петропавловске, а говоривший был руководитель фирмы. Он сообщил нам, что к концу марта русские получили приказ покинуть порт на судах, зимовавших здесь, и как можно скорее. Император ожидал, что в Авачинскую бухту придут до четырнадцати неприятельских кораблей. До момента же получения приказов из С-Петербурга шла напряжённая работа по укреплению батарей и их подготовки под корабельные пушки. Без сомнения, наш информатор знал, куда ушли корабли; он сказал, они вероятно в Анадыре; весьма сомнительно, подумали мы. С какой бы стати он выдал нам тайну, воздавая русским предательством за добро; да мы, кажется, не очень настойчиво спрашивали. Уже перед нашим уходом, некое частное лицо сообщило нам, что русские уплыли в реку Амур. Торговцы очень тепло отзывались о доброте русских, только подтверждая слышанное нами от арктических мореплавателей, имевших случай посетить город Петропавловск.
Город лежит частью в долине, спускающейся к гавани, и частью на склоне холма, к востоку от гавани; он защищён холмами и горами от ветров, кроме южных и юго-западных; состоит из двух сотен домов, включая церковь, казармы, больницу и портовые склады. Казённые здания крыты железом, выкрашенным красным, а построены из горизонтальных брёвен, грубых снаружи, гладких изнутри; щели конопачены мхом, здания сухи и теплы; у некоторых есть портики вдоль всей стены, приподнятые на несколько футов от земли [???]. Казармы велики и просторны, но засрамлены: пол, казалось, не мыт со дня как настелили; под каждой койкой имелся ящик для одежды, обуви и топора: топор полагался каждому солдату. Делая скидку на сверхурочную работу и поспешность отъезда из порта, всё же состояние казарм и некоторых других зданий мало свидетельствует в пользу дисциплины гарнизона. Дом губернатора просторный и удобный; большая детская с чередой кроваток недвусмысленно говорила о многочисленности семейства; множество учебников немецких, французских, английских, также как хорошо оснащённая мастерская, позволяли сделать вывод, что губернатор и его любезная жена прилагали все усилия к образованию своих детей. Много экзотических растений из Китая и Индии стояли на подставках в одной из комнат; несколько китайских ваз были нарочно разбиты. К дому примыкал маленький сад для выращивания овощей; но земля в глубине была еще замерзшей, и никаких всходов - это 1-ого июня. В нижней части сада есть колонна, установленная в память о Беринге, прославленном мореплавателе.
(По рисунку французского лейтенанта Masselot, 1837)
Греческая [т.е. православная] церковь стоит рядом с домом губернатора и представляет собой опрятную деревянную постройку, с куполом, яблоком [globe] и греческим крестом. Интерьер прост и украшен красивым алтарём, поднятым на несколько ступеней над полом; полукруглая ограда отделяет его от пространства церкви: два резных, богато золочёных столба поддерживают арку за алтарем, и позолоченный «нимб» украшает его центр. Изображения святых на стенах и пол, раскрашенный в жёлто-черную шашечку, без скамей, исчерпывают украшения этого храма. Я тщетно искал иконы, пожертвованные Берингом. Адмирал поставил четырёх часовых в разных частях церкви, и во время нашего пребывания её строго охраняли.
Часть города, населённая камчадалами, построена беспорядочно и очень грязна, тропки и переулки хлюпки и грязны. Аборигены живут в домах двух типов.
(J. Webber, 1779)
Юрты, или зимние хижины, продолговаты и утоплены в землю на глубину пять-шесть футов; крыша из ивняка, подпёртая жердями, засыпается землёй и соломой. Издали хижина выглядит земляной кучей; а квадратное отверстие в центре крыши служит и дымоходом, и дверью, и окном. Сбоку, на уровне земли, имеется другое отверстие, как мне сказали, вход для женщин; не могу взять в толк, чем оно не годится для мужчин. Внутри вдоль стен идёт низкая скамья, на ней и сидят и спят. Очагу отведён один край помещения; глиняный пол твёрд и сух.
(J. Webber, 1779 - NLA)
Балаган, или летняя хижина, устанавливается на жердях футах в восьми над землёй; к жердям привязываются поперечные балки, а поверх ставится конический шалаш, крытый осокой и ветками. Внутрь ведут двери с каждого конца, до которых можно добраться по лестнице - бревну, в котором вырублены ступеньки. Рыба и другие съестные припасы на зиму хранятся подвешенными в нижней части балагана и всегда обдуваются воздухом.
(J. Webber, 1779 - NLA)
Больница и школа хорошо расположены, сухи, опрятны и чисты. Устройство русских домов приспособлено, чтобы смягчить суровость климата; большая кирпичная печь помещена в кухне, но выступает и в жилую комнату и таким образом обогревает главные помещения дома. Во многих домах, куда я заходил, видел картинки из «Illustrated [London] News», приклеенные на видном месте, и среди прочих я узнал знакомое лицо Альберта Смита [Альберт Ричард Смит - журналист, драматург, путешественник].
Сломанные санки, ободья, бочки валялись там и сям. Снег таял, обнажая трупы собак, когда-то преданных и полезных: множество этих бедных животных были брошены на голодную смерть, некоторые еще бродили от дома к дому, скуля жалобно; из сострадания мы взяли на корабль троих, другие суда поступили так же, а некоторые собаки плавали у корабельного борта и были выловлены, полуживые от голода.
Камчатская собака чуть крупнее горской (шотландской) овчарки, широкогруда, лапы сильные, уши маленькие и стоячие, глаза волчьи; я заметил у некоторых белый ободок вокруг радужки. Шерсть длинная, жесткая, цвет различный, от палевого до темно-бурого; хвост мохнатый и закрученный. Их лай своеобразен и трудноописуем. В упряжку берут только псов, сук оставляют на развод. Они выносливы и стойки к лишениям, порой больше двух дней без пищи, при том пробегают сто с лишним миль; зиму питаются отбросами и рыбными потрохами, а летом бегают по сопкам на самопрокорме. Те, которых я видел, не показались мне сообразительными, они не больше ластились к руке кормящей, нежели к руке наказующей. Им тяжка перемена климата от холодного камчатского к более тёплому китайскому; повышение температуры вызывает у них одышку и апатию, шерсть лезет, они отказываются есть, тоскуют и гибнут. Я говорю лишь по собственному опыту: многие животные постепенно приспосабливаются к климату, в который забрасывает судьба; но с этим полезным животным подобного не происходит.
(Фото В.И. Иохельсон, 1911 г. МАЭ РАН - Кунсткамера)
(Картинки большинство кликабельны)