Враг с человеческим лицом. Часть шестая
Воспоминания Уильяма Петти Ашкрофта. Фрагмент второй.
Помощь для Поселенцев
Наш сержант регулярно получал из Англии тюки рубах, сапог и прочего барахла, и у него скапливались изрядные запасы. Он попросился со мной на берег, поторговать; сообщил нормальную цену и обещал долю барыша, если я помогу продать дороже. В числе недавних поселенцев был молодой мужчина с женой и ребенком, ему я большую часть барахла и продал. Я ему пожаловался, что наши увольнительные на берегу ходят голодные, так он и жена наготовили еды: отварили солонины, капусты, картошки, она испекла пудинг. Он сколотил из досок столы и лавки, посадить матросов. Я спросил, какую плату он хочет за ужин, он сказал, что четверть доллара. «Предоставьте мне собрать плату» - предложил я. После обеда я спросил ребятушек, всем ли они довольны и стоит ли это полтора доллара. Они согласились, рассудив, что это половина той цены, что запросили бы в Вальпараисо. Я сказал хозяину, что когда на берег сойдёт следующая вахта, то я бы мог их тоже направить к нему, пусть тоже попотчует чем бог послал. Спустя двенадцать месяцев я навестил его, и хозяин рассказал, что неплохо приподнялся и поблагодарил за помощь на старте. То сержантово барахло, что я ему продал, и обеды для увольнительных матросов направили его на путь к процветанию.
Наш корабль кишел крысами, но корабельный кот был хороший охотник. Нередко он составлял мне компанию по ночной вахте на стоянке. Если я не мог его найти, я шёл к мясоразделочному столу и принимался точить нож, при этом звуке кот тут же оказывался на моем плече. В море в тропиках, когда летучие рыбы бросались на свет бортовых огней и падали на обносный настил , кот следил за ними в волнении и то и дело сигал за ними вниз, на обнос, мне нередко приходилось его оттуда спасать, но в конце концов мы его так и потеряли.
(At sea in the trades, when flying fish would jump at the side lights and land on the paddle sponson, the cat would get excited watching them and would often go down on to the sponson to get them; I often used to rescue him from there and we eventually lost him that way.)
Мы дважды обошли под парами остров Ванкувер и посетили Форт-Руперт (Fort Rupert), где наш капитан возглавил церемонию сочетания молодой пары. В фортах всегда можно было закупить солёного лосося по семнадцать фунтов на доллар, картофеля вдоволь. Потом был трудный переход, море кипело как котёл, рулевые тяги ослабли и ещё два человека помогали на штурвале, чтобы удержать корабль на курсе. Капитан сказал мне, что пароход «Драйвер» (Driver) пытался тут пройти и не смог. Мы вошли в пролив королевы Шарлотты и прибили на острове королевы Шарлотты доску на дереве, где говорилось : "Каждый, кто позарится добывать ископаемые в этих скалах, будет привлечен к ответственности». Кто позарится, не знаю, ни города ни деревни на мили окрест вроде бы не наблюдалось. В другом месте - Голд-Харбор (Gold Harbour), капитан высвистал людей наверх, украсил корабль флагами, дал королевский салют, велел гаркнуть троекратное ура в честь королевы и «срастить грота-брас». [splice the main brace - принять дополнительную чарку.]
Посадка на мель
Вернувшись в Эсквимальт, мы застали «Тринкомали» (Trincomalee)- первый военный корабль за пятнадцать месяцев. Когда он уходил, мы вывели его из гавани, а сами отправились исследовать берега и воды, взяв пассажирами фермера с женой и дочкой. Субботним утром, когда капитан читал утренние молитвы, а на мостике стоял штурман, корабль сел на мель. Моя шлюпка ремонтировалась, так меня с моей командой послали на кожуховом боте завозить якорь. Сильная волна сбила меня на дно бота; в общем бросил я там якорь, а затем обернулся глянуть на корабль, его форштевень виднелся несколькими футами выше воды. Вернувшись, я должен промерить глубины вокруг судна. Везде оказалось по четыре-шесть сажен, кроме как слева против фок-мачты, где было менее сажени.
(My boat was inboard being repaired so I was sent with my crew in the paddle-box boat to lay out the stream anchor abeam. The strong tide swept me down on to the quarter so I dropped the anchor there and then turned round to look at the ship; her forefoot was feet out of the water.
When we got back I had to sound all round the ship. There was a depth of from four to six fathoms all round except the port side abreast the foremast, where there was less than a fathom.)
Вскоре корабль окружили десятки индейских каноэ в поисках наживы. Мы все вооружились и выстрелили ядром. Нас угораздило нарваться на одно из самых недружелюбных племён. Было строго приказано стрелять над их головами и не вредить без крайней надобности. Мы снялись с мели за час до полуночи и до утра простояли на глубокой воде.
На другой вечер я гулял на баке с тремя унтер-офицерами (Warrant Officers); тут мы сообразили: а где же плотник? Выглянув за борт, мы увидели его голым в воде, он там изучал повреждения. Мы втащили его на борт, и я дал ему полстакана рому, поскольку было довольно холодно. Он сказал: "Порядок, братцы, я её залатаю». Нашёл на шканцах капитана и доложил, что осмотрел повреждения, и если капитан найдёт подходящий пляжик, то можно будет провести починку. Капитан, решив что плотник малость под мухой (a bit 'tight'), велел ему идти вниз. Но наутро тот начертил ему схему повреждений и попросил дать людей на заготовку древесины для ремонта. Капитан покривился, но всё же пошёл к материку, в Форт-Симпсон, где большие приливные перепады.
Ремонт "Сделай сам "
Мы перевезли весь уголь, боезапас и прочие припасы в форт, мне же пришлось сколотить плот из брёвен, чтобы забрать наши четыре 32 - фунтовых бортовых орудия; а две мортиры, 84 - и 68-фунтовая, были погружены на кожуховые боты. Один становой якорь завезли вперёд на баркасе, чтобы к нему верповаться, второй становой опустили с кормы, на стальном тросе; когда же корабль был вытащен, по обе стороны фок мачты бросили стоп-анкера и через блоки на топе зафиксировали её стальными растяжками.
(The pinnace laid out a bower anchor ahead to warp in on; the other bower was laid out astern and the cable tailed with a hawser; the stream and kedge anchors were laid out abreast the position of the foremast when the ship was beached, with hawsers through snatch-blocks at the foremast head to prevent her falling over)
Запасные якоря и все цепи побросали, привязав к ним буи и футштоки с фонарями, провеховав так весь путь до пляжа. (The waist anchors and all the chain cable were let go and buoyed and tidepoles, each with a lantern, were planted all the way up the beach.) Потом мы отверповали корабль к берегу, это было в 11 вечера. Пляж был так отлог, что утром корабль оказался от воды в миле с гаком. Столяр был наготове, к борту приставили трапы и ремонт начался тут же.
(Рисунок Генри Хиллза, участника событий.)
Мне было приказано поставить плот с пушками на якорь, на плаву, но я недооценил отлива, наутро плот стоял сухенький, и я пошел проверить найтовы. Но индейцы успели раньше и стырили шлюпочный якорь и дюжину сажен каната. Тут меня окружила свора голодных псов, пришлось отмахиваться от них канатом; с корабля пришлось послать за мной спасательный отряд. Потом я перегнал плот на глубину, а в шлюпках пришлось оставлять часовых, охранять наше добро по ночам. Под носом корабля для ремонта пришлось сделать подкоп, эта яма в прилив наполнялась водой, приходилось откачивать её помпой и рыть отводную канаву. Всё время доставали индейцы, тырили всё, до чего могли дотянуться. Из форта пропало несколько наших шестифунтовых зарядов, пришлось блокировать им всю торговлю, пока не вернут. Как то утром, выйдя на палубу, я увидел индейца, он пытался откурочить старнпостовый штырь от бота; но не справился, и тогда взялся отковыривать медную табличку с нарисованными сигналами, приколоченную с внутренней стороны кормы. Я взял дрын и съездил его по плечу, вынудив отказаться от затеи. (I came on deck one morning and saw an Indian trying to wrench the pintle off a boat's sternpost; he found this too difficult and so started on a copper plate nailed inside the sternsheets, with the boat's signals painted on it. I found a billet of wood and dropped it on his shoulder which made him change his mind.) Особо они были охочи до наших канатов, и охранять их нам пришлось тоже особо.
Пока корабль нежился на пляже, я занимался изучением побережья. В 6 утра, вымыв руки, я завтракал и получал дневной рацион на себя и четверых мальчиков и корзинку с пайком для помощника, также кисти, ведро гудрона (tar) и ведро белил. Помощник рулил согласно линии, которую я начертил карандашом; мальчики налегали на весла, если погода не позволяла поставить парус. Около полудня мы выбирали себе хороший бережок, разводили костерок и обедали. Приятный такой пикничок. После обеда распорядок был тот же, на корабль мы возвращались в шестом часу вечера.
Как-то вечером возвращаемся, выруливаем из-за песчаной косы и видим - на корабль напали индейцы, чего мы давно опасались. Оказалось, это два племени воюют между собой, а корабль разлёгся прямо на линии фронта. Они хоронят мертвых соплеменников в коробах на высоких деревьях. Я был в туземной хижине и видел, как женщины колдуют над ранеными. Когда бои отгремели и был заключен мир, они разорвали свои одеяла и устроили ужасный шум.
Индейские гости корабля
Недель через шесть ремонт был завершен, и мы наконец отдали якорь на глубокой воде. Погрузили обратно пушки, уголь и всё хозяйство и были готовы к отплытию. Затем капитан объявил, что пригласил индейского Короля Георга и его индейскую знать в гости на корабль. Пускать можно всех индейцев, кто захочет, но на нижние палубы не допускать. Индейцы насмехались над нашими пушками, мол, когда мы их обстреляли, то попали в воду, поэтому мы провели показательную стрельбу по мишени на 900 ярдов и очень их удивили.
Ещё нам не хватало топлива и 48 часов ушло на рубку дров, которые потом сгорели за двенадцать часов. Но мы дошли до Нанаймо и там взяли уголь, а затем вернулись в Эсквимальт.
Визит в Сан-Франциско
Где-то в августе 1853 года, мы пошли в Сан-Франциско. На выходе или входе гавани мы оставляли одного квартирмейстера in each chains [?], а я был на руле. Капитан сказал мне : «Вот, Ашкрофт, мы входим в знаменитый Сан-Франциско, где многие нажили состояние, но многие и оставили свои кости белеть на солнцепёке. Прекрасное место для дезертирства; как думаете, сколько людей мы потеряем?» Я сказал, что в большой команде матросов всегда найдутся недовольные, и прикинул, что из наших 160-ти вряд ли пропадёт более полудюжины. Мы стали на якорь в Саусалито, через бухту от Сан-Франциско, капитан спросил, а как насчёт команды моего бота? Я ответил, что это прекрасные ребята, которым я бы и жизнь мог доверить. «Ладно, - сказал Капитан, - ваш бот чистый и красивый, начищайте так же свою команду, поедем смотреть город». До города было четыре мили, мы прошли их под парусом, и когда добрались, капитан велел сопровождать его в британское консульство с ним и взять пару матросов, если вдруг нести что-то тяжёлое. «А остальные?» спросил капитан. Я сказал, все нормально, им велено не уходить далеко от бота и чтоб кто-то оставался стеречь. Зайдя в консульство, капитал велел мне погулять часок и возвращаться. Да, чудесный город в это время года. Нас дожидались письма и газеты из Англии за девять месяцев.
Когда я вернулся к боту, четверых их команды не было. Я спросил прохожего, не видал ли он английских военных моряков, тот ответил : "Думаю, их теперь зашанхаят» (they will have been 'shanghaid'.). Я спросил совета у другого джентльмена, и он сказал, что если я не дурак, то лучше бы возвращался на корабль с теми кто остался, а пропавших навряд ли когда увижу снова. Имея в лодке почту и на два дня свежего мяса и овощей, я последовал совету и вернулся на корабль. Второй лейтенант спросил, а где команда?
«Говорят, их зашанхаили».
«Что это значит?»
«Я не знаю».
«А что говорит капитан?»
«Он еще не знает. Я должен забрать его в консульстве завтра в 9 утра».
Прибыв на берег следующим утром, я предупредил команду, чтобы никто из них не покидал бот, а то случится то же, что и с теми, кто пропал вчера. Я разрешил им курить трубки и обещал по глотку бренди. В консульстве капитан спросил, что хорошенького на борту. Я сказал, на борту всё ничего, но вчера четверо из команды пропали и, вероятно, их зашанхаили. Консул сказал: "Вы больше не увидите этих матросов; их одурманили зельем и забрали на какое-нибудь судно, в эту минуту они как раз покидают Золотой Рог».
Рассказ "зашанхаенного" (A 'Shanghaid' Man's Story)
Месяцев спустя, снова в Сан-Франциско, меня окликнул человеком, которого я не узнал, пока он не назвался одним из той пропавшей четвёрки. Он рассказал, что когда я покинул бот, они четверо зашли в грог-шоп пропустить по стакану. Тут вошёл развязный парень, давай жать всем руки и приветствовать как английских моряков. «Парни, что за отраву вы тут пьёте? - сказал он, - Идёмте со мной, у меня есть добрая выпивка». Он увёл их в другой дом и налил по стакану и это было последнее, что наш матрос помнил, а очнутился на борту американского судна, направлявшегося в Китай. На берег он сходил в новом синем бушлате, теперь на нём были лохмотья. Он сказал помощнику капитана: «Я не с вашего судна, а с английского военного корабля». «Ну, приятель, - сказал помощник, - вы вчера получили $36 аванса, и у нас правило, кто не работает, то не ест, а нет - отведаешь моего сапога!»
И парню пришлось выбирать лучшее из зол; он работал на совесть, а добравшись до Шанхая, куда судно направлялось, пошёл к британскому консулу, который отдал его на судно, следующее обратно в Сан-Франциско, велел привести себя в порядок и поступить на первый встретившийся английский военный корабль. К счастью, это оказался «Вираго». Капитан снова вписал его в судовые книги и снял пометку «сбежал» с его имени. Но о троих других мы больше не имели ни слуху, ни духу.
Как-то вечером я курил на полубаке, и меня окликнул человек с проплывающего бота, не нужна ли мне выпивка. Я сказал "Нет", и через час он был тут как тут с полудюжиной бутылок бренди. Оказалось, он служил со мной на «Каледонии»; я спросил, был ли он на золотых приисках, он сказал, что только дураки туда едут. Он сбежал с корабля и увёл бот, который утопил, а потом, когда шум утих, поднял и перекрасил до неузнаваемости. С этим «орудием бизнеса» он охаживает прибывающие суда, берётся доставить на берег любого моряка, затем его можно зашанхаить и сдать в вербовочную контору, обычно за хорошие доллары. Игра свечи окупает, признался он.
Консул сказал нашему капитану, что в недавно парусное судно на лишний день задержалось в гавани, по неисправности брашпиля. На следующее утро, при побудке экипажа, один матрос был найден в койке мёртвым. Позвали доктора, он сказал, что матрос мёртв уже пару дней как. Его погрузили на корабль в компании с другими пьяными матросами. «Все вы здесь хорошие, капитан, пока трезвые, а деньги превращают вас в полных выродков».
Клерк-спаситель
Однажды днем наш клерк увидел на берегу, толпу людей, ведущих вешать 13 - летнего мальчика, обвинённого в краже кареты и пары лошадей. Клерк и ещё несколько джентльменов вступились за мальчика, его согласились отпустить с условием, что клерк заберёт его на корабль. Пацана как следует отдраили, кой-как приодели, и первый лейтенант поставил его в мою вахту - бить в колокол, держать лаговую склянку и бегать с поручениями. В воровстве кареты и коней он так и не сознался, а сказал, что один джентльмен дал ему доллар, чтобы доставить их кой-куда. Я спросил, что он чувствовал, когда его вели вешать, он сказал, что все произошло так быстро, что он не успел подумать, разве только о сестре, которую он оставил дома совсем больную. Он вспоминал, как уехал из Ирландии с родителями и сестрой, как приехали в Квебек, потом в Сан-Франциско родители умерли, осталась только сестра, и он всегда жалел, что больше её не увидит. Я встретил этого парня спустя несколько лет, он оказался умницей, к чести британского военно-морского флота.
Однажды я беседовал с нашим поставщиком мяса и овощей, и он указал на уходящий пароход и сказал, что на пароходе уплывает человек, задолжавший ему несколько тысяч долларов. Я спросил, почему бы не обратиться в суд, и он сказал, что такого здесь не существует. Все, что он мог бы - застрелить должника, но тогда он денег точно не вернёт. Я встретил старую ирландку, она рассказала, что торгует спиртом на прииске, по стакану за щепотку золотого песка.
Из Сан-Франциско мы пошли на мыс Св. Луки (Cape St. Lucas), заправить корабль водой. Мы соорудили плот из бочек отбуксировали его на берег, где кочегары наполнили ёмкости посредством пожарной помпы. На мысу жил только один англичанин - как говорит Пэдди (as Paddy says), он был шотландец. Пока я сидел в его доме, пришли из команды и сказали, что поднялась волна и залив полон акул, а поскольку катер остался на якоре за прибоем, это их как-то смущает. Однако местный англичанин заверил нас, что акулы безобидные и в доказательство послал в буруны своего четырнадцатилетнего сына. Волной в залив нагнало рыбью мелочь, вот акулы за ней и приплыли.
Потом мы зашли в Сан-Блас (San Blas) на мексиканском побережье, за серебром. Партия должна погрузиться на бот и взять сети, как бы на рыбалку, пройти миль двадцать вдоль берега, и туда же на мулах будут доставлены мешки с серебряными чушками или долларами. Команда стаскает их через прибой к боту и, по возвращении на корабль, серебро будет поднято из воды на борт, денежные мешки в рыболовной сети. Таможенные катера будут следить за нами очень внимательно, как контрабанда денег запрещена. Другие места, которые мы посетили, были Масатлан, Гуаймас и Ла-Пас.*
[* Откровенное участие британского военного корабля в контрабанде требует какого-то объяснения, но я не смог найти убедительного. Сотрудник Национального морского музея, с которым я советовался, сказал следующее: "Это звучит дико, но недавно мы получили еще один дневник с описанием подобного случая на том же месте в 1846 году. Такова была одна из обычных функций Тихоокеанского флота - возить деньги портов Южной и Центральной Америки порта в Соединенное Королевство, иногда через Панаму, а и иногда вокруг мыса Горн. Эта практика началась на заре борьбы Южной Америки за независимость, и, стало быть, окрепла в 1850-е ... В основном возились деньги из стран, нуждавшихся в английских товарах, либо плативших проценты по кредитам. Золото и серебро - традиционный товар большинства этих стран, а то и единственный доступный источник богатства. Причина, почему допускались эти закулисные дела не ясна. Сожалею, что на сей момент вынужден оставить вопрос без ответа. Ред. источника.]
Однажды вечером наш бот забрал на берегу механика. На нём был пояс вроде женского корсета, в котором были две-три сотни долларов, то ли дублонов, а в руках трость-клинок без ножен, какие носят предусмотрительные люди. Мы привезли его на корабль, а наутро к нам пожаловала толпа мексиканцев, потрясая тростью-ножнами, по которым они хотели опознать человека, за которым пришли. Все офицеры были мобилизованы к их услугам, но тот механик спрятался в бункерах, а вместо него механиком оделся исполнял стюард подходящего сложения. Больше механик не казал носа на этот берег!
Однажды, едва мой бот причалил к пристани, как пришел агент с деньгами и запиской и попросил отвезти это на корабль быстро-быстро. Оказалось, второго лейтенанта поймали с контрабандными деньгами. Агент знал точно, сколько при нём было денег, и нашему казначею пришлось выписать вексель на эту сумму. Капитан поспешил на берег, к губернатору, которому объяснил, что деньги лейтенант нёс для судовых нужд, а если прятал их на себе, то лишь из страха перед грабителями. Лейтенанта в результате освободили, но если бы сумели доказать контрабанду отправили бы на рудники.
Иногда мы для отвода глаз принимали несколько ящиков серебра через Таможню. Я перевёз на своём боте по меньшей мере тыщ тридцать тысяч долларов.
Раз в шесть часов утра я повёз на берег стюарда за говядиной, и третий механик сказал, что отвезёт груз с моим ботом, и пусть один матрос сходит в каюту за мешком грязного белья. На берегу матрос помог ему оттащить мешок в отель, механик дал мне пару долларов на выпивку команде и сказал его не ждать. На корабле первый лейтенант спросил, отвёз ли я механика на берег и был ли с ним мешок? Я подтвердил и сообщил, что в мешке было грязное механицкое бельё. А он и говорит: "Не знаю, что скажет капитан за то, что вы помогли механику сбежать!' Я слышал потом, что он нашел себе хорошую работу на берегу.
Было очень жарко, мы натягивали тенты, и все спали на палубе. В Гуаймасе я сошел на берег вместе с сержантом и помощником по артиллерии, у нас была хорошая компания. На другой день я водил матросов в увольнение, чтобы они вернулись на борт до полудня. Когда мы вернулись, сержант сказал мне, что неважнецки себя чувствует, пошел и лег в кают-компании. Через час его нашли мёртвым. Плотник сколотил гроб, тело туда положили и повесили над самой водой на талях под фока-реем. В семь вечера, как стало прохладнее, я высадил отряд морских пехотинцев, чтобы вырыть могилу, и в пять утра мы его похоронили. Это были вторые наши похороны; до того мы хоронили в Вальпараисо квартирмейстера.
Загрузившись деньгами, пошли из Масатлана в Акапулько, затем в Панаму, где часть денег выгрузили и отправили сушей через перешеек, а там уже в Англию.
В Панаме нас ждали приказы - «Вираго» обследовать Дарьенский перешеек, начиная от р. Саванна. Исследовательская партия отправилась с корабля днём на гичке и катере; Капитан и штурсан взяли по компасу, а баковый старшина и второй лейтенант работали с мерной цепью; морские пехотинцы занимались маркировкой деревьев, а команда катера тащила припасы. Им попались индейцы, рубившие хворост и прокладывавшие дорогу, но те вторгаться на территории других племён не собирались. На берегу наша партия сразу построила хижину из пальмовых листьев, которую они назвали "ранчо", и каждый день, по мере продвижения, строили новую хижину. Соорудив шестое ранчо на речной отмели, они послали разведчиков, искать контакт с местными индейцами, взяли подарки для вождей в обмен на разрешение войти на их территории, но никаких индейцев не нашли. В воскресенье объявили день отдыха, а после девятого по счёту ранчо выяснилось, что дальше дорога плохо проходимая.
Было решено оставить здесь припасы и запасную одежду и двинуться налегке в сторону Атлантики. Четверо остались охранять ранчо и вещи, остальные тринадцать пошли, каждый нёс на себе четырехдневный запас. Так они дошли до тринадцатого ранчо, на том их резервы были исчерпаны, оставалось вернуться пришлось вернуться в номер девять, возобновить запас и попытаться ещё раз. Но вернувшись, они обнаружили, что случилось страшное - ранчо сожжено, запасы пропали, и никого из четырех человек, оставленных стеречь. Поблизости они обнаружили несколько фунтов сухарей, которые пришлись очень кстати после тридцати шести часов голодовки. Позже они наткнулись на трех матросов, лежащих мертвыми на дороге, убитыз отравленными стрелами; один из них нес мешок хлеб, другой мешок солонины, третий бочонок рома.
Теперь встал вопрос марш-броска к шлюпкам, и в тот день они достигли ранчо номер пять, где и заночевали. Будь какая еда в номере шестом, они бы пошли ночевать туда; а как потом они узнали, в шестом номере устроились лагерем индейцы, так что моряки были на волосок от смерти. В номере пятом они нашли немного заготовленного мяса, поеденного обезьянами, коих тварей на деревьях были тысячи, но, подкрепившись им, они добрались до шлюпок на следующее утро, а к полуночи вернулись на корабль.
(At number five they found a little preserved meat that the monkeys, of which there were thousands in the trees, had been at, but, fortified by this, they reached the boats the next forenoon and got back to the ship at midnight.)
Помощь для Поселенцев
Наш сержант регулярно получал из Англии тюки рубах, сапог и прочего барахла, и у него скапливались изрядные запасы. Он попросился со мной на берег, поторговать; сообщил нормальную цену и обещал долю барыша, если я помогу продать дороже. В числе недавних поселенцев был молодой мужчина с женой и ребенком, ему я большую часть барахла и продал. Я ему пожаловался, что наши увольнительные на берегу ходят голодные, так он и жена наготовили еды: отварили солонины, капусты, картошки, она испекла пудинг. Он сколотил из досок столы и лавки, посадить матросов. Я спросил, какую плату он хочет за ужин, он сказал, что четверть доллара. «Предоставьте мне собрать плату» - предложил я. После обеда я спросил ребятушек, всем ли они довольны и стоит ли это полтора доллара. Они согласились, рассудив, что это половина той цены, что запросили бы в Вальпараисо. Я сказал хозяину, что когда на берег сойдёт следующая вахта, то я бы мог их тоже направить к нему, пусть тоже попотчует чем бог послал. Спустя двенадцать месяцев я навестил его, и хозяин рассказал, что неплохо приподнялся и поблагодарил за помощь на старте. То сержантово барахло, что я ему продал, и обеды для увольнительных матросов направили его на путь к процветанию.
Наш корабль кишел крысами, но корабельный кот был хороший охотник. Нередко он составлял мне компанию по ночной вахте на стоянке. Если я не мог его найти, я шёл к мясоразделочному столу и принимался точить нож, при этом звуке кот тут же оказывался на моем плече. В море в тропиках, когда летучие рыбы бросались на свет бортовых огней и падали на обносный настил , кот следил за ними в волнении и то и дело сигал за ними вниз, на обнос, мне нередко приходилось его оттуда спасать, но в конце концов мы его так и потеряли.
(At sea in the trades, when flying fish would jump at the side lights and land on the paddle sponson, the cat would get excited watching them and would often go down on to the sponson to get them; I often used to rescue him from there and we eventually lost him that way.)
Мы дважды обошли под парами остров Ванкувер и посетили Форт-Руперт (Fort Rupert), где наш капитан возглавил церемонию сочетания молодой пары. В фортах всегда можно было закупить солёного лосося по семнадцать фунтов на доллар, картофеля вдоволь. Потом был трудный переход, море кипело как котёл, рулевые тяги ослабли и ещё два человека помогали на штурвале, чтобы удержать корабль на курсе. Капитан сказал мне, что пароход «Драйвер» (Driver) пытался тут пройти и не смог. Мы вошли в пролив королевы Шарлотты и прибили на острове королевы Шарлотты доску на дереве, где говорилось : "Каждый, кто позарится добывать ископаемые в этих скалах, будет привлечен к ответственности». Кто позарится, не знаю, ни города ни деревни на мили окрест вроде бы не наблюдалось. В другом месте - Голд-Харбор (Gold Harbour), капитан высвистал людей наверх, украсил корабль флагами, дал королевский салют, велел гаркнуть троекратное ура в честь королевы и «срастить грота-брас». [splice the main brace - принять дополнительную чарку.]
Посадка на мель
Вернувшись в Эсквимальт, мы застали «Тринкомали» (Trincomalee)- первый военный корабль за пятнадцать месяцев. Когда он уходил, мы вывели его из гавани, а сами отправились исследовать берега и воды, взяв пассажирами фермера с женой и дочкой. Субботним утром, когда капитан читал утренние молитвы, а на мостике стоял штурман, корабль сел на мель. Моя шлюпка ремонтировалась, так меня с моей командой послали на кожуховом боте завозить якорь. Сильная волна сбила меня на дно бота; в общем бросил я там якорь, а затем обернулся глянуть на корабль, его форштевень виднелся несколькими футами выше воды. Вернувшись, я должен промерить глубины вокруг судна. Везде оказалось по четыре-шесть сажен, кроме как слева против фок-мачты, где было менее сажени.
(My boat was inboard being repaired so I was sent with my crew in the paddle-box boat to lay out the stream anchor abeam. The strong tide swept me down on to the quarter so I dropped the anchor there and then turned round to look at the ship; her forefoot was feet out of the water.
When we got back I had to sound all round the ship. There was a depth of from four to six fathoms all round except the port side abreast the foremast, where there was less than a fathom.)
Вскоре корабль окружили десятки индейских каноэ в поисках наживы. Мы все вооружились и выстрелили ядром. Нас угораздило нарваться на одно из самых недружелюбных племён. Было строго приказано стрелять над их головами и не вредить без крайней надобности. Мы снялись с мели за час до полуночи и до утра простояли на глубокой воде.
На другой вечер я гулял на баке с тремя унтер-офицерами (Warrant Officers); тут мы сообразили: а где же плотник? Выглянув за борт, мы увидели его голым в воде, он там изучал повреждения. Мы втащили его на борт, и я дал ему полстакана рому, поскольку было довольно холодно. Он сказал: "Порядок, братцы, я её залатаю». Нашёл на шканцах капитана и доложил, что осмотрел повреждения, и если капитан найдёт подходящий пляжик, то можно будет провести починку. Капитан, решив что плотник малость под мухой (a bit 'tight'), велел ему идти вниз. Но наутро тот начертил ему схему повреждений и попросил дать людей на заготовку древесины для ремонта. Капитан покривился, но всё же пошёл к материку, в Форт-Симпсон, где большие приливные перепады.
Ремонт "Сделай сам "
Мы перевезли весь уголь, боезапас и прочие припасы в форт, мне же пришлось сколотить плот из брёвен, чтобы забрать наши четыре 32 - фунтовых бортовых орудия; а две мортиры, 84 - и 68-фунтовая, были погружены на кожуховые боты. Один становой якорь завезли вперёд на баркасе, чтобы к нему верповаться, второй становой опустили с кормы, на стальном тросе; когда же корабль был вытащен, по обе стороны фок мачты бросили стоп-анкера и через блоки на топе зафиксировали её стальными растяжками.
(The pinnace laid out a bower anchor ahead to warp in on; the other bower was laid out astern and the cable tailed with a hawser; the stream and kedge anchors were laid out abreast the position of the foremast when the ship was beached, with hawsers through snatch-blocks at the foremast head to prevent her falling over)
Запасные якоря и все цепи побросали, привязав к ним буи и футштоки с фонарями, провеховав так весь путь до пляжа. (The waist anchors and all the chain cable were let go and buoyed and tidepoles, each with a lantern, were planted all the way up the beach.) Потом мы отверповали корабль к берегу, это было в 11 вечера. Пляж был так отлог, что утром корабль оказался от воды в миле с гаком. Столяр был наготове, к борту приставили трапы и ремонт начался тут же.
(Рисунок Генри Хиллза, участника событий.)
Мне было приказано поставить плот с пушками на якорь, на плаву, но я недооценил отлива, наутро плот стоял сухенький, и я пошел проверить найтовы. Но индейцы успели раньше и стырили шлюпочный якорь и дюжину сажен каната. Тут меня окружила свора голодных псов, пришлось отмахиваться от них канатом; с корабля пришлось послать за мной спасательный отряд. Потом я перегнал плот на глубину, а в шлюпках пришлось оставлять часовых, охранять наше добро по ночам. Под носом корабля для ремонта пришлось сделать подкоп, эта яма в прилив наполнялась водой, приходилось откачивать её помпой и рыть отводную канаву. Всё время доставали индейцы, тырили всё, до чего могли дотянуться. Из форта пропало несколько наших шестифунтовых зарядов, пришлось блокировать им всю торговлю, пока не вернут. Как то утром, выйдя на палубу, я увидел индейца, он пытался откурочить старнпостовый штырь от бота; но не справился, и тогда взялся отковыривать медную табличку с нарисованными сигналами, приколоченную с внутренней стороны кормы. Я взял дрын и съездил его по плечу, вынудив отказаться от затеи. (I came on deck one morning and saw an Indian trying to wrench the pintle off a boat's sternpost; he found this too difficult and so started on a copper plate nailed inside the sternsheets, with the boat's signals painted on it. I found a billet of wood and dropped it on his shoulder which made him change his mind.) Особо они были охочи до наших канатов, и охранять их нам пришлось тоже особо.
Пока корабль нежился на пляже, я занимался изучением побережья. В 6 утра, вымыв руки, я завтракал и получал дневной рацион на себя и четверых мальчиков и корзинку с пайком для помощника, также кисти, ведро гудрона (tar) и ведро белил. Помощник рулил согласно линии, которую я начертил карандашом; мальчики налегали на весла, если погода не позволяла поставить парус. Около полудня мы выбирали себе хороший бережок, разводили костерок и обедали. Приятный такой пикничок. После обеда распорядок был тот же, на корабль мы возвращались в шестом часу вечера.
Как-то вечером возвращаемся, выруливаем из-за песчаной косы и видим - на корабль напали индейцы, чего мы давно опасались. Оказалось, это два племени воюют между собой, а корабль разлёгся прямо на линии фронта. Они хоронят мертвых соплеменников в коробах на высоких деревьях. Я был в туземной хижине и видел, как женщины колдуют над ранеными. Когда бои отгремели и был заключен мир, они разорвали свои одеяла и устроили ужасный шум.
Индейские гости корабля
Недель через шесть ремонт был завершен, и мы наконец отдали якорь на глубокой воде. Погрузили обратно пушки, уголь и всё хозяйство и были готовы к отплытию. Затем капитан объявил, что пригласил индейского Короля Георга и его индейскую знать в гости на корабль. Пускать можно всех индейцев, кто захочет, но на нижние палубы не допускать. Индейцы насмехались над нашими пушками, мол, когда мы их обстреляли, то попали в воду, поэтому мы провели показательную стрельбу по мишени на 900 ярдов и очень их удивили.
Ещё нам не хватало топлива и 48 часов ушло на рубку дров, которые потом сгорели за двенадцать часов. Но мы дошли до Нанаймо и там взяли уголь, а затем вернулись в Эсквимальт.
Визит в Сан-Франциско
Где-то в августе 1853 года, мы пошли в Сан-Франциско. На выходе или входе гавани мы оставляли одного квартирмейстера in each chains [?], а я был на руле. Капитан сказал мне : «Вот, Ашкрофт, мы входим в знаменитый Сан-Франциско, где многие нажили состояние, но многие и оставили свои кости белеть на солнцепёке. Прекрасное место для дезертирства; как думаете, сколько людей мы потеряем?» Я сказал, что в большой команде матросов всегда найдутся недовольные, и прикинул, что из наших 160-ти вряд ли пропадёт более полудюжины. Мы стали на якорь в Саусалито, через бухту от Сан-Франциско, капитан спросил, а как насчёт команды моего бота? Я ответил, что это прекрасные ребята, которым я бы и жизнь мог доверить. «Ладно, - сказал Капитан, - ваш бот чистый и красивый, начищайте так же свою команду, поедем смотреть город». До города было четыре мили, мы прошли их под парусом, и когда добрались, капитан велел сопровождать его в британское консульство с ним и взять пару матросов, если вдруг нести что-то тяжёлое. «А остальные?» спросил капитан. Я сказал, все нормально, им велено не уходить далеко от бота и чтоб кто-то оставался стеречь. Зайдя в консульство, капитал велел мне погулять часок и возвращаться. Да, чудесный город в это время года. Нас дожидались письма и газеты из Англии за девять месяцев.
Когда я вернулся к боту, четверых их команды не было. Я спросил прохожего, не видал ли он английских военных моряков, тот ответил : "Думаю, их теперь зашанхаят» (they will have been 'shanghaid'.). Я спросил совета у другого джентльмена, и он сказал, что если я не дурак, то лучше бы возвращался на корабль с теми кто остался, а пропавших навряд ли когда увижу снова. Имея в лодке почту и на два дня свежего мяса и овощей, я последовал совету и вернулся на корабль. Второй лейтенант спросил, а где команда?
«Говорят, их зашанхаили».
«Что это значит?»
«Я не знаю».
«А что говорит капитан?»
«Он еще не знает. Я должен забрать его в консульстве завтра в 9 утра».
Прибыв на берег следующим утром, я предупредил команду, чтобы никто из них не покидал бот, а то случится то же, что и с теми, кто пропал вчера. Я разрешил им курить трубки и обещал по глотку бренди. В консульстве капитан спросил, что хорошенького на борту. Я сказал, на борту всё ничего, но вчера четверо из команды пропали и, вероятно, их зашанхаили. Консул сказал: "Вы больше не увидите этих матросов; их одурманили зельем и забрали на какое-нибудь судно, в эту минуту они как раз покидают Золотой Рог».
Рассказ "зашанхаенного" (A 'Shanghaid' Man's Story)
Месяцев спустя, снова в Сан-Франциско, меня окликнул человеком, которого я не узнал, пока он не назвался одним из той пропавшей четвёрки. Он рассказал, что когда я покинул бот, они четверо зашли в грог-шоп пропустить по стакану. Тут вошёл развязный парень, давай жать всем руки и приветствовать как английских моряков. «Парни, что за отраву вы тут пьёте? - сказал он, - Идёмте со мной, у меня есть добрая выпивка». Он увёл их в другой дом и налил по стакану и это было последнее, что наш матрос помнил, а очнутился на борту американского судна, направлявшегося в Китай. На берег он сходил в новом синем бушлате, теперь на нём были лохмотья. Он сказал помощнику капитана: «Я не с вашего судна, а с английского военного корабля». «Ну, приятель, - сказал помощник, - вы вчера получили $36 аванса, и у нас правило, кто не работает, то не ест, а нет - отведаешь моего сапога!»
И парню пришлось выбирать лучшее из зол; он работал на совесть, а добравшись до Шанхая, куда судно направлялось, пошёл к британскому консулу, который отдал его на судно, следующее обратно в Сан-Франциско, велел привести себя в порядок и поступить на первый встретившийся английский военный корабль. К счастью, это оказался «Вираго». Капитан снова вписал его в судовые книги и снял пометку «сбежал» с его имени. Но о троих других мы больше не имели ни слуху, ни духу.
Как-то вечером я курил на полубаке, и меня окликнул человек с проплывающего бота, не нужна ли мне выпивка. Я сказал "Нет", и через час он был тут как тут с полудюжиной бутылок бренди. Оказалось, он служил со мной на «Каледонии»; я спросил, был ли он на золотых приисках, он сказал, что только дураки туда едут. Он сбежал с корабля и увёл бот, который утопил, а потом, когда шум утих, поднял и перекрасил до неузнаваемости. С этим «орудием бизнеса» он охаживает прибывающие суда, берётся доставить на берег любого моряка, затем его можно зашанхаить и сдать в вербовочную контору, обычно за хорошие доллары. Игра свечи окупает, признался он.
Консул сказал нашему капитану, что в недавно парусное судно на лишний день задержалось в гавани, по неисправности брашпиля. На следующее утро, при побудке экипажа, один матрос был найден в койке мёртвым. Позвали доктора, он сказал, что матрос мёртв уже пару дней как. Его погрузили на корабль в компании с другими пьяными матросами. «Все вы здесь хорошие, капитан, пока трезвые, а деньги превращают вас в полных выродков».
Клерк-спаситель
Однажды днем наш клерк увидел на берегу, толпу людей, ведущих вешать 13 - летнего мальчика, обвинённого в краже кареты и пары лошадей. Клерк и ещё несколько джентльменов вступились за мальчика, его согласились отпустить с условием, что клерк заберёт его на корабль. Пацана как следует отдраили, кой-как приодели, и первый лейтенант поставил его в мою вахту - бить в колокол, держать лаговую склянку и бегать с поручениями. В воровстве кареты и коней он так и не сознался, а сказал, что один джентльмен дал ему доллар, чтобы доставить их кой-куда. Я спросил, что он чувствовал, когда его вели вешать, он сказал, что все произошло так быстро, что он не успел подумать, разве только о сестре, которую он оставил дома совсем больную. Он вспоминал, как уехал из Ирландии с родителями и сестрой, как приехали в Квебек, потом в Сан-Франциско родители умерли, осталась только сестра, и он всегда жалел, что больше её не увидит. Я встретил этого парня спустя несколько лет, он оказался умницей, к чести британского военно-морского флота.
Однажды я беседовал с нашим поставщиком мяса и овощей, и он указал на уходящий пароход и сказал, что на пароходе уплывает человек, задолжавший ему несколько тысяч долларов. Я спросил, почему бы не обратиться в суд, и он сказал, что такого здесь не существует. Все, что он мог бы - застрелить должника, но тогда он денег точно не вернёт. Я встретил старую ирландку, она рассказала, что торгует спиртом на прииске, по стакану за щепотку золотого песка.
Из Сан-Франциско мы пошли на мыс Св. Луки (Cape St. Lucas), заправить корабль водой. Мы соорудили плот из бочек отбуксировали его на берег, где кочегары наполнили ёмкости посредством пожарной помпы. На мысу жил только один англичанин - как говорит Пэдди (as Paddy says), он был шотландец. Пока я сидел в его доме, пришли из команды и сказали, что поднялась волна и залив полон акул, а поскольку катер остался на якоре за прибоем, это их как-то смущает. Однако местный англичанин заверил нас, что акулы безобидные и в доказательство послал в буруны своего четырнадцатилетнего сына. Волной в залив нагнало рыбью мелочь, вот акулы за ней и приплыли.
Потом мы зашли в Сан-Блас (San Blas) на мексиканском побережье, за серебром. Партия должна погрузиться на бот и взять сети, как бы на рыбалку, пройти миль двадцать вдоль берега, и туда же на мулах будут доставлены мешки с серебряными чушками или долларами. Команда стаскает их через прибой к боту и, по возвращении на корабль, серебро будет поднято из воды на борт, денежные мешки в рыболовной сети. Таможенные катера будут следить за нами очень внимательно, как контрабанда денег запрещена. Другие места, которые мы посетили, были Масатлан, Гуаймас и Ла-Пас.*
[* Откровенное участие британского военного корабля в контрабанде требует какого-то объяснения, но я не смог найти убедительного. Сотрудник Национального морского музея, с которым я советовался, сказал следующее: "Это звучит дико, но недавно мы получили еще один дневник с описанием подобного случая на том же месте в 1846 году. Такова была одна из обычных функций Тихоокеанского флота - возить деньги портов Южной и Центральной Америки порта в Соединенное Королевство, иногда через Панаму, а и иногда вокруг мыса Горн. Эта практика началась на заре борьбы Южной Америки за независимость, и, стало быть, окрепла в 1850-е ... В основном возились деньги из стран, нуждавшихся в английских товарах, либо плативших проценты по кредитам. Золото и серебро - традиционный товар большинства этих стран, а то и единственный доступный источник богатства. Причина, почему допускались эти закулисные дела не ясна. Сожалею, что на сей момент вынужден оставить вопрос без ответа. Ред. источника.]
Однажды вечером наш бот забрал на берегу механика. На нём был пояс вроде женского корсета, в котором были две-три сотни долларов, то ли дублонов, а в руках трость-клинок без ножен, какие носят предусмотрительные люди. Мы привезли его на корабль, а наутро к нам пожаловала толпа мексиканцев, потрясая тростью-ножнами, по которым они хотели опознать человека, за которым пришли. Все офицеры были мобилизованы к их услугам, но тот механик спрятался в бункерах, а вместо него механиком оделся исполнял стюард подходящего сложения. Больше механик не казал носа на этот берег!
Однажды, едва мой бот причалил к пристани, как пришел агент с деньгами и запиской и попросил отвезти это на корабль быстро-быстро. Оказалось, второго лейтенанта поймали с контрабандными деньгами. Агент знал точно, сколько при нём было денег, и нашему казначею пришлось выписать вексель на эту сумму. Капитан поспешил на берег, к губернатору, которому объяснил, что деньги лейтенант нёс для судовых нужд, а если прятал их на себе, то лишь из страха перед грабителями. Лейтенанта в результате освободили, но если бы сумели доказать контрабанду отправили бы на рудники.
Иногда мы для отвода глаз принимали несколько ящиков серебра через Таможню. Я перевёз на своём боте по меньшей мере тыщ тридцать тысяч долларов.
Раз в шесть часов утра я повёз на берег стюарда за говядиной, и третий механик сказал, что отвезёт груз с моим ботом, и пусть один матрос сходит в каюту за мешком грязного белья. На берегу матрос помог ему оттащить мешок в отель, механик дал мне пару долларов на выпивку команде и сказал его не ждать. На корабле первый лейтенант спросил, отвёз ли я механика на берег и был ли с ним мешок? Я подтвердил и сообщил, что в мешке было грязное механицкое бельё. А он и говорит: "Не знаю, что скажет капитан за то, что вы помогли механику сбежать!' Я слышал потом, что он нашел себе хорошую работу на берегу.
Было очень жарко, мы натягивали тенты, и все спали на палубе. В Гуаймасе я сошел на берег вместе с сержантом и помощником по артиллерии, у нас была хорошая компания. На другой день я водил матросов в увольнение, чтобы они вернулись на борт до полудня. Когда мы вернулись, сержант сказал мне, что неважнецки себя чувствует, пошел и лег в кают-компании. Через час его нашли мёртвым. Плотник сколотил гроб, тело туда положили и повесили над самой водой на талях под фока-реем. В семь вечера, как стало прохладнее, я высадил отряд морских пехотинцев, чтобы вырыть могилу, и в пять утра мы его похоронили. Это были вторые наши похороны; до того мы хоронили в Вальпараисо квартирмейстера.
Загрузившись деньгами, пошли из Масатлана в Акапулько, затем в Панаму, где часть денег выгрузили и отправили сушей через перешеек, а там уже в Англию.
В Панаме нас ждали приказы - «Вираго» обследовать Дарьенский перешеек, начиная от р. Саванна. Исследовательская партия отправилась с корабля днём на гичке и катере; Капитан и штурсан взяли по компасу, а баковый старшина и второй лейтенант работали с мерной цепью; морские пехотинцы занимались маркировкой деревьев, а команда катера тащила припасы. Им попались индейцы, рубившие хворост и прокладывавшие дорогу, но те вторгаться на территории других племён не собирались. На берегу наша партия сразу построила хижину из пальмовых листьев, которую они назвали "ранчо", и каждый день, по мере продвижения, строили новую хижину. Соорудив шестое ранчо на речной отмели, они послали разведчиков, искать контакт с местными индейцами, взяли подарки для вождей в обмен на разрешение войти на их территории, но никаких индейцев не нашли. В воскресенье объявили день отдыха, а после девятого по счёту ранчо выяснилось, что дальше дорога плохо проходимая.
Было решено оставить здесь припасы и запасную одежду и двинуться налегке в сторону Атлантики. Четверо остались охранять ранчо и вещи, остальные тринадцать пошли, каждый нёс на себе четырехдневный запас. Так они дошли до тринадцатого ранчо, на том их резервы были исчерпаны, оставалось вернуться пришлось вернуться в номер девять, возобновить запас и попытаться ещё раз. Но вернувшись, они обнаружили, что случилось страшное - ранчо сожжено, запасы пропали, и никого из четырех человек, оставленных стеречь. Поблизости они обнаружили несколько фунтов сухарей, которые пришлись очень кстати после тридцати шести часов голодовки. Позже они наткнулись на трех матросов, лежащих мертвыми на дороге, убитыз отравленными стрелами; один из них нес мешок хлеб, другой мешок солонины, третий бочонок рома.
Теперь встал вопрос марш-броска к шлюпкам, и в тот день они достигли ранчо номер пять, где и заночевали. Будь какая еда в номере шестом, они бы пошли ночевать туда; а как потом они узнали, в шестом номере устроились лагерем индейцы, так что моряки были на волосок от смерти. В номере пятом они нашли немного заготовленного мяса, поеденного обезьянами, коих тварей на деревьях были тысячи, но, подкрепившись им, они добрались до шлюпок на следующее утро, а к полуночи вернулись на корабль.
(At number five they found a little preserved meat that the monkeys, of which there were thousands in the trees, had been at, but, fortified by this, they reached the boats the next forenoon and got back to the ship at midnight.)