Разрушители
Константинополь. Забор, какие обычно ставят вокруг строительной площадки. За забором строят гостиницу. Строят - как раз на месте городской стены, часть которой специально для такого случая снесли. Вместе со строительным мусором валяются камни - которые только что были частью этого исторического сокровища. Скоро строительство закончат, приедет грузовик, камни погрузят, вывезут на свалку.
Если проехать по Турции не со стаей туристов в автобусе, а в автомобиле, если заехать в места, отмеченные на подробной, нетурецкой карте как хранящие остатки древней цивилизации - можно увидеть не только обломки древних колонн, капителей и амфитеатров. Там и сям попадаются остатки византийских церквей, - практически в уровне земли, конечно - с кое-где чудом сохранившимися мозаичными полами. Конечно, мозаичного изображения сохранилось немного (в сравнении с тем, что было когда-то). Но сохранилось. Видны орнаменты, фигуры со складками одежды, руки, лики. Никаких музейных ленточек вокруг остатков бесценных мозаик: дескать, руками не трогать, а ногами тем более. Никакой крыши. Никакого забора. Я стояла и смотрела, и не знала что делать.
Заморосил дождичек. В грязце под ногами, рядом с мозаиками, если присмотреться, можно было увидеть что-то цветное. Это было несколько одиночных выломавшихся цветных керамических квадратиков размером с ноготь - уже не часть мозаики, но ещё не прах. В прах они превратятся очень скоро - будут растоптаны, смыты дождями, развеяны ветром. На их место, в грязь и пыль, лягут другие квадратики, постепенно выламывающиеся драгоценные осколки, - покуда вся мозаика не превратится в ничто. Я стояла и стояла, мне до слёз хотелось выкопать из земли и спрятать весь этот доживший до наших дней кусок мозаичного пола, но сделать это было невозможно. А даже если бы чудом стало возможно бережно и тайно отделить этот пол от основы, оставив фундаменты спрятанными в земле до лучших времён - турки не разрешили бы мне провезти "их имущество" через таможенный контроль.
Можно было подобрать один из солнечных византийских квадратиков и унести с собой, и сохранить, и пограничники не нашли бы его в сумочке или в кармане, а даже если бы нашли, не поняли бы, что это такое, - но я не посмела: как не посмела бы взять "на память" прядь волос умирающего любимого человека, лежащего на больничном ложе рядом с загодя заготовленным гробом.
Молодой турчонок прогнал мимо меня стадо коз. Или овец, чёрт их, грязных, разберёт. Не через самую середину мозаик - сбоку. Но козы брели не плотной массой, часть выбивалась в сторону, вправо и влево. Мне было слышно цоканье копытцев по мозаикам: я как будто я присутствовала при умирании человека - которого ещё можно спасти, но которого обезьяна в халате хирурга бессмысленно и вслепую пыряет обеденным ножом.
Я поймала себя на нелепом желании, чтобы у меня в руках вдруг оказался автомат, и я плотной очередью уложила бы мерзких тварей. Эмоция нелепая и неуместная: ни козы, ни даже этот кретин-пастушонок не виноваты, они не могут и не способны понять. А перестрелять всех турок, даже если бы был автомат, мне бы не удалось: слишком уж их много. И они будут и дальше постепенно уничтожать следы той цивилизации, которую не создавали и которую разрушили, - пока не уничтожат всё.
Если проехать по Турции не со стаей туристов в автобусе, а в автомобиле, если заехать в места, отмеченные на подробной, нетурецкой карте как хранящие остатки древней цивилизации - можно увидеть не только обломки древних колонн, капителей и амфитеатров. Там и сям попадаются остатки византийских церквей, - практически в уровне земли, конечно - с кое-где чудом сохранившимися мозаичными полами. Конечно, мозаичного изображения сохранилось немного (в сравнении с тем, что было когда-то). Но сохранилось. Видны орнаменты, фигуры со складками одежды, руки, лики. Никаких музейных ленточек вокруг остатков бесценных мозаик: дескать, руками не трогать, а ногами тем более. Никакой крыши. Никакого забора. Я стояла и смотрела, и не знала что делать.
Заморосил дождичек. В грязце под ногами, рядом с мозаиками, если присмотреться, можно было увидеть что-то цветное. Это было несколько одиночных выломавшихся цветных керамических квадратиков размером с ноготь - уже не часть мозаики, но ещё не прах. В прах они превратятся очень скоро - будут растоптаны, смыты дождями, развеяны ветром. На их место, в грязь и пыль, лягут другие квадратики, постепенно выламывающиеся драгоценные осколки, - покуда вся мозаика не превратится в ничто. Я стояла и стояла, мне до слёз хотелось выкопать из земли и спрятать весь этот доживший до наших дней кусок мозаичного пола, но сделать это было невозможно. А даже если бы чудом стало возможно бережно и тайно отделить этот пол от основы, оставив фундаменты спрятанными в земле до лучших времён - турки не разрешили бы мне провезти "их имущество" через таможенный контроль.
Можно было подобрать один из солнечных византийских квадратиков и унести с собой, и сохранить, и пограничники не нашли бы его в сумочке или в кармане, а даже если бы нашли, не поняли бы, что это такое, - но я не посмела: как не посмела бы взять "на память" прядь волос умирающего любимого человека, лежащего на больничном ложе рядом с загодя заготовленным гробом.
Молодой турчонок прогнал мимо меня стадо коз. Или овец, чёрт их, грязных, разберёт. Не через самую середину мозаик - сбоку. Но козы брели не плотной массой, часть выбивалась в сторону, вправо и влево. Мне было слышно цоканье копытцев по мозаикам: я как будто я присутствовала при умирании человека - которого ещё можно спасти, но которого обезьяна в халате хирурга бессмысленно и вслепую пыряет обеденным ножом.
Я поймала себя на нелепом желании, чтобы у меня в руках вдруг оказался автомат, и я плотной очередью уложила бы мерзких тварей. Эмоция нелепая и неуместная: ни козы, ни даже этот кретин-пастушонок не виноваты, они не могут и не способны понять. А перестрелять всех турок, даже если бы был автомат, мне бы не удалось: слишком уж их много. И они будут и дальше постепенно уничтожать следы той цивилизации, которую не создавали и которую разрушили, - пока не уничтожат всё.