ХИЖИНА ДЯДИ МИРЗЫ 2
В Челобитьево нас вытащил Шокир Хасанов, журналист районной узбекской газеты, работающий в Москве сварщиком. Шокир настоящий журналист, шило не дает ему покоя. Он обнаружил, что на поселки гастарбайтеров делает набеги подмосковный ОМОН - и увозит их на бесплатные работы. Началось с того, что Шокир попался сам.
- Иду около Ярославского рынка, смотрю - водитель из "Газели" меня пальцем манит. Я сразу понял, что это менты. Нет, думаю, не поймаете меня, спускаюсь в переход - а на том конце человек в штатском: "Ваши документы, пройдемте". "Так вот, - говорю, - документы, зачем идти-то?" "Пошли-пошли". Открывают "газель" - там одни черные, человек десять. Водитель говорит: "Ну что ж ты? Я ж тебя звал, хотел подвезти." Отобрали паспорт, деньги, телефон. Привезли в Щелково на базу ОМОНа, сказали: будете работать. Большинство отправили сейфы таскать, а я старый - дрова колоть поставили с одним киргизом.
Мы колем, а они там на плацу тренируются - автобус с "террористами" захватывают. Ну мне интересно, журналист все-таки - больше смотрю, чем колю. А ребята таскают - и их еще и бьют. Просто так, по приколу, кулак сунут: "Чё такой лопоухий, а?". Идет парень куда-то мимо ОМОНовца, а тот вдруг красиво так, с разворота ему ногой в грудь. Парень упал, тот его поднимает: "Ну чё ты такой слабый, крепче надо быть!" Я говорю:
- Ну за что ты его?
- Ты чё, умный?! - идет на меня.
- Нет, не умный, просто у меня тоже сыновья есть...
- Ну вот будут тут твои сыновья, тоже их будем воспитывать. Нас сюда зачем поставили? Воспитывать вас.
Но другой ОМОНовец там был, Андрей, говорит: "Ладно, не трогай старика."
Утром дали батон на двоих и в обед батон. Ни воды, ни чая - жуй. Отработали до шести, посадили нас обратно в "газель", отдали паспорта и телефоны, отвезли на станцию Ивантеевка.
Рано утром, до света, мы с Бахромом и Шокиром едем в Челобитьево, одну из бесчисленных подмосковных деревень, населенных почти исключительно гастарбайтерами. Эти трущобы, кольцом окружающие Москву, - настоящая фавела. Тут совсем другая жизнь, непохожая на жизнь в новостройках на горизонте. Тут другие люди и отношения. Здесь уходят на работу в пять, таскают ящики по двенадцать часов, моются раз в неделю, варят плов. Отсюда, с пустырей, знакомый город, весь наш мир выглядит совсем по-другому - как чужой, иностранный.
Челобитьево только называется деревней. Пустыри, горы мусора, остатки садов, циклопические трубы ТЭЦ на горизонте - и дикое нагромождение домишек, бараков и вагончиков. Здесь живут тысячи таджиков, узбеков, киргизов - в основном грузчики на рынке. Все поселки вокруг МКАДа забиты гастарбайтерами. На каждом участке, в пристройках и бытовках человек по 50-70.
- Построил теплушку два на два - четыре человека, по три тысячи. Построил душ - сто рублей за помывку. Можно жить, - шутит Шокир.
Пять утра, темно, холодно, мокрая грязь на всем. По дороге движутся черные нахохлившиеся фигуры - таджики и узбеки спешат на работу.
- Вишь, торопятся, до ОМОНа проскочить хотят. Почти каждое утро они здесь стоят, - Шокир показывает автомобильные следы на пустыре. Хватают ребят - и в машину. Кто может - откупится, рублей за пятьсот. Но я знаю парня - семь тысяч у него забрали - и все равно работать поехал. Бывает ребята убегают, кто неопытный. Но они на разных концах улицы стоят. По рации скажут своим - они его поймают, отлупят зверски - и в машину. Обычно возят к себе на базу или на какие-нибудь стройки - дачи строить, мусор убирать. Знаешь, какие у них дома, ой! Сегодня нету их что-то, ничего приедут - ребята говорят, ОМОН взял подряд траншеи рыть…
По окрестным пустырям разбросаны хижины из фанеры и руберойда, сливающиеся с жухлой полынью. Над каждой - дымок. Света нет, топят буржуйки - древесного мусора вокруг полно. Здесь живет в основном "шабаш-трест", поденщики, не нашедшие постоянной работы. Рано утром они выходят на стихийную биржу труда на обочине Ярославки - и толпой бросаются к каждой остановившейся машине.
Развиднелось, местность, как в «Сталкере». Киберпанковские плетни - скрепленные проволкой спинки кроватей, велосипедные рамы и дверцы жигулей. За плетнями, среди трущобного убожества, мелькают яркие женские платки. Навстречу выходит пара стариков, блестят золотыми зубами и сияют таким неподдельным деревенским радушием, которое бывает только в кишлаках.
Из мороси появляется пожилой мужик на велике - это Мирза, знакомый Шокира, бывший учитель биологии. «На самом деле, его Абдухакором звать - а люди зовут Мирза, «писарь» - он выписки из Корана умеет делать». Каждое утро, в пять утра, Мирза объезжает пустыри - чтобы предупредить земляков, если появился ОМОН.
Мирза ведет нас к местной мечети - лучшей, какую я видел в жизни. Кривая фанерная хибара с покрышками, крепящими шифер на крыше. Внутри - пусто, фанерные колонны, фанерный мархаб - ниша, обращенная в сторону Мекки, окно - старая рама с какой-то дачной веранды, фанерный пол, затянутый некогда белой тряпкой. Мне кажется, если бы Аллах искал самое трогательное творение ислама, Он выбрал бы эту хибару, выстроенную гастарбайтерами на московском пустыре - без команд сверху, без муллы и денег.
- Вот сюда они пришли на Рамазан. Старшего за шиворот схватили: «Десять тысяч с вас!» Много народу было, не помещались. Люди молятся, а они вломились, избили всех. А бьют ведь так, что инвалидами делают. Один тут парень кровью мочился, в больницу попал, другому руку сломали - они деньги давать не хотели. Еще одному по голове стукнули, он сознание потерял - ребята прибежали ко мне, я стал звонить в "скорую" - говорят: "Таджик? Регистрации нет? Не поедем." А через два месяца у него кровоизлияние в мозг, и умер.
Замучили они совсем, девять месяцев уже. Приезжают в четыре утра, идут по домам, строят всех. Моих сыновей на днях забрать хотели, но я откупил. ОМОН увезет, а их за прогул с работы выгоняют.
ИНТЕРНАЦИОНАЛ
Заходим в хибару. Мирза показывает крохотные комнатенки, размером с ванную, где помещаются четыре койки, буржуйка и телевизор. Запускает генератор - в каморках вспыхивает свет, на экране появляется призрачная телевизионная жизнь. Я спрашиваю Мирзу, что его сюда привело.
- Вот вышел на пенсию, пожил-пожил - чувствую, опускаюсь на уровень - как по-русски - нищеты. Забыл уже русский-то. У меня четверо дочерей замужем, остальных тоже скоро отдам - все знают, что учительские дочки, хорошо покупают. Вот приехал сюда, хожу с утра на пятачок, жду работы - приезжают, покупают нас - копать, таскать. Не каждый день, но ничего: за три месяца две тысячи долларов домой отправил. Нормально, как считаешь?
С удивлением, вижу, что он ждет ответа - просто, по-деревенски, интересуется моим мнением.
Мы возвращаемся назад, на окраине деревни, у подпольного кафе мужики готовят плов - пламя вырывается из бочек на которых стоят котлы, шипит лук, летит дым, вокруг тусуются гастарбайтеры. В километре от белых новостроек, где москвичи пялятся в реалити-шоу, идет грубая, простая и свободная жизнь. Тут нет законов, кроме обычая. Люди с оружием уводят жителей в рабство…
Бахром жмет руки, шутит, говорит во всеми - словно в родную деревню вернулся, хотя на самом деле видит их второй раз. Отбирает топор у какой-то киргизской женщины, сует мне портфель и - в пальто и туфлях - начинает колоть дрова. Не переставая жарко и много говорить. Зачаточное знание турецкого позволяет мне понять, что это агитация:
- Почему позволяете себя бить?! Почему армян не бьют, дагестанцев? А у нас народ смирный, как бараны. Когда узбек ударит мента, у меня самый большой в жизни праздник будет. Они считают нас животными, потому что мы сами так к себе относимся. Для нашей власти мы тоже скот. Погодите, скинем Каримова, все изменится…
Пар вырывается у Бахрома изо рта, летят щепки, мужики и бабы внемлют. Я вдруг понимаю, что вижу картину, известную только по книжкам: большевик агитирует рабочих против царя. Я вижу, что все они - включая Бахрома - гораздо наивнее нас и открытее друг другу.
Постепенно я выясняю, что Бахром когда-то был одним из лидеров узбекской оппозиции, затем бежал в Азербайджан к своему другу Абульфазу Эльчибею. Когда он произносит фамилию Эльчибея, я вдруг понимаю: он же - из перестройки, поколения романтиков, оголтелых лидеров "народных фронтов". Некоторые из них правда стали президентами, наразвязывали войн и были смещены оклемавшимися аппаратчиками. А остальные погибли, приспособились, утонули в коррупции, прозябают в эмиграции. Только Бахром остался таким же - с тем же наивным максимализмом. Без устали лазит по стройкам и трущобам, выбивает гастарбайтерам трудовые гроши и все агитирует их за революцию…
На остановке маршрутки, уже на границе нашего мира, стоят два шестнадцатилетних, черных от грязи таджика. Некоторое время мерзнем рядом, потом они подходят, бесхитростно спрашивают:
- Не знаете, где девочку можно достать? Очень хочется.
- Знаю. Езжай на Тверской бульвар, подойди к девушке, вежливо познакомься, пригласи в кино.
- С пустой рука, без денег какой знакомься…
- Рука не важно, главное, сердце.
- Хех, спасибо, брат.
ФСБ
Утром мне звонит Бахром, зовет в "Мемориал" и рассказывает, что с ним было, когда мы расстались.
- В семь часов я заехал в мечеть на проспекте Мира, зашел в кафе, где мусульмане собираются. Сидим со знакомым, разговариваем - подходят двое, показывают корочку ФСБ, просят документы. Я даю паспорт - говорят: наверно, фальшивый, придется поехать проверить. Привезли в Мещанский ОВД, завели в кабинет начальника угрозыска, его самого выгнали. Обыскали, забрали мобильник, унесли кудо-то - симку опировать. Подъехали еще люди - явно из ФСБ, но представиться отказались.
- Бахром Мардонович, нам надо с вами поговорить.
- Пожалуйста, - говорю, - только без протокола не буду.
И тут один из них, Денис его звать, начал орать:
- Ты узбеков защищаешь? А ты знаешь, что они все преступники?! Вас тут в Москве уже шесть миллионов, 90 процентов преступлений ваши чурки совершают!
- Я преступников не защищал, - говорю, - Если знаете, назовите.
- Да все они преступники. Ходит-ходит, пока не взорвет что-нибудь. Порядки наши не нравятся - уезжай из России!
- Так я российский гражданин.
- Да ты этот паспорт за десять тысяч купил! Ты в "Мемориале" работаешь? Тоже жид что ли? Это же жидовская организация. Думаешь помогут тебе жиды? Да мы тебя сейчас в багажник положим, увезем куда угодно, никто тебе не поможет. Ничего, скоро мы всех вас, и "Мемориал" твой раком поставим.
- Это вы как представитель государства заявляете?
- Да, как представитель! Ты как сидишь, блядь?! Ногу сними! Наших ребят в Чечне убивали - их никто не защищал. Знаешь, зачем ваш Ковалев в Чечню ездил? Знаешь, что это он войну организовал?
- Нет, от вас первого слышу...
Наверное, час с ними так препирались. Потом отдали телефон и отпустили.
ОРЛОВСКОЕ ДЕЛО
Хотя де-факто рабский труд мигрантов - дело обычное, только пару раз оно дошло до суда. В ноябре были вынесены два приговора бандам рабовладельцев - в Новосибирске и Орле. Дела эти похожи, как две капли воды, - просто потому что отражают повсеместную практику. Рассказывает Дионис Ломакин, адвокат «Гражданского Содействия», защищавший интересы орловских рабов.
- Владельцем этого бизнеса был Алексей Прыгунов, некогда криминальный авторитет, а к тому моменту член орловской областной комиссии по борьбе с коррупцией. У него была сеть автомоек и несколько мелких строек. В Узбекистане у них был свой человек, милиционер, который вербовал рабочих, обещал им 300 долларов в месяц, жилье и питание. Узбеки приезжали в Москву, с вокзала их везли в Орел, отбирали паспорта и телефоны. Ничего не платили. Сначала им говорили, они, якобы, должны по десять тысяч, которые взял вербовщик - а еще за постель, спецодежду, регистрацию и т.д. А потом уже ничего не говорили - просто били и запугивали. По сути работали они только за еду (в день давали по сто рублей) и чаевые. Жили все тридцать человек в одном холодном помещении, прямо на мойке, на ночь охранники запирали ворота, никого не выпускали, за продуктами ходил только один. Когда узбеки начали бунтовать, главного избили, вывезезли в лес, стреляли из автомата поверх головы. Остальных построили в шеренгу, били бейсбольной битой, орали: «Не выйдете на работу, будет хуже!» Во время проверок ФМС большинство увозили, оставляли только шестерых, которым они сделали регистрацию. А остальные сидели за городом, голодали, ели собак. А вообще, с ФМС у Прыгунова отношения были хорошие, узбеки мыли им машины - на скорость, кто быстрее.
Когда один узбек сбежал, всех избили, самых активных заперли. Но они нашли где-то мобильник без sim-карты - и стали звонить 02. Звонили-звонили - ноль реакции, никто не приезжал. Наконец они стали умолять операторшу - и она перевела их на ФСБ. Через 15 минут у ворот уже были оперативники. И вот эти ребята из местного УБОПа, особенно один, Игорь Слизников, очень близко к сердцу все приняли. Поселил узбеков у себя на базе, кормил, потом организовал билинг номеров, чтобы разыскать тех кто разбежался. Прокуратура отнеслась к делу совершенно халатно, если бы не УБОПовцы, дело бы развалилось. Обвиняемые вели себя очень нагло: запугивали и подкупали узбеков, издевались над ними прямо в зале суда, затягивали процесс, чтобы они разъехались. Вообще, такие дела имеют очень мало шансов: сбежавшим рабам негде жить, нечего есть, у них нет легального статуса, платить адвокатам они не могут. Тут ситуацию спасла только человечность конкретных милиционеров. Не по всем статьям, но все-таки Прыгунова засудили.
ВЕРТОЛЕТЫ
Особенно это заметно по-прездникам, когда замирает работа на стройках и метро наводняют десятки тысяч темных лиц: Москва становится азиатским городом. Болезненная реакция на это понятна. В основном общественное сознание старается вытеснить проблему. Чем заниматся фашисты, отрезающие головы таджикам? С "нелегальной миграцией" борются? Нет, конечно, на количество мигрантов это никак не влияет. Это чисто ритуальные убийства. Боясь разбираться с проблемой, общество символически убивает ее.
Тот же смысл у системы квот, которые не препятствуют въезду гастарбайтеров, а делают их нелегалами - и у прочих показушных действий государства. Скажем, замдиректора УФМС по Московской области Андрей Ткаченко похвастался, что его подразделение получило в распоряжение вертолеты и самолеты-беспилотники для обнаружения поселков нелегальных мигрантов. Ну поймаете вы их с вертолета, вышлете - и что? В условиях безвизового режима их место немедленно займут другие. Единственный смысл всех этих затей - показуха, реализация средств и возможность провести лишний милицейский рейд, всегда кончающийся одним - отъемом денег. Мигранты объявлены стихийным бедствием, будто безвизовый режим - закон природы, как будто не мы сами их пустили.
По опросу ВЦИОМ, только 14% россиян считает, что надо защищать права мигрантов и улучшать условия их труда. 26% боятся создания этнических гетто. Но парадокс в том, что именно этот страх гетто и создает. Потому что гетто - это ведь не территория, а социальная сегрегация. Эмигранту естественно быть маргиналом - но общество, ради своей безопасности, не должно ему позволять этого. А наше общество наоборот - загоняет мигрантов в теневую сферу.
Мы имеем десять миллионов людей второго сорта, которых можно обирать, кидать, заставлять бесплатно работать, выгонять, убивать - и никто не вступится. А часть населения вне правового поля - это очень вредно для общества. Бесправие мигрантов разлагает милицию и работодателей. Пока есть армия рабов, нечего говорить о правах местных рабочих.
Рабство в России было всегда: крепостное право, Гулаг, колхозы, стройбат, гастарбайтеры. Похоже, оно необходимо для нынешних отношений общества и государства. Для поддержания рабского сознания нужно, чтобы часть общества была физически бесправна. Но пока кто-то вне закона, рассчитывать на соблюдение наших собственных прав не стоит.
Больше фоток
Я, на самом деле, не хочу разжигать социальную ненависть. Мне по ходу дела попадались и вполне человечные менты. Плоский репортаж получился. Жизнь гастарбайтерская интереснее, я ее не знаю, на самом деле. В ней стоит порыться - просто жизни там гораздо больше, чем чернухи.
- Иду около Ярославского рынка, смотрю - водитель из "Газели" меня пальцем манит. Я сразу понял, что это менты. Нет, думаю, не поймаете меня, спускаюсь в переход - а на том конце человек в штатском: "Ваши документы, пройдемте". "Так вот, - говорю, - документы, зачем идти-то?" "Пошли-пошли". Открывают "газель" - там одни черные, человек десять. Водитель говорит: "Ну что ж ты? Я ж тебя звал, хотел подвезти." Отобрали паспорт, деньги, телефон. Привезли в Щелково на базу ОМОНа, сказали: будете работать. Большинство отправили сейфы таскать, а я старый - дрова колоть поставили с одним киргизом.
Мы колем, а они там на плацу тренируются - автобус с "террористами" захватывают. Ну мне интересно, журналист все-таки - больше смотрю, чем колю. А ребята таскают - и их еще и бьют. Просто так, по приколу, кулак сунут: "Чё такой лопоухий, а?". Идет парень куда-то мимо ОМОНовца, а тот вдруг красиво так, с разворота ему ногой в грудь. Парень упал, тот его поднимает: "Ну чё ты такой слабый, крепче надо быть!" Я говорю:
- Ну за что ты его?
- Ты чё, умный?! - идет на меня.
- Нет, не умный, просто у меня тоже сыновья есть...
- Ну вот будут тут твои сыновья, тоже их будем воспитывать. Нас сюда зачем поставили? Воспитывать вас.
Но другой ОМОНовец там был, Андрей, говорит: "Ладно, не трогай старика."
Утром дали батон на двоих и в обед батон. Ни воды, ни чая - жуй. Отработали до шести, посадили нас обратно в "газель", отдали паспорта и телефоны, отвезли на станцию Ивантеевка.
Рано утром, до света, мы с Бахромом и Шокиром едем в Челобитьево, одну из бесчисленных подмосковных деревень, населенных почти исключительно гастарбайтерами. Эти трущобы, кольцом окружающие Москву, - настоящая фавела. Тут совсем другая жизнь, непохожая на жизнь в новостройках на горизонте. Тут другие люди и отношения. Здесь уходят на работу в пять, таскают ящики по двенадцать часов, моются раз в неделю, варят плов. Отсюда, с пустырей, знакомый город, весь наш мир выглядит совсем по-другому - как чужой, иностранный.
Челобитьево только называется деревней. Пустыри, горы мусора, остатки садов, циклопические трубы ТЭЦ на горизонте - и дикое нагромождение домишек, бараков и вагончиков. Здесь живут тысячи таджиков, узбеков, киргизов - в основном грузчики на рынке. Все поселки вокруг МКАДа забиты гастарбайтерами. На каждом участке, в пристройках и бытовках человек по 50-70.
- Построил теплушку два на два - четыре человека, по три тысячи. Построил душ - сто рублей за помывку. Можно жить, - шутит Шокир.
Пять утра, темно, холодно, мокрая грязь на всем. По дороге движутся черные нахохлившиеся фигуры - таджики и узбеки спешат на работу.
- Вишь, торопятся, до ОМОНа проскочить хотят. Почти каждое утро они здесь стоят, - Шокир показывает автомобильные следы на пустыре. Хватают ребят - и в машину. Кто может - откупится, рублей за пятьсот. Но я знаю парня - семь тысяч у него забрали - и все равно работать поехал. Бывает ребята убегают, кто неопытный. Но они на разных концах улицы стоят. По рации скажут своим - они его поймают, отлупят зверски - и в машину. Обычно возят к себе на базу или на какие-нибудь стройки - дачи строить, мусор убирать. Знаешь, какие у них дома, ой! Сегодня нету их что-то, ничего приедут - ребята говорят, ОМОН взял подряд траншеи рыть…
По окрестным пустырям разбросаны хижины из фанеры и руберойда, сливающиеся с жухлой полынью. Над каждой - дымок. Света нет, топят буржуйки - древесного мусора вокруг полно. Здесь живет в основном "шабаш-трест", поденщики, не нашедшие постоянной работы. Рано утром они выходят на стихийную биржу труда на обочине Ярославки - и толпой бросаются к каждой остановившейся машине.
Развиднелось, местность, как в «Сталкере». Киберпанковские плетни - скрепленные проволкой спинки кроватей, велосипедные рамы и дверцы жигулей. За плетнями, среди трущобного убожества, мелькают яркие женские платки. Навстречу выходит пара стариков, блестят золотыми зубами и сияют таким неподдельным деревенским радушием, которое бывает только в кишлаках.
Из мороси появляется пожилой мужик на велике - это Мирза, знакомый Шокира, бывший учитель биологии. «На самом деле, его Абдухакором звать - а люди зовут Мирза, «писарь» - он выписки из Корана умеет делать». Каждое утро, в пять утра, Мирза объезжает пустыри - чтобы предупредить земляков, если появился ОМОН.
Мирза ведет нас к местной мечети - лучшей, какую я видел в жизни. Кривая фанерная хибара с покрышками, крепящими шифер на крыше. Внутри - пусто, фанерные колонны, фанерный мархаб - ниша, обращенная в сторону Мекки, окно - старая рама с какой-то дачной веранды, фанерный пол, затянутый некогда белой тряпкой. Мне кажется, если бы Аллах искал самое трогательное творение ислама, Он выбрал бы эту хибару, выстроенную гастарбайтерами на московском пустыре - без команд сверху, без муллы и денег.
- Вот сюда они пришли на Рамазан. Старшего за шиворот схватили: «Десять тысяч с вас!» Много народу было, не помещались. Люди молятся, а они вломились, избили всех. А бьют ведь так, что инвалидами делают. Один тут парень кровью мочился, в больницу попал, другому руку сломали - они деньги давать не хотели. Еще одному по голове стукнули, он сознание потерял - ребята прибежали ко мне, я стал звонить в "скорую" - говорят: "Таджик? Регистрации нет? Не поедем." А через два месяца у него кровоизлияние в мозг, и умер.
Замучили они совсем, девять месяцев уже. Приезжают в четыре утра, идут по домам, строят всех. Моих сыновей на днях забрать хотели, но я откупил. ОМОН увезет, а их за прогул с работы выгоняют.
ИНТЕРНАЦИОНАЛ
Заходим в хибару. Мирза показывает крохотные комнатенки, размером с ванную, где помещаются четыре койки, буржуйка и телевизор. Запускает генератор - в каморках вспыхивает свет, на экране появляется призрачная телевизионная жизнь. Я спрашиваю Мирзу, что его сюда привело.
- Вот вышел на пенсию, пожил-пожил - чувствую, опускаюсь на уровень - как по-русски - нищеты. Забыл уже русский-то. У меня четверо дочерей замужем, остальных тоже скоро отдам - все знают, что учительские дочки, хорошо покупают. Вот приехал сюда, хожу с утра на пятачок, жду работы - приезжают, покупают нас - копать, таскать. Не каждый день, но ничего: за три месяца две тысячи долларов домой отправил. Нормально, как считаешь?
С удивлением, вижу, что он ждет ответа - просто, по-деревенски, интересуется моим мнением.
Мы возвращаемся назад, на окраине деревни, у подпольного кафе мужики готовят плов - пламя вырывается из бочек на которых стоят котлы, шипит лук, летит дым, вокруг тусуются гастарбайтеры. В километре от белых новостроек, где москвичи пялятся в реалити-шоу, идет грубая, простая и свободная жизнь. Тут нет законов, кроме обычая. Люди с оружием уводят жителей в рабство…
Бахром жмет руки, шутит, говорит во всеми - словно в родную деревню вернулся, хотя на самом деле видит их второй раз. Отбирает топор у какой-то киргизской женщины, сует мне портфель и - в пальто и туфлях - начинает колоть дрова. Не переставая жарко и много говорить. Зачаточное знание турецкого позволяет мне понять, что это агитация:
- Почему позволяете себя бить?! Почему армян не бьют, дагестанцев? А у нас народ смирный, как бараны. Когда узбек ударит мента, у меня самый большой в жизни праздник будет. Они считают нас животными, потому что мы сами так к себе относимся. Для нашей власти мы тоже скот. Погодите, скинем Каримова, все изменится…
Пар вырывается у Бахрома изо рта, летят щепки, мужики и бабы внемлют. Я вдруг понимаю, что вижу картину, известную только по книжкам: большевик агитирует рабочих против царя. Я вижу, что все они - включая Бахрома - гораздо наивнее нас и открытее друг другу.
Постепенно я выясняю, что Бахром когда-то был одним из лидеров узбекской оппозиции, затем бежал в Азербайджан к своему другу Абульфазу Эльчибею. Когда он произносит фамилию Эльчибея, я вдруг понимаю: он же - из перестройки, поколения романтиков, оголтелых лидеров "народных фронтов". Некоторые из них правда стали президентами, наразвязывали войн и были смещены оклемавшимися аппаратчиками. А остальные погибли, приспособились, утонули в коррупции, прозябают в эмиграции. Только Бахром остался таким же - с тем же наивным максимализмом. Без устали лазит по стройкам и трущобам, выбивает гастарбайтерам трудовые гроши и все агитирует их за революцию…
На остановке маршрутки, уже на границе нашего мира, стоят два шестнадцатилетних, черных от грязи таджика. Некоторое время мерзнем рядом, потом они подходят, бесхитростно спрашивают:
- Не знаете, где девочку можно достать? Очень хочется.
- Знаю. Езжай на Тверской бульвар, подойди к девушке, вежливо познакомься, пригласи в кино.
- С пустой рука, без денег какой знакомься…
- Рука не важно, главное, сердце.
- Хех, спасибо, брат.
ФСБ
Утром мне звонит Бахром, зовет в "Мемориал" и рассказывает, что с ним было, когда мы расстались.
- В семь часов я заехал в мечеть на проспекте Мира, зашел в кафе, где мусульмане собираются. Сидим со знакомым, разговариваем - подходят двое, показывают корочку ФСБ, просят документы. Я даю паспорт - говорят: наверно, фальшивый, придется поехать проверить. Привезли в Мещанский ОВД, завели в кабинет начальника угрозыска, его самого выгнали. Обыскали, забрали мобильник, унесли кудо-то - симку опировать. Подъехали еще люди - явно из ФСБ, но представиться отказались.
- Бахром Мардонович, нам надо с вами поговорить.
- Пожалуйста, - говорю, - только без протокола не буду.
И тут один из них, Денис его звать, начал орать:
- Ты узбеков защищаешь? А ты знаешь, что они все преступники?! Вас тут в Москве уже шесть миллионов, 90 процентов преступлений ваши чурки совершают!
- Я преступников не защищал, - говорю, - Если знаете, назовите.
- Да все они преступники. Ходит-ходит, пока не взорвет что-нибудь. Порядки наши не нравятся - уезжай из России!
- Так я российский гражданин.
- Да ты этот паспорт за десять тысяч купил! Ты в "Мемориале" работаешь? Тоже жид что ли? Это же жидовская организация. Думаешь помогут тебе жиды? Да мы тебя сейчас в багажник положим, увезем куда угодно, никто тебе не поможет. Ничего, скоро мы всех вас, и "Мемориал" твой раком поставим.
- Это вы как представитель государства заявляете?
- Да, как представитель! Ты как сидишь, блядь?! Ногу сними! Наших ребят в Чечне убивали - их никто не защищал. Знаешь, зачем ваш Ковалев в Чечню ездил? Знаешь, что это он войну организовал?
- Нет, от вас первого слышу...
Наверное, час с ними так препирались. Потом отдали телефон и отпустили.
ОРЛОВСКОЕ ДЕЛО
Хотя де-факто рабский труд мигрантов - дело обычное, только пару раз оно дошло до суда. В ноябре были вынесены два приговора бандам рабовладельцев - в Новосибирске и Орле. Дела эти похожи, как две капли воды, - просто потому что отражают повсеместную практику. Рассказывает Дионис Ломакин, адвокат «Гражданского Содействия», защищавший интересы орловских рабов.
- Владельцем этого бизнеса был Алексей Прыгунов, некогда криминальный авторитет, а к тому моменту член орловской областной комиссии по борьбе с коррупцией. У него была сеть автомоек и несколько мелких строек. В Узбекистане у них был свой человек, милиционер, который вербовал рабочих, обещал им 300 долларов в месяц, жилье и питание. Узбеки приезжали в Москву, с вокзала их везли в Орел, отбирали паспорта и телефоны. Ничего не платили. Сначала им говорили, они, якобы, должны по десять тысяч, которые взял вербовщик - а еще за постель, спецодежду, регистрацию и т.д. А потом уже ничего не говорили - просто били и запугивали. По сути работали они только за еду (в день давали по сто рублей) и чаевые. Жили все тридцать человек в одном холодном помещении, прямо на мойке, на ночь охранники запирали ворота, никого не выпускали, за продуктами ходил только один. Когда узбеки начали бунтовать, главного избили, вывезезли в лес, стреляли из автомата поверх головы. Остальных построили в шеренгу, били бейсбольной битой, орали: «Не выйдете на работу, будет хуже!» Во время проверок ФМС большинство увозили, оставляли только шестерых, которым они сделали регистрацию. А остальные сидели за городом, голодали, ели собак. А вообще, с ФМС у Прыгунова отношения были хорошие, узбеки мыли им машины - на скорость, кто быстрее.
Когда один узбек сбежал, всех избили, самых активных заперли. Но они нашли где-то мобильник без sim-карты - и стали звонить 02. Звонили-звонили - ноль реакции, никто не приезжал. Наконец они стали умолять операторшу - и она перевела их на ФСБ. Через 15 минут у ворот уже были оперативники. И вот эти ребята из местного УБОПа, особенно один, Игорь Слизников, очень близко к сердцу все приняли. Поселил узбеков у себя на базе, кормил, потом организовал билинг номеров, чтобы разыскать тех кто разбежался. Прокуратура отнеслась к делу совершенно халатно, если бы не УБОПовцы, дело бы развалилось. Обвиняемые вели себя очень нагло: запугивали и подкупали узбеков, издевались над ними прямо в зале суда, затягивали процесс, чтобы они разъехались. Вообще, такие дела имеют очень мало шансов: сбежавшим рабам негде жить, нечего есть, у них нет легального статуса, платить адвокатам они не могут. Тут ситуацию спасла только человечность конкретных милиционеров. Не по всем статьям, но все-таки Прыгунова засудили.
ВЕРТОЛЕТЫ
Особенно это заметно по-прездникам, когда замирает работа на стройках и метро наводняют десятки тысяч темных лиц: Москва становится азиатским городом. Болезненная реакция на это понятна. В основном общественное сознание старается вытеснить проблему. Чем заниматся фашисты, отрезающие головы таджикам? С "нелегальной миграцией" борются? Нет, конечно, на количество мигрантов это никак не влияет. Это чисто ритуальные убийства. Боясь разбираться с проблемой, общество символически убивает ее.
Тот же смысл у системы квот, которые не препятствуют въезду гастарбайтеров, а делают их нелегалами - и у прочих показушных действий государства. Скажем, замдиректора УФМС по Московской области Андрей Ткаченко похвастался, что его подразделение получило в распоряжение вертолеты и самолеты-беспилотники для обнаружения поселков нелегальных мигрантов. Ну поймаете вы их с вертолета, вышлете - и что? В условиях безвизового режима их место немедленно займут другие. Единственный смысл всех этих затей - показуха, реализация средств и возможность провести лишний милицейский рейд, всегда кончающийся одним - отъемом денег. Мигранты объявлены стихийным бедствием, будто безвизовый режим - закон природы, как будто не мы сами их пустили.
По опросу ВЦИОМ, только 14% россиян считает, что надо защищать права мигрантов и улучшать условия их труда. 26% боятся создания этнических гетто. Но парадокс в том, что именно этот страх гетто и создает. Потому что гетто - это ведь не территория, а социальная сегрегация. Эмигранту естественно быть маргиналом - но общество, ради своей безопасности, не должно ему позволять этого. А наше общество наоборот - загоняет мигрантов в теневую сферу.
Мы имеем десять миллионов людей второго сорта, которых можно обирать, кидать, заставлять бесплатно работать, выгонять, убивать - и никто не вступится. А часть населения вне правового поля - это очень вредно для общества. Бесправие мигрантов разлагает милицию и работодателей. Пока есть армия рабов, нечего говорить о правах местных рабочих.
Рабство в России было всегда: крепостное право, Гулаг, колхозы, стройбат, гастарбайтеры. Похоже, оно необходимо для нынешних отношений общества и государства. Для поддержания рабского сознания нужно, чтобы часть общества была физически бесправна. Но пока кто-то вне закона, рассчитывать на соблюдение наших собственных прав не стоит.
Больше фоток
Я, на самом деле, не хочу разжигать социальную ненависть. Мне по ходу дела попадались и вполне человечные менты. Плоский репортаж получился. Жизнь гастарбайтерская интереснее, я ее не знаю, на самом деле. В ней стоит порыться - просто жизни там гораздо больше, чем чернухи.