Дети и смерть - 3
Продолжение. Начало здесь и здесь
Как ребенок в разном возрасте вступает во взаимодействия со смертью, и что при этом делать взрослому? Иначе говоря, где ребёнок в разном возрасте может получить знание о факте жизни под названием "смерть"?
В любом возрасте ребёнок получает знания о смерти из самой жизни. С предчувствием смерти ребенок сталкивается при любом невосстановимом разрушении целостности: разбилась чашка, завял цветок, сломалось печенье.
«Больше нету» - это одно из первых словосочетаний детского словаря и распространенная тема детских страхов. Дети замечают, как еда исчезает с тарелки (была и нету!), как вдруг больше не осталось воды в ванне, как смываются водой фекалии. Трудно найти ребенка, который не опасался быть утянутым, смытым в канализацию. В психоаналитической литературе отмечено бессознательное отождествление фекалий и трупа. Возможно, психотерапевтам пришло время переосмыслить динамику конфликта, связанного с приучением к туалету, в котором может быть нечто большее, чем анальный эротизм или упрямое сопротивление: приучение к туалету пробуждает у ребенка страх за свою физическую целостность и выживание. Когда ребенок осознает, что исчезнувшие объекты нередко исчезают «насовсем», он начинает искать новые способы защитить себя от угрозы небытия. Из жертвы «больше нету» он пытается стать господином этого обстоятельства. Он сам вытаскивает затычку из ванной, спускает воду в унитазе, задувает спички. Позже он будет распространять вокруг себя смерть символически - играя в «войнушку» или буквально - ломая нечто или убивая насекомых. Карен Хорни считала, что враждебность и деструктивность ребенка прямо пропорциональны степени ощущаемой им угрозы собственному выживанию. То есть, чем более ребёнок нарушен и тревожен, тем более он жесток.
Что до ответа на вопрос, как вести себя взрослым, которые находятся рядом, с ребёнком, совершающим внутреннюю работу со своими представлениями о смерти…В любом возрасте по этому поводу не надо суетиться.
Ирвин Ялом писал:
«Если… для родителя тема смерти сопряжена с мощной тревогой - что в современной западной культуре встречается нередко, - ребенок получает сообщение, что ему есть чего сильно бояться». То есть, чем спокойнее (не внешне, а внутренне - притворного спокойствия, к сожалению, недостаточно) родитель, тем спокойнее ребёнок.
В возрасте от одного до трех лет - ребенок вступает во взаимодействие со смертью, но еще не может его вербализовать.
Кастенбаум и Айзенберг описывают Дэвида, восемнадцатимесячного малыша, обнаружившего во дворе мертвую птицу. Мальчик выглядел ошеломленным, по словам родителей, «его лицо приобрело застывшее, ритуальное выражение, большее всего напоминавшее стилизованную маску из греческой трагедии». Дэвид был самым обычным ребенком, недавно научившимся ходить, который стремился хватать и исследовать всё, до чего ему удавалось дотянуться. Однако в этом случае он присел, наклонившись к самой птице, но не пытался коснуться её. Несколько недель спустя он нашёл ещё одну мертвую птицу. На этот раз он взял её в руки и жестами потребовал посадить её снова на ветку дерева. Когда его родители выполнили эту просьбу и птица, увы, полетела вовсе не вверх, Дэвид стал вновь настаивать, чтобы её туда подсадили. Ещё через несколько недель внимание мальчика было привлечено упавшим листом, и он сосредоточенно пытался вернуть его на дерево. Дэвид не умел говорить, поэтому мы не можем точно знать характер его внутренних переживаний, однако его поведение, без сомнений, указывало на работу с представлениями о смерти. Кроме того, по его поведению вполне очевидно, что он воспринимал смерть именно как проблему, как отклонение от нормального хода событий.
Ребёнок, разумеется, ещё не способен понять смерть интеллектуально, но интуитивно схватывает суть дела.
Чем, в общем, менее тревожны родители, тем легче ребенку этого возраста, потому что ребёнок в этом возрасте «заражается» чувствами близких взрослых. Не так важно, что конкретно говорится ребенку, что конкретно ему объясняется - что «птичка больше не полетит», что пирожок «уже съели» и его «теперь нету». Важно как (спокойно!) это делается. Слова подойдут практически любые, важно состояние взрослого.
В возрасте до трех-четырех лет - ребёнок очень близок к архаичной культуре. Архаичная культура сама по себе облегчает понимание смерти, вписывает человека в круговорот жизни (по счастью детские игры - это часто как раз элемент, пришедший из архаичной культуры, её "хвосты"). Человек архаичной культуры, как и ребенок, особенно если он имеет возможность близко наблюдать природу, чувствует себя частью вселенной, ее природного цикла, у него есть ощущение, что он живёт с природой. Он ассоциирует возраста с временами года. Поэтому умирать не страшно. Его мироощущение хорошо передается словами «Я не исчезаю в никуда, а возвращаюсь в материнскую утробу Земли» (хотя, конечно, не формулируется).
Надо сказать, что невротикам с проблемой страха смерти полезно возвращаться к природе в любом возрасте.
Что относится к архаичной культуре, и что помогает ребенку раннего возраста вырабатывать жизненную позицию по отношению к смерти?
Это игры растительного цикла - хороводные (например, «вот как, вот как сеют мак», где описывается жизнь растения от рождения до съедения).
Это кумулятивные сказки (в которых есть нагнетание и разрешение сюжета), вообще любые истории и игры, в которых есть развитие полярности, например, сказки про Колобка и Репку. Только не измененные - со счастливым концом, а первоначальный вариант - «и съела лиса Колобка» (эта сказка учит тому, что съела, и никакой крупной трагедии не случилось, жизнь для меня продолжается). Для носителя архаичной культуры в этом нет ничего страшного.
Это праздники годичного цикла и празднования дней рождений. Как говорила одна девочка «Мне уже три года и почему-то становится всё больше». Празднования дней рождений важны потому, что одно из типичных человеческих переживаний перед лицом смерти - это обесценивания жизни. Празднование же рождения утверждает жизнь. Всё, что может укрепить ребёнка в том, что его существование - ценно, это противовес отчаянию неизбежной смерти.
В возрасте 4-8 лет, когда речь и мышление ребёнка развились, имеет место осознавание и обсуждение.
Возникают проекции. Например, персонификация, как облегчение тревоги смерти: смерть наделяют обликом и волей, она представляется детскому сознанию привидением, старухой с косой, скелетом, духом и т.д. Это облегчает ситуацию, потому что персону, существо с волей можно обмануть или уговорить оставить тебя в покое. Нередко ребёнок, вплетая в свои представления образы из родительской речи, считает, что "смерть уносит плохих детей".
В это же время возникает отрицание смерти: она либо преуменьшается ("смерть - это сон", "человек умирает очень надолго", но не навсегда!), либо считается не относящейся к детям (иногда это звучит как "вообще-то дети не умирают, только если собьет машина"). В это же время начинают формироваться защиты, которые позднее будут действовать во взрослом возрасте (например, сознание собственной исключительности - "да все умрут, но не я").
Однако и "взаимодействия" со смертью уже больше:
В этом возрасте дети нередко играют в похороны (хоронят птичек, животных и даже бабочек), смерть и воскресение. Существуют целые ритуалы детской субкультуры: страшные истории о смерти и особенно о детской смерти, походы на кладбище и в страшные места: заброшенные дома, например (см. М.В. Осорина «Секретный мир детей в пространстве мира взрослых»).
Ещё один способ принятия ребёнком смерти это осмеяние, например, четверостишия про смерть и детскую смерть, часто от руки взрослых («Мальчик маленький лежал в луже крови розовой:
Это папа с ним сыграл в Павлика Морозова»).
Здесь важно не запрещать эти детские ритуалы, если только они не ведут к прямой опасности для ребёнка, такой как поход в какой-нибудь подвал.
Важно быть готовым говорить об этом, не отказываясь ("Ты еще слишком маленький").
Пониманию ребёнка помогают героические книжки, которые любят дети в этом возрасте: книжки про преодоление, про то, как "умирают не зря".
Подростки нередко заигрывают с темой смерти, примеряют на себя.
Они готовы подойти к ней ближе.
Именно сюда можно отнести интерес к наркотикам и психотропным веществам, или играм с дыханием, которые приводят к измененному состоянию сознания. У подростков нередко много фантазий на тему «когда я умру», повышается суицидальность (как известно, старики и подростки во всех странах мира держат первое место среди людей, совершающих суициды).
Интерес к подобным маргинальным темам прямо пропорционален отсутствию в жизни подростка возможности и людей, готовых открыто говорить на эту тему. Если есть с кем обсудить, то нет нужды "отыгрывать".
(Продолжение следует)