«Правый сектор»: выжить и победить
Описывая войну в Украине, было бы неправильным обойти вниманием главную страшилку российской пропаганды - «Правый сектор». Ведь именно от его прихода якобы защитили Крым, а теперь защищают Донбасс. Против него в РФ возбуждено уголовное дело за «геноцид русскоязычного населения Донецкой и Луганской областей».
В России часто делали вид, что воюют не с украинским народом, а с этой - чрезвычайно опасной, чуть ли не угрозой для всего человечества - политической организацией. Идеолог «Новороссии» Сергей Кургинян с пеной у рта причитал: «Я прошу, я умоляю бандеровское руководство послать вперед для выяснения отношений «Правый сектор». Мы ждем вас. Вы прячетесь за спины нормальных солдат, которых ополченцы не хотят убивать».
ВОТ ПУЛЯ ПРОЛЕТЕЛА И АГА
Прячутся за чьи-либо спины? Ничего подобного. Бойцы Добровольческого украинского корпуса (ДУК) «Правый сектор» находятся, например, в самой горячей точке Донбасского фронта - Донецком аэропорте и прилегающем к нему поселкё Пески. И, кстати, за последнюю ротацию в «Правом секторе» не было ни одного убитого.
У меня, как у человека, который провел три ночи в Песках, этот факт вызывает большое удивление. Ведь когда мне два дня подряд говорили, что транспорта отсюда не будет, представляя следующий день, я заранее себя хоронил. Мне казалось, что при такой плотности и частоте обстрелов выжить просто невозможно. В подвале ведь не просидишь постоянно, хотя бы по малой нужде и выберешься. Только ты выбрался, расстегнул ремень и пуговицы, уже что-то бахает, свистит или стрекочет. Мчишься обратно, спотыкаясь, застёгивая на ходу все свои ремни и пуговицы. Ту свою нужду так и не справив. Один раз не справишь, второй, на третий же подумаешь: «Да гори оно всё синим пламенем!» Станешь твёрдо, ноги широко расставишь, медленно расстегнёшься и сделаешь то, что собирался, глядя сурово и непреклонно в ту сторону, откуда стреляют.
То же самое, если захочешь вдруг перекусить. Дважды я сбегал в подвал: один раз с тарелкой и ложкой, второй - с тарелкой, ложкой и двумя пакетиками лапши быстрого приготовления (Ребята смеялись: «Смотри-ка, белорусы своего не упустят!»). На третий, залив в кухне лапшу кипятком во время затишья, уже не побежал, когда снова начали стрелять. Сел и со вкусом позавтракал, как те мушкетёры в бастионе Сен-Жерве. Завтрак под пулями? Отлично! Пусть все вражеские артиллеристы, миномётчики и снайперы подавятся. Ну, а потом и выкурить сигаретку захочется не наспех, в медитативном режиме. В конце концов тебе надоест таскать на себе повсюду бронежилет и каску...
Внутренний настрой - важная вещь. И страх, если он панический, не работает на самосохранение, а наоборот. Но я далёк от мысли, что внутренний настрой может управлять действительностью настолько, чтобы изменять траектории пуль и осколков, которые летают вокруг в поисках тела помягче. Здесь, в Песках, два солдата погибли, перекуривая на скамейке без бронежилетов и касок. «Вот пуля пролетела и ага», как в той песне поётся.
Читать дальше
ВЫЖИТЬ И ПОБЕДИТЬ
Почему же у «правосеков» сравнительно невысокие потери? На первый взгляд, должно быть наоборот. Компания в ДУК «Правый сектор» собралась очень пёстрая, но все ребята не из робкого десятка, зачастую даже чрезмерно равнодушные к опасности. Такие, кому прогибаться и прятаться внутренний стержень мешает. Привычнее в полный рост стоять. Хорошее качество для того, чтобы героически погибнуть. Не самое лучшее, чтобы выжить и победить.
В «Правом секторе» не воспевают смерть, не призывают сказать ей «да». Здесь ставят задачу выжить, чтобы победить.
«Война не может просто закончиться. Её можно либо проиграть, либо выиграть. Естественно, мы собираемся её выиграть. Не столько геройством, сколько трезвой оценкой ситуации, внимательностью и упорством», - говорит Чёрный, командир 5-го отдельного батальона ДУК «Правый сектор», один из создателей «киборгов».
Личность легендарная - он сам добыл себе танк в бою под аэропортом. Встретился я с ним совершенно случайно - Чёрный никак не выделялся в группке разных людей около штаба, рядовых солдат и волонтёров, просто в какой-то момент подключился к разговору. Потом он объяснил, что это принципиально - не обосабливаться, подчёркивая свою «командирскость».
«В общем, командир тогда хороший командир, если он командует «за мной», а не «вперёд». Для этого надо не щёки надувать и хорохориться, а быть одним из солдат», - говорит комбат.
Кроме того, здесь смогли справиться с пьянством, которое на этой (и не только на этой) войне привело к многочисленным трагедиям. А в Песках командир роты Серко ещё и приказывает бойцам пить молоко, чтобы не болели.
«Я отказываюсь выполнять преступные приказы! Уже заколебался уголь пить после вашего молока », - в шутку возмущается один из бойцов, но кружечку себе наливает.
Меня же Серко чуть не выселил из подвала, самого безопасного места в Песках, наверх, под пули и «Грады»: «Храпишь, как трактор. Десять бойцов не высыпаются. А им от пуль сутки в наряде уворачиваться ».
На моих глазах у Чёрного трижды с огоньком в глазах просились в аэропорт. Один даже подпрыгивал на месте, так ему не терпелось попасть в самую горячую точку. Чёрный всем отказал. Спрашиваю - почему?
«Они просто потеряли инстинкт самосохранения. Не понимают, куда просятся. Мне там импульсивные герои не нужны. Нужны флегматики, которые будут бесстрастно окапываться, укрепляться, держать позицию. Или взять, например, того парня, что просил привезти в аэропорт группу из Харькова на пару дней - обстреляться. С ума сошёл, что ли? Нашёл стрельбище. Такие туристы - это сразу двухсотые », - говорит комбат.
НА ПРОГУЛКУ В ЛУЧШИЙ МИР
Получил на орехи и я, только от другого командира - со странным позывным «Богема», в мирной жизни - режиссёра детского театра. Теперь он киборг киборгом.
«А где ваши бронежилет, каска? Вы на прогулку в лучший мир, что ли, собрались? Не с нами, пожалуйста. Что это за безответственность такая?!», - набросился он на меня на базе перед отправкой в Пески.
Я и раньше бывал в очень опасных местах и ситуациях, но бронежилет и каску никогда не надевал. Видимо, в штатском человек подсознательно чувствует себя вне войны и опасности. А в каске и бронежилете ты как будто становишься её частью, попадаешь на мушку.
Когда меня одели в бронежилет и каску, я почувствовал себя неуютно. Точнее, как герой фильма «Волосы» - хиппи Джордж Бергер, когда он постригся, переоделся в форму военного и пошел на военную базу, чтобы подменить друга, Клода Буковски, дать ему возможность встретиться с любимой. И там его забирают по тревоге в самолёт, отправляющийся во Вьетнам. Джордж марширует в колонне солдат и поёт, прижимая руку к сердцу: «Я верю в Бога, и верю, что Бог верит в Клода. А это я. Нет, это он. Это я. Нет, это он...».
Что-то такое, типа «это не я, меня здесь нет», бормотал я про себя, когда мы мчались в командирской машине последние несколько десятков километров до Песков. Все разговоры смолкли, только ветер свистит в открытые окна, машина ощетинилась выставленными наружу автоматами. С обеих сторон дороги искалеченные снарядами деревья, сожжённые машины, подбитый танк... И ты в этих декорациях - как неуклюжая подвижная мишень.
«Если машину атакуют, открываете дверь, вываливаетесь, только смотрите, чтобы не головой об асфальт, прячетесь за задним колесом и слушаете команды», - объясняет мне боец с позывным «Моисей», с которым мы вместе ехали из Кривого Роге, и его слова отдаются гулким эхом в моих ушах.
Позже, когда мы ехали через село Красное, где родился Сергей Прокофьев, Моисей разрядил обстановку, спросив, кто это такой - Прокофьев. Ему напели мелодию «Танец рыцарей»: «Туру-ту-ту туру-ту-ту туру-ту-тум-тум».
«Ха-ха, извините, у меня жизнь непростая была. Но эту мелодию я знаю, да. Значит, музыку он писал? А песни не писал? Ну, я понял. Я вам музыку напишу, а вы себе пойте как хотите. И как его только занесло сюда, в зону АТО, Прокофьева этого», - смеётся Моисей.
Вдруг на дорогу, отделившись от подгулявшей компании, выходит молодая женщина, расставляя руки в стороны, чтобы остановить нашу машину. Все нервничают, щёлкают затворами, спорят, стоит ли останавливаться. Богема, сидящий за рулем, решает остановиться. Моисей шипит, что это безумие, здесь может быть ловушка.
«Мальчики, вы на фронт? Я, это, просто хотела вам сказать, что я за Украину, вот », - говорит женщина. Все с облегчением вздыхают, скороговоркой произносят «хорошо, хорошо», быстро двигаются дальше.
БЫВШИЙ ПОСЁЛОК
Пески - это бывший посёлок, в котором, согласно переписи 2001 года, проживало две тысячи с лишним человек. Перед началом войны, видимо, их было значительно больше, поскольку здесь активно селились представители донецкой элиты. Здесь есть обычные деревенские дома, несколько кварталов типовой застройки трёхэтажек, а есть коттеджная часть с очень дорогими домами. Удивительно, но коттеджи, на первый взгляд, от обстрелов сепаратистов пострадали меньше всего.
«Бывший», так как сейчас местом для проживания людей поселок Пески не назовешь. Это - поле боя, на котором вынуждены оставаться люди. Без газа, света, работы, и всего прочего, что мы воспринимаем, как неотъемлемую часть цивилизованной жизни. На свой страх и риск одна женщина держит магазин в своей квартире, куда приходят отовариться местные жители и бойцы.
У меня было всего несколько часов затишья, чтобы исследовать посёлок. Где-то писали, будто здесь осталось три человека. Я видел несколько десятков, ребята говорят о сотне-другой жителей. В основном это или одинокие старики, или люди, которые заботятся о лежачих стариках. Однако есть и семья с маленькими детьми. Они говорят, что при Януковиче их внесли в «расстрельный список», так как они активно боролись против местной «элиты», поэтому теперь им здесь даже спокойнее, несмотря на постоянные обстрелы.
Кто из местных живёт ближе к местам расположения бойцов, давно с ними наладили отношения, приходят за помощью. Как та семья с детьми - за продуктами, средствами гигиены и прочим. Или дед, который на своей улице остался один. Она постоянно обстреливается, его ранило, он пришёл и попросил сделать ему перевязку. Все они спрашивают: «Когда вы эту сволочь наконец прогоните?».
Те, кто живет дальше, относятся настороженно. Группа женщин с демонстративной бодростью поздоровалась при встрече с нами: «Слава Украине!». У одной из них был целлофановый пакет ещё из прошлой жизни с надписью «Янукович - наш президент!». Боец, с которым мы вместе гуляли, обратил на это моё внимание, улыбнулся, я хотел было сфотографировать женщину с тем пакетом. Она испугалась, начала оправдываться, мол, не увидела надпись, просто бросила объедки для собак в первый попавшийся пакет, но это ничего не значит.
«Слушай, мне даже неловко стало, лучше бы я не замечал этого пакета», - шепнул мне боец, изменившись в лице, и начал уверять женщину, что нам нет никакого дела до того, что у неё там на пакете написано. Она, сама уже немолодая, остаётся с 80-летней лежащей матерью в одной из трёхэтажек. Ехать некуда. Притащила в дом печку, топит щепками.
В коттеджном поселке есть дом, который ребята между собой называют «модным». Очень дорогой, но со вкусом сделанный. Там внутри много таких сине-белых пакетов из прошлой жизни. Видимо, хозяин «модного дома» одаривал ими соседей.
Бойцы располагаются в брошенных домах, но их боевые позиции находятся на окраинах посёлка, далеко от жилья. При этом посёлок обстреливается весь. С каждым днём уцелевших домов остаётся все меньше. Во время моего пребывания в посёлке под обстрелом погиб местный житель.
Беспризорных собак в Песках значительно больше, чем людей. Комбат Чёрный говорил, что отсюда они бегают питаться в аэропорт. Да, трупным мясом. При возможности их тогда отстреливают.
«Я уважаю врага, тем более погибшего врага. Да и собаку, попробовавшую человечины, просто опасно оставлять в живых », - поясняет он.
ОТ «КИБОРГОВ» БУДУТ РАЗБЕГАТЬСЯ КТО КУДА
Пески - это дорога на аэропорт, единственный канал снабжения его защитников. От посёлка всего каких-нибудь 500 метров до взлётной полосы. Отсюда же ведётся артиллерийская поддержка «киборгов». Можно сказать, что в военном смысле Пески составляют с аэропортом одно целое.
Не все понимают, для чего ведутся такие ожесточенные бои за уже разбитый в хлам аэропорт. Не проще было бы оттуда уйти, взорвав взлётную полосу? Чтобы избежать возможного «котла» (Иловайск ещё всем очень болит).
«Во-первых, он имеет военно-стратегическое значение. Это бесценная высота для будущего освобождения Донецка. Я очень надеюсь, что однажды появится политическая воля на то, чтобы его начать. На мой взгляд, возможности у нас для этого есть. Чтобы взять эту высоту, откуда прекрасно можно осуществлять артиллерийскую поддержку наступления, противнику потребуется бросить туда силы, которые в десять раз должны превосходить наши. Во-вторых, символическое значение. Если бы не героическая оборона аэропорта, Иловайский котёл и другие катастрофические поражения не дали бы нам придти в себя. Они бы деморализовали и бойцов, и народ. Теперь же у нас появилась своя гордость - «киборги». Если станет известно, что где-нибудь в атаку пошли киборги, враги просто разбегутся кто куда. Наконец, аэропорт выковывает по-настоящему боеспособное армейское подразделение. Которое может стать в будущем украинским спецназом», - говорит Чёрный, командир 5-го отдельного батальона ДУК «Правый сектор».
ОНИ ДЕРЖАТ «НЕБО» И «ЗЕМЛЮ»
У меня нет железобетонных политических взглядов, любой ортодоксальный сторонник какой-либо идеологии откажется признать меня единомышленником. Но те, что есть, очень далеки от взглядов правого спектра, не говоря уже об ультра-правых. На фашизм у меня сильная аллергия, и я, как любой аллергик, остро чувствую присутствие своего аллергена. Если бы «Правый сектор» хотя бы наполовину соответствовал созданному российской пропагандой образу, я бы не то что несколько дней, несколько часов не выдержал бы в его гуще.
Если под «фашистом» иметь в виду не просто кого-нибудь, кто нам очень не нравится, а сторонника определенной политической идеологии, он ведь должен свою приверженность как-то проявлять? Так или иначе из него должно вылезти гнилое нутро - в первую очередь желание расправиться наконец с каким-либо нацменьшинством, после чего жизнь должна наладиться. Он должен демонстрировать и охранять национальную чистоту.
Надо сказать, к «Правому сектору» я попал случайно. Вечером заметил в ленте фейсбука запись своего знакомого волонтёра, что кто-то собирается ехать из Кривого Рога в Пески и аэропорт, попросил их контакты, перекинулся словечком, а в пять часов утра уже сидел в машине с тремя криворожцами, одной женщиной и двумя мужчинами. Женщина - католичка с польскими корнями. Один из мужчин - с еврейскими корнями и многочисленными друзьями среди сванов, потому что сванкой была его первая жена. Второй - с выгоревшим, но весёлым лицом пролетария, у которого, по Марксу, нет отечества. Мы выехали под католическую молитву, ехали под грузинские и еврейские песни, а также под короткие и веские замечания человека, который двумя ногами стоит на земле. Все трое говорили по-русски.
Если бы на одной из заправок по дороге военнослужащий не спросил у моих спутников, из какого они подразделения, и они бы не сказали, что из «Правого сектора», я бы до конца дороги мог не догадаться, что они имеют к нему какое-то отношение.
Что объединяло их троих? Только одно - желание остановить внешнего врага, а со временем победить внутреннего. И это вовсе не «русскоязычное население Донецкой и Луганской областей», а коррумпированное чиновничество, которое рассматривает Украину в качестве своей кормовой базы.
Ядвига, та самая женщина с польскими корнями, в прошлом служила в армии, потом работала оперативным работником, накануне Майдана собиралась эмигрировать, так как считала, что Украину уже ничего не спасёт - её дотла выгрызет изнутри коррумпированный чиновник. Майдан изменил её планы, так как появилась надежда, что задавать тон в стране наконец начнут патриоты, люди с государственным, а не торбохватским мышлением.
Позднее знакомство с несколькими десятками бойцов подтвердило абсурдность обвинения «Правого сектора» в желании совершить «геноцид русскоязычного населения Донецкой и Луганской областей». Хотя бы потому, что подавляющее большинство бойцов были сами русскоязычными (иногда я оставался единственным в компании, кто разговаривал по-украински), а некоторые - жителями тех самых многострадальных областей. Что касается областей, «Правый сектор» оказался совсем не партией западных регионов, соотношение выходцев оттуда приблизительно такое же, как в целом по Украине. Причём, западники жаловались мне на «куркульское» мышление своих земляков, которые не могут понять, что они «забыли» на Донбассе. Типа, не к нам же беда пришла, чего тебе неизвестно куда тянуться.
Боец с позывным «Ксёндз» , сельчанин, нашедший в Песках брошенную корову и приобщивший её к воинскому хозяйству, на это отвечал очень просто, с юмором: «Это что ж, придёт к нам вот такой самый «щирый бандеровец», как я, и коровку мою заберёт? Нет, дружище, не надо».
Забавно, но среди западников, которые встречались мне в «Правом секторе», как раз было много таких, кто пришёл защитить «свою коровку». Тогда как идейных, которые мыслили бы в категориях приведения в порядок руководства страной, больше встречалось среди жителей других регионов.
На мой взгляд, «Правый сектор» - это что-то типа адреналина, который выработал общественный организм в необходимый момент. При условии, что нынешние власти проделают настоящую работу над ошибками своих предшественников выброс адреналина закономерно снизится.
А пока что они держат «Небо» и «Землю» (условное название в переговорах по рации двух боевых позиций) в Песках и закаляют сталь в Донецком аэропорту.
«Мы точно знаем, что такое страх
Мы знаем вкус земли, наш вечный спутник - холод
Мы потерялись в днях и вечерах
И перестали различать, кто стар из нас, кто молод
Наши окопы - наша крепость и наш гроб
Но мы пришли сюда не погибать, а выжить...»
Это отрывок из стихотворения бойца с позывным «Сатир», который сказал про себя: «Отец у меня русский, мать из Луганска, а я первый в нашем роду бандеровец».
+ ФОТОРЕПОРТАЖ
В России часто делали вид, что воюют не с украинским народом, а с этой - чрезвычайно опасной, чуть ли не угрозой для всего человечества - политической организацией. Идеолог «Новороссии» Сергей Кургинян с пеной у рта причитал: «Я прошу, я умоляю бандеровское руководство послать вперед для выяснения отношений «Правый сектор». Мы ждем вас. Вы прячетесь за спины нормальных солдат, которых ополченцы не хотят убивать».
ВОТ ПУЛЯ ПРОЛЕТЕЛА И АГА
Прячутся за чьи-либо спины? Ничего подобного. Бойцы Добровольческого украинского корпуса (ДУК) «Правый сектор» находятся, например, в самой горячей точке Донбасского фронта - Донецком аэропорте и прилегающем к нему поселкё Пески. И, кстати, за последнюю ротацию в «Правом секторе» не было ни одного убитого.
У меня, как у человека, который провел три ночи в Песках, этот факт вызывает большое удивление. Ведь когда мне два дня подряд говорили, что транспорта отсюда не будет, представляя следующий день, я заранее себя хоронил. Мне казалось, что при такой плотности и частоте обстрелов выжить просто невозможно. В подвале ведь не просидишь постоянно, хотя бы по малой нужде и выберешься. Только ты выбрался, расстегнул ремень и пуговицы, уже что-то бахает, свистит или стрекочет. Мчишься обратно, спотыкаясь, застёгивая на ходу все свои ремни и пуговицы. Ту свою нужду так и не справив. Один раз не справишь, второй, на третий же подумаешь: «Да гори оно всё синим пламенем!» Станешь твёрдо, ноги широко расставишь, медленно расстегнёшься и сделаешь то, что собирался, глядя сурово и непреклонно в ту сторону, откуда стреляют.
То же самое, если захочешь вдруг перекусить. Дважды я сбегал в подвал: один раз с тарелкой и ложкой, второй - с тарелкой, ложкой и двумя пакетиками лапши быстрого приготовления (Ребята смеялись: «Смотри-ка, белорусы своего не упустят!»). На третий, залив в кухне лапшу кипятком во время затишья, уже не побежал, когда снова начали стрелять. Сел и со вкусом позавтракал, как те мушкетёры в бастионе Сен-Жерве. Завтрак под пулями? Отлично! Пусть все вражеские артиллеристы, миномётчики и снайперы подавятся. Ну, а потом и выкурить сигаретку захочется не наспех, в медитативном режиме. В конце концов тебе надоест таскать на себе повсюду бронежилет и каску...
Внутренний настрой - важная вещь. И страх, если он панический, не работает на самосохранение, а наоборот. Но я далёк от мысли, что внутренний настрой может управлять действительностью настолько, чтобы изменять траектории пуль и осколков, которые летают вокруг в поисках тела помягче. Здесь, в Песках, два солдата погибли, перекуривая на скамейке без бронежилетов и касок. «Вот пуля пролетела и ага», как в той песне поётся.
Читать дальше
ВЫЖИТЬ И ПОБЕДИТЬ
Почему же у «правосеков» сравнительно невысокие потери? На первый взгляд, должно быть наоборот. Компания в ДУК «Правый сектор» собралась очень пёстрая, но все ребята не из робкого десятка, зачастую даже чрезмерно равнодушные к опасности. Такие, кому прогибаться и прятаться внутренний стержень мешает. Привычнее в полный рост стоять. Хорошее качество для того, чтобы героически погибнуть. Не самое лучшее, чтобы выжить и победить.
В «Правом секторе» не воспевают смерть, не призывают сказать ей «да». Здесь ставят задачу выжить, чтобы победить.
«Война не может просто закончиться. Её можно либо проиграть, либо выиграть. Естественно, мы собираемся её выиграть. Не столько геройством, сколько трезвой оценкой ситуации, внимательностью и упорством», - говорит Чёрный, командир 5-го отдельного батальона ДУК «Правый сектор», один из создателей «киборгов».
Личность легендарная - он сам добыл себе танк в бою под аэропортом. Встретился я с ним совершенно случайно - Чёрный никак не выделялся в группке разных людей около штаба, рядовых солдат и волонтёров, просто в какой-то момент подключился к разговору. Потом он объяснил, что это принципиально - не обосабливаться, подчёркивая свою «командирскость».
«В общем, командир тогда хороший командир, если он командует «за мной», а не «вперёд». Для этого надо не щёки надувать и хорохориться, а быть одним из солдат», - говорит комбат.
Кроме того, здесь смогли справиться с пьянством, которое на этой (и не только на этой) войне привело к многочисленным трагедиям. А в Песках командир роты Серко ещё и приказывает бойцам пить молоко, чтобы не болели.
«Я отказываюсь выполнять преступные приказы! Уже заколебался уголь пить после вашего молока », - в шутку возмущается один из бойцов, но кружечку себе наливает.
Меня же Серко чуть не выселил из подвала, самого безопасного места в Песках, наверх, под пули и «Грады»: «Храпишь, как трактор. Десять бойцов не высыпаются. А им от пуль сутки в наряде уворачиваться ».
На моих глазах у Чёрного трижды с огоньком в глазах просились в аэропорт. Один даже подпрыгивал на месте, так ему не терпелось попасть в самую горячую точку. Чёрный всем отказал. Спрашиваю - почему?
«Они просто потеряли инстинкт самосохранения. Не понимают, куда просятся. Мне там импульсивные герои не нужны. Нужны флегматики, которые будут бесстрастно окапываться, укрепляться, держать позицию. Или взять, например, того парня, что просил привезти в аэропорт группу из Харькова на пару дней - обстреляться. С ума сошёл, что ли? Нашёл стрельбище. Такие туристы - это сразу двухсотые », - говорит комбат.
НА ПРОГУЛКУ В ЛУЧШИЙ МИР
Получил на орехи и я, только от другого командира - со странным позывным «Богема», в мирной жизни - режиссёра детского театра. Теперь он киборг киборгом.
«А где ваши бронежилет, каска? Вы на прогулку в лучший мир, что ли, собрались? Не с нами, пожалуйста. Что это за безответственность такая?!», - набросился он на меня на базе перед отправкой в Пески.
Я и раньше бывал в очень опасных местах и ситуациях, но бронежилет и каску никогда не надевал. Видимо, в штатском человек подсознательно чувствует себя вне войны и опасности. А в каске и бронежилете ты как будто становишься её частью, попадаешь на мушку.
Когда меня одели в бронежилет и каску, я почувствовал себя неуютно. Точнее, как герой фильма «Волосы» - хиппи Джордж Бергер, когда он постригся, переоделся в форму военного и пошел на военную базу, чтобы подменить друга, Клода Буковски, дать ему возможность встретиться с любимой. И там его забирают по тревоге в самолёт, отправляющийся во Вьетнам. Джордж марширует в колонне солдат и поёт, прижимая руку к сердцу: «Я верю в Бога, и верю, что Бог верит в Клода. А это я. Нет, это он. Это я. Нет, это он...».
Что-то такое, типа «это не я, меня здесь нет», бормотал я про себя, когда мы мчались в командирской машине последние несколько десятков километров до Песков. Все разговоры смолкли, только ветер свистит в открытые окна, машина ощетинилась выставленными наружу автоматами. С обеих сторон дороги искалеченные снарядами деревья, сожжённые машины, подбитый танк... И ты в этих декорациях - как неуклюжая подвижная мишень.
«Если машину атакуют, открываете дверь, вываливаетесь, только смотрите, чтобы не головой об асфальт, прячетесь за задним колесом и слушаете команды», - объясняет мне боец с позывным «Моисей», с которым мы вместе ехали из Кривого Роге, и его слова отдаются гулким эхом в моих ушах.
Позже, когда мы ехали через село Красное, где родился Сергей Прокофьев, Моисей разрядил обстановку, спросив, кто это такой - Прокофьев. Ему напели мелодию «Танец рыцарей»: «Туру-ту-ту туру-ту-ту туру-ту-тум-тум».
«Ха-ха, извините, у меня жизнь непростая была. Но эту мелодию я знаю, да. Значит, музыку он писал? А песни не писал? Ну, я понял. Я вам музыку напишу, а вы себе пойте как хотите. И как его только занесло сюда, в зону АТО, Прокофьева этого», - смеётся Моисей.
Вдруг на дорогу, отделившись от подгулявшей компании, выходит молодая женщина, расставляя руки в стороны, чтобы остановить нашу машину. Все нервничают, щёлкают затворами, спорят, стоит ли останавливаться. Богема, сидящий за рулем, решает остановиться. Моисей шипит, что это безумие, здесь может быть ловушка.
«Мальчики, вы на фронт? Я, это, просто хотела вам сказать, что я за Украину, вот », - говорит женщина. Все с облегчением вздыхают, скороговоркой произносят «хорошо, хорошо», быстро двигаются дальше.
БЫВШИЙ ПОСЁЛОК
Пески - это бывший посёлок, в котором, согласно переписи 2001 года, проживало две тысячи с лишним человек. Перед началом войны, видимо, их было значительно больше, поскольку здесь активно селились представители донецкой элиты. Здесь есть обычные деревенские дома, несколько кварталов типовой застройки трёхэтажек, а есть коттеджная часть с очень дорогими домами. Удивительно, но коттеджи, на первый взгляд, от обстрелов сепаратистов пострадали меньше всего.
«Бывший», так как сейчас местом для проживания людей поселок Пески не назовешь. Это - поле боя, на котором вынуждены оставаться люди. Без газа, света, работы, и всего прочего, что мы воспринимаем, как неотъемлемую часть цивилизованной жизни. На свой страх и риск одна женщина держит магазин в своей квартире, куда приходят отовариться местные жители и бойцы.
У меня было всего несколько часов затишья, чтобы исследовать посёлок. Где-то писали, будто здесь осталось три человека. Я видел несколько десятков, ребята говорят о сотне-другой жителей. В основном это или одинокие старики, или люди, которые заботятся о лежачих стариках. Однако есть и семья с маленькими детьми. Они говорят, что при Януковиче их внесли в «расстрельный список», так как они активно боролись против местной «элиты», поэтому теперь им здесь даже спокойнее, несмотря на постоянные обстрелы.
Кто из местных живёт ближе к местам расположения бойцов, давно с ними наладили отношения, приходят за помощью. Как та семья с детьми - за продуктами, средствами гигиены и прочим. Или дед, который на своей улице остался один. Она постоянно обстреливается, его ранило, он пришёл и попросил сделать ему перевязку. Все они спрашивают: «Когда вы эту сволочь наконец прогоните?».
Те, кто живет дальше, относятся настороженно. Группа женщин с демонстративной бодростью поздоровалась при встрече с нами: «Слава Украине!». У одной из них был целлофановый пакет ещё из прошлой жизни с надписью «Янукович - наш президент!». Боец, с которым мы вместе гуляли, обратил на это моё внимание, улыбнулся, я хотел было сфотографировать женщину с тем пакетом. Она испугалась, начала оправдываться, мол, не увидела надпись, просто бросила объедки для собак в первый попавшийся пакет, но это ничего не значит.
«Слушай, мне даже неловко стало, лучше бы я не замечал этого пакета», - шепнул мне боец, изменившись в лице, и начал уверять женщину, что нам нет никакого дела до того, что у неё там на пакете написано. Она, сама уже немолодая, остаётся с 80-летней лежащей матерью в одной из трёхэтажек. Ехать некуда. Притащила в дом печку, топит щепками.
В коттеджном поселке есть дом, который ребята между собой называют «модным». Очень дорогой, но со вкусом сделанный. Там внутри много таких сине-белых пакетов из прошлой жизни. Видимо, хозяин «модного дома» одаривал ими соседей.
Бойцы располагаются в брошенных домах, но их боевые позиции находятся на окраинах посёлка, далеко от жилья. При этом посёлок обстреливается весь. С каждым днём уцелевших домов остаётся все меньше. Во время моего пребывания в посёлке под обстрелом погиб местный житель.
Беспризорных собак в Песках значительно больше, чем людей. Комбат Чёрный говорил, что отсюда они бегают питаться в аэропорт. Да, трупным мясом. При возможности их тогда отстреливают.
«Я уважаю врага, тем более погибшего врага. Да и собаку, попробовавшую человечины, просто опасно оставлять в живых », - поясняет он.
ОТ «КИБОРГОВ» БУДУТ РАЗБЕГАТЬСЯ КТО КУДА
Пески - это дорога на аэропорт, единственный канал снабжения его защитников. От посёлка всего каких-нибудь 500 метров до взлётной полосы. Отсюда же ведётся артиллерийская поддержка «киборгов». Можно сказать, что в военном смысле Пески составляют с аэропортом одно целое.
Не все понимают, для чего ведутся такие ожесточенные бои за уже разбитый в хлам аэропорт. Не проще было бы оттуда уйти, взорвав взлётную полосу? Чтобы избежать возможного «котла» (Иловайск ещё всем очень болит).
«Во-первых, он имеет военно-стратегическое значение. Это бесценная высота для будущего освобождения Донецка. Я очень надеюсь, что однажды появится политическая воля на то, чтобы его начать. На мой взгляд, возможности у нас для этого есть. Чтобы взять эту высоту, откуда прекрасно можно осуществлять артиллерийскую поддержку наступления, противнику потребуется бросить туда силы, которые в десять раз должны превосходить наши. Во-вторых, символическое значение. Если бы не героическая оборона аэропорта, Иловайский котёл и другие катастрофические поражения не дали бы нам придти в себя. Они бы деморализовали и бойцов, и народ. Теперь же у нас появилась своя гордость - «киборги». Если станет известно, что где-нибудь в атаку пошли киборги, враги просто разбегутся кто куда. Наконец, аэропорт выковывает по-настоящему боеспособное армейское подразделение. Которое может стать в будущем украинским спецназом», - говорит Чёрный, командир 5-го отдельного батальона ДУК «Правый сектор».
ОНИ ДЕРЖАТ «НЕБО» И «ЗЕМЛЮ»
У меня нет железобетонных политических взглядов, любой ортодоксальный сторонник какой-либо идеологии откажется признать меня единомышленником. Но те, что есть, очень далеки от взглядов правого спектра, не говоря уже об ультра-правых. На фашизм у меня сильная аллергия, и я, как любой аллергик, остро чувствую присутствие своего аллергена. Если бы «Правый сектор» хотя бы наполовину соответствовал созданному российской пропагандой образу, я бы не то что несколько дней, несколько часов не выдержал бы в его гуще.
Если под «фашистом» иметь в виду не просто кого-нибудь, кто нам очень не нравится, а сторонника определенной политической идеологии, он ведь должен свою приверженность как-то проявлять? Так или иначе из него должно вылезти гнилое нутро - в первую очередь желание расправиться наконец с каким-либо нацменьшинством, после чего жизнь должна наладиться. Он должен демонстрировать и охранять национальную чистоту.
Надо сказать, к «Правому сектору» я попал случайно. Вечером заметил в ленте фейсбука запись своего знакомого волонтёра, что кто-то собирается ехать из Кривого Рога в Пески и аэропорт, попросил их контакты, перекинулся словечком, а в пять часов утра уже сидел в машине с тремя криворожцами, одной женщиной и двумя мужчинами. Женщина - католичка с польскими корнями. Один из мужчин - с еврейскими корнями и многочисленными друзьями среди сванов, потому что сванкой была его первая жена. Второй - с выгоревшим, но весёлым лицом пролетария, у которого, по Марксу, нет отечества. Мы выехали под католическую молитву, ехали под грузинские и еврейские песни, а также под короткие и веские замечания человека, который двумя ногами стоит на земле. Все трое говорили по-русски.
Если бы на одной из заправок по дороге военнослужащий не спросил у моих спутников, из какого они подразделения, и они бы не сказали, что из «Правого сектора», я бы до конца дороги мог не догадаться, что они имеют к нему какое-то отношение.
Что объединяло их троих? Только одно - желание остановить внешнего врага, а со временем победить внутреннего. И это вовсе не «русскоязычное население Донецкой и Луганской областей», а коррумпированное чиновничество, которое рассматривает Украину в качестве своей кормовой базы.
Ядвига, та самая женщина с польскими корнями, в прошлом служила в армии, потом работала оперативным работником, накануне Майдана собиралась эмигрировать, так как считала, что Украину уже ничего не спасёт - её дотла выгрызет изнутри коррумпированный чиновник. Майдан изменил её планы, так как появилась надежда, что задавать тон в стране наконец начнут патриоты, люди с государственным, а не торбохватским мышлением.
Позднее знакомство с несколькими десятками бойцов подтвердило абсурдность обвинения «Правого сектора» в желании совершить «геноцид русскоязычного населения Донецкой и Луганской областей». Хотя бы потому, что подавляющее большинство бойцов были сами русскоязычными (иногда я оставался единственным в компании, кто разговаривал по-украински), а некоторые - жителями тех самых многострадальных областей. Что касается областей, «Правый сектор» оказался совсем не партией западных регионов, соотношение выходцев оттуда приблизительно такое же, как в целом по Украине. Причём, западники жаловались мне на «куркульское» мышление своих земляков, которые не могут понять, что они «забыли» на Донбассе. Типа, не к нам же беда пришла, чего тебе неизвестно куда тянуться.
Боец с позывным «Ксёндз» , сельчанин, нашедший в Песках брошенную корову и приобщивший её к воинскому хозяйству, на это отвечал очень просто, с юмором: «Это что ж, придёт к нам вот такой самый «щирый бандеровец», как я, и коровку мою заберёт? Нет, дружище, не надо».
Забавно, но среди западников, которые встречались мне в «Правом секторе», как раз было много таких, кто пришёл защитить «свою коровку». Тогда как идейных, которые мыслили бы в категориях приведения в порядок руководства страной, больше встречалось среди жителей других регионов.
На мой взгляд, «Правый сектор» - это что-то типа адреналина, который выработал общественный организм в необходимый момент. При условии, что нынешние власти проделают настоящую работу над ошибками своих предшественников выброс адреналина закономерно снизится.
А пока что они держат «Небо» и «Землю» (условное название в переговорах по рации двух боевых позиций) в Песках и закаляют сталь в Донецком аэропорту.
«Мы точно знаем, что такое страх
Мы знаем вкус земли, наш вечный спутник - холод
Мы потерялись в днях и вечерах
И перестали различать, кто стар из нас, кто молод
Наши окопы - наша крепость и наш гроб
Но мы пришли сюда не погибать, а выжить...»
Это отрывок из стихотворения бойца с позывным «Сатир», который сказал про себя: «Отец у меня русский, мать из Луганска, а я первый в нашем роду бандеровец».
+ ФОТОРЕПОРТАЖ