«Они это сделали, но мы этого хотели».
Вчера в Минске был оперативно (всего за один рабочий день судьи) вынесен первый приговор «за плошчу». Василий Парфенков, активист избирательного штаба Владимира Некляева, приговорён к четырём годам колонии строгого режима. Где отбывают наказание впервые осуждённые за совершение особо тяжких преступлений и рецидивисты, публика не самая приятная - лекций по изящным искусствам и точным наукам тут не услышишь.
На моей памяти это самый суровый приговор по политическому делу для рядового оппозиционера. Да и просто сам по себе суровый. Для сравнения: один мой знакомый по бурным подростковым летам в своё время получил 1,5 года колонии усиленного режима (т.е. более лёгкого, чем строгий) за то, что пырнул человека ножом, причём пострадавшего спасла записная книжка в нагрудном кармане, иначе вообще каюк. Получил полтора, а отсидел и того меньше, вышел по УДО. Про него на зоне говорили: «Чаю попил и уехал». Впрочем, белорусское правосудие такие фокусы выделывает не только в случае с политикой: у нас за корабль марихуаны могут впаять больше, чем за убийство.
Василий Парфенков, как и все остальные, кто получит сроки «за плошчу», будут чалиться на зоне из-за меня тоже. Потому что «они это сделали, но мы этого хотели», как сказал Жан Бодрияйр по поводу событий 11.09.2001. Хотя накануне декабрьского выступления я высказывался о нём с осторожным скепсисом, это скорее «чтобы не сглазить». Глупо было бы отрицать, что втайне я всё же надеялся: «ну а вдруг..!». Вместе с большинством политически обеспокоенных белорусских интернет-пользователей, которые ждали, требовали «смелых и решительных действий». Больше всего опасаясь не того, что в итоге произошло, а повторения сценария плошчы-2006, мирной и безрезультатной. Намёками, полунамёками, а иногда и прямым текстом высказывалась идея какого-либо насильственного воздействия на власть. Идею-то лелеяли, да только оказались не готовы к этому самому насильственному воздействию. Все, кроме десятка-двух человек. Неважно, что они (предположительно) поддались на провокацию спецслужб. Никто не вспоминал бы о провокации, вызови она масштабное и успешное восстание. А говорили бы что-нибудь вроде: «провокация - мать революции».
Одним словом, они сидят из-за того, что у них, в отличие от нас, желание не разошлось с действиями. За воплощение, пусть и неудачное, наших чаяний сидят. Об этом нельзя забывать. Не для того, чтобы терзаться бесплодными угрызениями совести, конечно. Как минимум - помнить о сидельцах, с которыми мы «скованные одной цепью», и проявлять с ними солидарность.
На моей памяти это самый суровый приговор по политическому делу для рядового оппозиционера. Да и просто сам по себе суровый. Для сравнения: один мой знакомый по бурным подростковым летам в своё время получил 1,5 года колонии усиленного режима (т.е. более лёгкого, чем строгий) за то, что пырнул человека ножом, причём пострадавшего спасла записная книжка в нагрудном кармане, иначе вообще каюк. Получил полтора, а отсидел и того меньше, вышел по УДО. Про него на зоне говорили: «Чаю попил и уехал». Впрочем, белорусское правосудие такие фокусы выделывает не только в случае с политикой: у нас за корабль марихуаны могут впаять больше, чем за убийство.
Василий Парфенков, как и все остальные, кто получит сроки «за плошчу», будут чалиться на зоне из-за меня тоже. Потому что «они это сделали, но мы этого хотели», как сказал Жан Бодрияйр по поводу событий 11.09.2001. Хотя накануне декабрьского выступления я высказывался о нём с осторожным скепсисом, это скорее «чтобы не сглазить». Глупо было бы отрицать, что втайне я всё же надеялся: «ну а вдруг..!». Вместе с большинством политически обеспокоенных белорусских интернет-пользователей, которые ждали, требовали «смелых и решительных действий». Больше всего опасаясь не того, что в итоге произошло, а повторения сценария плошчы-2006, мирной и безрезультатной. Намёками, полунамёками, а иногда и прямым текстом высказывалась идея какого-либо насильственного воздействия на власть. Идею-то лелеяли, да только оказались не готовы к этому самому насильственному воздействию. Все, кроме десятка-двух человек. Неважно, что они (предположительно) поддались на провокацию спецслужб. Никто не вспоминал бы о провокации, вызови она масштабное и успешное восстание. А говорили бы что-нибудь вроде: «провокация - мать революции».
Одним словом, они сидят из-за того, что у них, в отличие от нас, желание не разошлось с действиями. За воплощение, пусть и неудачное, наших чаяний сидят. Об этом нельзя забывать. Не для того, чтобы терзаться бесплодными угрызениями совести, конечно. Как минимум - помнить о сидельцах, с которыми мы «скованные одной цепью», и проявлять с ними солидарность.