«Не переделывайте других людей, переделывайте себя! Тогда жизнь станет лучше»
"По моим подсчетам, под колесо репрессий попали около 
трех тысяч авторов из всех республик бывшего СССР, примерно половина из них были расстреляны, погибли в тюрьмах и лагерях, так и не дождавшись свободы. И этот список всё время растет, значит на небе зажигаются новые звезды." (Виталий Шенталинский)
Мы публикуем очередной фрагмент разговора воронежского журналиста Дмитрия Дьякова с известным писателем и историком Виталием Шенталинским. В прошлый раз Виталий Александрович делился своими размышлениями о доносе как жанре, почему они писались в таком большой количестве. Сегодня же речь пойдет о том, какие открытия были сделаны в ходе работы Комиссии по творческому наследию репрессированных писателей. (Большое интервью с писателем вышло в двух воронежских изданиях - газетах «Metro-Воронеж» и «Воронежский курьер».)
* * *- Виталий Александрович, когда-то, еще во времена перестройки, была создана знаменитая Комиссия по творческому наследию репрессированных писателей, сыгравшая значительную роль в ликвидации «белых пятен» отечественной литературы прошлого века. Насколько знаю, появление такой Комиссии было вашей идеей…
Идея, действительно, моя, но в одиночку распечатать «черный ящик» Лубянки, освободить из заточения правду и память мне бы никогда не удалось. Нужна была крепкая общественная поддержка. И я решил ее получить.
Прежде всего, написал открытое письмо, предложил создать такую Комиссию, открыть дела репрессированных писателей в секретных архивах, узнать правду о последних днях их жизни и об их гибели, внести, наконец, поправки в энциклопедии (ведь многие официальные сведения были фальсифицированы), реабилитировать тех, кто еще не был реабилитирован и считался преступником, врагом народа. Мы знаем, что когда писателей арестовывали, то вместе с ними увозили целые мешки с их рукописями и архивами. Где же это арестованное Слово? Может сохранилось - и его надо спасать!
Мое открытое письмо никто не хотел публиковать, оно долго блуждало по инстанциям и, в конце концов, попало в политбюро, к счастью, к «архитектору перестройки» Александру Николаевичу Яковлеву. И он направил это письмо в КГБ и прокуратуру с резолюцией: «Прошу помочь писателям…»
А пока письмо блуждало, я обратился к писателям, которым доверял, и был уверен, что эта тема им близка и важна. Позвонил Булату Окуджаве, у него и собрались Толя Жигулин, Олег Васильевич Волков, потом к нам присоединились Юрий Карякин, Виктор Астафьев, Юрий Давыдов, Володя Леонович и другие - они и составили костяк Комиссии.
Примерно год ушел на создание и официальное признание комиссии. Братья-писатели сказали: вот ты заварил кашу, теперь давай иди туда, на Лубянку, и смотри архивы. Но еще целый год ушел на то, чтобы открыть первое следственное дело. Помню фразу, которой меня встретили на Лубянке: «Кажется, вы первый писатель, который пришел к нам добровольно», - так они шутили. И еще: «Куда вас посадить?» - ведь надо было найти там какое-то реальное место для такой необычной работы. Но, конечно, фраза прозвучала двусмысленно…
И я начал ходить в архив Лубянки - эту гробницу исторической памяти - как на работу, и все важное и интересное, что там находил, печатал, предавал гласности. На основе этой работы, в конце концов, и родилась моя трилогия, три тома документальных повестей «Рабы свободы», «Донос на Сократа» и «Преступление без наказания».
- А что сейчас происходит с той Комиссией? Она по-прежнему существует?
С момента ее создания прошло 25 лет. За это время из живых членов Комиссии остались только двое - я и Володя Леонович, замечательный поэт, который сейчас живет в деревне Костромской области. После распада Союза писателей СССР наша Комиссия существовала еще долгое время. Пока три новых Союза писателей делили имущество и помещения, о нас не вспоминали. Потом вспомнили и сразу решили подмять под свою новую структуру. Но мы сказали: нет, материалы Комиссии принадлежат всем. И продолжали работать, публиковать новые материалы. За эти годы мы собрали уникальный архив. Он цел и ждет исследователей нового поколения.
- Какие ценные рукописи вам удалось вынести из Лубянки?
Я просто перечислю самое значительное, интересное, что удалось открыть и вернуть читателям: это новые, неизвестные материалы о Бабеле, Флоренском, Мандельштаме, Пильняке, Бердяеве, Пастернаке, Волошине, Эрдмане, Гумилеве, Ахматовой, Каннегисере, Савинкове, рукописи, которые сохранились в архивах Лубянки и которые в результате удалось опубликовать. К примеру, эпическая поэма Николая Клюева «Песнь о Великой Матери» - чистое золото поэзии! О ней легенды ходили, все и сам он считали, что она безвозвратно погибла: «Пронзает мое сердце судьба моей поэмы… Сбирал по зернышку русские тайны… нестерпимо жалко…». Но рукопись уцелела, в следственном деле…
Нашелся дневник Михаила Булгакова, изъятый при обыске. Писатель добился возвращения этого интимного дневника и сжег его собственноручно. Но на Лубянке, прежде чем вернуть рукопись, сняли с нее фотокопию, подтвердив знаменитое изречение из «Мастера и Маргариты» о рукописях, которые не горят. Еще обнаружились неизвестный «Технический роман» Андрея Платонова, черновики писем Горького Ленину, видимо, украденные у Горького из квартиры! «Лучше издохнуть с голода, чем позволять делать то, что со мной делают!» - так он писал поначалу.
Нашлось совсем уж невероятное - ранее неизвестное письмо Льва Толстого
учителю по фамилии Почуев. Написано из Ясной Поляны, незадолго до смерти, с собственноручной подписью Толстого. Этот Почуев, молодой революционер из провинции, просил помочь ему выбрать путь жизни. Смысл ответа Толстого был такой: не переделывайте других людей, переделывайте себя! Тогда жизнь станет лучше.
Второй учитель Почуева - Ленин. Этот как раз предлагал переделывать других. И Почуев предпочел совет Ленина. Он участвовал в революции, коллективизации, потом его посадили и расстреляли. А в его следственном деле замуровали пророческое послание Толстого…
Но я думаю, что это не всё, что было на Лубянке. Не исключено, что они еще что-то держат. Поэтому книга памяти репрессированных писателей до сих пор не создана, мартиролог не полон. По моим подсчетам, под колесо репрессий попали около трех тысяч авторов из всех республик бывшего СССР, примерно половина из них были расстреляны, погибли в тюрьмах и лагерях, так и не дождавшись свободы. И этот список всё время растет, значит на небе зажигаются новые звезды. А кто это был? Может быть это писатель, более талантливый, чем самые яркие звезды нашей литературы? Но эта звезда очень далеко, и мы не знаем, больше она солнца или меньше… Надо продолжать поиск. Уже новым поколениям исследователей. А пока я надеюсь, что там, на Лубянке, сейчас хотя бы рукописи не уничтожают. Хотя, кто их знает…
трех тысяч авторов из всех республик бывшего СССР, примерно половина из них были расстреляны, погибли в тюрьмах и лагерях, так и не дождавшись свободы. И этот список всё время растет, значит на небе зажигаются новые звезды." (Виталий Шенталинский)
Мы публикуем очередной фрагмент разговора воронежского журналиста Дмитрия Дьякова с известным писателем и историком Виталием Шенталинским. В прошлый раз Виталий Александрович делился своими размышлениями о доносе как жанре, почему они писались в таком большой количестве. Сегодня же речь пойдет о том, какие открытия были сделаны в ходе работы Комиссии по творческому наследию репрессированных писателей. (Большое интервью с писателем вышло в двух воронежских изданиях - газетах «Metro-Воронеж» и «Воронежский курьер».)
* * *- Виталий Александрович, когда-то, еще во времена перестройки, была создана знаменитая Комиссия по творческому наследию репрессированных писателей, сыгравшая значительную роль в ликвидации «белых пятен» отечественной литературы прошлого века. Насколько знаю, появление такой Комиссии было вашей идеей…
Идея, действительно, моя, но в одиночку распечатать «черный ящик» Лубянки, освободить из заточения правду и память мне бы никогда не удалось. Нужна была крепкая общественная поддержка. И я решил ее получить.
Прежде всего, написал открытое письмо, предложил создать такую Комиссию, открыть дела репрессированных писателей в секретных архивах, узнать правду о последних днях их жизни и об их гибели, внести, наконец, поправки в энциклопедии (ведь многие официальные сведения были фальсифицированы), реабилитировать тех, кто еще не был реабилитирован и считался преступником, врагом народа. Мы знаем, что когда писателей арестовывали, то вместе с ними увозили целые мешки с их рукописями и архивами. Где же это арестованное Слово? Может сохранилось - и его надо спасать!
Мое открытое письмо никто не хотел публиковать, оно долго блуждало по инстанциям и, в конце концов, попало в политбюро, к счастью, к «архитектору перестройки» Александру Николаевичу Яковлеву. И он направил это письмо в КГБ и прокуратуру с резолюцией: «Прошу помочь писателям…»
А пока письмо блуждало, я обратился к писателям, которым доверял, и был уверен, что эта тема им близка и важна. Позвонил Булату Окуджаве, у него и собрались Толя Жигулин, Олег Васильевич Волков, потом к нам присоединились Юрий Карякин, Виктор Астафьев, Юрий Давыдов, Володя Леонович и другие - они и составили костяк Комиссии.
Примерно год ушел на создание и официальное признание комиссии. Братья-писатели сказали: вот ты заварил кашу, теперь давай иди туда, на Лубянку, и смотри архивы. Но еще целый год ушел на то, чтобы открыть первое следственное дело. Помню фразу, которой меня встретили на Лубянке: «Кажется, вы первый писатель, который пришел к нам добровольно», - так они шутили. И еще: «Куда вас посадить?» - ведь надо было найти там какое-то реальное место для такой необычной работы. Но, конечно, фраза прозвучала двусмысленно…
И я начал ходить в архив Лубянки - эту гробницу исторической памяти - как на работу, и все важное и интересное, что там находил, печатал, предавал гласности. На основе этой работы, в конце концов, и родилась моя трилогия, три тома документальных повестей «Рабы свободы», «Донос на Сократа» и «Преступление без наказания».
- А что сейчас происходит с той Комиссией? Она по-прежнему существует?
С момента ее создания прошло 25 лет. За это время из живых членов Комиссии остались только двое - я и Володя Леонович, замечательный поэт, который сейчас живет в деревне Костромской области. После распада Союза писателей СССР наша Комиссия существовала еще долгое время. Пока три новых Союза писателей делили имущество и помещения, о нас не вспоминали. Потом вспомнили и сразу решили подмять под свою новую структуру. Но мы сказали: нет, материалы Комиссии принадлежат всем. И продолжали работать, публиковать новые материалы. За эти годы мы собрали уникальный архив. Он цел и ждет исследователей нового поколения.
- Какие ценные рукописи вам удалось вынести из Лубянки?
Я просто перечислю самое значительное, интересное, что удалось открыть и вернуть читателям: это новые, неизвестные материалы о Бабеле, Флоренском, Мандельштаме, Пильняке, Бердяеве, Пастернаке, Волошине, Эрдмане, Гумилеве, Ахматовой, Каннегисере, Савинкове, рукописи, которые сохранились в архивах Лубянки и которые в результате удалось опубликовать. К примеру, эпическая поэма Николая Клюева «Песнь о Великой Матери» - чистое золото поэзии! О ней легенды ходили, все и сам он считали, что она безвозвратно погибла: «Пронзает мое сердце судьба моей поэмы… Сбирал по зернышку русские тайны… нестерпимо жалко…». Но рукопись уцелела, в следственном деле…
Нашелся дневник Михаила Булгакова, изъятый при обыске. Писатель добился возвращения этого интимного дневника и сжег его собственноручно. Но на Лубянке, прежде чем вернуть рукопись, сняли с нее фотокопию, подтвердив знаменитое изречение из «Мастера и Маргариты» о рукописях, которые не горят. Еще обнаружились неизвестный «Технический роман» Андрея Платонова, черновики писем Горького Ленину, видимо, украденные у Горького из квартиры! «Лучше издохнуть с голода, чем позволять делать то, что со мной делают!» - так он писал поначалу.
Нашлось совсем уж невероятное - ранее неизвестное письмо Льва Толстого
учителю по фамилии Почуев. Написано из Ясной Поляны, незадолго до смерти, с собственноручной подписью Толстого. Этот Почуев, молодой революционер из провинции, просил помочь ему выбрать путь жизни. Смысл ответа Толстого был такой: не переделывайте других людей, переделывайте себя! Тогда жизнь станет лучше.
Второй учитель Почуева - Ленин. Этот как раз предлагал переделывать других. И Почуев предпочел совет Ленина. Он участвовал в революции, коллективизации, потом его посадили и расстреляли. А в его следственном деле замуровали пророческое послание Толстого…
Но я думаю, что это не всё, что было на Лубянке. Не исключено, что они еще что-то держат. Поэтому книга памяти репрессированных писателей до сих пор не создана, мартиролог не полон. По моим подсчетам, под колесо репрессий попали около трех тысяч авторов из всех республик бывшего СССР, примерно половина из них были расстреляны, погибли в тюрьмах и лагерях, так и не дождавшись свободы. И этот список всё время растет, значит на небе зажигаются новые звезды. А кто это был? Может быть это писатель, более талантливый, чем самые яркие звезды нашей литературы? Но эта звезда очень далеко, и мы не знаем, больше она солнца или меньше… Надо продолжать поиск. Уже новым поколениям исследователей. А пока я надеюсь, что там, на Лубянке, сейчас хотя бы рукописи не уничтожают. Хотя, кто их знает…