Горная фантазия равнинных обитателей-2 (часть I)
Вы наверно уже догадались, что цифра 2 в названии этой статьи указывает на то, что она является неким продолжением моей работы «Горная фантазия равнинных обитателей». Спешу предупредить, что тем, кто не знаком с первой моей «Горной фантазией…», этот материал будет малопонятен и скучен. А потому, в целях экономии вашего трафика, советую либо сначала ознакомиться с первой «Горной фантазией…», либо, не читая дальше, перейти на какую-нибудь более интересную для вас страничку.
Ознакомившиеся с моими посильными соображениями, высказанными в предыдущей «Горной фантазии…», читатели вспомнят, надеюсь, что там я доказываю следующее:
1. легендарные горы - ведическая Меру, авестийская Хара Березайти, исламская Каф, античные Рипеи, славяно-языческий Алатырь - имели вполне реальный прототип;
2. на основе описаний - картины звёздного неба, розы ветров, рек, берущих на них своё начало - прообраз данных гор можно локализовать на приполярном участке водораздела Северного Ледовитого океана;
3. предполагаемое их местоположение точно совпадает с геоморфологическими образованиями, сформированными фронтом ледникового щита времён Валдайского оледенения, имевшего место 80 - 10 тысяч лет назад;
4. именно ледник нашёл отражение в образах легендарных гор и прочих - хрустальных, стеклянных, изумрудных, алмазных, самоцветных - «волшебных» возвышенностей, фигурирующих в фольклорных произведениях практически всех народов Евразии;
5. способность народной памяти зафиксировать на тысячелетия подобные явления говорит о том, что сроки начала нашей цивилизации должны быть сдвинуты к границе плейстоцена и голоцена, то есть, как минимум к 9600 году до Рождества Христова.
В качестве обоснования моих умозаключений я привожу в первой «Горной фантазии…» достаточное на мой взгляд количество ссылок на священные писания разных народов, труды античных историков и географов, многочисленные произведения фольклора. Однако, за бортом моего повествования осталось несоизмеримо больше примеров, достойных цитирования, которые я решил оформить в этакий постскриптум.
А поскольку эта работа носит «лоскутный» характер, собрана из разрозненных фрагментов, я решил не объединять их в единое повествование, а так и оставить в виде отдельных заметок, связанных не стилистикой, а смыслом. Надеюсь, что даже по отдельности каждая из них станет убедительным аргументом в пользу моей гипотезы.
- Древняя кольчуга шестого века, времен короля Артура и Круглого Стола,
по преданию, принадлежала рыцарю сэру Саграмору Желанному.
Обратите внимание на круглое отверстие между петлями кольчуги
с левой стороны груди; происхождение этого отверстия неизвестно,
предполагают, что это след пули. Очевидно, кольчуга была пробита
после изобретения огнестрельного оружия. Быть может, в нее выстрелил
из озорства какой-нибудь солдат Кромвеля.
Мой знакомый улыбнулся, - улыбка у него была какая-то странная;
так, быть может, улыбались много сотен лет назад, - и пробормотал про себя:
- Что скрывать! Я-то знаю, как была пробита эта кольчуга. -
Затем, помолчав, прибавил: - Я сам ее пробил.
При этом замечании я вздрогнул, как от электрического тока.
Когда я пришел в себя, его уже не было.
Марк Твен «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура».
ЧТО ПОВИДАЛ "ВСЁ ПОВИДАВШИЙ"?
Чем больше работал я над темой легендарных гор, тем больше убеждался, что они присутствуют в фольклоре практически любого народа Евразии - арийского и неарийского, обитающего на севере и на юге, существующего ныне и уже не существующего. Их описание есть уже в самом древнем (разумеется, после божественных Вед) литературном памятнике - шумеро-аккадском эпосе о Гильгамеше.
Шумеры - народ сам по себе более чем загадочный. В конце IV тысячелетия до нашей эры они неизвестно откуда появляются в низовьях Евфрата. Своей родиной, как, впрочем, и прародиной всего человечества, шумеры считают некий остров Дильмун, ныне абсолютно безосновательно отожествляемый с Бахрейном.
Местным семитским племенам пришельцы чужды во всех планах - и в этническом, и в культурном, и в лингвистическом. Семитов шумеры, пользуясь цивилизационным и военно-техническим превосходством, громят, загоняют кого в Загроские горы, кого в Сирийскую пустыню и занимают плодородное междуречье Тигра и Евфрата.
Месопотамия времён шумеров.
К моменту максимума шумерской цивилизации доминирующую роль в регионе начинает играть правящая династия города Урук, который в «Библии» будет выведен как Эрех. Видимо, при «поддержке» правителей Урука из разрозненных сказаний, принесённых ещё с легендарной прародины, оформляется эпос о Гильгамеше, якобы царствовавшем в Уруке в конце XXVII - начале XXVI веков до Рождества Христова.
Имя Гильгамеш переводится как «Предок героя», но эпическая поэма о нём называется по его прозвищу «О всё повидавшем».
Легендарные горы в эпосе о Гильгамеше носят имя Машу. За ними расположена страна богов - туда отправляется Гильгамеш после смерти своего друга Энкиду, чтобы узнать у богов смысл бытия и, если получится, добыть средства, чтобы вернуть к жизни почившего друга (ну, это не только Гильгамеш, а все знают куда идти за средствами для оживления покойников - перечитайте, например, польскую сказку «Волшебная гора»(!); там бабка-ведунья более, чем детально описывает не только маршрут, но и некоторые астрономические явления).
…Он слыхал о горах, чье имя - Машу,
Как только к этим горам подошел он,
Что восход и закат стерегут ежедневно,
Наверху металла небес достигают,
Внизу - преисподней их грудь достигает,
Люди-скорпионы стерегут их ворота:
Грозен их вид, их взоры - гибель,
Их мерцающий блеск повергает горы -
При восходе и закате Солнца они охраняют Солнце,
Как только их Гильгамеш увидел -
Ужас и страх его лицо помрачили…
Очень похоже на описания горы Меру. Перед горами Машу, как и перед Меру, на много дней пути раскинулась пустынная степь. Сам Гильгамеш описывает эту местность так:
Я скитался долго, обошел все страны,
Я взбирался на трудные горы,
Через все моря я переправлялся,
Сладким сном не утолял свои очи,
Мучил себя непрерывным бденьем,
Плоть свою я наполнил тоскою,
Не дойдя до хозяйки богов, сносил я одежду,
Убивал я медведей, гиен, львов, барсов и тигров,
Оленей и серн, скот и тварь степную,
Ел их мясо, их шкурой ублажал свое тело…
Если бы в этом фрагменте Гильгамеш упомянул ещё и мамонта, то мы имели бы полный список основных представителей плейстоценовой фауны, обитавшей в приледниковой зоне. Их шкурами Гильгамеш не просто одевает, а «ублажает» своё тело. Понимать это надо так: по мере приближения к леднику ему приходилось одеваться всё теплее и теплее и комфортно себя он почувствовал только в меховой одежде.
В отличие от персонажей других сказок и мифов, пытавшихся вскарабкаться на «хрустальные» и «стеклянные» горы, Гильгамеш преодолевает горы Машу нетрадиционным способом: он проходит на другую сторону через длинный тоннель.
…Человек-скорпион уста открыл и молвит,
вещает он Гильгамешу:
«Никогда, Гильгамеш, не бывало дороги,
Не ходил никто еще ходом горным:
На двенадцать поприщ простирается внутрь он:
Темнота густа, не видно света -
При восходе Солнца закрывают ворота,
При заходе Солнца открывают ворота,
При заходе Солнца опять закрывают ворота.
Выводят оттуда только Шамаша боги,
Опаляет живущих он сияньем,
Ты же - как ты сможешь пройти тем ходом?
Ты войдешь и больше оттуда не выйдешь!»
Упомянутый в этом отрывке Шамаш - это шумерский бог Солнца. Что вполне естественно - а кто ещё может обитать по ту сторону легендарных гор, в Гиперборее, как не солнцебог? А Шамаш его зовут или Аполлон - дело десятое…
Шамаш появляется из-за гор Машу.
12 поприщ по шумерской системе мер расстояний составляет около 20 километров. Тоннель такой длины запросто мог образоваться внутри ледника в результате, скажем, размывания его потоком воды. Мне вспомнился эпизод из мультфильма «Ледниковый период», где герои оказываются именно в таком тоннеле, желая срезать путь. Знаком был этот путь и древним грекам. Они оставили нам описания высокой сводчатой пещеры, через которую протекает мощный поток. Эта пещера носит название Планкты. Через неё проплывали (и чуть там не угробились) аргонавты на обратном пути из Колхиды. А поскольку геологического образования, даже отдалённо Планкты напоминающего, в Европе нет, нам ничего не остаётся, как принять одну из двух мыслей: либо, что это выдумка от и до, либо, что это отражённое в мифах описание внутриледникового тоннеля, промытого водой.
Не таким ли тоннелем шёл Гильгамеш?
Выйдя на свет божий Гильгамеш оказывается в саду из окаменевших деревьев:
…На двенадцатом поприще свет появился,
Поспешил он, рощу из каменьев увидев:
Сердолик плоды приносит,
Гроздьями увешан, на вид приятен.
Лазурит растет листвою
Плодоносит тоже, на вид забавен.
Гильгамеш, проходя по саду каменьев,
Очи поднял на это чудо.
Лезем в Википедию:
Лазурит (ляпис-лазурь) - непрозрачный блестящий минерал натурального насыщенного тёмно-голубого цвета. Иногда на нём встречаются небольшие искристые крапинки серебристого или золотистого цвета (пиритовые включения). По составу алюмосиликат с присутствием серы (пирита).
Халцедон - полупрозрачный минерал, скрытокристаллическая тонковолокнистая разновидность кварца. Полупрозрачен или просвечивает в краях, цвет самый разный, чаще от белого до медово-жёлтого. Образует сферолиты, сферолитовые корки, псевдосталактиты или сплошные массивные образования. Имеет много разновидностей, окрашенных в различные цвета: красноватый (сердолик), зеленоватый (хризопраз), голубоватый (сапфирин) и другие. Используется в изготовлении ювелирных изделий как поделочный камень. Полосчатый халцедон, состоящий из отличающихся по оттенку, прозрачности и плотности слоёв, называется агатом. Из однородных или параллельно-полосчатых участков агата с древнейших времён вытачивали многослойные рельефные художественные изображения, (глиптика).
Как не сложно понять из приведённой справки, оба минерала без труда могут быть коррелятами льда, а Гильгамеш попал, скорее всего, не в каменный лес, а в оледеневший.
Как мы помним, сразу за Меру/Рипейскими горами начинался океан. А потому нечего удивляться, что и Гильгамеш оказывается на берегу какого-то моря:
Сидури - хозяйка богов, что живет на обрыве у моря,
Живет она и брагой их угощает:
Ей дали кувшин, ей дали золотую чашу,
Покрывалом покрыта, незрима людям.
Гильгамеш приближается к ее жилищу,
Шкурой одетый, покрытый прахом…
Здесь кончается обитаемая земля, человеческие владения, мир живых. Дальше, за морем, за водами смерти, на расстоянии шести недель пути, уже лежит шумерский вариант Гипербореи, блаженная обитель богов, не доступная смертным:
Хозяйка ему вещает, Гильгамешу:
«Никогда, Гильгамеш, не бывало переправы,
И не мог переправиться морем никто, здесь бывавший издревле,
Шамаш-герой переправится морем -
Кроме Шамаша, кто это может?
Трудна переправа, тяжела дорога,
Глубоки воды смерти, что ее преграждают.
А что, Гильгамеш, переправившись морем,
Вод смерти достигнув, ты будешь делать?»…
Но герой на то и герой, чтобы вершить невозможное. С помощью корабельщика Уршанаби он переправляется через море и оказывается в обители богов. Умершего друга вернуть к жизни у него не получается, но от своего бессмертного предка Утнапишти он получает утешение и в качестве дара цветок, дающий вечную молодость, который, впрочем, теряет по дороге домой. Заканчивается эпос тем, что Гильгамеш подходит к родному Уруку, любуется его стенами и понимает, что законы жизни непреодолимы, что каждый человек смертен и надо наслаждаться каждым отведённым тебе мгновением.
К слову, о приятеле Гильгамеша Энкиду, из-за которого тот пустился в столь опасный путь. Типчик это ещё тот. В эпосе он предстаёт как дитя природы и противопоставляется городскому жителю Гильгамешу. Внешность у него достаточно дикарская:
…Шерстью покрыто все его тело,
Подобно женщине, волосы носит,
Пряди волос как хлеба густые;
Ни людей, ни мира не ведал…
Энкиду.
«Муж тот с Гильгамешем сходен обличьем - ростом пониже, но костью крепче».
Манеры его соответствуют облику:
Вместе с газелями ест он травы,
Вместе со зверьми к водопою теснится,
Вместе с тварями сердце радует водою…
Занимается Энкиду тем, что досаждает пастухам, нападая на их стада. Именно из их жалобы Гильгамеш впервые слышит о диком разбойнике:
«Некий есть муж, что из гор явился,
Во всей стране рука его могуча,
Как из камня с небес, крепки его руки!
Бродит вечно по всем горам он,
Постоянно со зверьем к водопою теснится,
Постоянно шаги направляет к водопою.
Боюсь я его, приближаться не смею!
Я вырою ямы - он их засыплет,
Я поставлю ловушки - он их вырвет,
Из рук моих уводит зверье и тварь степную,
Он мне не дает в степи трудиться!»
Несмотря на звериный облик и повадки, Энкиду на примере эффективной борьбы с расставленными против него ловушками демонстрирует развитый интеллект. И половую совместимость с самками вида Homo sapiens: Гильгамеш подсылает к Энкиду шлюху, которая после недельных утех приводит истощённое лесное чудо в Урук. Оказавшись в непривычных для себя условиях, Энкиду становится беспомощным, как ребёнок:
На хлеб, что перед ним положили,
Смутившись, он глядит и смотрит:
Не умел Энкиду питаться хлебом,
Питью сикеры обучен не был.
Однако, постепенно цивилизация берёт своё: помытый, постриженный, причесанный и одетый в одежду Энкиду становится «подобен людям». Нечеловеческую его силу используют для охраны пастушьих стад, которые он сам недавно грабил, а впоследствии в военных целях:
…Боевой топор он поднял рукою,
Выхватил из-за пояса меч свой,
Гильгамеш поразил его в затылок,
Его друг, Энкиду, его в грудь ударил;
На третьем ударе пал он,
Замерли его буйные члены,
Сразили они наземь стража, Хумбабу…
Гильгамеш (слева) и Энкиду (справа) убивают ещё одного загадочного человекообразного лесного обитателя Хумбабу.
Конечно, немного не по-рыцарски - вдвоём на одного - но мы сейчас не об этом. А о том, кем же был Энкиду? Ответа я вижу два. Первый, что это такой же Homo sapiens, цивилизационно стоящий на несколько ступеней ниже жителей Урука. А второй, что это гоминид, представитель другого вида человечества. Тот же неандерталец, в конце концов. И хотя тут я противоречу собственной позиции об отсутствии продуктивного взаимодействия между неандертальцами и сапиенсами, можно предположить некое единичное исключение. Нет ничего невозможного в том, что бабой, жрачкой и алкоголем Гильгамешу удалось приручить реликтового гоминида и успешно использовать для своих прагматичных целей. Но тогда получается, что прототип Гильгамеша жил не в XXVII веке до нашей эры, а в XXIII тысячелетии до Рождества Христова, когда возможность такой встречи ещё была.
Продолжение следует.
Орлов Владимир,
альпинист-теоретик.
Ознакомившиеся с моими посильными соображениями, высказанными в предыдущей «Горной фантазии…», читатели вспомнят, надеюсь, что там я доказываю следующее:
1. легендарные горы - ведическая Меру, авестийская Хара Березайти, исламская Каф, античные Рипеи, славяно-языческий Алатырь - имели вполне реальный прототип;
2. на основе описаний - картины звёздного неба, розы ветров, рек, берущих на них своё начало - прообраз данных гор можно локализовать на приполярном участке водораздела Северного Ледовитого океана;
3. предполагаемое их местоположение точно совпадает с геоморфологическими образованиями, сформированными фронтом ледникового щита времён Валдайского оледенения, имевшего место 80 - 10 тысяч лет назад;
4. именно ледник нашёл отражение в образах легендарных гор и прочих - хрустальных, стеклянных, изумрудных, алмазных, самоцветных - «волшебных» возвышенностей, фигурирующих в фольклорных произведениях практически всех народов Евразии;
5. способность народной памяти зафиксировать на тысячелетия подобные явления говорит о том, что сроки начала нашей цивилизации должны быть сдвинуты к границе плейстоцена и голоцена, то есть, как минимум к 9600 году до Рождества Христова.
В качестве обоснования моих умозаключений я привожу в первой «Горной фантазии…» достаточное на мой взгляд количество ссылок на священные писания разных народов, труды античных историков и географов, многочисленные произведения фольклора. Однако, за бортом моего повествования осталось несоизмеримо больше примеров, достойных цитирования, которые я решил оформить в этакий постскриптум.
А поскольку эта работа носит «лоскутный» характер, собрана из разрозненных фрагментов, я решил не объединять их в единое повествование, а так и оставить в виде отдельных заметок, связанных не стилистикой, а смыслом. Надеюсь, что даже по отдельности каждая из них станет убедительным аргументом в пользу моей гипотезы.
- Древняя кольчуга шестого века, времен короля Артура и Круглого Стола,
по преданию, принадлежала рыцарю сэру Саграмору Желанному.
Обратите внимание на круглое отверстие между петлями кольчуги
с левой стороны груди; происхождение этого отверстия неизвестно,
предполагают, что это след пули. Очевидно, кольчуга была пробита
после изобретения огнестрельного оружия. Быть может, в нее выстрелил
из озорства какой-нибудь солдат Кромвеля.
Мой знакомый улыбнулся, - улыбка у него была какая-то странная;
так, быть может, улыбались много сотен лет назад, - и пробормотал про себя:
- Что скрывать! Я-то знаю, как была пробита эта кольчуга. -
Затем, помолчав, прибавил: - Я сам ее пробил.
При этом замечании я вздрогнул, как от электрического тока.
Когда я пришел в себя, его уже не было.
Марк Твен «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура».
ЧТО ПОВИДАЛ "ВСЁ ПОВИДАВШИЙ"?
Чем больше работал я над темой легендарных гор, тем больше убеждался, что они присутствуют в фольклоре практически любого народа Евразии - арийского и неарийского, обитающего на севере и на юге, существующего ныне и уже не существующего. Их описание есть уже в самом древнем (разумеется, после божественных Вед) литературном памятнике - шумеро-аккадском эпосе о Гильгамеше.
Шумеры - народ сам по себе более чем загадочный. В конце IV тысячелетия до нашей эры они неизвестно откуда появляются в низовьях Евфрата. Своей родиной, как, впрочем, и прародиной всего человечества, шумеры считают некий остров Дильмун, ныне абсолютно безосновательно отожествляемый с Бахрейном.
Местным семитским племенам пришельцы чужды во всех планах - и в этническом, и в культурном, и в лингвистическом. Семитов шумеры, пользуясь цивилизационным и военно-техническим превосходством, громят, загоняют кого в Загроские горы, кого в Сирийскую пустыню и занимают плодородное междуречье Тигра и Евфрата.
Месопотамия времён шумеров.
К моменту максимума шумерской цивилизации доминирующую роль в регионе начинает играть правящая династия города Урук, который в «Библии» будет выведен как Эрех. Видимо, при «поддержке» правителей Урука из разрозненных сказаний, принесённых ещё с легендарной прародины, оформляется эпос о Гильгамеше, якобы царствовавшем в Уруке в конце XXVII - начале XXVI веков до Рождества Христова.
Имя Гильгамеш переводится как «Предок героя», но эпическая поэма о нём называется по его прозвищу «О всё повидавшем».
Легендарные горы в эпосе о Гильгамеше носят имя Машу. За ними расположена страна богов - туда отправляется Гильгамеш после смерти своего друга Энкиду, чтобы узнать у богов смысл бытия и, если получится, добыть средства, чтобы вернуть к жизни почившего друга (ну, это не только Гильгамеш, а все знают куда идти за средствами для оживления покойников - перечитайте, например, польскую сказку «Волшебная гора»(!); там бабка-ведунья более, чем детально описывает не только маршрут, но и некоторые астрономические явления).
…Он слыхал о горах, чье имя - Машу,
Как только к этим горам подошел он,
Что восход и закат стерегут ежедневно,
Наверху металла небес достигают,
Внизу - преисподней их грудь достигает,
Люди-скорпионы стерегут их ворота:
Грозен их вид, их взоры - гибель,
Их мерцающий блеск повергает горы -
При восходе и закате Солнца они охраняют Солнце,
Как только их Гильгамеш увидел -
Ужас и страх его лицо помрачили…
Очень похоже на описания горы Меру. Перед горами Машу, как и перед Меру, на много дней пути раскинулась пустынная степь. Сам Гильгамеш описывает эту местность так:
Я скитался долго, обошел все страны,
Я взбирался на трудные горы,
Через все моря я переправлялся,
Сладким сном не утолял свои очи,
Мучил себя непрерывным бденьем,
Плоть свою я наполнил тоскою,
Не дойдя до хозяйки богов, сносил я одежду,
Убивал я медведей, гиен, львов, барсов и тигров,
Оленей и серн, скот и тварь степную,
Ел их мясо, их шкурой ублажал свое тело…
Если бы в этом фрагменте Гильгамеш упомянул ещё и мамонта, то мы имели бы полный список основных представителей плейстоценовой фауны, обитавшей в приледниковой зоне. Их шкурами Гильгамеш не просто одевает, а «ублажает» своё тело. Понимать это надо так: по мере приближения к леднику ему приходилось одеваться всё теплее и теплее и комфортно себя он почувствовал только в меховой одежде.
В отличие от персонажей других сказок и мифов, пытавшихся вскарабкаться на «хрустальные» и «стеклянные» горы, Гильгамеш преодолевает горы Машу нетрадиционным способом: он проходит на другую сторону через длинный тоннель.
…Человек-скорпион уста открыл и молвит,
вещает он Гильгамешу:
«Никогда, Гильгамеш, не бывало дороги,
Не ходил никто еще ходом горным:
На двенадцать поприщ простирается внутрь он:
Темнота густа, не видно света -
При восходе Солнца закрывают ворота,
При заходе Солнца открывают ворота,
При заходе Солнца опять закрывают ворота.
Выводят оттуда только Шамаша боги,
Опаляет живущих он сияньем,
Ты же - как ты сможешь пройти тем ходом?
Ты войдешь и больше оттуда не выйдешь!»
Упомянутый в этом отрывке Шамаш - это шумерский бог Солнца. Что вполне естественно - а кто ещё может обитать по ту сторону легендарных гор, в Гиперборее, как не солнцебог? А Шамаш его зовут или Аполлон - дело десятое…
Шамаш появляется из-за гор Машу.
12 поприщ по шумерской системе мер расстояний составляет около 20 километров. Тоннель такой длины запросто мог образоваться внутри ледника в результате, скажем, размывания его потоком воды. Мне вспомнился эпизод из мультфильма «Ледниковый период», где герои оказываются именно в таком тоннеле, желая срезать путь. Знаком был этот путь и древним грекам. Они оставили нам описания высокой сводчатой пещеры, через которую протекает мощный поток. Эта пещера носит название Планкты. Через неё проплывали (и чуть там не угробились) аргонавты на обратном пути из Колхиды. А поскольку геологического образования, даже отдалённо Планкты напоминающего, в Европе нет, нам ничего не остаётся, как принять одну из двух мыслей: либо, что это выдумка от и до, либо, что это отражённое в мифах описание внутриледникового тоннеля, промытого водой.
Не таким ли тоннелем шёл Гильгамеш?
Выйдя на свет божий Гильгамеш оказывается в саду из окаменевших деревьев:
…На двенадцатом поприще свет появился,
Поспешил он, рощу из каменьев увидев:
Сердолик плоды приносит,
Гроздьями увешан, на вид приятен.
Лазурит растет листвою
Плодоносит тоже, на вид забавен.
Гильгамеш, проходя по саду каменьев,
Очи поднял на это чудо.
Лезем в Википедию:
Лазурит (ляпис-лазурь) - непрозрачный блестящий минерал натурального насыщенного тёмно-голубого цвета. Иногда на нём встречаются небольшие искристые крапинки серебристого или золотистого цвета (пиритовые включения). По составу алюмосиликат с присутствием серы (пирита).
Халцедон - полупрозрачный минерал, скрытокристаллическая тонковолокнистая разновидность кварца. Полупрозрачен или просвечивает в краях, цвет самый разный, чаще от белого до медово-жёлтого. Образует сферолиты, сферолитовые корки, псевдосталактиты или сплошные массивные образования. Имеет много разновидностей, окрашенных в различные цвета: красноватый (сердолик), зеленоватый (хризопраз), голубоватый (сапфирин) и другие. Используется в изготовлении ювелирных изделий как поделочный камень. Полосчатый халцедон, состоящий из отличающихся по оттенку, прозрачности и плотности слоёв, называется агатом. Из однородных или параллельно-полосчатых участков агата с древнейших времён вытачивали многослойные рельефные художественные изображения, (глиптика).
Как не сложно понять из приведённой справки, оба минерала без труда могут быть коррелятами льда, а Гильгамеш попал, скорее всего, не в каменный лес, а в оледеневший.
Как мы помним, сразу за Меру/Рипейскими горами начинался океан. А потому нечего удивляться, что и Гильгамеш оказывается на берегу какого-то моря:
Сидури - хозяйка богов, что живет на обрыве у моря,
Живет она и брагой их угощает:
Ей дали кувшин, ей дали золотую чашу,
Покрывалом покрыта, незрима людям.
Гильгамеш приближается к ее жилищу,
Шкурой одетый, покрытый прахом…
Здесь кончается обитаемая земля, человеческие владения, мир живых. Дальше, за морем, за водами смерти, на расстоянии шести недель пути, уже лежит шумерский вариант Гипербореи, блаженная обитель богов, не доступная смертным:
Хозяйка ему вещает, Гильгамешу:
«Никогда, Гильгамеш, не бывало переправы,
И не мог переправиться морем никто, здесь бывавший издревле,
Шамаш-герой переправится морем -
Кроме Шамаша, кто это может?
Трудна переправа, тяжела дорога,
Глубоки воды смерти, что ее преграждают.
А что, Гильгамеш, переправившись морем,
Вод смерти достигнув, ты будешь делать?»…
Но герой на то и герой, чтобы вершить невозможное. С помощью корабельщика Уршанаби он переправляется через море и оказывается в обители богов. Умершего друга вернуть к жизни у него не получается, но от своего бессмертного предка Утнапишти он получает утешение и в качестве дара цветок, дающий вечную молодость, который, впрочем, теряет по дороге домой. Заканчивается эпос тем, что Гильгамеш подходит к родному Уруку, любуется его стенами и понимает, что законы жизни непреодолимы, что каждый человек смертен и надо наслаждаться каждым отведённым тебе мгновением.
К слову, о приятеле Гильгамеша Энкиду, из-за которого тот пустился в столь опасный путь. Типчик это ещё тот. В эпосе он предстаёт как дитя природы и противопоставляется городскому жителю Гильгамешу. Внешность у него достаточно дикарская:
…Шерстью покрыто все его тело,
Подобно женщине, волосы носит,
Пряди волос как хлеба густые;
Ни людей, ни мира не ведал…
Энкиду.
«Муж тот с Гильгамешем сходен обличьем - ростом пониже, но костью крепче».
Манеры его соответствуют облику:
Вместе с газелями ест он травы,
Вместе со зверьми к водопою теснится,
Вместе с тварями сердце радует водою…
Занимается Энкиду тем, что досаждает пастухам, нападая на их стада. Именно из их жалобы Гильгамеш впервые слышит о диком разбойнике:
«Некий есть муж, что из гор явился,
Во всей стране рука его могуча,
Как из камня с небес, крепки его руки!
Бродит вечно по всем горам он,
Постоянно со зверьем к водопою теснится,
Постоянно шаги направляет к водопою.
Боюсь я его, приближаться не смею!
Я вырою ямы - он их засыплет,
Я поставлю ловушки - он их вырвет,
Из рук моих уводит зверье и тварь степную,
Он мне не дает в степи трудиться!»
Несмотря на звериный облик и повадки, Энкиду на примере эффективной борьбы с расставленными против него ловушками демонстрирует развитый интеллект. И половую совместимость с самками вида Homo sapiens: Гильгамеш подсылает к Энкиду шлюху, которая после недельных утех приводит истощённое лесное чудо в Урук. Оказавшись в непривычных для себя условиях, Энкиду становится беспомощным, как ребёнок:
На хлеб, что перед ним положили,
Смутившись, он глядит и смотрит:
Не умел Энкиду питаться хлебом,
Питью сикеры обучен не был.
Однако, постепенно цивилизация берёт своё: помытый, постриженный, причесанный и одетый в одежду Энкиду становится «подобен людям». Нечеловеческую его силу используют для охраны пастушьих стад, которые он сам недавно грабил, а впоследствии в военных целях:
…Боевой топор он поднял рукою,
Выхватил из-за пояса меч свой,
Гильгамеш поразил его в затылок,
Его друг, Энкиду, его в грудь ударил;
На третьем ударе пал он,
Замерли его буйные члены,
Сразили они наземь стража, Хумбабу…
Гильгамеш (слева) и Энкиду (справа) убивают ещё одного загадочного человекообразного лесного обитателя Хумбабу.
Конечно, немного не по-рыцарски - вдвоём на одного - но мы сейчас не об этом. А о том, кем же был Энкиду? Ответа я вижу два. Первый, что это такой же Homo sapiens, цивилизационно стоящий на несколько ступеней ниже жителей Урука. А второй, что это гоминид, представитель другого вида человечества. Тот же неандерталец, в конце концов. И хотя тут я противоречу собственной позиции об отсутствии продуктивного взаимодействия между неандертальцами и сапиенсами, можно предположить некое единичное исключение. Нет ничего невозможного в том, что бабой, жрачкой и алкоголем Гильгамешу удалось приручить реликтового гоминида и успешно использовать для своих прагматичных целей. Но тогда получается, что прототип Гильгамеша жил не в XXVII веке до нашей эры, а в XXIII тысячелетии до Рождества Христова, когда возможность такой встречи ещё была.
Продолжение следует.
Орлов Владимир,
альпинист-теоретик.