Сказка про то, как озорные девчонки пришли дразнить медведя в его берлогу и что из этого вышло, становится всё печальней.
Сегодня я съездил к зданию Хамовнического суда, где началось разбирательство по «Делу кощунниц».
Надо сказать, что мое отношение к этой истории по мере ее развития менялось.
Я не поклонник панк-стилистики. Она, собственно, для того и существует, чтобы эпатировать косный истеблишмент. Я - часть косного истеблишмента, поэтому я исправно эпатировался. Мне решительно не понравились половые безобразия в зоомузее и пляски с воплями в церкви. Мне всё это и не должно было нравиться - иначе это не было бы контркультурой. Контркультуру я не люблю, я типичный представитель благопристойных буржуазно-обывательских ценностей.
Но именно эти скучнейшие, тривиальнейшие ценности не позволяют мне спокойно наблюдать, как косолапая, когтистая госмашина мстительно рвет и грызет трех юных хулиганок. Правила вышеупомянутой благопристойности предписывают в подобных случаях заступаться.
Переулок, где находится суд, выглядел сегодня утром вот так:
Медведь испугался, что заступников придет много. Но их была горстка - меньше, чем журналистов.
Журналисты спросили, почему я сюда пришел.
Причина вообще-то вот:
Но не говорить же в камеры и микрофоны вещи, которые и так очевидны: «Нельзя позволять, чтобы зверь-людоед жрал живых девочек».
Поэтому я отвечал гражданственное.
Что Верховный Суд отказался рассматривать письмо деятелей культуры в защиту трех девушек, потому что под обращением нет наших подписей и неизвестно, подписывали мы письмо в действительности или нет, и вообще все мы не «участники процесса», а посторонние лица. Вот я и пришел засвидетельствовть: подпись действительно моя. А кроме того я считаю себя самым непосредственным «участником процесса», поскольку, если гражданский суд превращается в церковную инквизицию, это касается всех и каждого.
Чем всё кончилось, вы знаете. Прокуратура потребовала оставить девочек в тюрьме еще на полгода. Судья Марина Сырова, достойная сотрудница бесстрашного судьи Данилкина, ответила косолапому чудищу: «Слушаюсь и повинуюсь».
Я думаю, что если бы к суду пришли не пятьдесят человек, а пятьдесят тысяч, исход дела был бы иным. Когда медведь-людоед видит рогатину, он приседает на задние лапы.
Скушает мохнатое животное живых девочек или нет, будет зависеть от нас с вами.