КОММУНИЗМА НЕ БУДЕТ. ПОКА...
Идея безусловного основного дохода (БОД) была отвергнута большинством швейцарцев на референдуме (76,9% голосов), а также всеми 26 кантонами и полукантонами Швейцарии. "Идея основного дохода, который выплачивался бы всем, не привлекла швейцарцев, - указывает SRG. - 76,9% из них отвергли эту общественную инициативу, выдвинутую комитетом граждан без какой-либо политической принадлежности. Все кантоны с большим перевесом голосов также ее отклонили". http://tass.ru/mezhdunarodnaya-panorama/3340602 В это же время идею безусловного основного дохода разрабатывает Финляндия. Такой же пилотный проект собираются запустить запустят в одном из городов Нидерландов Утрехте. Идея «безусловного основного дохода» предполагает, что человек получает некоторую сумму денег от государства без каких-либо условий, вне зависимости от того, работает он или нет. При этом выплаты безусловного дохода каждого гражданина не будут облагаться налогом.
Вопрос о необходимости безусловного основного дохода ставился на протяжении второй половины прошлого столетия и начале нынешнего много раз экономистами, политиками, общественными активистами. Эксперименты по введению безусловного дохода уже проводили в Намибии, в деревне Очиверо с населением около тысячи человек. На Аляске существует фонд, ежегодно выплачивающий жителям региона средства, размер которых зависит от того, насколько успешной была его инвестиционная политика.
Однако единства мнений по поводу безусловного дохода, как видим по результатам референдума, нет. Сторонники безусловного дохода уверены, что гарантированный прожиточный минимум не лишит людей желания работать. Большинство работает, поскольку видит в своей деятельности смысл и чувствует, что работа положительно оценивается обществом. Сторонники убеждены, что «с введением безусловного дохода мы неожиданно поймём, что не материальная нужда заставляет нас работать, а наоборот, материальная обеспеченность позволяет нам работать по-настоящему.
Казалось бы, деньги ты получаешь просто так, зачем напрягаться? А если безусловного дохода не хватает, то можно найти подработку на неполный рабочий день. Что приводит нас к следующей претензии: из-за того, что люди меньше работают, в экономике страны происходит спад производства и, как следствие, коллапс. Кроме того, введение основного дохода (в той или иной форме) на территории государства может привести к непредсказуемым последствиям. Например, в такую страну наверняка поедут мигранты
Если отвлечься от дискуссий вокруг «за» и «против», то необходимо констатировать, что идея безусловного основного дохода на самом деле является показателем глобальных социальных трансформаций, осмысление которых, как обычно, происходит медленнее, нежели оно проявляют себя в общественном пространстве.
Эти трансформации предчувствовали крупнейшие западные интеллектуалы еще 60 лет назад, когда писали о скором наступлении «эры праздности» и «будущего смертельной скуки». Уже тогда было высказано предположение, что в будущем для поддержания уровня жизни потребуется гораздо меньше труда, как следствие, сократится рабочая неделя, тем более что статистика достаточно красноречива - если в странах сегодняшнего Евросоюза в 1850 году рабочее время занимало 70,6 часа в неделю, то в 1960-м оно составляло всего 37 часов.
Правда, это предположение основывалось на том, что заработные платы будут неуклонно расти, а этого не случилось. Но даже при росте доходов никто не отменял «парадокса Истерлина», согласно которому даже сильный рост доходов делает человека лишь незначительно счастливее, а это значит, что человек будет искать недостающее счастье на стороне, во внетрудовых формах существования.
И вот «эра праздности» наступила и одной из ее внешних форм и является «безусловный основной доход». Его идея показывает, что работающие люди (то есть основные субъекты экономики) становятся больше не нужны.
Не нужны в силу целого ряда обстоятельств. Во-первых, потому, что налоги граждан не в состоянии обеспечить все нужды государства, а также потребности «приближенных к государству» чиновников и олигархов. Именно поэтому все страны сегодня «живут не по средствам» - гигантские внешние долги (особенно 17 триллионов США) свидетельствуют именно об этом.
Тем более исторический опыт свидетельствует, что взять с производителя (особенно того, кто именно работает, а не сидит в офисе - сельчанина, рабочего завода и пр.) не разрушая основ его жизни и личной экономики можно только около 10%. То есть это та самая «десятина», которая упоминается в Библии и в русских летописях. Повышение и умножение налогов выше данной планки, при наполнении (относительном) казны, всегда приводит к социальной дестабилизации, росту напряженности, пессимизму и желанию употребить насилие для решения неразрешимых вопросов.
Можно посмотреть на Европу - там налоги сегодня достигают более 50 процентов и, как следствие, происходит ухудшение уровня жизни, начинаются демонстрации и забастовки, из европейских стран бежит молодежь и предприниматели. Недостаток средств восполняется займами, финансовыми спекуляциями, добровольной складчиной буржуев, которые, как гражданин Корейко, понимают, что часть меньше целого и лучше отдать ее, чем лишиться всего. А в наше время еще и грабежом соседей, как в случае с разорением Ливии или Ирака, или откровенно преступной экономией - у ИГИЛ масса покупателей нефти именно потому, что они отдают ее гораздо дешевле, а мораль уже давно выведена из обихода большинства стран.
Поэтому рождается идея спасительной соломины - «безусловного основного дохода». Проще гражданам выплачивать небольшие в масштабах государства (особенно богатого) деньги, вернув их с олигархов или добавив процентов в спекулятивных сделках, чем тушить социальную напряженность. Тем более, что «безусловный основной доход» ставит государство в чрезвычайно выгодное положение - оно больше своим гражданам ничем не обязано. Можно смело сворачивать социальные программы (вот и еще прибыль в казну), что уже и происходит. Король Нидерландов Виллем-Александр заявил, что «социального государства ХХ века больше не существует», пояснив, что на смену приходит время participation society («общества активного участия»), «в котором каждый сам берет на себя ответственность за свое будущее и создает свои собственные системы социальной и финансовой безопасности при минимальной поддержке национальных правительств».
Можно также обращаться с гражданами в случае необходимости как угодно жестко (и это тоже происходит). Ибо свободный человек не живет милостыней, личная независимость означает, прежде всего, отсутствие финансовой зависимости от кого бы то ни было. А если тебе кто-то все время дает деньги просто потому, что ты есть, то имеет право требовать, что хочет, а ты должен мириться и не можешь кусать кормящую руку - это всегда считалось неприемлемым. То есть «безусловный основной доход» есть крайняя форма зависимости человека от государства.
И вот здесь важно понять, почему именно сегодня актуализировалась эта тема.
Государство, как и демократия, может существовать лишь в условиях наличия иерархии социальных структур. Государство утверждает эту иерархию, а демократия регулирует отношения между структурами. При этом границы социумов должны быть четко очерчены, а индивид в социуме наделен социальным (классовым, групповым) статусом, иначе настанет хаос. Однако сегодня происходит стремительная деиерархизация и разрушение социальных структур, на месте которых создаются новые, весьма многочисленные образования с новыми внесоциальными элитами и строятся эти образования по горизонтали. Индивид в этих условиях приобретает (определяет) собственный статус, не связанный с социумом или группой.
Соответственно проседает и слабеет государство и деградирует, теряет свое первоначальное значение демократия, что видно невооруженным глазом. И сегодняшние разговоры о необходимости «безусловного основного дохода» это попытка спасти государство, найти новую форму подчинения человека государству, ввести вместо демократии простые и понятные принципы финансовой зависимости, корни которых гораздо глубже, чем корни современной (именно современной) демократии.
Если ты у кого-то что-то взял без внятных обоснований, просто так, то ты вечный должник, оставляющий заимодавцу право самому выбрать форму и размер взыскания долга. Если сегодня все больше граждан задаются вопросом «зачем нужно государство», то при возникновении «безусловного основного дохода» этот вопрос получает вполне определенный ответ. Но есть и оборотная сторона. Значительное количество людей считают, что заработная плата есть не только эквивалент стоимости труда, но и показатель нужности человека государству и обществу. Как только зарплата сменится «безусловным основным доходом», у значительного количества людей появится синдром ненужности, бесполезности, невостребованности, ощущение того, что от него «дешево отделались».
Кроме того, «безусловный основной доход» ставит еще один, фундаментальный вопрос. Когда один из основателей американской нации Т.Пейн сказал, что «без дохода нет гражданина», он, разумеется, имел в виду вознаграждение, получаемое за труд. То есть доход оценивает не только труд, но и степень участия человека в деле государства, его готовность подчиняться и слушаться, доход социализирует человека. Асоциальные личности это прежде всего личности без определенных занятий и дохода. В рамках рассматриваемого сюжета вознаграждение без труда деформирует суть гражданина, меняет его природу, ибо его связь с государством (то есть гражданственность) становится почти эфемерной.
Кроме того, на связке «труд-вознаграждение», то есть на продаже своих рук строится вся капиталистическая система, вся структура взаимоотношений между хозяином и работником. Как только эта связка распадается, рушится капитализм. То есть «безусловный основной доход» это попытка выстроить принципиально иной базис экономических отношений в обществе и его утверждение будет равно революции 1917 года в России и установлению социалистической системы в экономике, которая неизбежно потребует ломки и переделки всех надстроечных (по Марксу) структур. Готова ли к этому современная цивилизация?
Однако дело не только в этом. Проводя идею «безусловного основного дохода», государство сегодня старается решить глобальную проблему, заключающуюся в том, что труд (работа), а соответственно, и досуг, теряют значение и формы, которые у них имелись последние 300-200 лет. Базовая граница между трудом и досугом, которую современный исследователь М.Маяцкий считает «цивилизационной революцией», перестала существовать. Во многом это связано с тем, что отношения между работником и работодателем (и вообще между человеком и внешним миром) изменились до неузнаваемости. Работы (труда) в прежнем понимании (определенное рабочее место, обязанности, рабочий день «от сих до сих» и пр.) уже почти нет.
Эти трансформации прослеживаются очень четко. В доиндустриальной эпохе, примерно до XVIII века досуг и труд не были строго разделены, совмещались и перемежались внутри каждого не только дня, но и даже часа, минуты. Человек работал с сыном на поле, тут же отдыхал, общался, занимался воспитанием и так далее. Переход к фабричному производству повлек за собой четкое разделение работы и свободного времени, символизируемое введением фабричного гудка. Первые теоретики досуга полагали, что отныне и впредь труд и досуг останутся строго разведены.
Но не прошло и полувека, как цивилизация вернулась к модели их взаимопроникновения, к пористости границы между ними. Сегодня выясняется, что период четкого разделения труда и досуга был историческим исключением, которое длилось максимум пару веков и не все страны мира затронуло.
На смену пролетариату пришел, по выражению Г.Стендинга, прекариат, основу существования которого оставляет не регламентированный, четко оплаченный и защищенный (профсоюзами и пр.) труд, а негарантированные и незащищённые трудовые отношения (подряды, срочные трудовые контракты, неполная занятость, заемный труд (аутстаффинг), работа по вызову и т. д.) В этих условиях исчезает ответственность работодателя за персонал, исчезает «место работы», являющееся очень широким понятием, вмещающим в себя обязательства перед работодателем, взаимоотношения в коллективе и пр., уничтожаются социальные гарантии. Не случайно в наши дни в США численность членов профсоюзов упала до самого низкого уровня за последние 70 лет.
«Лозунгом дня стала гибкость, - пишет известный современный философ З.Бауман, - что применительно к рынку труда означает конец трудовой деятельности в известном для нас виде, переход к работе по краткосрочным, сиюминутным контрактам либо вообще без таковых, к работе без всяких оговоренных гарантий… Место работы воспринимается как своего рода кемпинг, где человек останавливается на несколько ночей и который можно покинуть в любой момент, если не предоставлены обещанные удобства, а не как общий дом...».
«Работа больше не может являться осью, - подводит итог Бауман, - вокруг которой группируются самоопределения, идентичности и жизненные планы». Здесь не лишне вспомнить, что в исторической науке словом «прекарий» описывался средневековый человек, который взял землю у земельного собственника в пользование и должен был платить оброк или выполнять барщину. Именно прекарные отношения стали самым распространённым способом втягивания свободных крестьян в зависимость от феодала. Таким образом, родился новый обширный социальный класс, у которого нет своего места в обществе, что приводит к перекосам и попыткам втиснуть его в прежние рамки, в которые он не влезает по определению.
Прекариат стал порождением контрреволюции, которой сменилась указанная выше «цивилизационная революция», то есть сегодня опять происходит смешение труда и досуга, в результате чего они становятся трудноразличимы и почти неатрибутируемы в привычных категориях. Поэтому сегодня все чаще говорят о том, что на место прежнего труда, понимаемого, как правило, в индустриальной форме, идет деятельность, то есть социальная активность, где труд перемешан с досугом, то есть когда общение, коммуникации, встречи, брейнстормы приносят деньги. Вас нанимают уже не на готовый функционал, а с ожиданием, что вы сами будете его расширять, придумывать себе новые полномочия. А в этом вы по определению никогда не сможете удовлетворить вашего работодателя. Он всегда будет говорить: что ж, неплохо, но ищи дальше! Вы оказываетесь под прессом этой новой ситуации, которая, конечно же, мобилизует вас не только в режиме «от звонка до звонка», но и всё ваше время.
В то же время видим, что крупные промышленные предприятия всё больше тяготеют к дроблению: для повышения гибкости всё больше своих функций они отдают на аутсорсинг фирмам-цехам, часто выросшим в их лоне, и обращаются к этим фирмам по мере необходимости. Внутри этих маленьких фирм по этой же логике выделяются мастерские, у которых есть стабильные заказы из «головного центра», но и работа, которую они сами ищут. И наконец, это доходит до индивидов, когда человек становится предпринимателем самого себя (self-entrepreneur), хозяином своего рабочего и свободного времени. Это дает ему больше свободы, не приковывает к станку с восьми утра до пяти вечера, но вместе с тем делает его труд всё более нестабильным, уязвимым, ненадежным, опасным с точки зрения психической и физической гигиены. Человек всё время в напряжении и постоянно думает о том, что будет завтра, когда этой работы, возможно, не будет.
Меняются в связи с этим и социальные отношения. Если старики жили, чтобы работать (и чтобы заслужить работой отдых), то нынешнее поколение миллениалов согласно работать, чтобы жить, но еще лучше - просто жить. Конфликт поколений (то есть тех, кто уже заканчивает жить и тех, кто живет в полную силу) обостряется. В тех или иных формах от стариков стремятся избавиться. Их в разных формах выставляют из дома. Для тех, кто беден есть дома престарелых, для богатых на Западе уже есть мореходные салоны: покупайте или арендуйте яхты, катера, пароходы, и уплывайте подальше, авось не вернетесь. Разрабатываются уже модели особых домов для стариков, где последний почти не будет зависеть от родственников или помощников. В этих домах старик, не вставая с постели, сможет открывать дверь, въезжать под душ на кресле, готовить пищу одной рукой, не вставая с кресла и т.д.
Таким образом, в идее «Бод» мы сталкиваемся с очень большим количеством проблем, которые все явственнее дают о себе знать. И пусть эта идея пока отвергнута (только в Швейцарии), но, если учесть все, сказанное выше, нет никакого сомнения, что она все равно победит.
Вопрос о необходимости безусловного основного дохода ставился на протяжении второй половины прошлого столетия и начале нынешнего много раз экономистами, политиками, общественными активистами. Эксперименты по введению безусловного дохода уже проводили в Намибии, в деревне Очиверо с населением около тысячи человек. На Аляске существует фонд, ежегодно выплачивающий жителям региона средства, размер которых зависит от того, насколько успешной была его инвестиционная политика.
Однако единства мнений по поводу безусловного дохода, как видим по результатам референдума, нет. Сторонники безусловного дохода уверены, что гарантированный прожиточный минимум не лишит людей желания работать. Большинство работает, поскольку видит в своей деятельности смысл и чувствует, что работа положительно оценивается обществом. Сторонники убеждены, что «с введением безусловного дохода мы неожиданно поймём, что не материальная нужда заставляет нас работать, а наоборот, материальная обеспеченность позволяет нам работать по-настоящему.
Казалось бы, деньги ты получаешь просто так, зачем напрягаться? А если безусловного дохода не хватает, то можно найти подработку на неполный рабочий день. Что приводит нас к следующей претензии: из-за того, что люди меньше работают, в экономике страны происходит спад производства и, как следствие, коллапс. Кроме того, введение основного дохода (в той или иной форме) на территории государства может привести к непредсказуемым последствиям. Например, в такую страну наверняка поедут мигранты
Если отвлечься от дискуссий вокруг «за» и «против», то необходимо констатировать, что идея безусловного основного дохода на самом деле является показателем глобальных социальных трансформаций, осмысление которых, как обычно, происходит медленнее, нежели оно проявляют себя в общественном пространстве.
Эти трансформации предчувствовали крупнейшие западные интеллектуалы еще 60 лет назад, когда писали о скором наступлении «эры праздности» и «будущего смертельной скуки». Уже тогда было высказано предположение, что в будущем для поддержания уровня жизни потребуется гораздо меньше труда, как следствие, сократится рабочая неделя, тем более что статистика достаточно красноречива - если в странах сегодняшнего Евросоюза в 1850 году рабочее время занимало 70,6 часа в неделю, то в 1960-м оно составляло всего 37 часов.
Правда, это предположение основывалось на том, что заработные платы будут неуклонно расти, а этого не случилось. Но даже при росте доходов никто не отменял «парадокса Истерлина», согласно которому даже сильный рост доходов делает человека лишь незначительно счастливее, а это значит, что человек будет искать недостающее счастье на стороне, во внетрудовых формах существования.
И вот «эра праздности» наступила и одной из ее внешних форм и является «безусловный основной доход». Его идея показывает, что работающие люди (то есть основные субъекты экономики) становятся больше не нужны.
Не нужны в силу целого ряда обстоятельств. Во-первых, потому, что налоги граждан не в состоянии обеспечить все нужды государства, а также потребности «приближенных к государству» чиновников и олигархов. Именно поэтому все страны сегодня «живут не по средствам» - гигантские внешние долги (особенно 17 триллионов США) свидетельствуют именно об этом.
Тем более исторический опыт свидетельствует, что взять с производителя (особенно того, кто именно работает, а не сидит в офисе - сельчанина, рабочего завода и пр.) не разрушая основ его жизни и личной экономики можно только около 10%. То есть это та самая «десятина», которая упоминается в Библии и в русских летописях. Повышение и умножение налогов выше данной планки, при наполнении (относительном) казны, всегда приводит к социальной дестабилизации, росту напряженности, пессимизму и желанию употребить насилие для решения неразрешимых вопросов.
Можно посмотреть на Европу - там налоги сегодня достигают более 50 процентов и, как следствие, происходит ухудшение уровня жизни, начинаются демонстрации и забастовки, из европейских стран бежит молодежь и предприниматели. Недостаток средств восполняется займами, финансовыми спекуляциями, добровольной складчиной буржуев, которые, как гражданин Корейко, понимают, что часть меньше целого и лучше отдать ее, чем лишиться всего. А в наше время еще и грабежом соседей, как в случае с разорением Ливии или Ирака, или откровенно преступной экономией - у ИГИЛ масса покупателей нефти именно потому, что они отдают ее гораздо дешевле, а мораль уже давно выведена из обихода большинства стран.
Поэтому рождается идея спасительной соломины - «безусловного основного дохода». Проще гражданам выплачивать небольшие в масштабах государства (особенно богатого) деньги, вернув их с олигархов или добавив процентов в спекулятивных сделках, чем тушить социальную напряженность. Тем более, что «безусловный основной доход» ставит государство в чрезвычайно выгодное положение - оно больше своим гражданам ничем не обязано. Можно смело сворачивать социальные программы (вот и еще прибыль в казну), что уже и происходит. Король Нидерландов Виллем-Александр заявил, что «социального государства ХХ века больше не существует», пояснив, что на смену приходит время participation society («общества активного участия»), «в котором каждый сам берет на себя ответственность за свое будущее и создает свои собственные системы социальной и финансовой безопасности при минимальной поддержке национальных правительств».
Можно также обращаться с гражданами в случае необходимости как угодно жестко (и это тоже происходит). Ибо свободный человек не живет милостыней, личная независимость означает, прежде всего, отсутствие финансовой зависимости от кого бы то ни было. А если тебе кто-то все время дает деньги просто потому, что ты есть, то имеет право требовать, что хочет, а ты должен мириться и не можешь кусать кормящую руку - это всегда считалось неприемлемым. То есть «безусловный основной доход» есть крайняя форма зависимости человека от государства.
И вот здесь важно понять, почему именно сегодня актуализировалась эта тема.
Государство, как и демократия, может существовать лишь в условиях наличия иерархии социальных структур. Государство утверждает эту иерархию, а демократия регулирует отношения между структурами. При этом границы социумов должны быть четко очерчены, а индивид в социуме наделен социальным (классовым, групповым) статусом, иначе настанет хаос. Однако сегодня происходит стремительная деиерархизация и разрушение социальных структур, на месте которых создаются новые, весьма многочисленные образования с новыми внесоциальными элитами и строятся эти образования по горизонтали. Индивид в этих условиях приобретает (определяет) собственный статус, не связанный с социумом или группой.
Соответственно проседает и слабеет государство и деградирует, теряет свое первоначальное значение демократия, что видно невооруженным глазом. И сегодняшние разговоры о необходимости «безусловного основного дохода» это попытка спасти государство, найти новую форму подчинения человека государству, ввести вместо демократии простые и понятные принципы финансовой зависимости, корни которых гораздо глубже, чем корни современной (именно современной) демократии.
Если ты у кого-то что-то взял без внятных обоснований, просто так, то ты вечный должник, оставляющий заимодавцу право самому выбрать форму и размер взыскания долга. Если сегодня все больше граждан задаются вопросом «зачем нужно государство», то при возникновении «безусловного основного дохода» этот вопрос получает вполне определенный ответ. Но есть и оборотная сторона. Значительное количество людей считают, что заработная плата есть не только эквивалент стоимости труда, но и показатель нужности человека государству и обществу. Как только зарплата сменится «безусловным основным доходом», у значительного количества людей появится синдром ненужности, бесполезности, невостребованности, ощущение того, что от него «дешево отделались».
Кроме того, «безусловный основной доход» ставит еще один, фундаментальный вопрос. Когда один из основателей американской нации Т.Пейн сказал, что «без дохода нет гражданина», он, разумеется, имел в виду вознаграждение, получаемое за труд. То есть доход оценивает не только труд, но и степень участия человека в деле государства, его готовность подчиняться и слушаться, доход социализирует человека. Асоциальные личности это прежде всего личности без определенных занятий и дохода. В рамках рассматриваемого сюжета вознаграждение без труда деформирует суть гражданина, меняет его природу, ибо его связь с государством (то есть гражданственность) становится почти эфемерной.
Кроме того, на связке «труд-вознаграждение», то есть на продаже своих рук строится вся капиталистическая система, вся структура взаимоотношений между хозяином и работником. Как только эта связка распадается, рушится капитализм. То есть «безусловный основной доход» это попытка выстроить принципиально иной базис экономических отношений в обществе и его утверждение будет равно революции 1917 года в России и установлению социалистической системы в экономике, которая неизбежно потребует ломки и переделки всех надстроечных (по Марксу) структур. Готова ли к этому современная цивилизация?
Однако дело не только в этом. Проводя идею «безусловного основного дохода», государство сегодня старается решить глобальную проблему, заключающуюся в том, что труд (работа), а соответственно, и досуг, теряют значение и формы, которые у них имелись последние 300-200 лет. Базовая граница между трудом и досугом, которую современный исследователь М.Маяцкий считает «цивилизационной революцией», перестала существовать. Во многом это связано с тем, что отношения между работником и работодателем (и вообще между человеком и внешним миром) изменились до неузнаваемости. Работы (труда) в прежнем понимании (определенное рабочее место, обязанности, рабочий день «от сих до сих» и пр.) уже почти нет.
Эти трансформации прослеживаются очень четко. В доиндустриальной эпохе, примерно до XVIII века досуг и труд не были строго разделены, совмещались и перемежались внутри каждого не только дня, но и даже часа, минуты. Человек работал с сыном на поле, тут же отдыхал, общался, занимался воспитанием и так далее. Переход к фабричному производству повлек за собой четкое разделение работы и свободного времени, символизируемое введением фабричного гудка. Первые теоретики досуга полагали, что отныне и впредь труд и досуг останутся строго разведены.
Но не прошло и полувека, как цивилизация вернулась к модели их взаимопроникновения, к пористости границы между ними. Сегодня выясняется, что период четкого разделения труда и досуга был историческим исключением, которое длилось максимум пару веков и не все страны мира затронуло.
На смену пролетариату пришел, по выражению Г.Стендинга, прекариат, основу существования которого оставляет не регламентированный, четко оплаченный и защищенный (профсоюзами и пр.) труд, а негарантированные и незащищённые трудовые отношения (подряды, срочные трудовые контракты, неполная занятость, заемный труд (аутстаффинг), работа по вызову и т. д.) В этих условиях исчезает ответственность работодателя за персонал, исчезает «место работы», являющееся очень широким понятием, вмещающим в себя обязательства перед работодателем, взаимоотношения в коллективе и пр., уничтожаются социальные гарантии. Не случайно в наши дни в США численность членов профсоюзов упала до самого низкого уровня за последние 70 лет.
«Лозунгом дня стала гибкость, - пишет известный современный философ З.Бауман, - что применительно к рынку труда означает конец трудовой деятельности в известном для нас виде, переход к работе по краткосрочным, сиюминутным контрактам либо вообще без таковых, к работе без всяких оговоренных гарантий… Место работы воспринимается как своего рода кемпинг, где человек останавливается на несколько ночей и который можно покинуть в любой момент, если не предоставлены обещанные удобства, а не как общий дом...».
«Работа больше не может являться осью, - подводит итог Бауман, - вокруг которой группируются самоопределения, идентичности и жизненные планы». Здесь не лишне вспомнить, что в исторической науке словом «прекарий» описывался средневековый человек, который взял землю у земельного собственника в пользование и должен был платить оброк или выполнять барщину. Именно прекарные отношения стали самым распространённым способом втягивания свободных крестьян в зависимость от феодала. Таким образом, родился новый обширный социальный класс, у которого нет своего места в обществе, что приводит к перекосам и попыткам втиснуть его в прежние рамки, в которые он не влезает по определению.
Прекариат стал порождением контрреволюции, которой сменилась указанная выше «цивилизационная революция», то есть сегодня опять происходит смешение труда и досуга, в результате чего они становятся трудноразличимы и почти неатрибутируемы в привычных категориях. Поэтому сегодня все чаще говорят о том, что на место прежнего труда, понимаемого, как правило, в индустриальной форме, идет деятельность, то есть социальная активность, где труд перемешан с досугом, то есть когда общение, коммуникации, встречи, брейнстормы приносят деньги. Вас нанимают уже не на готовый функционал, а с ожиданием, что вы сами будете его расширять, придумывать себе новые полномочия. А в этом вы по определению никогда не сможете удовлетворить вашего работодателя. Он всегда будет говорить: что ж, неплохо, но ищи дальше! Вы оказываетесь под прессом этой новой ситуации, которая, конечно же, мобилизует вас не только в режиме «от звонка до звонка», но и всё ваше время.
В то же время видим, что крупные промышленные предприятия всё больше тяготеют к дроблению: для повышения гибкости всё больше своих функций они отдают на аутсорсинг фирмам-цехам, часто выросшим в их лоне, и обращаются к этим фирмам по мере необходимости. Внутри этих маленьких фирм по этой же логике выделяются мастерские, у которых есть стабильные заказы из «головного центра», но и работа, которую они сами ищут. И наконец, это доходит до индивидов, когда человек становится предпринимателем самого себя (self-entrepreneur), хозяином своего рабочего и свободного времени. Это дает ему больше свободы, не приковывает к станку с восьми утра до пяти вечера, но вместе с тем делает его труд всё более нестабильным, уязвимым, ненадежным, опасным с точки зрения психической и физической гигиены. Человек всё время в напряжении и постоянно думает о том, что будет завтра, когда этой работы, возможно, не будет.
Меняются в связи с этим и социальные отношения. Если старики жили, чтобы работать (и чтобы заслужить работой отдых), то нынешнее поколение миллениалов согласно работать, чтобы жить, но еще лучше - просто жить. Конфликт поколений (то есть тех, кто уже заканчивает жить и тех, кто живет в полную силу) обостряется. В тех или иных формах от стариков стремятся избавиться. Их в разных формах выставляют из дома. Для тех, кто беден есть дома престарелых, для богатых на Западе уже есть мореходные салоны: покупайте или арендуйте яхты, катера, пароходы, и уплывайте подальше, авось не вернетесь. Разрабатываются уже модели особых домов для стариков, где последний почти не будет зависеть от родственников или помощников. В этих домах старик, не вставая с постели, сможет открывать дверь, въезжать под душ на кресле, готовить пищу одной рукой, не вставая с кресла и т.д.
Таким образом, в идее «Бод» мы сталкиваемся с очень большим количеством проблем, которые все явственнее дают о себе знать. И пусть эта идея пока отвергнута (только в Швейцарии), но, если учесть все, сказанное выше, нет никакого сомнения, что она все равно победит.