Письмо
ПИСЬМО «ДЕЯТЕЛЕЙ»
О культуре должен заботиться лишь тот,
кто имеет точное о ней представление.
Вольтер
Т.н. «деятели культуры», «представители интеллигенции» или как в духе социалистического реализма их назвала антироссийская «Новая газета» «глыбы отечественной культуры» (ни много ни мало) подписали письмо в защиту тех, кто кощунствовал и богохульствовал в храме Христа Спасителя. Среди причисленных к «глыбам» есть, например, просто ожившие памятники отечественной культуры, вершина которых исчезает в облаках, такие как Ирина Рахманова, Евгений Писарев, Владимир Котт, Наталья Рюрикова, Вася Обломов, (почти как у Образцова "Вася Бельведерский"), Максим Трапо и пр. Не правда ли, глыбы? Идете по улице, встречаете Трапо и сразу, с первого взгляда, понимаете "вот она, глыба, матерый человечище". Ах, Вы их не знаете? Ничего. Их никто не знает. Но они уже "глыбы", хотя, в лучшем случае, щебень отечественной культуры. Если не песок, противно скрипящий в осях и на зубах.
Сочтем данные эпитеты о глыбах очередным нервическим припадком оппозиционности и непрофессионализма «Новой газеты» и присмотримся к другим подписантам. Многие из них, вполне возможно, письма, написанного явно кем-то с Болотной, не видели, а как это обычно бывает, знают о нем в пересказе усердных и небескорыстных организаторов интеллигентского возмущения. Среди подписавших Рязанов, которому для окончательной дискредитации себя, как выдающегося режиссера, видимо, недостаточно тех фильмов, которые он снимает в последние годы. Старая революционерка Ахеджакова, которая, судя по ее речам, не понимает вообще ничего в происходящем. Бондарчук, подобострастно ходивший за Путиным на Селигере, тем самым Путиным, которого «Богородица прогони». Конечно, детективщик Чхартишвили. Конечно Зильбертруд. Конечно Шевчук. Конечно Матрац Шендерович. Конечно… Дальше, кто в теме, могут сами продолжить этот ряд.
Интересно это письмо и данный смысловой ряд рассмотреть с нескольких точек зрения. Прежде всего, примечательно то, что ряду подписантов кощунство в храме, оскорбление святыни и чувств верующих очень близко и понятно, ибо является их творческим методом. И они этим письмом защищают не панков (плевать им на панков), а себя, поскольку постоянно занимаются провокациями и оскорблением эстетических и религиозных чувств. Ибо если панки ответят по закону, то следующими будут они.
Вот, например, Серебренников, человек без специального образования, возведенный в режиссеры группой заинтересованных в нем лиц и друзей-журналистов. На сцене МХАТа, созданного Станиславским и Немировичем-Данченко, на сцене, где играли подлинные, а не новогазетные «глыбы отечественной культуры», сегодня происходит примерно то, что учинили подзащитные Серебренникова в храме Христа Спасителя. Мат и кощунства Серебренникову гораздо ближе и понятнее, чем традиции классического МХАТа. И его режиссерские «находки» (снять штаны на сцене сегодня очень свежо, ново и ярко) то же самое, что «панк-молебен» на солее храма. Далее любитель мата, графоман Зильбертруд, не поднявшийся в литературе выше фашиста Лимонова и пародий на классику. Недопустимые к прочтению многостраничные труды Зильбертруда существуют только благодаря тому, что 10 лет унижалась и осквернялась (в том числе и им) классическая русская литература и портился общественный вкус. Десятников, который испакостил сцену Большого театра «выделениями дрянной копеечной душонки» ((с)И.Смирнов) своего приятеля, пожирателя дерьма и порнографа Сорокина. Друг последнего Журбин, обитающий в основном в США, но ревностно защищающий здешние кощунства. Гельман, осквернявший память и подвиг ветеранов тем, что наряжал обезьяну в ордена Великой Отечественной войны, главный апологет мата и похабщины, создатель кощунственных антицерковных и антиправославных «инсталляций». Угаров, создающий оппозиционные агитки на сцене собственного «театра» и оттого считающий себя «режиссером».
То есть симулякры стараются обезопасить самих себя перед лицом грядущих опасностей, ибо вся маргинальная квазикультура, представителями которой они являются, плещется в пределах МКАДа и в некоторых провинциальных городах благодаря усилиям местных друзей-чиновников, а отнюдь не признательности аудитории. Симулякры, захватившие классические площадки, оккупировавшие отдельные культурные территории и там, как уже говорилось, занимающиеся тем же самым, чем занимались те самые, «пострадавшие» на солее храма. Так что с этими (и некоторыми другими) все понятно. Непонятно, что делают в этой компании такие люди, например, как С.Юрский, его супруга и некоторые другие. Неужели они не понимают, что ими манипулируют, что речь идет не о защите «невинных жертв режима», а о безусловном праве на кощунство, на осквернение святынь, на пляски на могилах? И это в России, традиционном обществе, где за реализацией этого права могут последовать непредсказуемые и трагические события. Мало того, рано или поздно такие же «панки», которых, как солдата из замятинских записных книжек, «чистота дюже заедает», в том числе и чистота нравственная, красота культуры, доберутся до самого Юрского и до всего, что ему дорого. А как только Юрский начнет защищаться (если будут силы), ему хором объяснят, что он Победоносцев, Ермилов, Жданов, Суслов, тиран, ретроград, хам, мытарь и ярыга, не ценящий свободу художественного высказывания. Ergo пора Юрскому спуститься с котурнов. И с подмостков. Желательно головой вперед. И не вступится никто, и никто не будет подписывать никаких писем.
Взгляд с еще одной позиции уводит нас в область воспоминаний и открывает любопытные аналогии. Раньше «деятели культуры» подписывали письма против Пастернака и Сахарова, клеймили и осуждали, не читая и не смотря. То есть письма в нашей генетической культурной памяти отпечатались, как сделка с совестью, позорище, гадость, которую приличный человек может сделать лишь под давлением. Сегодня (как видно из защитительной грамоты) коллективные письма, только уже в защиту кощунств, такая же сомнительная пакость, сделка с совестью, причем самое прискорбное то, что многие этой сделки не осознают. Тогда, в советские времена, людей использовали, заставляли, но они хотя бы понимали, что их используют и могли исправить содеянное, извиниться, раскаяться. Сейчас их используют тоньше, изощреннее, опираясь на возраст, привычные понятия, знакомые с хрущевской оттепели слова о «свободе», «независимости», «праве на художественное высказывание». И оттого отнимают возможность осознать, что происходит на самом деле, пожалеть о содеянном, раскаяться.
И еще одно важное обстоятельство. Об этом уже приходилось писать, но сегодня будет не лишним повториться. Письмо, как сообщили многие СМИ, подписали «представители интеллигенции». Вспомним определение интеллигенции подлинного интеллигента Д.Лихачева. «Интеллигент, - пишет Д.С. Лихачев, - это человек, обладающий умственной порядочностью… Человек пишущий, преподающий, творящий произведения искусства, но делающий это по заказу, по заданию в духе требований партии, государства или какого-либо заказчика с "идеологическим уклоном", с моей точки зрения, никак не интеллигент, а наемник». «Основной принцип интеллигентности, - продолжает Лихачев, - интеллектуальная свобода - свобода как нравственная категория... Человек должен иметь право менять свои убеждения по серьезным причинам нравственного порядка. Если он меняет убеждения по соображениям выгодности - это высшая безнравственность. Совесть не только ангел-хранитель человеческой чести - это рулевой его свободы, она заботится о том, чтобы свобода не превращалась в произвол, но указывала человеку его настоящую дорогу в запутанных обстоятельствах жизни, особенно современной...»
А теперь отступим назад, почти к истокам формирования интеллигенции и посмотрим на эволюцию интеллигентского идеала, на те образы, фигуры и лица, по которым мерили свое житие российские интеллигенты. До 1917 года это не только Оскар Уайльд, Шиллер, Гете, Байрон и другие, но прежде всего Гегель, Кант, Фихте, Шопенгауэр, для более радикальных Маркс, Бакунин, Кропоткин, Штирнер, Конт… Конечно Достоевский, конечно Гоголь, конечно Чехов и Соловьев. Разумеется, в центре самых горячих споров был Христос. И хотя для одних, как Франк, он был «светом, пронзающим небеса от края и до края», а для других, таких как Толстой «пренеприятнейший господин», сам масштаб фигуры, вокруг которой разворачивалась полемика, весьма показателен.
Для советской интеллигенции стало характерным «развеличание» сознания и качественное измельчание идеалов. На стенах «старик Хэм», который при всем уважении совсем не Достоевский, в столе современный или почти современный самиздат (Булгаков, исторический номер «Нового мира» с «Иваном Денисычем», мнимый Высоцкий, письмо Раскольникова Сталину) на катушках шестого типа пленки Высоцкого, Окуджавы и Никитиных. Гимн «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались». Худо играть на гитаре, носить стройотрядовские штормовки, петь и слушать КСПшников тоже входило в неписанный кодекс чести. Весь пар уходил в сиюминутные кухонные свистки, а о чтениях или рассуждениях о богочеловечестве или оправдании добра никто уже не помышлял, хотя достать ксерокс издания «Посева» было гораздо труднее и опаснее, чем Соловьева или Бердяева. Уже не спасали мир и уж тем более Россию - спастись бы самим.
И вот в наши дни мы видим, в ком воплотились и старик Хэм и Окуджава и Солженицын и все, кто здорово собирался, зарывал виноградную косточку в землю, дворянствовал в арбатских дворах и обнимал стройный изгиб гитары. Сначала письма в поддержку уголовника с претензиями на власть, с такими друзьями и соратниками, что не надо и врагов, знаменитого лишь многомиллиардным состоянием, а отнюдь не храмоздательством или книгоизданием. Теперь вот в жертвах виновники мелкой, сугубо политической, находящейся ниже любого самого невзыскательного художественного уровня, кощунственной выходки. Именно их широко освещаемыми в несогласной прессе страданиями стала уязвлена душа «интеллигенции», «глыб культуры». Которая даже не задумывается над тем, что если бы ей рассказали это в начале 1990-х, когда после 70 лет были распечатаны родники живого слова и мысли и показали грядущих интеллигентских кумиров, то интеллигенция сочла бы это за самую кощунственную насмешку. А ведь примечательно то, что интеллигенции никогда не было стыдно за свои прошлые идеалы. Ни за Соловьева, ни за Бердяева, ни за Хемингуэя. Но вот традиция нарушена и те, кто не стыдится называть себя «интеллигенцией», выбрали идеалом тех, кто ни о чем не жалеет, каяться не собирается и все чаще думает о том, во что обратить внезапно нажитый в застенке политический капитал.
В этой ситуации, ситуации максимального приближения к ленинскому определению интеллигенции, остается одна, но странная надежда на благополучный исход. Хочется надеяться, что кто-то из подписавших действительно ничего не понимает (про Серебренникова и Гельмана речь не идет. Эти все хорошо понимают). Что это рецидив, долетевший до них свет давно погасшей звезды под названием «защита прав угнетенных в СССР». Что они действительно не понимают, что их обманули и использовали. Значит, придет время, когда они ужаснутся и покаются. Будут умирать со стыда, краснеть и молчать на неудобные откровенные вопросы. В этот момент они вновь станут интеллигенцией, по-лихачевски «внутренне порядочными», восстановят эту порядочность. Гораздо хуже если все это искренне. Если дома вместо старика Хэма (или, что хуже, рядом) хари в разноцветных масках, оскорбляющие Богоматерь. Тогда конец. Фаза обскурации. Эпикризиз интеллигенции.
Будем надеяться, что это не так.