21 июня - последний мирный день
В процессе работы над переводом нашей с Алексеем Исаевым книги «22 Июня. Черный день календаря» была составлена следующая последовательность событий последнего мирного дня:
01.00 Генерал-губернаторство Польша. Моторизованные корпуса 3-й танковой группы сменили пехотные соединения на границе с СССР.
Немцами была проведена масштабная кампания дезинформации, убеждавшая в том, что ближайшей целью Германии является высадка в Англии. Этим объяснялась концентрация пехотных соединений на границе с СССР. Действительно, механизированных и танковых войск еще не было. Они прибыли в самый последний момент, превратив группировку из оборонительной в наступательную.
Одной из причин неудач разведки во вскрытии немецких планов является жесткий режим секретности, с самого начала окружавший операцию «Барбаросса». Точная дата наступления до последнего момента оставалась достоянием узкого круга лиц в высшем руководстве Третьего Рейха. Гитлер утвердил 22 июня как дату нападения еще 30 апреля 1941 г. Она была подтверждена фюрером через месяц, 30 мая. Однако только 10 июня командующий сухопутными силами Германии Браухич направил в войска директиву, в которой как день нападения определялось 22 июня. Последней поворотной точкой становилось 13.00 21 июня. В этот час предполагалась передача одного из двух сигналов:
а) сигнал «Дортмунд». Он означал, что наступление, как и запланировано, начнется 22 июня, и что можно приступать к открытому выполнению приказов;
б) сигнал «Альтона». Он означал, что наступление переносится на другой срок.
Таким образом, даже имевший доступ к сверхсекретной информации советский разведчик вряд ли мог до середины июня сообщить точную дату вторжения.
11.00-12.00. Москва. Генеральный секретарь исполкома Коминтерна Димитров звонит Молотову.
Димитров просит, чтобы переговорили со Сталиным о положении и необходимых указаниях для Компартий в связи со слухами о предстоящем нападении Германии на СССР.
Молотов отвечает:
- Положение неясно. Ведется большая игра. Не все зависит от нас. Я переговорю с И.В. Если будет что-то особое, позвоню!
Димитров записывает разговор с Молотовым в дневник и подчеркивает слова о большой игре.
11.00 - 14.00 Москва. Репетиция премьеры оперы «Ромео и Джульетта»
В филиале Большого театра Союза ССР готовились к премьере оперы Гуно «Ромео и Джульетта». Дирижировал Мелик-Пашаев. Роль Джульетты исполняла народная артистка ССР Барсова, партию Ромео - Лемешев. Билеты были давно раскуплены, и к окошку кассы стояла очередь в ожидании снятия брони.
12.00 Москва. Сообщение агента «Курт»
«Посольство получило телеграмму из министерства иностранных дел в Берлине. С 4 утра идет совещание… война начнется в ближайшие 48 часов».
Герхард Кегель являлся высокопоставленным сотрудником германского посольства в Москве и одновременно советским агентом с псевдоним «Курт».Утром 21 июня Кегель-«Курт» воспользовался телефонным номером, выданным ему для экстренной связи, и сообщил о начале войны «в ближайшие 48 часов». Примерно в семь вечера 21 июня Кегель вновь вышел на связь и сократил срок вдвое: «Посольство утром получило указание уничтожить все секретные бумаги. Наступающей ночью будет решение. Это решение - война».
13.00-17.00 Генерал-губернаторство Польша. Немецкие танковые соединения получают приказ о выдвижении к границе на исходные позиции для наступления на СССР.
С целью обеспечения секретности, таблицы плановых сигналов в войсках о начале операции включали в себя даты от 22 до 30 июня. Даже если бы эти документы попали в руки советских агентов, ответа о точной дате вторжения они не давали. Окончательные дата и час нападения сообщались в армии и корпуса в последний момент.
Передача условного пароля состоялась на два часа раньше намеченного срока. Уже в 11 утра 21 июня командующий 2-й танковой группой Гудериан был извещен о том, что завтра его войска перейдут границу с СССР. До полудня условный сигнал передавался в подчиненные Гудериану корпуса. Заревели двигатели танков, тягачей и тяжелых автомобилей. Начались последние передвижения к советской границе. Этот процесс охватывал всю массу собранных у границы германских войск.
Эти последние передвижения германских войск не остались незамеченными. Командующий 3-й армией генерал В. И. Кузнецов докладывал в штаб Западного особого военного округа, что «проволочные заграждения вдоль границы у дороги Августов, Сейны, бывшие еще днем, к вечеру сняты». Также в Москву сообщалось о шуме моторов по другую сторону границы. Позднее их определили как работу танковых двигателей. Однако в действительности это был звук немецких тяжелых тягачей, выводивших на позиции мощные артиллерийские орудия в Сувалкском выступе.
16.00 Янов-Полесский Пинская область Белорусской ССР. Депортация.
Из воспоминаний Льюиса Резника: Шла депортация в Сибирь беженцев из Польши, отказавшихся от советского гражданства. В субботу 21 июня множество людей пришло попрощаться со своими родными. Люди плакали, жалели депортируемых. И тут, мужчина по имени Берилл Дивинский, находившийся в вагоне, произнёс: «Вы, кто здесь остаётся, будете завидовать нам, изгнанным».
16.00 Тересполь. Генерал-губернаторство Польша.
Немецкий унтер-офицер делает запись в дневнике: «Я смотрю на эту цветущую и мирную страну, которая начинается на том берегу реки Буг. Завтра она будет превращена в ад. Русские еще ничего не подозревают».
19.05. Москва. Совещание в Кремле
Начинается заседание в кремлевском кабинете Сталина с участием Молотова, Берии, Тимошенко. Среди участников также присутствовал только что прибывший из Берлина военно-морской атташе посольства СССР в Берлине Михаил Воронцов. Среди документов привезенных им из Берлина самым важным была копия полученная от военно-морского атташе Швеции.
Документ назывался так: «Официальный запрос Берлина о маршрутах шведских судов и самолетов в Балтийском море с 22 июня 1941 года с целью предупреждения нападения на них во время войны с СССР».
Появление такого документа было возможно в случае начала войны Германии с СССР.
На том же заседании принимается решение о создании Южного фронта и об объединении четырех армий, выдвигающихся из внутренних округов под единым командованием. Эти армии выдвигались с середины июня, но безнадежно запаздывали для того, чтобы их можно было использовать в сражении у границы. Позднее они образуют группу армий резерва главного командования и станут главными участниками Смоленского сражения в июне 1941 г.
20.00-21:00 на нескольких участках советско-германской границы задержаны перебежчики Альфред Лисков и Эрнст Кучера из числа немецких военнослужащих, сообщивших о назначенном на 22 июня нападении.
Командиры рот выдвинутых к границе с СССР немецких дивизий построили своих подчиненных. Они зачитали им обращение Гитлера, начинавшееся словами: «Солдаты Восточного фронта!» Далее следовала ложь, очевидная командующим групп армий, но неочевидная ротным командирам: «У наших границ выстроилось до ста шестидесяти дивизий русских». Эта цифра значительно превышала данные немецкой разведки о группировке противника. Однако возникшая на листе бумаге крупная масса дивизий Красной армии требовала решительных действий. Гитлер сообщал своим солдатам, что «в спасении нуждается вся европейская цивилизация и культура. Немецкие солдаты! Скоро, совсем скоро вы вступите в бой - в суровый и решительный бой. Судьба Европы, будущее германского рейха, само существование народа Германии находится теперь в ваших руках».
Но не все немецкие солдаты жаждали принять участие в спасении цивилизации и культуры путем военного вторжения. Выслушав своего ротного командира, сапер Альфред Лисков бросился к границе, переплыл Буг и сдался советским пограничникам. Запинаясь от волнения, он сказал, что 22 июня на рассвете немецкие войска должны перейти границу.
Через три часа ефрейтор Альфред Лисков был доставлен в отряд. На первом допросе он показал, что служил в 221-м саперном полку 75-й дивизии. В армию призван из запаса в 1939 г. Считает себя коммунистом, является членом Союза красных фронтовиков. Перед вечером его командир роты лейтенант Шульц отдал приказ и заявил, что сегодня ночью после артиллерийской подготовки их часть начнет переход Буга на плотах, лодках и понтонах. Как сторонник Советской власти, узнав об этом, решил бежать и сообщить о том, что утром начнется война.
В книге памяти Республики Башкортостан имеется следующая запись:Лисков Альфред Германович
Родился в 1910 г., Германия; немец; образование среднее; б/п;
Арестован 15 января 1942 г.
Реабилитирован 16 июля 1942 г.
21.30 Москва. Прием Молотовым посла Германии в Шулленбурга
Поздним вечером 21 июня Молотов вызвал германского посла графа фон Шулленбурга в Кремль. Вместе с ним едет советник Густав Хильгер. Встреча началась в 21.30. Советский нарком начал беседу с заявления протеста против систематических нарушений границ германскими летчиками. Шулленбург получил официальное письменное заявление:
«Советское Правительство должно отметить, что нарушения советской границы германскими самолетами за последние два месяца… не только не прекратились, но продолжают увеличиваться и приняли систематический характер, достигнув за указанный период времени 180 случаев».
В ответ немецкий посол заявил, что ему известно только о пересечении границы советскими самолетами. Шулленбург не лгал: перелеты границы советскими самолетами действительно регулярно фиксировались немцами. Незадолго до разговора в Кремле, 2 советских истребителя и 3 разведчика углубились на 16 км северо-западнее Бреста в расположение 2-й танковой группы. Однако характер и частота таких полетов не шла ни в какое сравнение с немецкими вторжениями в советское воздушное пространство.
После пикировки по перелетам границы от Молотова посыпался целый град вопросов:
Почему в Германии не было опубликовано сообщение ТАСС от 13 июня?
В чем заключается недовольство Германии в отношении СССР?
Молотов спрашивал Шуленбурга, не может ли он дать объяснение этим явлениям, включая отъезд сотрудников германского посольства.
Хильгер позднее вспоминал: «Вопросы Молотова поставили посла Шулленбурга в крайне неловкое положение. Ему не оставалось ничего иного, как заявить, что он не располагает никакой информацией».
Молотов: нет причин, по которым германское правительство могло бы быть недовольным в отношении СССР.
Шулленбург повторяет, что он не в состоянии ответить на поставленные вопросы.
Посол лишь обещал телеграфировать о сказанном ему в Берлин.
Отказ от комментариев, гробовое молчание в ответ на сообщение ТАСС 14 июня 1941 года были частью немецкой кампании дезинформации, вводившей советское руководство в заблуждение относительно ближайших планов Германии в отношении СССР.
Телеграмму с сообщением о беседе Молотова с Шуленбургом действительно передали из германского посольства в Москве в 1.17 22 июня с грифом «вне очереди, секретно». Но это уже не имело никакого значения. В посольство Германии в Москве уже передавалась другая пространная телеграмма, от Риббентропа Шуленбургу. В ней содержалось заявление в адрес советского правительства. Завершалась телеграмма словами: «Прошу Вас не вступать ни в какие обсуждения этого сообщения».
20.50-22.20 Москва. Совещание в Кремле в кабинете Сталина, принятие решения о приведении войск приграничных округов в боевую готовность.
Георгий Жуков вспоминал: «Вечером 21 июня мне позвонил начальник штаба Киевского военного округа генерал-лейтенант М. А. Пуркаев и доложил, что к пограничникам явился перебежчик - немецкий фельдфебель, утверждающий, что немецкие войска выходят в исходные районы для наступления, которое начнется утром 22 июня.
Я тотчас же доложил наркому и И. В. Сталину то, что передал М. А. Пуркаев.
- Приезжайте с наркомом минут через 45 в Кремль, - сказал И. В. Сталин.
Захватив с собой проект директивы войскам, вместе с наркомом и генерал-лейтенантом Н. Ф. Ватутиным мы поехали в Кремль. По дороге они договорились во что бы то ни стало добиться решения о приведении войск в боевую готовность»
Немедленного решения на совещании не последовало. Поначалу Сталиным были высказаны сомнения относительно достоверности сведений, сообщенных перебежчиком. Нарком обороны С. К. Тимошенко высказал мнение, которое поддерживали все присутствующие люди в военной форме: перебежчик говорит правду.
Высшее военное руководство отстаивало идею немедленно дать в округа директиву о приведение войск в боевую готовность и введении в действие планов прикрытия государственной. Однако этот вариант был сочтен Сталиным преждевременным. Простой подъем по тревоге не гарантировал, что не будут нанесены авиаудары по немецкой территории или произведен ее обстрел артиллерией. В этом случае был бы создан casus belly (повод для войны), оправдывающий вторжение в глазах мирового сообщества. Крупномасштабные боевые действия в этом случае начались бы не 22 июня, а 25 или 26 июня, после обширной пропагандистской кампании в прессе, разоблачающей «красных варваров». Как мы знаем сегодня, немцы такой вариант не рассматривали. Но вечером 21 июня на совещании в Кремле это было совсем не очевидно.
Сообразно этим предположениям директива была доработана. В итоге в войска был направлен документ, оставшийся в истории как Директива №1. На реальном документе номер проставлен не было. В нем говорилось:
«1. В течение 22-23.6.41 г. возможно внезапное нападение немцев… Нападение может начаться с провокационных действий.
2. Задача наших войск - не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения. Одновременно войскам… быть в полной боевой готовности встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников»
Также приказывалось в течение ночи на 22 июня скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе, рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию».
22.59 Финский залив. Немцы начали операцию по минированию.
Германский военно-морской флот переживал летом 1941 г. не лучшие времена. Линкор «Бисмарк» был потоплен, его собрат «Тирпиц» еще ни разу не выходил в море, оба линейных крейсера и тяжелый крейсер «Принц Ойген» были блокированы в Бресте, «Лютцов» на месяцы выведен из строя попаданием торпеды, тяжелые крейсера «Адмирал Хиппер» и «Адмирал Шеер» были в ремонте. Из четырех легких крейсеров только два «Нюрнберг» и «Кельн» были полностью боеспособны. На Черном море обеспечить присутствие крупных надводных кораблей немцы не могли чисто физически. Поэтому ставить Кригсмарине задачи на разгром советского флота было бы неосмотрительно. При этом нельзя сказать, что ВМФ СССР можно было бы просто игнорировать. Германия зависела от перевозок по морю, в первую очередь железной руды из Швеции. Для обеспечения безопасности перевозок по морю флот противника требовалось запереть в базах. Проще всего это было сделать с помощью минного оружия.
Германскому руководству удалось существенно облегчить себе жизнь, заручившись поддержкой Финляндии. Без использования баз в финских водах операция по блокированию Финского залива минными постановками граничила с безумием: немецким кораблям нужно было преодолеть почти всю Балтику с юга на север. Ни о какой скрытности не могло быть и речи - немецкие минные заградители были бы неизбежно обнаружены советской воздушной разведкой. Возможность до поры до времени спрятаться в финских шхерах значительно упростила задачу. Командиры немецких минных заградителей получили приказы о проведении операции 8 июня 1941 г. Группами по нескольку кораблей заградители с замаскированными орудиями и под торговым флагом переходили из Германии в Финляндию с 12-го по 18 июня. Таким образом в Финских территориальных водах бросило якорь 31 судно Крейгсмарине. Все было готово к проведению крупномасштабной операции по минированию выходов из Финского залива. Заградители вышли из шхер на постановку в 21.40 21 июня. Мины посыпались с направляющих в воды Балтики в 22.59 21 июня, за четыре часа до начала боевых действий на суше. Постановка первого заграждения было закончено в 23.39, второе - уже в 00.40. В пятом часу утра корабли вернулись в базы на финском побережье.
23.50 Москва. Командующий Балтийским флотом Н.Г.Кузнецов отдает директиву: «Немедленно перейти на оперативную готовность №1»
Машина с ярко зажженными фарами неслась по пустынным улицам Москвы. С Директивой №1 Н. Ф. Ватутин ехал в Генеральный штаб, чтобы тотчас же передать ее в округа. Передача документа в округа была закончена в 00.30 минут 22 июня 1941 года. В штаб Западного особого военного округа в Минске приехал прямо из театра со спектакля гастролировавшего в Минске МХАТ-а командующий округом генерал Павлов. Командующие армиями в этот поздний час также уже были на своих рабочих местах. Из Гродно Павлову бодро доложили «патроны розданы, занимаем укрепленные районы». В других округах происходило то же самое. Командующие армиями вызывались в штабы, им передавалась директива из Москвы.
Помимо директивы в адрес сухопутных войск последовали соответствующие распоряжения в адрес флотов. Нарком ВМФ Н.Г.Кузнецов отдает директиву: «Немедленно перейти на оперативную готовность №1».
Несколько позже, в 1.12 22 июня нарком направляет на флоты куда более пространную директиву № зн/88. В ней во многом копировал документ, направленный сухопутным войскам приграничных округов. В ней говорилось: «В течение 22.6-23.6 возможно внезапное нападение немцев. Нападение немцев может начаться с провокационных действий. Наша задача не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения. Одновременно флотам и флотилиям быть в полной боевой готовности встретить возможный удар немцев или их союзников. Приказываю, перейдя на оперативную готовность № 1, тщательно маскировать повышение боевой готовности. Ведение разведки в чужих территориальных водах категорически запрещаю. Никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить»
Тем самым предыдущий простой и всем понятный приказ во многом дезавуировался. В директиве появляется лукавое словосочетание «не поддаваться на провокации» и предложение тщательно маскировать повышение боевой готовности. В обстановке перехода от мира к войне это могло привести к весьма печальным последствиям. Но к счастью советский флот не был приоритетной целью немецкой авиации в первые часы войны.
22 июня
00.00
Пока на западной границе немецкие солдаты завершали приготовления к нападению, большинство советских людей, не подозревая, что завтра жизнь разделится на «до» и «после» спокойно проводили субботний вечер. На территории бывшего СССР нет человека, родившегося до 1930 года, который бы на вопрос «Что вы делали в субботу 21 июня 1941 года», ответил бы «Не помню». Слишком велика та пропасть, в которую обрушилась жизнь людей на следующий день, чтобы так просто взять и забыть… По словам НиколаяАфанасьева «…в каждый из потянувшихся от июня сорок первого к маю сорок пятого года дней все думали о той жизни, которая осталась позади, и, конечно же, последние дни, часы, минуты этой жизни - радостной, счастливой, мирной - мы все бесконечное количество раз перебирали в памяти, и казались они особенно прекрасными»
Днепропетровск. Общежитие медицинского института.
Из воспоминаний Ибрагима Друяна: «Я распахнул окно. Внизу тысячами огней сверкал город. Вместе с прохладным ночным воздухом в комнату ворвались приглушенные гудки автомобилей. Ниже, на втором этаже, негромко играл патефон и пели девушки. Днем зацвели липы, и теперь, ночью, их запах был особенно свеж и приятен.
Я отошел от окна, включил репродуктор. Черная тарелка на стене несколько мгновений молчала, потом из нее полились чарующие звуки вальса Штрауса. Прекрасная, мирная музыка...
Липецк. Берег реки Воронеж.
Из воспоминаний командира саперного взвода 565-го отдельного саперного батальона 294-й стрелковой дивизии Семена Данича:
«Дивизия располагалась в лесу под Липецком, офицеры жили в палатках, а солдаты в шалашах. Из нашего училища в эту дивизию было направлено 16 человек, и временно, пока шли назначения, мы жили дружной командой в одной палатке. У кого-то из наших ребят возникла идея отметить окончание училища. Идея всем понравилась, и организацию пикника поручили самому опытному и старшему по возрасту из нас лейтенанту Дерешеву. Пикник решили провести на красивом острове посреди р. Воронеж, ниже Липецкого металлургического завода. Заготовили закуски, шампанское. С помощью знакомой девушки пригласили весь ее выпускной класс. Праздник начался вечером 21 июня и продолжался до утра 22 июня. Шампанское лилось рекой, я кстати, тогда его первый раз попробовал, казалось, что веселится весь город - такой был шум и радостный хохот. Такого веселого и красиво оформленного кострами праздника я больше не видел за всю свою долгую жизнь…»
Брестский укрепрайон
Из воспоминаний Владмира Осауленко пулеметчика 18 Отдельного артиллерийско-пулеметного батальона, 62-го Брестского укрепленного района «Примерно в полночь вернулись с танцплощадки ребята. Ко мне подошел мой второй номер Решетило:
- Володя, ты знаешь, мне очень неприятную вещь сказала моя подружка. Она сказала, что нам завтра будет очень плохо.
- Почему?
- Завтра начнется война».
Оса Молотовская облась, г. Оса
Вспоминает Василий Брюхов: «20 июня 1941 г. в десятых классах прошли выпускные вечера, поэтому 21 июня, в субботу, мы ватагой, - парни, девчата, - забрав нехитрую утварь и продукты, отправились на берег Тулвы для отдыха на 2 дня. Здесь мы ловили рыбу, варили уху, собирали землянику, играли в футбол, валялись на траве, уединялись в кустах и, боясь прикоснуться друг к другу, мечтали о будущем и фантазировали. Ночью мы не спали, а кто уснет - просыпается он весь мазаный, хохот стоит. Или «гусара подставляли»: возьмем, вату подожжем и положим под нос спящему, - он как дурной вскакивает. И «велосипед» делали: он спит, мы ему между пальцами тонкие газетные бумажки вставим и подожжем. Он крутит ногами, вскакивает. Опять хохот!»
01.00 Белорусская ССР. На территорию СССР проникают диверсанты с задачей захватить мосты и перерезать телефонную и телеграфную связь
Первые выстрелы войны между СССР и Германией прозвучали еще в ночной темноте. Группа диверсантов в советской униформе из полка «Бранденбург» под командованием лейтенанта Кригсхайма пыталась проникнуть на советскую территорию с «макушки» Сувалкинского выступа. Его задачей было предотвратить взрывы на мостах и дамбах вдоль дороги Липск - Даброво. Переход границы был замечен советскими пограничниками, и началась интенсивная перестрелка. Несколько пограничников было убито. Диверсанты отряда Кригсхайма повторяют попытку на другом участке границы и на этот раз переход удается. Это был один из многих отрядов, которые просачивались через границу или же ждали первых выстрелов артиллерийской подготовки для вторжения на территорию СССР вместе с наступающими частями Вермахта.
1.15 Севастополь. На Черноморском флоте объявлена готовность №1.
Вспоминает краснофлотец связист зенитной батареи Одесской Военно-Морской базы Михаил Назаренко: «В 12 часов я заступил на вахту . Сижу на командном пункте у телефона. Через каждые полчаса звоню, докладываю, что ничего не произошло, никаких событий нет. Примерно в час, начале второго звонят из дивизиона и говорят: «Принимайте сигнал». Я спрашиваю: «Какой Сигнал?» Они отвечают: «Галс по морю». Я открываю кодированную таблицу, а там написано: «Начало военных действий». Со мной был командир первого взвода, я ему говорю, что вот такой сигнал получил. Он мне говорит: «Да ты что-то перепутал, ерунду, какую-то говоришь. Не может этого быть». Сам посмотрел таблицу, видит да, действительно, точно. Он опять звонит в штаб дивизиона, говорит, что получили сигнал вот такой... А из штаба ему: «Не рассуждать. Выполняйте».
2.15 Минск. Командующий ЗапОВО генерал Павлов приказывает командующим 3, 4 и 10 армий поднимать части по «красному пакету»
В сейфах в штабах соединений армий приграничных округов лежали так называемые «красные пакеты». Они содержали указания по действиям данной дивизии или корпуса с началом боевых действий. Типичный «красный пакет» начинался словами: «Для прикрытия мобилизации, сосредоточения и развертывания войск приграничные части получили задачу - упорной обороной укреплений по линии государственной границы не допустить вторжения противника на территорию округа». По предвоенным взглядам советского военного руководства, война не могла начаться с удара противника сразу всей массой войск. Считалось, что несмотря на формальное начало войны, крупные сражения грянут только после мобилизации и подтягивания из глубины главных сил армий двух стран. В этот период действовали так называемые планы прикрытия, нацеленные на удержание границы достаточно слабыми силами на широком фронте. Никакой ценности эти планы в начинавшейся войне уже не имели - противник сразу нанес удар с решительными целями и главными силами. Однако приказы из «красных пакетов» хотя бы предусматривали подъем войск по тревоге и вывод в заранее определенную полосу обороны на границе или выжидательный район. Но даже эти указания выполнить успели далеко не все.
2.00 Кобрин. Штаб 4-й армии
Связь с Брестской крепостью нарушена. Приказ о поднятии войск по тревоге и занятии оборонительных рубежей не передан. Только в в 3.30, за 15 минут до начала артиллерийской подготовки удалось восстановить связь. Переданный приказ безнадежно запоздал.
2.10 Город Чижев. штаб 169-го полка 86-й стрелковой дивизии
Поднятые по тревоге части 86-й стрелковой дивизии выступили к назначенным позициям на границе. Штаб дивизии выехал на полевой командный пункт.
По своей инициативе, не дожидаясь расшифровке указаний «не поддаваться на провокации» командир 86-й стрелковой дивизии полковник Герой Советского Союза Михаил Арсентьевич Зашибалов отдал приказ вскрывать «красные пакеты». Плановых 9 часов на подъем войск по тревоге уже не оставалось. Далеко не все части успевали даже выйти из городков и казарм. В выгодном положении находились танковые части. Им не нужно было занимать оборону на границе, первой задачей мехкорпусов был выход из городков в леса, в резерв армий.
Заключенный с Германией пакт предоставил СССР паузу на подготовку к войне. Однако главный вопрос «Когда?» весной 1941 г. оставался без ответа. Задача эффективной обороны страны не так проста как может показаться стороннему наблюдателю. Ни одна страна мира не может содержать в мирное время неопределенно долго многомиллионную армию для большой войны. Поэтому в мирное время вооруженные силы разделяются на три группы. Первая это войска постоянно находящиеся на границе. В СССР они составляли первый эшелон трех приграничных (особых) военных округов: Прибалтийского, Западного и Киевского. Вторая группа это войска в глубине построения приграничных округов. Они уже не могут быть немедленно использованы против внешнего вторжения. Им требуется время на выдвижение непосредственно на границу. Наконец третья группа это войска в глубине страны. В приложении к СССР третья группа разбросана на огромном пространстве во внутренних округах - в Орловском, Московском округах, в Поволжье, на Урале и Северном Кавказе. Для их выдвижения требовалось уже значительное время, исчислявшееся уже не днями, а неделями. Поэтому ответ на вопрос «Когда?» о войне с немцами требовал ответа минимум за несколько недель до начала боевых действий.
До конца весны 1941 г. группировка Красной армии оставалась типичной для армии мирного времени. Производившиеся перемещения носили локальный характер и не изменяли ее принципиально. Объяснялось это оценкой обстановки политическим и военным руководством страны. Сообщения разведки носили размытый характер и не давали однозначного ответа о планах потенциального противника т.е. Германии и ее реальных и возможных союзников - Румынии, Венгрии и Финляндии. Советские разведчики зимой 1940-41 гг. сообщали о возможном нападении на СССР «после окончания войны с Англией». В марте 1941 г. назывались сроки то «в апреле», то «в мае», то «в течение 4-6 месяцев». Однако прошел апрель, прошел май, а нападение не состоялось.
Ситуация стала стремительно накаляться только в июне 1941 г., когда доклады разведки становились все тревожнее. Радикальные же меры были приняты только в середине июня 1941 г. Началось выдвижение войск из глубины страны, но оно уже безнадежно запоздало. Когда говорят о «внезапности» германского нападения речь идет о нехватке времени на принятие адекватных мер.
С середины июня армии непосредственно на границе усиливались, но не претерпела качественных изменений. К 21 июня группировка советских войск осталась в тех же трех эшелонах мирного времени, с некоторым смещением в сторону границы. В итоге в первом эшелоне Германия успела развернуть на советских границах 77% своих пехотных, 90% танковых, 94% моторизованных дивизий и 100% авиасоединений, оставив в резерве до 12% имевшихся сил и средств, выделенных для проведения операции «Барбаросса». Напротив, в группировке советских войск в первый эшелон успели развернуться только 43% дивизий. Еще 25% входило в состав вторых эшелонов округов и 32% еще находились в подчинении Главного Командования. Последние еще находились в пути или даже в местах постоянной дислокации во внутренних округах. Никакого влияния на бои на границе они оказать не могли. Таким образом, у сил вторжения был существенный численный перевес. В первый день войны Красная армия могла ввести в бой около 40 дивизий против 100 немецких.
Именно необходимостью выигрывать время на выдвижение войск диктовались суровые окрики из Москвы «не поддаваться на провокации». По той же причине считалось нецелесообразным постоянно держать войска в укреплениях на границе. По неосторожности или поддавшись на провокацию солдаты могли открыть стрельбу, вызвав тем самым политический скандал. Непредвиденное перерастание пограничного конфликта в войну ставило Красную армию в заведомо проигрышную ситуацию. Большие расстояния и менее развития дорожная сеть не позволяли подвозить войска к границе тем же темпом, что и немцы.
01.00 Генерал-губернаторство Польша. Моторизованные корпуса 3-й танковой группы сменили пехотные соединения на границе с СССР.
Немцами была проведена масштабная кампания дезинформации, убеждавшая в том, что ближайшей целью Германии является высадка в Англии. Этим объяснялась концентрация пехотных соединений на границе с СССР. Действительно, механизированных и танковых войск еще не было. Они прибыли в самый последний момент, превратив группировку из оборонительной в наступательную.
Одной из причин неудач разведки во вскрытии немецких планов является жесткий режим секретности, с самого начала окружавший операцию «Барбаросса». Точная дата наступления до последнего момента оставалась достоянием узкого круга лиц в высшем руководстве Третьего Рейха. Гитлер утвердил 22 июня как дату нападения еще 30 апреля 1941 г. Она была подтверждена фюрером через месяц, 30 мая. Однако только 10 июня командующий сухопутными силами Германии Браухич направил в войска директиву, в которой как день нападения определялось 22 июня. Последней поворотной точкой становилось 13.00 21 июня. В этот час предполагалась передача одного из двух сигналов:
а) сигнал «Дортмунд». Он означал, что наступление, как и запланировано, начнется 22 июня, и что можно приступать к открытому выполнению приказов;
б) сигнал «Альтона». Он означал, что наступление переносится на другой срок.
Таким образом, даже имевший доступ к сверхсекретной информации советский разведчик вряд ли мог до середины июня сообщить точную дату вторжения.
11.00-12.00. Москва. Генеральный секретарь исполкома Коминтерна Димитров звонит Молотову.
Димитров просит, чтобы переговорили со Сталиным о положении и необходимых указаниях для Компартий в связи со слухами о предстоящем нападении Германии на СССР.
Молотов отвечает:
- Положение неясно. Ведется большая игра. Не все зависит от нас. Я переговорю с И.В. Если будет что-то особое, позвоню!
Димитров записывает разговор с Молотовым в дневник и подчеркивает слова о большой игре.
11.00 - 14.00 Москва. Репетиция премьеры оперы «Ромео и Джульетта»
В филиале Большого театра Союза ССР готовились к премьере оперы Гуно «Ромео и Джульетта». Дирижировал Мелик-Пашаев. Роль Джульетты исполняла народная артистка ССР Барсова, партию Ромео - Лемешев. Билеты были давно раскуплены, и к окошку кассы стояла очередь в ожидании снятия брони.
12.00 Москва. Сообщение агента «Курт»
«Посольство получило телеграмму из министерства иностранных дел в Берлине. С 4 утра идет совещание… война начнется в ближайшие 48 часов».
Герхард Кегель являлся высокопоставленным сотрудником германского посольства в Москве и одновременно советским агентом с псевдоним «Курт».Утром 21 июня Кегель-«Курт» воспользовался телефонным номером, выданным ему для экстренной связи, и сообщил о начале войны «в ближайшие 48 часов». Примерно в семь вечера 21 июня Кегель вновь вышел на связь и сократил срок вдвое: «Посольство утром получило указание уничтожить все секретные бумаги. Наступающей ночью будет решение. Это решение - война».
13.00-17.00 Генерал-губернаторство Польша. Немецкие танковые соединения получают приказ о выдвижении к границе на исходные позиции для наступления на СССР.
С целью обеспечения секретности, таблицы плановых сигналов в войсках о начале операции включали в себя даты от 22 до 30 июня. Даже если бы эти документы попали в руки советских агентов, ответа о точной дате вторжения они не давали. Окончательные дата и час нападения сообщались в армии и корпуса в последний момент.
Передача условного пароля состоялась на два часа раньше намеченного срока. Уже в 11 утра 21 июня командующий 2-й танковой группой Гудериан был извещен о том, что завтра его войска перейдут границу с СССР. До полудня условный сигнал передавался в подчиненные Гудериану корпуса. Заревели двигатели танков, тягачей и тяжелых автомобилей. Начались последние передвижения к советской границе. Этот процесс охватывал всю массу собранных у границы германских войск.
Эти последние передвижения германских войск не остались незамеченными. Командующий 3-й армией генерал В. И. Кузнецов докладывал в штаб Западного особого военного округа, что «проволочные заграждения вдоль границы у дороги Августов, Сейны, бывшие еще днем, к вечеру сняты». Также в Москву сообщалось о шуме моторов по другую сторону границы. Позднее их определили как работу танковых двигателей. Однако в действительности это был звук немецких тяжелых тягачей, выводивших на позиции мощные артиллерийские орудия в Сувалкском выступе.
16.00 Янов-Полесский Пинская область Белорусской ССР. Депортация.
Из воспоминаний Льюиса Резника: Шла депортация в Сибирь беженцев из Польши, отказавшихся от советского гражданства. В субботу 21 июня множество людей пришло попрощаться со своими родными. Люди плакали, жалели депортируемых. И тут, мужчина по имени Берилл Дивинский, находившийся в вагоне, произнёс: «Вы, кто здесь остаётся, будете завидовать нам, изгнанным».
16.00 Тересполь. Генерал-губернаторство Польша.
Немецкий унтер-офицер делает запись в дневнике: «Я смотрю на эту цветущую и мирную страну, которая начинается на том берегу реки Буг. Завтра она будет превращена в ад. Русские еще ничего не подозревают».
19.05. Москва. Совещание в Кремле
Начинается заседание в кремлевском кабинете Сталина с участием Молотова, Берии, Тимошенко. Среди участников также присутствовал только что прибывший из Берлина военно-морской атташе посольства СССР в Берлине Михаил Воронцов. Среди документов привезенных им из Берлина самым важным была копия полученная от военно-морского атташе Швеции.
Документ назывался так: «Официальный запрос Берлина о маршрутах шведских судов и самолетов в Балтийском море с 22 июня 1941 года с целью предупреждения нападения на них во время войны с СССР».
Появление такого документа было возможно в случае начала войны Германии с СССР.
На том же заседании принимается решение о создании Южного фронта и об объединении четырех армий, выдвигающихся из внутренних округов под единым командованием. Эти армии выдвигались с середины июня, но безнадежно запаздывали для того, чтобы их можно было использовать в сражении у границы. Позднее они образуют группу армий резерва главного командования и станут главными участниками Смоленского сражения в июне 1941 г.
20.00-21:00 на нескольких участках советско-германской границы задержаны перебежчики Альфред Лисков и Эрнст Кучера из числа немецких военнослужащих, сообщивших о назначенном на 22 июня нападении.
Командиры рот выдвинутых к границе с СССР немецких дивизий построили своих подчиненных. Они зачитали им обращение Гитлера, начинавшееся словами: «Солдаты Восточного фронта!» Далее следовала ложь, очевидная командующим групп армий, но неочевидная ротным командирам: «У наших границ выстроилось до ста шестидесяти дивизий русских». Эта цифра значительно превышала данные немецкой разведки о группировке противника. Однако возникшая на листе бумаге крупная масса дивизий Красной армии требовала решительных действий. Гитлер сообщал своим солдатам, что «в спасении нуждается вся европейская цивилизация и культура. Немецкие солдаты! Скоро, совсем скоро вы вступите в бой - в суровый и решительный бой. Судьба Европы, будущее германского рейха, само существование народа Германии находится теперь в ваших руках».
Но не все немецкие солдаты жаждали принять участие в спасении цивилизации и культуры путем военного вторжения. Выслушав своего ротного командира, сапер Альфред Лисков бросился к границе, переплыл Буг и сдался советским пограничникам. Запинаясь от волнения, он сказал, что 22 июня на рассвете немецкие войска должны перейти границу.
Через три часа ефрейтор Альфред Лисков был доставлен в отряд. На первом допросе он показал, что служил в 221-м саперном полку 75-й дивизии. В армию призван из запаса в 1939 г. Считает себя коммунистом, является членом Союза красных фронтовиков. Перед вечером его командир роты лейтенант Шульц отдал приказ и заявил, что сегодня ночью после артиллерийской подготовки их часть начнет переход Буга на плотах, лодках и понтонах. Как сторонник Советской власти, узнав об этом, решил бежать и сообщить о том, что утром начнется война.
В книге памяти Республики Башкортостан имеется следующая запись:Лисков Альфред Германович
Родился в 1910 г., Германия; немец; образование среднее; б/п;
Арестован 15 января 1942 г.
Реабилитирован 16 июля 1942 г.
21.30 Москва. Прием Молотовым посла Германии в Шулленбурга
Поздним вечером 21 июня Молотов вызвал германского посла графа фон Шулленбурга в Кремль. Вместе с ним едет советник Густав Хильгер. Встреча началась в 21.30. Советский нарком начал беседу с заявления протеста против систематических нарушений границ германскими летчиками. Шулленбург получил официальное письменное заявление:
«Советское Правительство должно отметить, что нарушения советской границы германскими самолетами за последние два месяца… не только не прекратились, но продолжают увеличиваться и приняли систематический характер, достигнув за указанный период времени 180 случаев».
В ответ немецкий посол заявил, что ему известно только о пересечении границы советскими самолетами. Шулленбург не лгал: перелеты границы советскими самолетами действительно регулярно фиксировались немцами. Незадолго до разговора в Кремле, 2 советских истребителя и 3 разведчика углубились на 16 км северо-западнее Бреста в расположение 2-й танковой группы. Однако характер и частота таких полетов не шла ни в какое сравнение с немецкими вторжениями в советское воздушное пространство.
После пикировки по перелетам границы от Молотова посыпался целый град вопросов:
Почему в Германии не было опубликовано сообщение ТАСС от 13 июня?
В чем заключается недовольство Германии в отношении СССР?
Молотов спрашивал Шуленбурга, не может ли он дать объяснение этим явлениям, включая отъезд сотрудников германского посольства.
Хильгер позднее вспоминал: «Вопросы Молотова поставили посла Шулленбурга в крайне неловкое положение. Ему не оставалось ничего иного, как заявить, что он не располагает никакой информацией».
Молотов: нет причин, по которым германское правительство могло бы быть недовольным в отношении СССР.
Шулленбург повторяет, что он не в состоянии ответить на поставленные вопросы.
Посол лишь обещал телеграфировать о сказанном ему в Берлин.
Отказ от комментариев, гробовое молчание в ответ на сообщение ТАСС 14 июня 1941 года были частью немецкой кампании дезинформации, вводившей советское руководство в заблуждение относительно ближайших планов Германии в отношении СССР.
Телеграмму с сообщением о беседе Молотова с Шуленбургом действительно передали из германского посольства в Москве в 1.17 22 июня с грифом «вне очереди, секретно». Но это уже не имело никакого значения. В посольство Германии в Москве уже передавалась другая пространная телеграмма, от Риббентропа Шуленбургу. В ней содержалось заявление в адрес советского правительства. Завершалась телеграмма словами: «Прошу Вас не вступать ни в какие обсуждения этого сообщения».
20.50-22.20 Москва. Совещание в Кремле в кабинете Сталина, принятие решения о приведении войск приграничных округов в боевую готовность.
Георгий Жуков вспоминал: «Вечером 21 июня мне позвонил начальник штаба Киевского военного округа генерал-лейтенант М. А. Пуркаев и доложил, что к пограничникам явился перебежчик - немецкий фельдфебель, утверждающий, что немецкие войска выходят в исходные районы для наступления, которое начнется утром 22 июня.
Я тотчас же доложил наркому и И. В. Сталину то, что передал М. А. Пуркаев.
- Приезжайте с наркомом минут через 45 в Кремль, - сказал И. В. Сталин.
Захватив с собой проект директивы войскам, вместе с наркомом и генерал-лейтенантом Н. Ф. Ватутиным мы поехали в Кремль. По дороге они договорились во что бы то ни стало добиться решения о приведении войск в боевую готовность»
Немедленного решения на совещании не последовало. Поначалу Сталиным были высказаны сомнения относительно достоверности сведений, сообщенных перебежчиком. Нарком обороны С. К. Тимошенко высказал мнение, которое поддерживали все присутствующие люди в военной форме: перебежчик говорит правду.
Высшее военное руководство отстаивало идею немедленно дать в округа директиву о приведение войск в боевую готовность и введении в действие планов прикрытия государственной. Однако этот вариант был сочтен Сталиным преждевременным. Простой подъем по тревоге не гарантировал, что не будут нанесены авиаудары по немецкой территории или произведен ее обстрел артиллерией. В этом случае был бы создан casus belly (повод для войны), оправдывающий вторжение в глазах мирового сообщества. Крупномасштабные боевые действия в этом случае начались бы не 22 июня, а 25 или 26 июня, после обширной пропагандистской кампании в прессе, разоблачающей «красных варваров». Как мы знаем сегодня, немцы такой вариант не рассматривали. Но вечером 21 июня на совещании в Кремле это было совсем не очевидно.
Сообразно этим предположениям директива была доработана. В итоге в войска был направлен документ, оставшийся в истории как Директива №1. На реальном документе номер проставлен не было. В нем говорилось:
«1. В течение 22-23.6.41 г. возможно внезапное нападение немцев… Нападение может начаться с провокационных действий.
2. Задача наших войск - не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения. Одновременно войскам… быть в полной боевой готовности встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников»
Также приказывалось в течение ночи на 22 июня скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе, рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию».
22.59 Финский залив. Немцы начали операцию по минированию.
Германский военно-морской флот переживал летом 1941 г. не лучшие времена. Линкор «Бисмарк» был потоплен, его собрат «Тирпиц» еще ни разу не выходил в море, оба линейных крейсера и тяжелый крейсер «Принц Ойген» были блокированы в Бресте, «Лютцов» на месяцы выведен из строя попаданием торпеды, тяжелые крейсера «Адмирал Хиппер» и «Адмирал Шеер» были в ремонте. Из четырех легких крейсеров только два «Нюрнберг» и «Кельн» были полностью боеспособны. На Черном море обеспечить присутствие крупных надводных кораблей немцы не могли чисто физически. Поэтому ставить Кригсмарине задачи на разгром советского флота было бы неосмотрительно. При этом нельзя сказать, что ВМФ СССР можно было бы просто игнорировать. Германия зависела от перевозок по морю, в первую очередь железной руды из Швеции. Для обеспечения безопасности перевозок по морю флот противника требовалось запереть в базах. Проще всего это было сделать с помощью минного оружия.
Германскому руководству удалось существенно облегчить себе жизнь, заручившись поддержкой Финляндии. Без использования баз в финских водах операция по блокированию Финского залива минными постановками граничила с безумием: немецким кораблям нужно было преодолеть почти всю Балтику с юга на север. Ни о какой скрытности не могло быть и речи - немецкие минные заградители были бы неизбежно обнаружены советской воздушной разведкой. Возможность до поры до времени спрятаться в финских шхерах значительно упростила задачу. Командиры немецких минных заградителей получили приказы о проведении операции 8 июня 1941 г. Группами по нескольку кораблей заградители с замаскированными орудиями и под торговым флагом переходили из Германии в Финляндию с 12-го по 18 июня. Таким образом в Финских территориальных водах бросило якорь 31 судно Крейгсмарине. Все было готово к проведению крупномасштабной операции по минированию выходов из Финского залива. Заградители вышли из шхер на постановку в 21.40 21 июня. Мины посыпались с направляющих в воды Балтики в 22.59 21 июня, за четыре часа до начала боевых действий на суше. Постановка первого заграждения было закончено в 23.39, второе - уже в 00.40. В пятом часу утра корабли вернулись в базы на финском побережье.
23.50 Москва. Командующий Балтийским флотом Н.Г.Кузнецов отдает директиву: «Немедленно перейти на оперативную готовность №1»
Машина с ярко зажженными фарами неслась по пустынным улицам Москвы. С Директивой №1 Н. Ф. Ватутин ехал в Генеральный штаб, чтобы тотчас же передать ее в округа. Передача документа в округа была закончена в 00.30 минут 22 июня 1941 года. В штаб Западного особого военного округа в Минске приехал прямо из театра со спектакля гастролировавшего в Минске МХАТ-а командующий округом генерал Павлов. Командующие армиями в этот поздний час также уже были на своих рабочих местах. Из Гродно Павлову бодро доложили «патроны розданы, занимаем укрепленные районы». В других округах происходило то же самое. Командующие армиями вызывались в штабы, им передавалась директива из Москвы.
Помимо директивы в адрес сухопутных войск последовали соответствующие распоряжения в адрес флотов. Нарком ВМФ Н.Г.Кузнецов отдает директиву: «Немедленно перейти на оперативную готовность №1».
Несколько позже, в 1.12 22 июня нарком направляет на флоты куда более пространную директиву № зн/88. В ней во многом копировал документ, направленный сухопутным войскам приграничных округов. В ней говорилось: «В течение 22.6-23.6 возможно внезапное нападение немцев. Нападение немцев может начаться с провокационных действий. Наша задача не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения. Одновременно флотам и флотилиям быть в полной боевой готовности встретить возможный удар немцев или их союзников. Приказываю, перейдя на оперативную готовность № 1, тщательно маскировать повышение боевой готовности. Ведение разведки в чужих территориальных водах категорически запрещаю. Никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить»
Тем самым предыдущий простой и всем понятный приказ во многом дезавуировался. В директиве появляется лукавое словосочетание «не поддаваться на провокации» и предложение тщательно маскировать повышение боевой готовности. В обстановке перехода от мира к войне это могло привести к весьма печальным последствиям. Но к счастью советский флот не был приоритетной целью немецкой авиации в первые часы войны.
22 июня
00.00
Пока на западной границе немецкие солдаты завершали приготовления к нападению, большинство советских людей, не подозревая, что завтра жизнь разделится на «до» и «после» спокойно проводили субботний вечер. На территории бывшего СССР нет человека, родившегося до 1930 года, который бы на вопрос «Что вы делали в субботу 21 июня 1941 года», ответил бы «Не помню». Слишком велика та пропасть, в которую обрушилась жизнь людей на следующий день, чтобы так просто взять и забыть… По словам НиколаяАфанасьева «…в каждый из потянувшихся от июня сорок первого к маю сорок пятого года дней все думали о той жизни, которая осталась позади, и, конечно же, последние дни, часы, минуты этой жизни - радостной, счастливой, мирной - мы все бесконечное количество раз перебирали в памяти, и казались они особенно прекрасными»
Днепропетровск. Общежитие медицинского института.
Из воспоминаний Ибрагима Друяна: «Я распахнул окно. Внизу тысячами огней сверкал город. Вместе с прохладным ночным воздухом в комнату ворвались приглушенные гудки автомобилей. Ниже, на втором этаже, негромко играл патефон и пели девушки. Днем зацвели липы, и теперь, ночью, их запах был особенно свеж и приятен.
Я отошел от окна, включил репродуктор. Черная тарелка на стене несколько мгновений молчала, потом из нее полились чарующие звуки вальса Штрауса. Прекрасная, мирная музыка...
Липецк. Берег реки Воронеж.
Из воспоминаний командира саперного взвода 565-го отдельного саперного батальона 294-й стрелковой дивизии Семена Данича:
«Дивизия располагалась в лесу под Липецком, офицеры жили в палатках, а солдаты в шалашах. Из нашего училища в эту дивизию было направлено 16 человек, и временно, пока шли назначения, мы жили дружной командой в одной палатке. У кого-то из наших ребят возникла идея отметить окончание училища. Идея всем понравилась, и организацию пикника поручили самому опытному и старшему по возрасту из нас лейтенанту Дерешеву. Пикник решили провести на красивом острове посреди р. Воронеж, ниже Липецкого металлургического завода. Заготовили закуски, шампанское. С помощью знакомой девушки пригласили весь ее выпускной класс. Праздник начался вечером 21 июня и продолжался до утра 22 июня. Шампанское лилось рекой, я кстати, тогда его первый раз попробовал, казалось, что веселится весь город - такой был шум и радостный хохот. Такого веселого и красиво оформленного кострами праздника я больше не видел за всю свою долгую жизнь…»
Брестский укрепрайон
Из воспоминаний Владмира Осауленко пулеметчика 18 Отдельного артиллерийско-пулеметного батальона, 62-го Брестского укрепленного района «Примерно в полночь вернулись с танцплощадки ребята. Ко мне подошел мой второй номер Решетило:
- Володя, ты знаешь, мне очень неприятную вещь сказала моя подружка. Она сказала, что нам завтра будет очень плохо.
- Почему?
- Завтра начнется война».
Оса Молотовская облась, г. Оса
Вспоминает Василий Брюхов: «20 июня 1941 г. в десятых классах прошли выпускные вечера, поэтому 21 июня, в субботу, мы ватагой, - парни, девчата, - забрав нехитрую утварь и продукты, отправились на берег Тулвы для отдыха на 2 дня. Здесь мы ловили рыбу, варили уху, собирали землянику, играли в футбол, валялись на траве, уединялись в кустах и, боясь прикоснуться друг к другу, мечтали о будущем и фантазировали. Ночью мы не спали, а кто уснет - просыпается он весь мазаный, хохот стоит. Или «гусара подставляли»: возьмем, вату подожжем и положим под нос спящему, - он как дурной вскакивает. И «велосипед» делали: он спит, мы ему между пальцами тонкие газетные бумажки вставим и подожжем. Он крутит ногами, вскакивает. Опять хохот!»
01.00 Белорусская ССР. На территорию СССР проникают диверсанты с задачей захватить мосты и перерезать телефонную и телеграфную связь
Первые выстрелы войны между СССР и Германией прозвучали еще в ночной темноте. Группа диверсантов в советской униформе из полка «Бранденбург» под командованием лейтенанта Кригсхайма пыталась проникнуть на советскую территорию с «макушки» Сувалкинского выступа. Его задачей было предотвратить взрывы на мостах и дамбах вдоль дороги Липск - Даброво. Переход границы был замечен советскими пограничниками, и началась интенсивная перестрелка. Несколько пограничников было убито. Диверсанты отряда Кригсхайма повторяют попытку на другом участке границы и на этот раз переход удается. Это был один из многих отрядов, которые просачивались через границу или же ждали первых выстрелов артиллерийской подготовки для вторжения на территорию СССР вместе с наступающими частями Вермахта.
1.15 Севастополь. На Черноморском флоте объявлена готовность №1.
Вспоминает краснофлотец связист зенитной батареи Одесской Военно-Морской базы Михаил Назаренко: «В 12 часов я заступил на вахту . Сижу на командном пункте у телефона. Через каждые полчаса звоню, докладываю, что ничего не произошло, никаких событий нет. Примерно в час, начале второго звонят из дивизиона и говорят: «Принимайте сигнал». Я спрашиваю: «Какой Сигнал?» Они отвечают: «Галс по морю». Я открываю кодированную таблицу, а там написано: «Начало военных действий». Со мной был командир первого взвода, я ему говорю, что вот такой сигнал получил. Он мне говорит: «Да ты что-то перепутал, ерунду, какую-то говоришь. Не может этого быть». Сам посмотрел таблицу, видит да, действительно, точно. Он опять звонит в штаб дивизиона, говорит, что получили сигнал вот такой... А из штаба ему: «Не рассуждать. Выполняйте».
2.15 Минск. Командующий ЗапОВО генерал Павлов приказывает командующим 3, 4 и 10 армий поднимать части по «красному пакету»
В сейфах в штабах соединений армий приграничных округов лежали так называемые «красные пакеты». Они содержали указания по действиям данной дивизии или корпуса с началом боевых действий. Типичный «красный пакет» начинался словами: «Для прикрытия мобилизации, сосредоточения и развертывания войск приграничные части получили задачу - упорной обороной укреплений по линии государственной границы не допустить вторжения противника на территорию округа». По предвоенным взглядам советского военного руководства, война не могла начаться с удара противника сразу всей массой войск. Считалось, что несмотря на формальное начало войны, крупные сражения грянут только после мобилизации и подтягивания из глубины главных сил армий двух стран. В этот период действовали так называемые планы прикрытия, нацеленные на удержание границы достаточно слабыми силами на широком фронте. Никакой ценности эти планы в начинавшейся войне уже не имели - противник сразу нанес удар с решительными целями и главными силами. Однако приказы из «красных пакетов» хотя бы предусматривали подъем войск по тревоге и вывод в заранее определенную полосу обороны на границе или выжидательный район. Но даже эти указания выполнить успели далеко не все.
2.00 Кобрин. Штаб 4-й армии
Связь с Брестской крепостью нарушена. Приказ о поднятии войск по тревоге и занятии оборонительных рубежей не передан. Только в в 3.30, за 15 минут до начала артиллерийской подготовки удалось восстановить связь. Переданный приказ безнадежно запоздал.
2.10 Город Чижев. штаб 169-го полка 86-й стрелковой дивизии
Поднятые по тревоге части 86-й стрелковой дивизии выступили к назначенным позициям на границе. Штаб дивизии выехал на полевой командный пункт.
По своей инициативе, не дожидаясь расшифровке указаний «не поддаваться на провокации» командир 86-й стрелковой дивизии полковник Герой Советского Союза Михаил Арсентьевич Зашибалов отдал приказ вскрывать «красные пакеты». Плановых 9 часов на подъем войск по тревоге уже не оставалось. Далеко не все части успевали даже выйти из городков и казарм. В выгодном положении находились танковые части. Им не нужно было занимать оборону на границе, первой задачей мехкорпусов был выход из городков в леса, в резерв армий.
Заключенный с Германией пакт предоставил СССР паузу на подготовку к войне. Однако главный вопрос «Когда?» весной 1941 г. оставался без ответа. Задача эффективной обороны страны не так проста как может показаться стороннему наблюдателю. Ни одна страна мира не может содержать в мирное время неопределенно долго многомиллионную армию для большой войны. Поэтому в мирное время вооруженные силы разделяются на три группы. Первая это войска постоянно находящиеся на границе. В СССР они составляли первый эшелон трех приграничных (особых) военных округов: Прибалтийского, Западного и Киевского. Вторая группа это войска в глубине построения приграничных округов. Они уже не могут быть немедленно использованы против внешнего вторжения. Им требуется время на выдвижение непосредственно на границу. Наконец третья группа это войска в глубине страны. В приложении к СССР третья группа разбросана на огромном пространстве во внутренних округах - в Орловском, Московском округах, в Поволжье, на Урале и Северном Кавказе. Для их выдвижения требовалось уже значительное время, исчислявшееся уже не днями, а неделями. Поэтому ответ на вопрос «Когда?» о войне с немцами требовал ответа минимум за несколько недель до начала боевых действий.
До конца весны 1941 г. группировка Красной армии оставалась типичной для армии мирного времени. Производившиеся перемещения носили локальный характер и не изменяли ее принципиально. Объяснялось это оценкой обстановки политическим и военным руководством страны. Сообщения разведки носили размытый характер и не давали однозначного ответа о планах потенциального противника т.е. Германии и ее реальных и возможных союзников - Румынии, Венгрии и Финляндии. Советские разведчики зимой 1940-41 гг. сообщали о возможном нападении на СССР «после окончания войны с Англией». В марте 1941 г. назывались сроки то «в апреле», то «в мае», то «в течение 4-6 месяцев». Однако прошел апрель, прошел май, а нападение не состоялось.
Ситуация стала стремительно накаляться только в июне 1941 г., когда доклады разведки становились все тревожнее. Радикальные же меры были приняты только в середине июня 1941 г. Началось выдвижение войск из глубины страны, но оно уже безнадежно запоздало. Когда говорят о «внезапности» германского нападения речь идет о нехватке времени на принятие адекватных мер.
С середины июня армии непосредственно на границе усиливались, но не претерпела качественных изменений. К 21 июня группировка советских войск осталась в тех же трех эшелонах мирного времени, с некоторым смещением в сторону границы. В итоге в первом эшелоне Германия успела развернуть на советских границах 77% своих пехотных, 90% танковых, 94% моторизованных дивизий и 100% авиасоединений, оставив в резерве до 12% имевшихся сил и средств, выделенных для проведения операции «Барбаросса». Напротив, в группировке советских войск в первый эшелон успели развернуться только 43% дивизий. Еще 25% входило в состав вторых эшелонов округов и 32% еще находились в подчинении Главного Командования. Последние еще находились в пути или даже в местах постоянной дислокации во внутренних округах. Никакого влияния на бои на границе они оказать не могли. Таким образом, у сил вторжения был существенный численный перевес. В первый день войны Красная армия могла ввести в бой около 40 дивизий против 100 немецких.
Именно необходимостью выигрывать время на выдвижение войск диктовались суровые окрики из Москвы «не поддаваться на провокации». По той же причине считалось нецелесообразным постоянно держать войска в укреплениях на границе. По неосторожности или поддавшись на провокацию солдаты могли открыть стрельбу, вызвав тем самым политический скандал. Непредвиденное перерастание пограничного конфликта в войну ставило Красную армию в заведомо проигрышную ситуацию. Большие расстояния и менее развития дорожная сеть не позволяли подвозить войска к границе тем же темпом, что и немцы.