Мастерская молодых хореографов
«Мастерская молодых хореографов», недавняя премьера фестиваля «Мариинский» традиционно предшествует финальному гала, словно перекидывая мостик от творческих метаний и дрожаний к торжеству танцевального профессионализма. У третьей по счету «Мастерской» уже перед началом представления было зафиксировано четыре достижения: полный зал (сайт театра возвещал: «Все билеты проданы»), перенос программы с дневного показа на вечернее время, три полноценных отделения и симфонический оркестр Мариинского театра. Блоха порадовалась обилию голых торсов, предъявленных во время почти четырехчасового вечера. Фото - Наташи Разиной с сайта "Коммерсанта".
Покаянное дополнение (вечером 25 марта). Меня совершенно справедливо уличили в невежестве, принимаю заслуженный позор. Написала в тексте "древние парки", имея в виду античных богинь судьбы, которых в Древней Греции называли мойрами, а в Древнем Риме - парками. Текст сознательно не исправляю, дабы глупость моя была видна. Простите великодушно!
В умении вычерчивать танцевальные иероглифы не откажешь ни одному из шести участников проекта. Только порой смысл этих иероглифов был понятен лишь самим сочинителям. Ксения Зверева продемонстрировала усвоение танцевально-практических знаний, полученных ею в командировке в Нидерландах. В двадцатиминутном «Remember the future» нудно повествовалось о волнующих темах женского одиночества, мужского шовинизма и наполнения многозначительностью движения из классического экзерсиса (гранд ронд де жамб) в полной тишине. Для решения этой задачи госпожа Зверева умело сочетает и комбинирует в пространстве три женщины и пять мужчин (с обнаженными торсами) под музыку Баха и без музыкального сопровождения. В миниатюре «Second I» танцевали Андрей Ермаков и Алексей Тютюнник (в пиджаках на обнаженных торсах). Их дуэт вполне может дать пищу для околотеатрального выступления депутата Милонова, отвечающего за нравственные основы российской семьи, с непременным резюме на тему: «Вот и шли вас, обормотов, в заграничные турне».
Склонность к пластическим умствованиям продемонстрировал и Илья Живой в получасовом номере «Connections». Четыре пары (мужчины с обнаженными торсами, чуть позже они облачились в рубашки и пиджаки) соединялись и разъединялись, бросались песком, водили хороводы и позировали в «театре теней». В главной паре (Екатерина Осмолкина и Максим Зюзин) солистка испытывала партнера на прочность, приставляя к его груди ногу (как Мехменэ-Бану в диалоге с Визирем). Несомненно, в этой танцевальной фразе воплотилась вся тоска русской женщины по широкой мужской груди (в пиджаке) и сильному мужскому плечу.
Воспитанник Академии Русского балета Максим Севагин, произведший на прошлой «Мастерской» маленький фурор «Венгерской рапсодией» Листа, в этот раз вознамерился доказать готовность работы с серьезной музыкой. Для танцевального «Элементариума», в котором заявлено танцевально-астрологическое отражение четырех элементов, господин Севагин выбрал Сергея Прокофьева. Сочинение получилось вполне предсказуемым: на форте танцевали быстро и исполняли большие движения, на пиано - медленно, на кульминации главную солистку высоко вознесли и покачали из стороны в сторону сильные мужские руки (семь учеников старших классов с обнаженными торсами). Обилие танцевальной патетики объяснимо энтузиазмом «ново-воцерковляющегося» на ниве хореографического служения. Но, по крайней мере, господин Севагин показался вполне искренним и увлеченным.
Два наиболее интересных номера «Мастерской» нашлись в первом отделении программы. Максим Петров, незамысловато назвавший свой второй опус «Балет № 2» прекрасно сыграл на танцевальной ностальгии. Его балет на музыку Александра Цфасмана будет, несомненно, мил поколению 1960-х годов и всем, кто любит советский наивный позитивизм в фильмах про Шурика. Очаровательные барышни с «бабеттами» в коротеньких платьицах, пареньки из школы рабочей молодежи остроумно воплотили в танце темы лучших советских песен про десять девчонок, на которых по статистике девять ребят, про хорошую девочку Лиду, про то, как нас выбирают и мы выбираем. Как просто оказалось сделать зал счастливым и умиротворенным!
Владимир Варнава представил номер «Глина» на музыку Дариюса Мийо. Удивительная игра «биомассы» (мужчины с обнаженными торсами), из которой невидимый демиург лепит судьбы, характеры, события, истории. Господин Варнава не прилаживает танцевальные движения к сюжету, но, словно древняя парка, вытягивает из него пластическую нить, свивая и сплетая тугую сеть повествования, которое захватывает визуально и эмоционально.
Юрий Смекалов претендовал на танцевального гуру: в программе он показал две постановки - «Кто моя тень?» для американских вундеркиндов и одноактный балет «Орфей в балетном царстве», который составляет 1/3 будущего танцевального проекта, посвященного античному певцу. Детей оставим в покое - чем бы они ни тешились. Умиление при виде тинейджеров, танцующих по-эстрадному броскую, и столь же малосодержательную расхожую хореографию, все же охраняет номер от злых упреков. История про Орфея (на музыку «Острова мертвых» Рахманинова) сделана дежурно-обязательно, претенциозно-значительно, танцевально-нелепо. Эвридика (Оксана Бондарева) помирает на первых же тактах произведения, а в виде мумии крутит банальные туры и «трепетно» перемещается на па де бурре. Орфей (Владимир Шкляров с обнаженным торсом) в танцевальном раже время от времени хватает свою непременную лиру, но вовсе не для того, чтобы бряцнуть по струнам, а чтобы деловито повесить ее за спину на манер ранца. Дуэт-исход главных героев из подземного царства полон режиссерских загадок: если Орфею поставлено условие не оборачиваться, то почему адажио исполняется лицом к лицу?
Статистическое сальдо «Мастерской» все же положительное: из восьми показанных номеров два весьма хороши, таким образом, 25% удачных постановок от общего числа можно считать большой административной победой. Художественный вывод: зрители увидели постановки хорошие, постановки посредственные и постановки Юрия Смекалова.
Покаянное дополнение (вечером 25 марта). Меня совершенно справедливо уличили в невежестве, принимаю заслуженный позор. Написала в тексте "древние парки", имея в виду античных богинь судьбы, которых в Древней Греции называли мойрами, а в Древнем Риме - парками. Текст сознательно не исправляю, дабы глупость моя была видна. Простите великодушно!
В умении вычерчивать танцевальные иероглифы не откажешь ни одному из шести участников проекта. Только порой смысл этих иероглифов был понятен лишь самим сочинителям. Ксения Зверева продемонстрировала усвоение танцевально-практических знаний, полученных ею в командировке в Нидерландах. В двадцатиминутном «Remember the future» нудно повествовалось о волнующих темах женского одиночества, мужского шовинизма и наполнения многозначительностью движения из классического экзерсиса (гранд ронд де жамб) в полной тишине. Для решения этой задачи госпожа Зверева умело сочетает и комбинирует в пространстве три женщины и пять мужчин (с обнаженными торсами) под музыку Баха и без музыкального сопровождения. В миниатюре «Second I» танцевали Андрей Ермаков и Алексей Тютюнник (в пиджаках на обнаженных торсах). Их дуэт вполне может дать пищу для околотеатрального выступления депутата Милонова, отвечающего за нравственные основы российской семьи, с непременным резюме на тему: «Вот и шли вас, обормотов, в заграничные турне».
Склонность к пластическим умствованиям продемонстрировал и Илья Живой в получасовом номере «Connections». Четыре пары (мужчины с обнаженными торсами, чуть позже они облачились в рубашки и пиджаки) соединялись и разъединялись, бросались песком, водили хороводы и позировали в «театре теней». В главной паре (Екатерина Осмолкина и Максим Зюзин) солистка испытывала партнера на прочность, приставляя к его груди ногу (как Мехменэ-Бану в диалоге с Визирем). Несомненно, в этой танцевальной фразе воплотилась вся тоска русской женщины по широкой мужской груди (в пиджаке) и сильному мужскому плечу.
Воспитанник Академии Русского балета Максим Севагин, произведший на прошлой «Мастерской» маленький фурор «Венгерской рапсодией» Листа, в этот раз вознамерился доказать готовность работы с серьезной музыкой. Для танцевального «Элементариума», в котором заявлено танцевально-астрологическое отражение четырех элементов, господин Севагин выбрал Сергея Прокофьева. Сочинение получилось вполне предсказуемым: на форте танцевали быстро и исполняли большие движения, на пиано - медленно, на кульминации главную солистку высоко вознесли и покачали из стороны в сторону сильные мужские руки (семь учеников старших классов с обнаженными торсами). Обилие танцевальной патетики объяснимо энтузиазмом «ново-воцерковляющегося» на ниве хореографического служения. Но, по крайней мере, господин Севагин показался вполне искренним и увлеченным.
Два наиболее интересных номера «Мастерской» нашлись в первом отделении программы. Максим Петров, незамысловато назвавший свой второй опус «Балет № 2» прекрасно сыграл на танцевальной ностальгии. Его балет на музыку Александра Цфасмана будет, несомненно, мил поколению 1960-х годов и всем, кто любит советский наивный позитивизм в фильмах про Шурика. Очаровательные барышни с «бабеттами» в коротеньких платьицах, пареньки из школы рабочей молодежи остроумно воплотили в танце темы лучших советских песен про десять девчонок, на которых по статистике девять ребят, про хорошую девочку Лиду, про то, как нас выбирают и мы выбираем. Как просто оказалось сделать зал счастливым и умиротворенным!
Владимир Варнава представил номер «Глина» на музыку Дариюса Мийо. Удивительная игра «биомассы» (мужчины с обнаженными торсами), из которой невидимый демиург лепит судьбы, характеры, события, истории. Господин Варнава не прилаживает танцевальные движения к сюжету, но, словно древняя парка, вытягивает из него пластическую нить, свивая и сплетая тугую сеть повествования, которое захватывает визуально и эмоционально.
Юрий Смекалов претендовал на танцевального гуру: в программе он показал две постановки - «Кто моя тень?» для американских вундеркиндов и одноактный балет «Орфей в балетном царстве», который составляет 1/3 будущего танцевального проекта, посвященного античному певцу. Детей оставим в покое - чем бы они ни тешились. Умиление при виде тинейджеров, танцующих по-эстрадному броскую, и столь же малосодержательную расхожую хореографию, все же охраняет номер от злых упреков. История про Орфея (на музыку «Острова мертвых» Рахманинова) сделана дежурно-обязательно, претенциозно-значительно, танцевально-нелепо. Эвридика (Оксана Бондарева) помирает на первых же тактах произведения, а в виде мумии крутит банальные туры и «трепетно» перемещается на па де бурре. Орфей (Владимир Шкляров с обнаженным торсом) в танцевальном раже время от времени хватает свою непременную лиру, но вовсе не для того, чтобы бряцнуть по струнам, а чтобы деловито повесить ее за спину на манер ранца. Дуэт-исход главных героев из подземного царства полон режиссерских загадок: если Орфею поставлено условие не оборачиваться, то почему адажио исполняется лицом к лицу?
Статистическое сальдо «Мастерской» все же положительное: из восьми показанных номеров два весьма хороши, таким образом, 25% удачных постановок от общего числа можно считать большой административной победой. Художественный вывод: зрители увидели постановки хорошие, постановки посредственные и постановки Юрия Смекалова.