Olympia
Так сложилось, что несколько раз писал здесь о фильмах Лени Рифеншталь, но не о самом ее известном проекте, который, по большому счету, и обеспечил ей место в истории кино. Редко обращают внимание на то, что она видимо первая из женщин-кинорежиссеров в звуковом кино добилась широкого международного признания своего таланта. Конечно, до нее сидели женщины в этом кресле и успешно работали (н-р, Алис Ги считается первой в истории кино), но их имена и фильмы сегодня известны только специалистам, в отличии от ЛР. Замысел этого поста возник еще несколько лет назад, когда прочитал ее объемистые мемуары, поразившие меня подробностями его съемок, но осуществился он только сейчас, когда получилось побывать в нескольких местах, где происходили съемки "Олимпии" и велась работа над ним. Тем более, что в деле обнаружился "русский след":)
Фильм считается документальным, но в нем, помимо хроники, есть и постановочные сцены, и это не только прологи к двум частям. Некоторые соревнования у Рифеншталь не получилось снять так, как бы ей хотелось или совсем не удалось, поэтому она просила спортменов остаться после соревнований и участвовать в их постановке, чтобы получились требуемые ракурсы, впоследствии соединяя при монтаже реальные кадры с постановочными.
Н-р, соревнование в прыжках в высоту с шестом (здесь и далее цитаты из ее мемуаров выделены курсивом)
"Конкуренция в этом виде программы была, вероятно, самым напряженным событием Игр. Прыжки начались еще в первой половине дня, а вечером за победу все еще ожесточенно сражались пятеро прыгунов - американцы и японцы. Два низкорослых, хрупкого сложения японца упорно боролись с тремя здоровенными американцами. Становилось все темнее и прохладнее. Прыгуны кутались в шерстяные одеяла, но зрители с напряженным вниманием продолжали наблюдать за драматическим спектаклем. Все решилось после пяти часов борьбы. Победил молодой американец Эрл Мидоус, оставив на втором и третьем местах японцев Нишиду и Ое.
Но больше всех в этот вечер проиграла я, потому что у меня не было ни единого кадра с этим фантастическим событием. Слишком темно. Оставался только один мало реальный шанс - повторить на следующий день эти ночные прыжки при свете прожекторов. Но вот согласятся ли спортсмены? Маловероятно - после тяжелейшего напряженного дня и предшествовавших ему недель напряженных тренировок. Эрвин Хубер, наш десятиборец, сказал: «Что касается американцев, то тут может помочь только Моррис». Они встретились, и Гленн согласился уговорить своих товарищей. Но те уже покинули территорию Олимпийской деревни, отправились развеяться в какое-то увеселительное заведение. Первый свободный день после многонедельной каторжной работы. Японцы же сразу согласились повторить прыжки перед кинокамерой. Моррис действительно нашел своих друзей в танцзале и притащил на стадион. Они были отнюдь не в восторге. Мы старались поднять им настроение. Я расточала комплименты, посылала воздушные поцелуи. Но их улыбки показались мне не слишком радостными. В конце концов американцы все же согласились - и стали прыгать. Спортсменами овладела подлинная страсть. И началось настоящее состязание. Были покорены те же высоты, что и днем раньше. Фантастика - мы сняли великолепные кадры! Освещение было отличное - скоростная съемка, съемка крупным планом, все удалось превосходно. Так этот вечер стал для меня одним из самых счастливых за все время работы над фильмом."
Постановкой оказалось и сцена зажжения олимпийского огня
Колонна наших машин прибыла в Афины в немыслимую жару. Во время поездки нас приветствовали ликующими возгласами греки, стоявшие на обочине дороги. В полуденное пекло, изнуренные, купаясь в поту, мы достигли места классической Олимпии. Действительность превзошла все мои наихудшие предположения. Автомашины и мотоциклы искажали ландшафт. Алтарь, на котором должны были зажечь огонь, имел ужасно примитивный вид. Да и юноша-грек в спортивном костюме не вписывался в атмосферу, которую я себе представляла. Разочарование было очень велико.
Наши операторы пытались снять алтарь, но из-за сумасшедшей давки это оказалось делом совершенно безнадежным. Вдруг громкие клики восторга возвестили о том, что олимпийский огонь уже зажжен. Между машинами и мотоциклами мы увидели красноватый свет и рассмотрели первого бегуна с факелом только когда он продрался сквозь толпу и вырвался на проселочную дорогу. Мы собрались последовать за ним, нас задержала цепь полицейских - дальше ехать было нельзя. Не помогли даже значки МОК на ветровых стеклах. Я выскочила из машины и стала умолять полицейских, которые наконец смягчились и, несколько озадаченные, освободили нам дорогу. Машины рванули с места. Через несколько минут мы догнали бегуна. Мне стало ясно, что так нам хороших кадров снять не удастся. То, что мы делали сейчас, оказалось бы на поверку чистейшей хроникой. Нам нужно было попытаться снять бег с факелом вдали от автотрассы, с сюжетами, которые бы соответствовали характеру моего олимпийского пролога.
Лишь четвертый бегун из этой эстафеты выглядел так, как я его себе представляла: молодой темноволосый грек. Его сменили в деревушке в нескольких километрах от Олимпии. Он отдыхал в тени дерева, на вид ему было лет восемнадцать - девятнадцать, и выглядел он очень фотогенично. Один из моих сотрудников заговорил с ним о съемке, но спортсмен отреагировал отрицательно. Мы не сдавались, и так как никто из нас не говорил погречески, то мы попытались объясниться знаками. Выяснилось, что он немного понимал по-французски. Мы растолковали ему, что он должен ехать с нами. Он отказался. Мы сказали, что привезем его назад на автомобиле. Наконец он дал нам понять, что не может поехать с нами в шортах, сначала ему нужно побывать дома, чтобы переодеться. После того как мы пообещали экипировать его должным образом, он сел в машину. Я попыталась узнать кое-что о нем. С помощью нескольких французских слов выяснилось, что мой классический греческий юноша был никакой не грек, а сын русских эмигрантов. Его звали Анатоль. Понемногу он привык к нам. Мы поехали в Дельфы. При съемках на стадионе он вел себя довольно артистично. Его роль, казалось, нравилась ему все больше и больше. Вскоре он стал капризничать как кинозвезда, отказался бежать так, как нам было нужно, и показал, как это представляет себе он сам. Нас обрадовало его рвение, и наконец мы стали очень хорошо понимать друг друга.
Впоследствии Рифеншталь помогла ему переехать в Германию, но актерская карьера у него не сложилась. Он воевал на стороне немцев и, кстати, как и многие участвовавшие в создании фильма, остался жив.
После возвращения из Греции все мы поселились в замке Рувальд - старом, нежилом доме в парке на шоссе Шпандауэр, неподалеку от стадиона. Комнаты по нашей бедности были кое-как обставлены походными кроватями и ящиками из-под фруктов. Были устроены рабочие кабинеты, ремонтные мастерские, складские помещения для съемочных материалов, столовая. Наше рабочее место на ближайшие недели походило на спартанскую деревню. Здесь размещалось до трехсот человек, из которых половина оставалась ночевать. Отсюда съемочные группы день за днем разъезжались к местам соревнований. Между Рувальдом, стадионом и копировальной фабрикой Гейера было организовано непрерывное челночное сообщение, чтобы можно было уже в тот же день проверить отснятую кинопленку, обсудить способ и приемы работы операторов и сделать соответствующие выводы из возможных недостатков пленки.
Инфы об этом здании в сети немного. Вилла Рувальд была построена в 1867-1868 году и уже через 6 лет была продана ее владельцем, позднее не раз их меняла и попав в городскую собственность была снесена в 1937 году, видимо сразу после завершения работы над фильмом.
Выглядела она так
Есть ее фото здесь, но они еще более низкого качества (https://www.berlin.de/ba-charlottenburg-wilmersdorf/verwaltung/aemter/strassen-und-gruenflaechenamt/gruenflaechen/gartendenkmale/artikel.196704.php)
Быть в Берлине весной и не зайти туда, да как бы не так:) Сейчас от былого сохранилась только заброшенная аркада
и старый дом за ней, видимо бывший частью всего комплекса
Лишь огромный олимпийский стадион благополучно пережил войну и функционирует и сегодня
Сцены пролога к первой части, в том числе сцену зажжения олимпийского огня, из-за того, что в них участвовали обнаженные юноши и девушки (одной из них была сама Рифеншталь, если верить IMDB) решили снимать в удаленном от людей месте и выбор пал на Куршскую косу. Да, кто бы мог подумать, но все эти эффектные сцены с ожившей статуей дискобола, танцы девушек и зажжение олимпийского огня снимали на дюнах в окрестностях поселка Пиллькоппена (сегодня - Морское), то есть на территории современной России:).
В роли "дискобола" снялся знаменитый немецкий десятиборец Эрвин Хубер, который тоже пережил войну и умер в один год (2003) с Рифеншталь (на несколько месяцев раньше) в возрасте 96 лет там же в Баварии.
Здесь же мы смогли идеально снять другую важную сцену - зажигание олимпийского огня на обломке античной колонны, - для которой в Греции у нас не хватило времени. На вершине дюны художник по декорациям настолько точно воспроизвел дорический храм, что тот казался настоящим. И здесь с участием прибывшего с нами Анатоля удалось получить кадры, которые оказались натуральнее всех, снятых в Олимпии. Косо падающий солнечный свет, какого не бывает в южных странах, создал атмосферу, идеально подходящую для наших целей.
Сегодня, конечно, невозможно точно установить где именно снимали, но вот где-то здесь:)
Поселок Морское (Пиллькоппен)
Фильм считается документальным, но в нем, помимо хроники, есть и постановочные сцены, и это не только прологи к двум частям. Некоторые соревнования у Рифеншталь не получилось снять так, как бы ей хотелось или совсем не удалось, поэтому она просила спортменов остаться после соревнований и участвовать в их постановке, чтобы получились требуемые ракурсы, впоследствии соединяя при монтаже реальные кадры с постановочными.
Н-р, соревнование в прыжках в высоту с шестом (здесь и далее цитаты из ее мемуаров выделены курсивом)
"Конкуренция в этом виде программы была, вероятно, самым напряженным событием Игр. Прыжки начались еще в первой половине дня, а вечером за победу все еще ожесточенно сражались пятеро прыгунов - американцы и японцы. Два низкорослых, хрупкого сложения японца упорно боролись с тремя здоровенными американцами. Становилось все темнее и прохладнее. Прыгуны кутались в шерстяные одеяла, но зрители с напряженным вниманием продолжали наблюдать за драматическим спектаклем. Все решилось после пяти часов борьбы. Победил молодой американец Эрл Мидоус, оставив на втором и третьем местах японцев Нишиду и Ое.
Но больше всех в этот вечер проиграла я, потому что у меня не было ни единого кадра с этим фантастическим событием. Слишком темно. Оставался только один мало реальный шанс - повторить на следующий день эти ночные прыжки при свете прожекторов. Но вот согласятся ли спортсмены? Маловероятно - после тяжелейшего напряженного дня и предшествовавших ему недель напряженных тренировок. Эрвин Хубер, наш десятиборец, сказал: «Что касается американцев, то тут может помочь только Моррис». Они встретились, и Гленн согласился уговорить своих товарищей. Но те уже покинули территорию Олимпийской деревни, отправились развеяться в какое-то увеселительное заведение. Первый свободный день после многонедельной каторжной работы. Японцы же сразу согласились повторить прыжки перед кинокамерой. Моррис действительно нашел своих друзей в танцзале и притащил на стадион. Они были отнюдь не в восторге. Мы старались поднять им настроение. Я расточала комплименты, посылала воздушные поцелуи. Но их улыбки показались мне не слишком радостными. В конце концов американцы все же согласились - и стали прыгать. Спортсменами овладела подлинная страсть. И началось настоящее состязание. Были покорены те же высоты, что и днем раньше. Фантастика - мы сняли великолепные кадры! Освещение было отличное - скоростная съемка, съемка крупным планом, все удалось превосходно. Так этот вечер стал для меня одним из самых счастливых за все время работы над фильмом."
Постановкой оказалось и сцена зажжения олимпийского огня
Колонна наших машин прибыла в Афины в немыслимую жару. Во время поездки нас приветствовали ликующими возгласами греки, стоявшие на обочине дороги. В полуденное пекло, изнуренные, купаясь в поту, мы достигли места классической Олимпии. Действительность превзошла все мои наихудшие предположения. Автомашины и мотоциклы искажали ландшафт. Алтарь, на котором должны были зажечь огонь, имел ужасно примитивный вид. Да и юноша-грек в спортивном костюме не вписывался в атмосферу, которую я себе представляла. Разочарование было очень велико.
Наши операторы пытались снять алтарь, но из-за сумасшедшей давки это оказалось делом совершенно безнадежным. Вдруг громкие клики восторга возвестили о том, что олимпийский огонь уже зажжен. Между машинами и мотоциклами мы увидели красноватый свет и рассмотрели первого бегуна с факелом только когда он продрался сквозь толпу и вырвался на проселочную дорогу. Мы собрались последовать за ним, нас задержала цепь полицейских - дальше ехать было нельзя. Не помогли даже значки МОК на ветровых стеклах. Я выскочила из машины и стала умолять полицейских, которые наконец смягчились и, несколько озадаченные, освободили нам дорогу. Машины рванули с места. Через несколько минут мы догнали бегуна. Мне стало ясно, что так нам хороших кадров снять не удастся. То, что мы делали сейчас, оказалось бы на поверку чистейшей хроникой. Нам нужно было попытаться снять бег с факелом вдали от автотрассы, с сюжетами, которые бы соответствовали характеру моего олимпийского пролога.
Лишь четвертый бегун из этой эстафеты выглядел так, как я его себе представляла: молодой темноволосый грек. Его сменили в деревушке в нескольких километрах от Олимпии. Он отдыхал в тени дерева, на вид ему было лет восемнадцать - девятнадцать, и выглядел он очень фотогенично. Один из моих сотрудников заговорил с ним о съемке, но спортсмен отреагировал отрицательно. Мы не сдавались, и так как никто из нас не говорил погречески, то мы попытались объясниться знаками. Выяснилось, что он немного понимал по-французски. Мы растолковали ему, что он должен ехать с нами. Он отказался. Мы сказали, что привезем его назад на автомобиле. Наконец он дал нам понять, что не может поехать с нами в шортах, сначала ему нужно побывать дома, чтобы переодеться. После того как мы пообещали экипировать его должным образом, он сел в машину. Я попыталась узнать кое-что о нем. С помощью нескольких французских слов выяснилось, что мой классический греческий юноша был никакой не грек, а сын русских эмигрантов. Его звали Анатоль. Понемногу он привык к нам. Мы поехали в Дельфы. При съемках на стадионе он вел себя довольно артистично. Его роль, казалось, нравилась ему все больше и больше. Вскоре он стал капризничать как кинозвезда, отказался бежать так, как нам было нужно, и показал, как это представляет себе он сам. Нас обрадовало его рвение, и наконец мы стали очень хорошо понимать друг друга.
Впоследствии Рифеншталь помогла ему переехать в Германию, но актерская карьера у него не сложилась. Он воевал на стороне немцев и, кстати, как и многие участвовавшие в создании фильма, остался жив.
После возвращения из Греции все мы поселились в замке Рувальд - старом, нежилом доме в парке на шоссе Шпандауэр, неподалеку от стадиона. Комнаты по нашей бедности были кое-как обставлены походными кроватями и ящиками из-под фруктов. Были устроены рабочие кабинеты, ремонтные мастерские, складские помещения для съемочных материалов, столовая. Наше рабочее место на ближайшие недели походило на спартанскую деревню. Здесь размещалось до трехсот человек, из которых половина оставалась ночевать. Отсюда съемочные группы день за днем разъезжались к местам соревнований. Между Рувальдом, стадионом и копировальной фабрикой Гейера было организовано непрерывное челночное сообщение, чтобы можно было уже в тот же день проверить отснятую кинопленку, обсудить способ и приемы работы операторов и сделать соответствующие выводы из возможных недостатков пленки.
Инфы об этом здании в сети немного. Вилла Рувальд была построена в 1867-1868 году и уже через 6 лет была продана ее владельцем, позднее не раз их меняла и попав в городскую собственность была снесена в 1937 году, видимо сразу после завершения работы над фильмом.
Выглядела она так
Есть ее фото здесь, но они еще более низкого качества (https://www.berlin.de/ba-charlottenburg-wilmersdorf/verwaltung/aemter/strassen-und-gruenflaechenamt/gruenflaechen/gartendenkmale/artikel.196704.php)
Быть в Берлине весной и не зайти туда, да как бы не так:) Сейчас от былого сохранилась только заброшенная аркада
и старый дом за ней, видимо бывший частью всего комплекса
Лишь огромный олимпийский стадион благополучно пережил войну и функционирует и сегодня
Сцены пролога к первой части, в том числе сцену зажжения олимпийского огня, из-за того, что в них участвовали обнаженные юноши и девушки (одной из них была сама Рифеншталь, если верить IMDB) решили снимать в удаленном от людей месте и выбор пал на Куршскую косу. Да, кто бы мог подумать, но все эти эффектные сцены с ожившей статуей дискобола, танцы девушек и зажжение олимпийского огня снимали на дюнах в окрестностях поселка Пиллькоппена (сегодня - Морское), то есть на территории современной России:).
В роли "дискобола" снялся знаменитый немецкий десятиборец Эрвин Хубер, который тоже пережил войну и умер в один год (2003) с Рифеншталь (на несколько месяцев раньше) в возрасте 96 лет там же в Баварии.
Здесь же мы смогли идеально снять другую важную сцену - зажигание олимпийского огня на обломке античной колонны, - для которой в Греции у нас не хватило времени. На вершине дюны художник по декорациям настолько точно воспроизвел дорический храм, что тот казался настоящим. И здесь с участием прибывшего с нами Анатоля удалось получить кадры, которые оказались натуральнее всех, снятых в Олимпии. Косо падающий солнечный свет, какого не бывает в южных странах, создал атмосферу, идеально подходящую для наших целей.
Сегодня, конечно, невозможно точно установить где именно снимали, но вот где-то здесь:)
Поселок Морское (Пиллькоппен)