Флэшмоб поэтический
И ещё один давний флэшмобный долг - по части ПОЭЗИИ!
Очень, мне кажется, нужный и полезный флэшмоб. Только вот поэты мне достались такие, что с ходу ответить никак не смог, увы!
А достались мне - от puta-flaca-mala Уильям Батлер Йейтс, а от margo-engelin - Рождественский или Евтушенко. На выбор. :))
Задача была непростой, поскольку о Йетсе я раньше вообще ничего не слышал, а что касается Рождественского или Евтушенко - то к обоим особой приязни, скажем так, не испытывал :-)
Йетс оказался поэтом на удивление интересным! Скачав себе на комп сборник его стихов, я с удовольствием прочёл его, что называется, «от корки до корки»; но для флэшмоба выбрал одно из самых ранних, первых среди встретившихся, уж очень актуальным показалось его содержание!
Политика
Ах, девушка эта вдали!
Могу ли опять и опять
Испанскую или русскую
Политику обсуждать?
Полсвета исколесил
Знаток иностранных дел,
В политике и другой,
Простите, собаку съел.
Долдонят они свое,
С угрозой войны в связи…
А мне бы юность мою
И девушку эту вблизи.
Что же касается Рождественского, то ни одного подходящего стиха у него не нашел; а вот Евтушенко оказался - чего я раньше не знал! - автором текста одной из любимых мною песен, которую я когда-то даже уже публиковал у себя в ЖЖ в связи с её упоминанием в «Астровитянке» Ника Голрькавого:
Уронит ли ветер в ладони сережку ольховую,
начнет ли кукушка сквозь крик поездов куковать,
задумаюсь вновь, и, как нанятый, жизнь истолковываю
и вновь прихожу к невозможности истолковать.
Себя низвести до пылиночки в звездной туманности,
конечно, старо, но поддельных величий умней,
и нет униженья в осознанной собственной малости -
величие жизни печально осознанно в ней.
Сережка ольховая, легкая, будто пуховая,
но сдунешь ее - все окажется в мире не так,
а, видимо, жизнь не такая уж вещь пустяковая,
когда в ней ничто не похоже на просто пустяк.
Сережка ольховая выше любого пророчества.
Тот станет другим, кто тихонько ее разломил.
Пусть нам не дано изменить все немедля, как хочется,-
когда изменяемся мы, изменяется мир.
И мы переходим в какое-то новое качество
и вдаль отплываем к неведомой новой земле,
и не замечаем, что начали странно покачиваться
на новой воде и совсем на другом корабле.
Когда возникает беззвездное чувство отчаленности
от тех берегов, где рассветы с надеждой встречал,
мой милый товарищ, ей-богу, не надо отчаиваться -
поверь в неизвестный, пугающе черный причал.
Не страшно вблизи то, что часто пугает нас издали.
Там тоже глаза, голоса, огоньки сигарет.
Немножко обвыкнешь, и скрип этой призрачной пристани
расскажет тебе, что единственной пристани нет.
Яснеет душа, переменами неозлобимая.
Друзей, не понявших и даже предавших,- прости.
Прости и пойми, если даже разлюбит любимая,
сережкой ольховой с ладони ее отпусти.
И пристани новой не верь, если станет прилипчивой.
Призванье твое - беспричальная дальняя даль.
С шурупов сорвись, если станешь привычно привинченный,
и снова отчаль, и плыви по другую печаль.
Пускай говорят: «Ну когда он и впрямь образумится!»
А ты не волнуйся - всех сразу нельзя ублажить.
Презренный резон: «Все уляжется, все образуется...»
Когда образуется все - то и незачем жить.
И необъяснимое - это совсем не бессмыслица.
Все переоценки нимало смущать не должны,-
ведь жизни цена не понизится и не повысится -
она неизменна тому, чему нету цены.
С чего это я? Да с того, что одна бестолковая
кукушка-болтушка мне долгую жизнь ворожит.
С чего это я? Да с того, что сережка ольховая
лежит на ладони и, словно живая, дрожит...
Вот такие дела :-)
Не хочет ли кто-нибудь получить себе поэта? ;-)
Очень, мне кажется, нужный и полезный флэшмоб. Только вот поэты мне достались такие, что с ходу ответить никак не смог, увы!
А достались мне - от puta-flaca-mala Уильям Батлер Йейтс, а от margo-engelin - Рождественский или Евтушенко. На выбор. :))
Задача была непростой, поскольку о Йетсе я раньше вообще ничего не слышал, а что касается Рождественского или Евтушенко - то к обоим особой приязни, скажем так, не испытывал :-)
Йетс оказался поэтом на удивление интересным! Скачав себе на комп сборник его стихов, я с удовольствием прочёл его, что называется, «от корки до корки»; но для флэшмоба выбрал одно из самых ранних, первых среди встретившихся, уж очень актуальным показалось его содержание!
Политика
Ах, девушка эта вдали!
Могу ли опять и опять
Испанскую или русскую
Политику обсуждать?
Полсвета исколесил
Знаток иностранных дел,
В политике и другой,
Простите, собаку съел.
Долдонят они свое,
С угрозой войны в связи…
А мне бы юность мою
И девушку эту вблизи.
Что же касается Рождественского, то ни одного подходящего стиха у него не нашел; а вот Евтушенко оказался - чего я раньше не знал! - автором текста одной из любимых мною песен, которую я когда-то даже уже публиковал у себя в ЖЖ в связи с её упоминанием в «Астровитянке» Ника Голрькавого:
Уронит ли ветер в ладони сережку ольховую,
начнет ли кукушка сквозь крик поездов куковать,
задумаюсь вновь, и, как нанятый, жизнь истолковываю
и вновь прихожу к невозможности истолковать.
Себя низвести до пылиночки в звездной туманности,
конечно, старо, но поддельных величий умней,
и нет униженья в осознанной собственной малости -
величие жизни печально осознанно в ней.
Сережка ольховая, легкая, будто пуховая,
но сдунешь ее - все окажется в мире не так,
а, видимо, жизнь не такая уж вещь пустяковая,
когда в ней ничто не похоже на просто пустяк.
Сережка ольховая выше любого пророчества.
Тот станет другим, кто тихонько ее разломил.
Пусть нам не дано изменить все немедля, как хочется,-
когда изменяемся мы, изменяется мир.
И мы переходим в какое-то новое качество
и вдаль отплываем к неведомой новой земле,
и не замечаем, что начали странно покачиваться
на новой воде и совсем на другом корабле.
Когда возникает беззвездное чувство отчаленности
от тех берегов, где рассветы с надеждой встречал,
мой милый товарищ, ей-богу, не надо отчаиваться -
поверь в неизвестный, пугающе черный причал.
Не страшно вблизи то, что часто пугает нас издали.
Там тоже глаза, голоса, огоньки сигарет.
Немножко обвыкнешь, и скрип этой призрачной пристани
расскажет тебе, что единственной пристани нет.
Яснеет душа, переменами неозлобимая.
Друзей, не понявших и даже предавших,- прости.
Прости и пойми, если даже разлюбит любимая,
сережкой ольховой с ладони ее отпусти.
И пристани новой не верь, если станет прилипчивой.
Призванье твое - беспричальная дальняя даль.
С шурупов сорвись, если станешь привычно привинченный,
и снова отчаль, и плыви по другую печаль.
Пускай говорят: «Ну когда он и впрямь образумится!»
А ты не волнуйся - всех сразу нельзя ублажить.
Презренный резон: «Все уляжется, все образуется...»
Когда образуется все - то и незачем жить.
И необъяснимое - это совсем не бессмыслица.
Все переоценки нимало смущать не должны,-
ведь жизни цена не понизится и не повысится -
она неизменна тому, чему нету цены.
С чего это я? Да с того, что одна бестолковая
кукушка-болтушка мне долгую жизнь ворожит.
С чего это я? Да с того, что сережка ольховая
лежит на ладони и, словно живая, дрожит...
Вот такие дела :-)
Не хочет ли кто-нибудь получить себе поэта? ;-)