Герой Афгана, пожилой якут работает в кочегарке. Его дочь встречается с бандитом Бизоном и делит пополам местный меховой бизнес с ещё одним бандитом. Сам кочегар сжигает в печах трупы, привозимые бандитами и пишет рассказ про русского каторжника в Якутии. Лихие 90-е получили у Балабанова в этом фильме идеальный унылый облик. Засыпанные по грудь снегом улицы, старые дома с обшарпанными стенами, предвечерний воздух окрашивает кадры в чуть розовато-синеватые тона.
Фильм меланхоличен и во многом смешон. Смешивая в режиссерской манере паузы в диалогах и криминал от Мельвилля и постперестроечный бытовой сюр от Муратовой, Балабанов добивается какой-то удивительно легкой, чуть ироничной грусти в показе нелепости бытия наших сограждан. На руку Балабанову играет буквально всё - застывшие виды улиц Кронштадта, угольная котельная, работающая, наверное, с царских времен, актеры мастерски изображающие полное безразличие к чужим жизням.
Типичная киношная схема стычки ветерана войны с бандитами приобретает оттенки коммунальной разборки, но становится от этого только грубее и страшнее. Подступающие к горлу сумерки питерской зимы, холод сугробов, мерцание пламени - петербургская зима передает свою угрюмую ауру социуму. Одиночество кочегара можно трактовать как символ общей разобщенности - семейной, социальной. Всё ждешь, когда в фильме завоют волки, но Балабанов пускает ближе к финалу истерику Глеба Самойлова. Россия в фильме Балабанова проваливается вовсе не в единение с природой, задаваемое темой северных народов, а в человеческое одичание.
У фильма несколько избыточный гитарный саундтрек и приближающая к телевизионной рутинная картинка - но общее впечатление сильное. "Кочегар" медленно подтачивает в нас мещанскую уверенность в завтрашнем дне, проистекающую лишь из-за надвинутой на глаза шапки и крепко запертой входной двери.