Турецкие родители снизу всегда по субботам порют детей: девочку Лауру двух лет и мальчика восьми лет. Имени мальчика я не знаю, так как его не окрикивают по имени. А Лауру окрикивают по имени с рождения, слышно на весь дом, с ударением на первый слог. Особенно летом жутко, когда все окна открыты. Кстати, если на Лауру крикнуть первый раз, она плачет ещё громче. А вот если её окрикнуть два или три раза, она замолкает, замирает, что ли, от страха. Мальчика мне жалко: он ссытся, его за это порют, а он ещё больше от этого ссыт в постель. И весь дом об этом знает, так как в субботу ему меняют постель, обнаруживают его ссаки, всегда с таким возмущением, будто это случилось впервые, открывают окна, чтобы вывешивать сушить проссаный матрас, одновременно пацана отчитывают, крича на весь внутренний двор, и бьют. И очки у него огромные уродливые квадратные на много диоптрий, и шире его лица. Совсем как я в детстве, но меня отец бил не только за то, что я ссался, а ещё за то, что я якобы симулировал плохое зрение, чтобы таки разучиться читать, придя в школу (в школе я разучился читать через два месяца, поступив в первый класс), и моё зрение падало от этого битья и напряжения ещё больше. Он мне ещё ногти любил без наркоза, подонок и по совместительству хороший хирург, на дому вырезать, потому что я в песке копался якобы специально, чтобы нарывы были на пальцах. А соседи снизу любят приходить ко мне примерно раз в неделю часам к девяти вечера, просят смотреть кино через наушники, так как детям в школу. Вернее, это просит только их мать, посылая своего мужа. Она слушает открыв дверь внизу, как он мне намеренно громко угрожает, поднявшись ко мне. А у него в глазах симпатия ко мне и доля зависти, что я живу спокойно и весело (часто из моей квартиры доносятся звуки самого восхитительного техно и самого безбашенного секса, но всегда до восьми вечера, так как мы договорились, что в восемь я выключаю звук телека или музыки и стараюсь не орать так громко когда ебусь, а у них только звуки скандалов, битьё посуды, порка детей), и моей дочке двадцать лет и она без очков и не ссытся ночами, и никогда не ссалась. Он здоровается со мной кивками головы, когда его жена не видит, а его жена никогда меня не видит, так как всегда запрокидывает морду в небо, когда встречаемся в подъезде, вот и не видит улыбки в глазах своего мужа при встрече со мной. А мужик-то у неё симпатичный парень, совсем в моём вкусе - смуглый, компактный, с горячими яркими любопытными глазищами, и я обожаю женатых парней, с ними всегда есть какая-то тайна, особая чистота, базирующаяся ещё на том, что они боятся принести в дом заразу.