Я засиживался за работой главным образом тогда, когда мне нужно было напечатать на компьютере текст. Я продуманный текст видел перед глазами, когда диктовал, как будто бы мне в комнату поставили телесуфлёра, и даже быстро печатавшие люди нередко говорили мне: «Медленнее, Феликс Борисович, не успеваю». Но когда мне нужно было зафиксировать текст и никто не мог мне помочь, я мучительно боролся с компьютером, пытался печатать 4-мя пальцами, потом двумя, потом я переходил на печатание одним пальцем. Это было в 3 раза медленнее, но зато не было опечаток.
В этот день мне нужно было ввести в компьютер текст, который нельзя было отложить назавтра. В такие периоды ночи или раннего утра я всегда знал с точностью до минуты, когда я лёг спать, потому что я не выключал компьютер, и когда отходил от него, смотрел время. В этот раз, по-моему, это было майским утром, я отошёл от компьютера и вошёл в спальню в 06:15. Я всегда брал с собой книгу и очки, хотя знал, что это абсолютно бесполезный ритуал. Я мог ещё открыть книгу, но я не успевал прочитать даже нескольких строк. В этот раз передо мной лежала «Сага о Форсайтах», и я уснул мгновенно. А когда потом проснулся, я видел, что передо мной лежат вынутые из футляра очки, но нераскрытая «Сага о Форсайтах». Я проснулся примерно через 2 часа, что было бы невозможно при такой глубокой усталости, если бы меня не разбудила какофония сигналов стоящих под моим окном автомобилей.
Я проснулся с отчётливым воспоминанием о сновидении, которое посетило меня в эти два часа. Я редко просыпаюсь из быстрого сна - т.е. из той фазы сна, во время которой возникают сновидения. Если же такое случается, мне не составляет труда свои сновидения воспроизвести. Связь фабул сновидения с актуальными событиями - открытая или символизированная - при моём уровне квалификации во время интерпретации прослеживается без труда. На этот раз установить такую связь было трудно. Я понимал, что она должна существовать, и находил отрезки сновидения, в которых установить связь между сновидениями и актуальными для меня событиями было возможно. Но даже в этих случаях, интерпретируя сновидение для самого себя, я продумывал интерпретацию в сослагательном наклонении.
То, что за два часа произошли события, которые в реальной жизни были бы разбросаны недели на две, меня не удивляло, время сна это внутренне время, а внутреннее время может существенно отличаться от внешнего. Но, не смотря на разницу во времени, сновидение может быть воспроизведено более или менее точно, поскольку это, всё-таки, не столетия за минуту. Первый из отрезков сна, который делал интерпретацию возможной, был связан с Олегом Ефремовым.
Мне показалось, что я снова уснул, и меня разбудил телефонный звонок. Знакомый голос сказал:
- Это Олег Ефремов. Ты что-то совсем засиделся дома. У нас будет прогон «Сирано де Бержерака». Поедешь? Я за тобой на машине заеду, - а потом добавил, - Приятель твой, Лапин, случайно оказался в Москве, я его тоже пригласил.
Камергерский переулок, в котором многие годы располагался ещё единый МХАТ.
Фото:
Оля - Поеду, - сказал я, - может быть в театре действительно тоска развеется.
Ефремов приехал за мной на «Ауди» 6-й модели, но он не вёл машину. Я подумал, что ему теперь, наверное, трудно это делать. За рулём сидела довольно молодая и очень красивая женщина, и когда я вышел из подъезда и подошёл к машине Ефремов представил её мне:
- Это Ксения Шеварднадзе. Наша надежда. Вероятно, будущая прима в театре.
Я протянул Ксении руку, и она её пожала с хваткой чемпиона по армрестлингу.
- Раздавливать мне ладонь обязательно? - спросил я её.
- Полезно, - сказала она, - теперь, что бы ни происходило, вы будете мне доверять. Вы же уже сейчас про себя подумали «Вот - сильный человек».
Спектакль был прекрасен, но слова актёры говорили какие-то неправильные. Я много раз смотрели Сирано, и много раз перечитывал, я длинные куски его знал наизусть. Я спросил Ефремова:
- Это что, другой перевод?
Он сказал:
- Да.
(Сейчас, благодаря журналу «Знамя», я знаю, что существует 4 перевода).
- А зачем вам понадобился новый перевод? Люди привыкли к переводу Щепкиной-Куперник.
- Этот перевод лучше, ты просто не в состоянии этого понять, потому, что он тебе непривычен. В нашем театральном обществе есть группа, которая называет себя Школой французской пьесы. Во всём, что касается французской пьесы, я всегда полагаюсь на их мнение. Они - люди знающие, и с хорошим чувством сцены. Когда они увидели новый перевод, одна актриса - наиболее активная из членов этой группы, сказала: «Жалко, конечно, но многолетнее царствование Щепкиной-Куперник во французской пьесе подходит к концу».
- Я доверяю квалифицированным людям, - сказал я, - но тут дело не в том, какой перевод лучше, а дело в том, что я воспринимаю перевод Щепкиной-Куперник как правильный, а всё, что с ним не совпадает, как ошибку.
- Бывает, - сказал Ефремов, - но ничего, ещё успеешь приучиться.
Я посмотрел на его серое осунувшееся лицо, прислушался к его частому поверхностному дыханию и подумал: «Может быть, я и успею переучиться, если ты успеешь это поставить».
Я досмотрел пьесу до конца.
- Ну, что скажешь? - спросил Ефремов.
- Ну, я научился отвлекаться от вашего несоответствия моему старому переводу, а играете вы блестяще.
- Торопишься?
- Да нет, вроде некуда спешить. Я вам ещё не говорил, но скоро заканчивается мой контракт с институтом, и я стану полным пенсионером.
- Все к этому приходят, - сказал Ефремов, - по этому поводу не надо горевать. Но если ты не торопишься, то у нас по поводу прогона намечается фуршет. Составь компанию! Вот, Ксения тебя проводит, - кивнул он на внезапно возникшую Ксению, - иди за ней.
Аргентина, которую я не увидел. Гора Аконкагуа
Фото:
vstruk - Ксения пошла вперёд, приостанавливаясь, чтобы я не отстал.
- Боюсь, - сказал я Ксении, - что осталось мало разновидностей еды, которую я в состоянии есть.
- Тем легче Вас накормить, - сказала Ксения. - Беспокойство по этому поводу можете оставить. Для вас накрыт отдельный столик и на нём только та пища, которую вы можете есть.
- А как вы вычислите, что я могу есть?
- Я не вычислила, - сказала Ксения, - я узнавала.
- Каким образом?
- Да хотя бы у диетсестры санатория «Подмосковье», где Олег с вами 4 года подряд за одним столом сидел.
- Думаю, что четырёхлетнее общение с Олегом это преувеличение, но за один год я могу поручиться.
Она отвела меня к низкому столику, за которым, в отличие от всех других, можно было сидеть, и впервые за весь вечер я увидел мелькнувшего Лапина.
- Изяслав Петрович, давайте ко мне, - сказал ему я.
- Нет уж, - сказал Лапин со свойственной ему иронией, - нам не дают посидеть, зато дают нормальную пищу.
Ксения села со мной за столик, но не ела. Когда я поинтересовался почему, она сказала:
- Я поела раньше, у меня нет диетических ограничений.
Сейчас, в явном бодрствовании, я сопоставил то, что видел как будто бы во сне с моим воспоминанием о реальном присутствии в театре Ефремова при его жизни. Совпадение было полным. Сновидение в быстром сне не копируют действительность. Я пришёл к выводу, что это было не истинное сновидение, а воспоминание, пришедшее, как это бывает часто, в гипногогическом состоянии, т.е. в состоянии промежуточном между сном и бодрствованием. Дальнейшие события, вероятно, были в сновидении, так как время сместилось, поскольку в дальнейшей беседе Ксения говорила о смерти Елены Дмитриевны, которая во время встречи с Ефремовым ещё была жива. Смещение времени чётко проявилось в том, что Ксения вдруг, сказала:
- Тоскуете?
- О чём? - сказал я.
- О Елене Дмитриевне, конечно. Я тоже потеряла мужа в грузино-азербайджанских столкновениях, поэтому я в состоянии понять. Но вам, конечно, много труднее.
- Не могу судить, - сказал я, - я не знаю, как вам.
- Наверное, судить вы можете, - сказала Ксения, - людей, которые строят свою жизнь таким образом, чтобы никогда не расставаться с женой, очень мало. Я кроме вас, пожалуй, могу вспомнить только Слуцкого, который буквально угасал после смерти жены. Но, вернёмся к вам. Вот, мне рассказывал один поклонник, как вы не поехали в Аргентину, потому, что семейные пары в делегацию не включаются. Тогда даже какие-то слова говорили…
- Какие слова?
- Ну, точно не передам, но что-то вроде: «Почему, собственно, нельзя нас взять вдвоём? Место в делегации ещё есть и это делегация психиатров и психологов, а Елена Дмитриевна хорошо образованна в обеих этих областях и в обеих имеет известные работы». А руководитель делегации извиняющимся голосом говорил: «Это общий порядок, я не могу ничего изменить». Я ведь и Майка Петровича знала, который был мировой бродяга и страшно удивился, когда вы отказались от поездки. Тогда он вам сказал: «Можете спокойно ехать, я присмотрю, чтобы с Еленой Дмитриевной ничего плохого не случилось». Вы же сами писали в вашей статье о работе горя, что интенсивность горя прямо пропорциональна степени привязанности и обратно пропорциональна количеству разлук, которые были в жизни. Вы, в конце концов, добились своего, вы свели количество разлук к нулю, когда Елена Дмитриевна перестала выполнять работы, которые не были связаны с вашими экспедициями.
Так выглядел один из пансионатов в Кисловодске.
Фото:
Roula Меня удивляла осведомлённость Ксении, и ещё более удивляла явная заинтересованность:
- Вам надо бы уехать на время из этого дома, где буквально каждый камень из тех, что вы притащили из Заполярья, о ней напоминает.
Это меня не удивило, о камнях знали многие, мы их при всех грузили в контейнер, и многие относились к этому с насмешкой.
- Даже, если вы правы, - сказал я, - мне просто некуда, даже недели на две уехать. Конечно, можно снять номер в гостинице, но жизнь в гостинице меня не прельщает. Одиночества мне хватает и дома.
- А давайте я вас увезу, - вдруг сказала Ксения.
- А куда? - и подумал: «Когда переход времени состоялся, это могло быть только в сновидении. Но сновидение могло кончиться, и разговор продолжался уже в том времени, в которое я вошёл после сдвига времени в сновидении».
- В санаторий. Вы же любите санатории. В одном санатории вы хорошо узнали Олега, а я найду санаторий, где вы познакомитесь со мной.
Продолжение следует.