Эта экспедиция на Крайний Северо-Восток, по-видимому, была последней. План работ по программе «Отчизна» был в основном выполнен, и целью этой экспедиции было уточнение некоторых положений во всех регионах, где ранее проводились исследования. Собственно, Крайний Северо-Восток не точное определение для этой экспедиции, потому что начиналась она на научной базе «Витязь», которая, конечно, располагалась на Востоке, но отнюдь не северном. База «Витязь» была расположена в одноимённой бухте в Посьетском заливе, мы уже были там (посты
№ 83-86).
Задача, стоявшая в программе, была относительно узкая. Нам нужно было установить, уменьшается ли напряжённость адаптационных механизмов, если повторные экспедиции направляются на одну и ту же базу. Группа Чайлахяна работала на базе «Витязь» ежегодно с 1976 (как я узнал впоследствии, эта работа продолжалась до 1992 года). Мы уже исследовали участников этой группы.
Вид с тропы от базы «Океан» до бухты «Витязь».
Фотограф
Vladivostok TimesПервоначально мы предполагали, что многократные экспедиции на одну и ту же хорошо знакомую базу в одни и те же условия, для решения одних и тех же задач, будут приводить к тому, что спустя несколько лет (в данном случае целое десятилетие) напряжённость адаптационных механизмов не будет изменяться по сравнению с обычной работой в Москве: никто не ожидал неожиданностей, не менялся характер оборудования, не изменялись биологические объекты, и, казалось, что для возрастания адаптационного напряжения нет никаких оснований. Но мы ошибались, каждый раз новое прибытие на базу сопровождалось увеличением адаптационного напряжения, повышением уровня мотивации достижения, а когда биологи обнаруживали что-то совсем новое, люди практически переставали спать и не могли оторваться от работы, хотя мы старались ввести их работу в приемлемое русло, чтобы избежать срыва психической адаптации. Когда все устали настолько, что было ясно, что нужно либо всё бросить и ложться спать, или принять какие-то меры для повышения работоспособности, а шёл эксперимент по проведению нервного импульса по длинному нерву краба, один из сотрудников лаборатории нарезал молодых веточек лимонника (я уже описывал подобный случай в посте № 86 о бухте Витязь). Круто заваренный настой лимонника совершенно ликвидировал сонливость, эксперимент был завершён, но его участники не смогли уснуть и после завершения эксперимента. Они не спали до конца недели а я, приняв на себя привычные врачебные функции, добавлял к принятому лимоннику транквилизатор альпрозалам и замедляющий частоту сердечных сокращений кораксан. Можно было отметить чёткое снижение возбуждения, замедление сердечных сокращений, и к концу недели они свалились в беспробудный сон. Я объяснил Чайлахяну, чем могут кончиться такие эксперименты, и, будучи человеком чётким и строгим, он распорядился, чтобы люди, которые будут пользоваться дикорастущими стимуляторами, будут отчислятся из экспедиции и отправляться в Москву. Они были несколько своеобразным социумом.
У них были свои представления о том, как должны работать учёные, какие новые отрасли науки могут быть созданы на этой базе, например, либернетика Либермана и хайматика Смолянинова, и когда Смолянинов начинал говорить много и быстро, перебить его было невозможно, Чайлахян поручал кому-либо из сотрудников ходить за ним с диктофоном.
Бухта «Витязь». Закат.
Фотограф
PoohE Чайлахян говорил: «Конечно, моих ребят часто заносит, но ни одна другая лаборатория в бухте Витязь не провела такого количества экспериментов и не установила такого количества принципиально новых результатов». На этом этапе исследований лаборатория Чайлахяна продолжала занималась передачей информации по длинному нерву камчатского краба. Хочу напомнить, что лаборатория Чайлохяна была подразделением Института проблем передачи информации, и продолжительное исследование, посвященное длинному нерву краба имело значение не только для биологии, но и для проблем передачи информации в целом. Решающее значение здесь имела не длина этого нерва краба, которая тоже была исключительной, а его диаметр, составлявший примерно 0,6 см, в то время как у наземных млекопитающих он ограничивалась несколькими микронами. В первом приближении можно считать, что скорость передачи информации при неизменной частоте зависит от диаметра нерва. Работу с длинным нервом краба предполагалось закончить в текущем сезоне, и к каждому эксперименту готовились быстро, с огромным напряжением и параллельные психодиагностические и психофизиологические исследования показывали, что в этот период у экспериментаторов резко возрастала тревога и выраженность её психологических коррелятов. Спешка в проведении этих исследований была не случайной, на «Витязе» прекратилось новое строительство, основные существовавшие объекты (бербаза, аквариальная и другие) были уничтожены пожарами, вспыхивающими с потрясающей регулярностью, которые, тем не менее, Чайлохян, обычно не отличавшийся наивностью, называл случайными. Продолжением другой темы экспедиций Чайлахяна были эмбриологические исследования, в которых объектом служил морской ёж. Здесь тоже следовало торопиться - исследования проводились в аквариальной, которая сгорела почти сразу после гибели бербазы. Но чайлахяновцы в этот раз успели получить новые результаты деления яйцеклетки морского ежа. И возможность влиять на интенсивность и характер этого деления с помощью фармакологических средств. Напряжённость работы, интенсивность подготовки исследования и его проведения в этом случае были не меньше, чем при исследовании длинного нерва камчатского краба, и также как во время работы с крабами и при подготовке и при проведении исследования у сотрудников Чайлахяна отмечалось выраженное напряжение психической адаптации. Один из сотрудников Чайлахяна Владимир Смолянинов, оценивая значение этих исследований, писал в одном из своих стихотворений:
«Мне горе от Ума, мне мыслей - Море,
в его бескрайности я пропадаю и тону…
А-а-у-у,
Земная Жизнь!
Бегущая Куда?
Я здесь сижу, процеживая смыслов Воды…
Балянус?»
Таким образом Смолянинов воспевал свободную систему организации научных исследований, способную профильтровать море, чтобы оставить смыслы.
Во время этого нашего визита на «Витязь» начало распада базы было уже заметно. Но, всё-таки, у нас в голове не укладывалась мысль, что через 5 лет база просто перестанет существовать. Мне трудно поверить в случайность пожаров, по очереди поражавших наиболее важные объекты базы, и для меня (возможно, не слишком обоснованно) стоит вопрос: кто организовал эти пожары, кому это было выгодно?
Зверобойная шхуна «Крылатка» которая служила жилым и рабочим помещениям и погибло в результате пожара.
Фотография со
страницы Я не думаю, что Чайлахян был прав, утверждая, что всё дело было в том, что ДВНЦ АН СССР должен был более внимательно и более бережно относится к своему детищу. Мне кажется, что для халатности в пожарах, уничтожавших научные объекты базы «Витязь» было слишком много системы. И ещё одно, энтузиаст работы в акваториальной и создатель этого важного объекта вынужден был уйти из бухты «Витязь» и аквариальная сгорела, едва он ушёл.
Мы и раньше исследовали психическую адаптацию членов экспедиций, прибывших с Запада, но этот цикл исследований показал, что в наибольшей мере напряжённость адаптационных механизмов зависит не от места постоянной дислокации этих экспедиций и не от времени пребывания на «Витязе», а от напряжённости исследовательской работы и способности в краткий срок проводить сложные эксперименты.
Погибающий «Витязь» ещё сохранял громкую славу. На «Витязь» приезжал Аркадий Стругацкий, старожилы вспоминали концерт, который давал когда-то на Витязе Владимир Высоцкий, базу навещал академик Понтекорво. Популярности базы способствовала также работа на базе редколлегии журнала «Химия и жизнь». Тем не менее, Витязь умер и, хотя он, несомненно, заслуживает воскресения, нету ни человека, ни организации, которые воскресили бы его, произнеся слова «возьми на плечо постель свою и ступай».