245. Кира 1.
Это был первый случай в моей практике, когда работа горя пришла по почте. Не только сам факт работы горя, но и характеристики её. Эта работа горя была необычно длительной, к моменту получения первой информации, она длилась уже 8 лет. И, в то же время, само горе отрицалось потому, в соответствии с представлениями моей корреспондентки смерть, если эта смерть была, она должна была быть продолжением жизни, а в данном случае моя корреспондентка (она подписала своё письмо Кира) этого не чувствовала. И тогда она прибегала к построению мира фантазий - все были живы, только жили в разных городах, при желании она могла бы им позвонить, но это казалось ей излишним. В трёх случаях, когда ситуация близко касалась её потери, она понимала, что время не лечит, и что чужая боль может всколыхнуть и её собственную. И, развивая свою концепцию, Кира писала:
«Я понимаю, что картина мира совершенна, просто я не вижу её целиком. Всё, что происходит, происходит правильно и в своё время, но принятия смерти нет».
«Ваши тексты, - продолжала Кира в письмах, - приносят мне некоторое облегчение. Я воспринимаю их как своеобразную психотерапию, хотя, возможно, это так не задумывалось. Мне неудобно, что я отнимаю у вас время на прочтение моего длинного письма, поэтому я закругляюсь. После чтения Вашего письма, мне и вправду легче становится, и как-то веселее.
Раньше, чем перейти к дальнейшим контактам с Кирой, я приведу своё письмо - одно из тех, после прочтения которых ей становилось легче и как-то веселее. Вот цитата из моего письма:
«Дорогая Кира, работа горя, которая позволяет прийти на смену острой тоске ясной, осознанной и постепенно уменьшающейся боли, процесс длительный. И, всё-таки, предполагается, что он заканчивается через 2-3 года, у Вас это не так. Это не Ваша вина, это только Ваша беда. Но не следует допускать, чтобы Ваша боль заставила Вас забыть о других людях. Совпадения характеров утраты может вызывать сочувствие и желание чем-нибудь облегчить страдания других людей. То, что мои тексты облегчают Вашу боль, накладывает на меня ответственность. Да, мне нередко хочется погасить свет и закрыть дверь за моим уходящим поколением. Но я не могу себе этого позволить, из-за Вас в частности. Я думаю, что Вы будете посылать мне комментарии и личные письма, а я буду на них отвечать. Ваша ноша не станет меньше, но она будет разделена на двоих, а это уже может создать ощущение опоры, не зря же, когда Вы читаете мои тексты, Вам становится легче. Поэтому, пока будут силы, я не стану запирать дверь.
С глубоким сочувствием к Вам,
Ф.Березин.»
Кира
Самые ранние воспоминания Киры наполнены счастьем. Её дедушка, высокопоставленный офицер, вышел в отставку в Йошкар-Оле, где его знали и любили. Он получил там трёхкомнатную квартиру, что по тем временам было очень неплохо. Там вышли замуж обе его дочери.
Стройка в Йошкар-Оле. В новом доме предполагается выделение квартир демобилизованным военнослужащим.
Фотограф s12413944
«Для меня и брата Йошкар-Ола - родной город. Я Вам уже писала, что дедушка был военным, и это последнее место его службы. Тут выросли его дочери, вышли замуж, и тут родились мы - пять внуков деда. Я была старшая, - писала Кира, - (и это было важно), потом брат, ещё один брат, и две сестры - семья идеальная, я так и воспринимала её, как одну семью: бабушка, мама, папа, родная сестра, дядя, тётя, и трое двоюродных - два брата и сестра, с которыми мы росли как родные. Всё было прекрасно, жили очень дружно, очень весело, ежедневно встречались, созванивались, никакие катаклизмы в стране и безденежье (все родители - учителя или военные), и талоны на всё буквально - 80-е годы, не повлияли на мировосприятие негативно. Никогда не видела унывающими родителей, бабушку или тётю и дядю. Видимо, когда материальное не превалирует, так и бывает. Но тогда я, конечно, об этом не думала, просто жила очень счастливо. Единственный чёрный день в этой безоблачной почти тридцатилетней жизни был день смерти дедушки. Вернее даже не смерти, а гибели от врачебной ошибки. Его лечили от язвы 12-перстной кишки, а умер он от пневмонии...» Кира не подумала о том, что язвенная болезнь может осложниться пневмонией, ей было важно, что это была гибель от врачебной ошибки.
«Иногда мы выезжали на Волгу, которая была красива, особенно на закате».
Фотограф nat-volg
«…Бабушка тоже следом чуть не умерла от горя, но сила воли заставила её жить ради внуков. Нас уже было четверо, и мне (старшей) было 7 лет, и я пошла в первый класс. Вообще, для всей семьи смерть дедушки была потрясением, разделившим жизнь на «до» и «после», и для меня тоже. Больше всего, я не могла себе (!) простить, что меня отправили к родственникам со всеми младшими, не оставили на похороны, и вообще всячески берегли и отгораживали от всего горького. А я поддалась. Я ещё помню чувство вины - мне казалось, что дедушка в какой-то мере умер из-за меня. Уж не знаю, откуда у меня были такие высокие требования к себе, и уже тогда такое тяжёлое отношение к смерти. После смерти дедушки было 22 года безоблачной и безмятежной жизни, не смотря на все катаклизмы, которые были снаружи, вне семьи. Мы считали, что незримо дедушка с нами. Мы отмечали его день рождения и день смерти, и часто его вспоминали. Могу сказать, что время, конечно, лечит - потом это было уже светлое воспоминание о прекрасном дедушке. Единственно, как я использовала воспоминания о нём - когда мне было очень смешно, а я была смешлива, и надо было это прекратить по каким-то причинам, чаще всего потому, что было не время и не место для смеха, я вспоминала смерть дедушки, и мгновенно смех угасал, и я становилась серьёзной.
Я буду ждать Вашего письма».
«Дорогой Феликс Борисович, 4 недели я думал об ответе, недели через 2 поняла, что тяну по полной программе, разрешила себе это. И вот, наконец-то, собралась с силами и мыслями. Почему так происходит, понятно. Мне совсем не хочется трогать то, что болит. А когда не трогаешь, то вроде и не болит, и всё хорошо. Дело в том, что я не только спокойно говорить не могу на тему гибели моих ближайших родственников, но и, похоже, писать тоже. Я живу двойной жизнью. Я счастлива, у меня маленькие дети четырёх и шести лет, последние 6 лет я занималась исключительно ими и мне это очень нравится. Есть муж - вторая моя половина, мы много разговариваем, понимаем друг друга не то, что с полуслова - вообще без слов, в общем, всё отлично. И есть та рана, которой я даже не касаюсь потому, что очень больно. В моём сознании все как будто живы, просто мы в разных городах живём. Иногда осознание факта гибели вдруг прорывается, и тогда очень плохо. За 7,5 лет это было всего три раза, последний - когда я прочитала про Вашу жену. Я понимаю, что такое раздвоение неправильно, это каким-то образом мешает мне, появляются какие-то странные, не свойственные мне вещи. Например, выпадают из памяти целые дни, а иногда и месяцы. Например, с ноября 2009 по май 2010. Причём, понимаю я это уже постфактум, когда мне, словно севшую батарейку меняют, и я опять успеваю очень много. В этот период «время ускоряется» и мне кажется, что прошла всего неделя, когда на самом деле прошёл месяц. Но «до смены этой батарейки» я чувствую постоянную вялость и усталость. Когда я прочитала у Вас пост про северную усталость и адаптацию, я с удивлением узнала себя - когда с утра устала непонятно от чего, и думаешь, что спала бы ещё день, а там и следующая ночь наступит. Притом, что фоном идёт очень насыщенная жизнь с двумя очень активными детьми.
С 1997 года я живу в Петербурге. Это важно, это я к себе уже пытаюсь применить взятые из Ваших постов знания про адаптацию и изменение светового дня.
Петербург, белые ночи. «…это я к себе уже пытаюсь применить взятые из Ваших постов знания про адаптацию и изменение светового дня».
Фотограф Azhur Parapetov
Летом я озаботилась таким состоянием не на шутку. Попробовала расстановку по Хеллингеру, но там ничего нового, как-то всё свелось к гибели мамы и брата. Муж в особость моего психического состояния не верит, предположил, что это я просто устала - у меня уже 6 лет нет выходных и отпусков, и повёз меня отдыхать в Крым. После трёх недель в Крыму действительно, я стала более деятельна и быстра. Вообще, я не могу сказать, что мне тяжело или плохо сейчас. Та очень больная сторона, опять запрятана очень глубоко. Ну, вот всё так и продолжается - отрицание потери, видимо, постоянное и неизменное. А потери произошли так…»
Продолжение следует.
«Я понимаю, что картина мира совершенна, просто я не вижу её целиком. Всё, что происходит, происходит правильно и в своё время, но принятия смерти нет».
«Ваши тексты, - продолжала Кира в письмах, - приносят мне некоторое облегчение. Я воспринимаю их как своеобразную психотерапию, хотя, возможно, это так не задумывалось. Мне неудобно, что я отнимаю у вас время на прочтение моего длинного письма, поэтому я закругляюсь. После чтения Вашего письма, мне и вправду легче становится, и как-то веселее.
Раньше, чем перейти к дальнейшим контактам с Кирой, я приведу своё письмо - одно из тех, после прочтения которых ей становилось легче и как-то веселее. Вот цитата из моего письма:
«Дорогая Кира, работа горя, которая позволяет прийти на смену острой тоске ясной, осознанной и постепенно уменьшающейся боли, процесс длительный. И, всё-таки, предполагается, что он заканчивается через 2-3 года, у Вас это не так. Это не Ваша вина, это только Ваша беда. Но не следует допускать, чтобы Ваша боль заставила Вас забыть о других людях. Совпадения характеров утраты может вызывать сочувствие и желание чем-нибудь облегчить страдания других людей. То, что мои тексты облегчают Вашу боль, накладывает на меня ответственность. Да, мне нередко хочется погасить свет и закрыть дверь за моим уходящим поколением. Но я не могу себе этого позволить, из-за Вас в частности. Я думаю, что Вы будете посылать мне комментарии и личные письма, а я буду на них отвечать. Ваша ноша не станет меньше, но она будет разделена на двоих, а это уже может создать ощущение опоры, не зря же, когда Вы читаете мои тексты, Вам становится легче. Поэтому, пока будут силы, я не стану запирать дверь.
С глубоким сочувствием к Вам,
Ф.Березин.»
Кира
Самые ранние воспоминания Киры наполнены счастьем. Её дедушка, высокопоставленный офицер, вышел в отставку в Йошкар-Оле, где его знали и любили. Он получил там трёхкомнатную квартиру, что по тем временам было очень неплохо. Там вышли замуж обе его дочери.
Стройка в Йошкар-Оле. В новом доме предполагается выделение квартир демобилизованным военнослужащим.
Фотограф s12413944
«Для меня и брата Йошкар-Ола - родной город. Я Вам уже писала, что дедушка был военным, и это последнее место его службы. Тут выросли его дочери, вышли замуж, и тут родились мы - пять внуков деда. Я была старшая, - писала Кира, - (и это было важно), потом брат, ещё один брат, и две сестры - семья идеальная, я так и воспринимала её, как одну семью: бабушка, мама, папа, родная сестра, дядя, тётя, и трое двоюродных - два брата и сестра, с которыми мы росли как родные. Всё было прекрасно, жили очень дружно, очень весело, ежедневно встречались, созванивались, никакие катаклизмы в стране и безденежье (все родители - учителя или военные), и талоны на всё буквально - 80-е годы, не повлияли на мировосприятие негативно. Никогда не видела унывающими родителей, бабушку или тётю и дядю. Видимо, когда материальное не превалирует, так и бывает. Но тогда я, конечно, об этом не думала, просто жила очень счастливо. Единственный чёрный день в этой безоблачной почти тридцатилетней жизни был день смерти дедушки. Вернее даже не смерти, а гибели от врачебной ошибки. Его лечили от язвы 12-перстной кишки, а умер он от пневмонии...» Кира не подумала о том, что язвенная болезнь может осложниться пневмонией, ей было важно, что это была гибель от врачебной ошибки.
«Иногда мы выезжали на Волгу, которая была красива, особенно на закате».
Фотограф nat-volg
«…Бабушка тоже следом чуть не умерла от горя, но сила воли заставила её жить ради внуков. Нас уже было четверо, и мне (старшей) было 7 лет, и я пошла в первый класс. Вообще, для всей семьи смерть дедушки была потрясением, разделившим жизнь на «до» и «после», и для меня тоже. Больше всего, я не могла себе (!) простить, что меня отправили к родственникам со всеми младшими, не оставили на похороны, и вообще всячески берегли и отгораживали от всего горького. А я поддалась. Я ещё помню чувство вины - мне казалось, что дедушка в какой-то мере умер из-за меня. Уж не знаю, откуда у меня были такие высокие требования к себе, и уже тогда такое тяжёлое отношение к смерти. После смерти дедушки было 22 года безоблачной и безмятежной жизни, не смотря на все катаклизмы, которые были снаружи, вне семьи. Мы считали, что незримо дедушка с нами. Мы отмечали его день рождения и день смерти, и часто его вспоминали. Могу сказать, что время, конечно, лечит - потом это было уже светлое воспоминание о прекрасном дедушке. Единственно, как я использовала воспоминания о нём - когда мне было очень смешно, а я была смешлива, и надо было это прекратить по каким-то причинам, чаще всего потому, что было не время и не место для смеха, я вспоминала смерть дедушки, и мгновенно смех угасал, и я становилась серьёзной.
Я буду ждать Вашего письма».
«Дорогой Феликс Борисович, 4 недели я думал об ответе, недели через 2 поняла, что тяну по полной программе, разрешила себе это. И вот, наконец-то, собралась с силами и мыслями. Почему так происходит, понятно. Мне совсем не хочется трогать то, что болит. А когда не трогаешь, то вроде и не болит, и всё хорошо. Дело в том, что я не только спокойно говорить не могу на тему гибели моих ближайших родственников, но и, похоже, писать тоже. Я живу двойной жизнью. Я счастлива, у меня маленькие дети четырёх и шести лет, последние 6 лет я занималась исключительно ими и мне это очень нравится. Есть муж - вторая моя половина, мы много разговариваем, понимаем друг друга не то, что с полуслова - вообще без слов, в общем, всё отлично. И есть та рана, которой я даже не касаюсь потому, что очень больно. В моём сознании все как будто живы, просто мы в разных городах живём. Иногда осознание факта гибели вдруг прорывается, и тогда очень плохо. За 7,5 лет это было всего три раза, последний - когда я прочитала про Вашу жену. Я понимаю, что такое раздвоение неправильно, это каким-то образом мешает мне, появляются какие-то странные, не свойственные мне вещи. Например, выпадают из памяти целые дни, а иногда и месяцы. Например, с ноября 2009 по май 2010. Причём, понимаю я это уже постфактум, когда мне, словно севшую батарейку меняют, и я опять успеваю очень много. В этот период «время ускоряется» и мне кажется, что прошла всего неделя, когда на самом деле прошёл месяц. Но «до смены этой батарейки» я чувствую постоянную вялость и усталость. Когда я прочитала у Вас пост про северную усталость и адаптацию, я с удивлением узнала себя - когда с утра устала непонятно от чего, и думаешь, что спала бы ещё день, а там и следующая ночь наступит. Притом, что фоном идёт очень насыщенная жизнь с двумя очень активными детьми.
С 1997 года я живу в Петербурге. Это важно, это я к себе уже пытаюсь применить взятые из Ваших постов знания про адаптацию и изменение светового дня.
Петербург, белые ночи. «…это я к себе уже пытаюсь применить взятые из Ваших постов знания про адаптацию и изменение светового дня».
Фотограф Azhur Parapetov
Летом я озаботилась таким состоянием не на шутку. Попробовала расстановку по Хеллингеру, но там ничего нового, как-то всё свелось к гибели мамы и брата. Муж в особость моего психического состояния не верит, предположил, что это я просто устала - у меня уже 6 лет нет выходных и отпусков, и повёз меня отдыхать в Крым. После трёх недель в Крыму действительно, я стала более деятельна и быстра. Вообще, я не могу сказать, что мне тяжело или плохо сейчас. Та очень больная сторона, опять запрятана очень глубоко. Ну, вот всё так и продолжается - отрицание потери, видимо, постоянное и неизменное. А потери произошли так…»
Продолжение следует.