173. Человек из ЦК. 3
- Скажите, Феликс Борисович, а Шайдуров не уточнял сроки, когда может состояться эта беседа?
- Нет, он не называл сроков.
- А вы не пытались их уточнить? Ведь по сути дела, ваша работа в этом регионе прекращается на неопределённый срок.
- Я не воспринял этот срок как неопределённый. Шайдуров прекрасно понимал, что максимум через неделю я поинтересуюсь, был ли у него разговор, и если был, то какие результаты он принёс.
- А что, Феликс Борисович, вы слышали что-нибудь ранее о манере Шайдурова вести беседу?
- Кое-что слышал.
- Например?
- Шайдуров во время беседы часто излагает свои взгляды, которые звучат как принятое решение Политбюро. Он может чем-нибудь поинтересоваться и тогда выслушает ответ, но какие-либо инициативы собеседника, которыми он сам не интересовался, Шайдуров либо обрывает, либо пропускает мимо ушей. Может быть резок, если его собеседник возвращается к вопросу, который Шайдуров уже счёл решённым. Редко в состоянии спокойно выслушивать длительный монолог собеседника. Когда он недоволен, он может попытаться уличить человека, с которым разговаривает в клевете, в подрыве обороноспособности страны ради блага нескольких сот эскимосов, в том, что деятельность людей не являющихся жителями области - наша, например - приводит к тому, что представители культурных славянских народов (русских и украинцев) разрешают своим детям считаться чукчами. Он утверждал, что малые народы Севера несомненно деградируют, что мы пытаемся обвинить в этом руководство области, хотя дело просто в том, что эти люди отвыкли работать и работать не хотят.
Зимняя арка.
Фотограф Магадан.
- Интересно, - сказал Селезнёв, - а многое из того, что вы сейчас рассказали, содержится в вашей докладной?
- По-моему, почти всё.
- Интересно, - снова повторил Селезнёв, - но тогда мы ещё раз вернёмся к этому вопросу, когда я с вашей докладной ознакомлюсь. И кроме того, я хотел бы вас спросить, по-вашему мнению, существуют среди аборигенного населения люди, которые недовольны политикой, которую Шайдуров проводит.
- Должен ли я вас понять так, что этот вопрос уже задан?
- Очевидно, - сказал Селезнёв, - по-другому мою фразу истолковать и нельзя.
- Такие люди среди аборигенов есть. В некоторых случаях это люди, пользующиеся авторитетом в аборигенных этносах и имеющие достаточно высокий образовательный уровень, чтобы пользоваться влиянием как среди аборигенных этносов, так и среди мигрантов.
- Могли бы вы привести в пример кого-нибудь из таких людей?
- Да. Я думаю, что к этим людям можно отнести Тоню Кымытваль - самого крупного поэта Чукотки, Анну Нутэтэгрынэ, которая длительно руководила Чукоткой как председатель чукотского окрисполкома, хорошо знает регион и ситуацию, и ещё некоторых менее известных людей, которые могли бы быть весьма полезны. Например, Виталия - преподавателя охотоведения в сельскохозяйственном техникуме на Оле, Выквана, который спас мобильную противотуберкулёзную бригаду, выведя вельбот из шторма в бухту Провидения, художника Ивакак, чья выставка в Москве получила высокую оценку, и некоторых представителей молодёжи, например старосту чукотского класса в Анадырьской школе-интернате. Разумеется, это примеры, а не полный перечень. Я не занимался подбором таких людей. Но если мне это будет поручено, я думаю, что я сумею значительно расширить этот список. Я полагаю, что люди заинтересованы в эффективном руководстве областью и в улучшении условий труда как для мигрантов, так и для аборигенных групп, что нашло отражение в частности в обращении в административно-хозяйственные органы, принятом секцией «Человеческий фактор» на только что закончившейся конференции «Развитие производительных сил Магаданской области». Я попытался выяснить у Шайдурова, обсуждаются ли на бюро обкома материалы, которые я неоднократно обсуждал с Контримавичусом, членкором АН СССР, директором ИБПС и членом бюро обкома партии. Но Шайдуров сказал мне, что он не может обсуждать такие вопросы с человеком сугубо беспартийным, не проживающим в области и только время от времени выступающим по разным поводам таким образом, чтобы уменьшить авторитет обкома, а если удастся, и дискредитировать его деятельность. Моё сообщение по поводу выселения и разрушения древнего поселения Наукан Шайдуров назвал пасквилем, сказал, что не он принимал это решение, но он понимал его необходимость, а меня он обвинил в том, что проживание 400 эскимосов для меня важнее обороноспособности страны. Наша беседа с Шайдуровым продолжалась часа три, и чем дальше шла эта беседа, тем больше я убеждался, что с Шайдуровым невозможен конструктивный диалог.
Селезнёв некоторое время сидел молча, и я спросил:
- Наша беседа закончена?
- Именно это я сейчас обдумываю, - сказал Селезнёв, - но безусловно, нам ещё нужно с вами разговаривать, но может быть, лучше после того, как я прочту эту докладную и обращение секции «Человеческий фактор» в административно-хозяйственные органы. Да, кстати, где я мог бы получить эту вторую бумагу?
- Ну, это просто, один экземпляр её у меня с собой.
- Вы могли бы мне его оставить?
- Да, конечно. Это обращение было размножено и его получили все руководители секций и все члены президиума конференции.
Я открыл папку конференции, которую держал в руках, вынул и передал Селезнёву текст обращения.
- Это тоже интересно, - сказал Селезнёв, - Наверное, я бы попросил вас позвонить мне завтра часов в 10 утра и мы бы договорились о времени нашей следующей встречи.
Облака над бухтой Светлая.
Фотограф Магадан.
Мы попрощались. Я, пройдя мимо лестничного пролёта и одной двери, зашёл в свой номер. Лена работала над материалами по факторному анализу симптоматики у аборигенов, страдающих шизофренией. Она отложила бумагу и сказала мне:
- Однако, ты любишь длительные беседы с партийными руководителями.
- Кстати, - сказал я, - я ведь даже не знаю, сколько времени говорил с Селезнёвым.
- Могу тебе сказать. Ты разговаривал с Селезнёвым около 4 часов.
- Пойдём, поужинаем? - сказал я.
- Да надо бы, - сказала Лена.
Я повесил в шкаф куртку, которую держал в руках и мы отправились в буфет. К этому времени я уже почувствовал, что голоден.
- Рыбу или мясо? - спросил я Лену.
- Пожалуй, мясо. Рыбу мы в Магадане едим ежедневно. Ага, - сказала Лена, поглядев в меню, - салат «Магаданский»!
- Две порции, - сказал я, - ведь должен же я наконец понять, что представляет из себя салат «Магаданский».
Я ещё раз поглядел в меню, и спросил Лену:
- Компот, кисель, яблочная запеканка или кофе?
- Я думаю, - сказала Лена, - я буду есть яблочную запеканку с кофе, а во всём остальном я твой выбор одобряю. Да, ты не сказал мне, какое мясо ты заказываешь.
- Ростбиф, - сказал я.
- Ростбиф, -повторила Лена, - здесь мы его ещё не ели, но поскольку другая еда здесь была приличной, может быть будет приличным и ростбиф.
Как всегда в это время в буфете было пусто и официантка немедленно приняла наш заказ.
- Расскажешь мне что-нибудь про свои беседы? - спросила Лена.
- Ну, в общем, про одну, сегодня я разговаривал только с Селезнёвым. Селезнёв Владимир Михайлович - это как раз тот таинственный незнакомец, который прибыл сюда из отдела административных органов ЦК.
- Ну, рассказывай.
- Да рассказывать, в общем, и нечего. Он спросил меня, с какого времени я в Москве в институте, где я был до этого, нравилось ли мне в Риддере-Лениногорске, а я сказал, что очень нравилось, тогда он спросил меня, почему я всё-таки решил вернуться в Москву. Я сказал, что ты уже была в ординатуре, что несколько лет жизни в разлуке меня не привлекали, а тут ещё возникла случайность, которая давала мне возможность вернуться в Москву - освободилось место на кафедре и заведующий кафедрой предложил мне место. Эта кафедра - кафедра психиатрии и медицинской психологии, т.е. профиль точно соответствовал тому, чем я занимался в Риддере-Лениногорске. Владимир Михайлович расспросил меня о некоторых людях, попросил справку, которую я давал в обком и Контримавичусу, и обращение секции «Человеческий фактор» в административно-хозяйственные органы, сказал, что позвонит часов в 10 утра и скажет мне, надо ли нам встречаться и если надо, то когда.
- Ты хорошо это провёл, - сказала Лена, - ты даже Шайдурову не сказал ни одного резкого слова, а с Селезнёвым разговаривал просто ласково.
- Ты считаешь, что именно это означает «хорошо провёл»?
- Конечно, - сказала Лена, - в том, что ты не скажешь никаких глупостей, я не сомневалась. Единственное, в чём я сомневалась - в том, что ты сумеешь быть до конца беседы спокойным и тактичным. На этот раз у тебя это получилось. Я думаю, что чем меньше ты будешь погружаться в эти контакты и в ситуацию на Колыме и Чукотке, тем будет лучше.
- Это я понимаю, - сказал я, - по собственной инициативе я больше не скажу ни слова. Ни отвечать на заданные мне вопросы, ни поддерживать беседы я не могу, но и здесь я буду максимально краток, спокоен и сдержан.
- Ну что ж, - сказала Лена, - если у тебя это получится, я считаю, что мы можем полагать, что для нас эти партийные взаимодействия закончились.
Лисы вышли на добычу.
Фотограф Магадан.
Я увидел, как Ленино лицо на глазах становится спокойным, на лбу исчезают морщины, и я порадовался, что мне удалось хорошо провести две беседы.
Мы спустились к себе и едва вошли, снова зазвонил телефон.
- Феликс Борисович?
- Да, Витаутас Леонович, я могу вам быть чем-нибудь полезным?
- Вы собирались завтра быть в институте.
- Вообще-то, я собирался быть в институте. Ещё не решил, завтра ли, но если вам удобно, чтобы завтра, то я могу быть там и завтра.
- Я приду в институт часа в три, - сказал Контримавичус, - если вы в это время ничем особенно заняты не будете, а в институт всё равно собирались, то мне было бы удобно, чтобы вы именно в это время подошли.
Это было нетрудно, до института было 10 минут ходьбы.
- Хорошо, - сказал я, - я могу подойти и к трём.
Продолжение следует.
- Нет, он не называл сроков.
- А вы не пытались их уточнить? Ведь по сути дела, ваша работа в этом регионе прекращается на неопределённый срок.
- Я не воспринял этот срок как неопределённый. Шайдуров прекрасно понимал, что максимум через неделю я поинтересуюсь, был ли у него разговор, и если был, то какие результаты он принёс.
- А что, Феликс Борисович, вы слышали что-нибудь ранее о манере Шайдурова вести беседу?
- Кое-что слышал.
- Например?
- Шайдуров во время беседы часто излагает свои взгляды, которые звучат как принятое решение Политбюро. Он может чем-нибудь поинтересоваться и тогда выслушает ответ, но какие-либо инициативы собеседника, которыми он сам не интересовался, Шайдуров либо обрывает, либо пропускает мимо ушей. Может быть резок, если его собеседник возвращается к вопросу, который Шайдуров уже счёл решённым. Редко в состоянии спокойно выслушивать длительный монолог собеседника. Когда он недоволен, он может попытаться уличить человека, с которым разговаривает в клевете, в подрыве обороноспособности страны ради блага нескольких сот эскимосов, в том, что деятельность людей не являющихся жителями области - наша, например - приводит к тому, что представители культурных славянских народов (русских и украинцев) разрешают своим детям считаться чукчами. Он утверждал, что малые народы Севера несомненно деградируют, что мы пытаемся обвинить в этом руководство области, хотя дело просто в том, что эти люди отвыкли работать и работать не хотят.
Зимняя арка.
Фотограф Магадан.
- Интересно, - сказал Селезнёв, - а многое из того, что вы сейчас рассказали, содержится в вашей докладной?
- По-моему, почти всё.
- Интересно, - снова повторил Селезнёв, - но тогда мы ещё раз вернёмся к этому вопросу, когда я с вашей докладной ознакомлюсь. И кроме того, я хотел бы вас спросить, по-вашему мнению, существуют среди аборигенного населения люди, которые недовольны политикой, которую Шайдуров проводит.
- Должен ли я вас понять так, что этот вопрос уже задан?
- Очевидно, - сказал Селезнёв, - по-другому мою фразу истолковать и нельзя.
- Такие люди среди аборигенов есть. В некоторых случаях это люди, пользующиеся авторитетом в аборигенных этносах и имеющие достаточно высокий образовательный уровень, чтобы пользоваться влиянием как среди аборигенных этносов, так и среди мигрантов.
- Могли бы вы привести в пример кого-нибудь из таких людей?
- Да. Я думаю, что к этим людям можно отнести Тоню Кымытваль - самого крупного поэта Чукотки, Анну Нутэтэгрынэ, которая длительно руководила Чукоткой как председатель чукотского окрисполкома, хорошо знает регион и ситуацию, и ещё некоторых менее известных людей, которые могли бы быть весьма полезны. Например, Виталия - преподавателя охотоведения в сельскохозяйственном техникуме на Оле, Выквана, который спас мобильную противотуберкулёзную бригаду, выведя вельбот из шторма в бухту Провидения, художника Ивакак, чья выставка в Москве получила высокую оценку, и некоторых представителей молодёжи, например старосту чукотского класса в Анадырьской школе-интернате. Разумеется, это примеры, а не полный перечень. Я не занимался подбором таких людей. Но если мне это будет поручено, я думаю, что я сумею значительно расширить этот список. Я полагаю, что люди заинтересованы в эффективном руководстве областью и в улучшении условий труда как для мигрантов, так и для аборигенных групп, что нашло отражение в частности в обращении в административно-хозяйственные органы, принятом секцией «Человеческий фактор» на только что закончившейся конференции «Развитие производительных сил Магаданской области». Я попытался выяснить у Шайдурова, обсуждаются ли на бюро обкома материалы, которые я неоднократно обсуждал с Контримавичусом, членкором АН СССР, директором ИБПС и членом бюро обкома партии. Но Шайдуров сказал мне, что он не может обсуждать такие вопросы с человеком сугубо беспартийным, не проживающим в области и только время от времени выступающим по разным поводам таким образом, чтобы уменьшить авторитет обкома, а если удастся, и дискредитировать его деятельность. Моё сообщение по поводу выселения и разрушения древнего поселения Наукан Шайдуров назвал пасквилем, сказал, что не он принимал это решение, но он понимал его необходимость, а меня он обвинил в том, что проживание 400 эскимосов для меня важнее обороноспособности страны. Наша беседа с Шайдуровым продолжалась часа три, и чем дальше шла эта беседа, тем больше я убеждался, что с Шайдуровым невозможен конструктивный диалог.
Селезнёв некоторое время сидел молча, и я спросил:
- Наша беседа закончена?
- Именно это я сейчас обдумываю, - сказал Селезнёв, - но безусловно, нам ещё нужно с вами разговаривать, но может быть, лучше после того, как я прочту эту докладную и обращение секции «Человеческий фактор» в административно-хозяйственные органы. Да, кстати, где я мог бы получить эту вторую бумагу?
- Ну, это просто, один экземпляр её у меня с собой.
- Вы могли бы мне его оставить?
- Да, конечно. Это обращение было размножено и его получили все руководители секций и все члены президиума конференции.
Я открыл папку конференции, которую держал в руках, вынул и передал Селезнёву текст обращения.
- Это тоже интересно, - сказал Селезнёв, - Наверное, я бы попросил вас позвонить мне завтра часов в 10 утра и мы бы договорились о времени нашей следующей встречи.
Облака над бухтой Светлая.
Фотограф Магадан.
Мы попрощались. Я, пройдя мимо лестничного пролёта и одной двери, зашёл в свой номер. Лена работала над материалами по факторному анализу симптоматики у аборигенов, страдающих шизофренией. Она отложила бумагу и сказала мне:
- Однако, ты любишь длительные беседы с партийными руководителями.
- Кстати, - сказал я, - я ведь даже не знаю, сколько времени говорил с Селезнёвым.
- Могу тебе сказать. Ты разговаривал с Селезнёвым около 4 часов.
- Пойдём, поужинаем? - сказал я.
- Да надо бы, - сказала Лена.
Я повесил в шкаф куртку, которую держал в руках и мы отправились в буфет. К этому времени я уже почувствовал, что голоден.
- Рыбу или мясо? - спросил я Лену.
- Пожалуй, мясо. Рыбу мы в Магадане едим ежедневно. Ага, - сказала Лена, поглядев в меню, - салат «Магаданский»!
- Две порции, - сказал я, - ведь должен же я наконец понять, что представляет из себя салат «Магаданский».
Я ещё раз поглядел в меню, и спросил Лену:
- Компот, кисель, яблочная запеканка или кофе?
- Я думаю, - сказала Лена, - я буду есть яблочную запеканку с кофе, а во всём остальном я твой выбор одобряю. Да, ты не сказал мне, какое мясо ты заказываешь.
- Ростбиф, - сказал я.
- Ростбиф, -повторила Лена, - здесь мы его ещё не ели, но поскольку другая еда здесь была приличной, может быть будет приличным и ростбиф.
Как всегда в это время в буфете было пусто и официантка немедленно приняла наш заказ.
- Расскажешь мне что-нибудь про свои беседы? - спросила Лена.
- Ну, в общем, про одну, сегодня я разговаривал только с Селезнёвым. Селезнёв Владимир Михайлович - это как раз тот таинственный незнакомец, который прибыл сюда из отдела административных органов ЦК.
- Ну, рассказывай.
- Да рассказывать, в общем, и нечего. Он спросил меня, с какого времени я в Москве в институте, где я был до этого, нравилось ли мне в Риддере-Лениногорске, а я сказал, что очень нравилось, тогда он спросил меня, почему я всё-таки решил вернуться в Москву. Я сказал, что ты уже была в ординатуре, что несколько лет жизни в разлуке меня не привлекали, а тут ещё возникла случайность, которая давала мне возможность вернуться в Москву - освободилось место на кафедре и заведующий кафедрой предложил мне место. Эта кафедра - кафедра психиатрии и медицинской психологии, т.е. профиль точно соответствовал тому, чем я занимался в Риддере-Лениногорске. Владимир Михайлович расспросил меня о некоторых людях, попросил справку, которую я давал в обком и Контримавичусу, и обращение секции «Человеческий фактор» в административно-хозяйственные органы, сказал, что позвонит часов в 10 утра и скажет мне, надо ли нам встречаться и если надо, то когда.
- Ты хорошо это провёл, - сказала Лена, - ты даже Шайдурову не сказал ни одного резкого слова, а с Селезнёвым разговаривал просто ласково.
- Ты считаешь, что именно это означает «хорошо провёл»?
- Конечно, - сказала Лена, - в том, что ты не скажешь никаких глупостей, я не сомневалась. Единственное, в чём я сомневалась - в том, что ты сумеешь быть до конца беседы спокойным и тактичным. На этот раз у тебя это получилось. Я думаю, что чем меньше ты будешь погружаться в эти контакты и в ситуацию на Колыме и Чукотке, тем будет лучше.
- Это я понимаю, - сказал я, - по собственной инициативе я больше не скажу ни слова. Ни отвечать на заданные мне вопросы, ни поддерживать беседы я не могу, но и здесь я буду максимально краток, спокоен и сдержан.
- Ну что ж, - сказала Лена, - если у тебя это получится, я считаю, что мы можем полагать, что для нас эти партийные взаимодействия закончились.
Лисы вышли на добычу.
Фотограф Магадан.
Я увидел, как Ленино лицо на глазах становится спокойным, на лбу исчезают морщины, и я порадовался, что мне удалось хорошо провести две беседы.
Мы спустились к себе и едва вошли, снова зазвонил телефон.
- Феликс Борисович?
- Да, Витаутас Леонович, я могу вам быть чем-нибудь полезным?
- Вы собирались завтра быть в институте.
- Вообще-то, я собирался быть в институте. Ещё не решил, завтра ли, но если вам удобно, чтобы завтра, то я могу быть там и завтра.
- Я приду в институт часа в три, - сказал Контримавичус, - если вы в это время ничем особенно заняты не будете, а в институт всё равно собирались, то мне было бы удобно, чтобы вы именно в это время подошли.
Это было нетрудно, до института было 10 минут ходьбы.
- Хорошо, - сказал я, - я могу подойти и к трём.
Продолжение следует.