150. Исследование подводников. 5
Второй офицер был младше по званию (он был в чине капитана третьего ранга), но плавал всего на год меньше своего коллеги, с которым я уже беседовал. Я встал ему навстречу, предложил сесть и ещё раз посмотрел тестовые данные. Обязательные условия были соблюдены - он был активен, обладал высокой мотивацией достижения и психическая адаптация его не была нарушена. Но в отличие от К., он не был склонен к тщательности и детальному выполнению инструкций и графиков. Он был самолюбив и чрезвычайно чувствителен к любым неудачам. Если он обращался к руководству с докладной запиской, где предлагал те или иные мероприятия, и получал отказ, он реагировал на этот отказ значительно сильнее, чем его коллеги. И когда он обсуждал с ними этот вопрос, ему говорили, что армия это армия, и командир имеет право разрешить меры, предложенные в докладной, или отказать в них.
Вид на военно-морскую базу подводного плавания (Северный флот).
Фотограф Лобанов Вячеслав
Эти его черты были известны, но они компенсировались высокой мотивацией достижения упорством в достижении цели, которое в некоторых случаях производило впечатление упрямства. Он был чрезвычайно щепетилен во всём, что касалось прав личности, не только своих, но и прав своих подчинённых. Окружающие считали его обидчивым, поскольку нейтральные действия окружающих он мог истолковать как выражение высокомерия или презрения. Эти данные можно было получить при интерпретации тестовых методик, но они подтвердились и во время психологического интервью. Он был озабочен своей карьерой, и когда он принимал решение, карьерные соображения играли существенную роль. Тем не менее, его считали хорошим офицером, у него был высокий интеллект и отличная квалификация. Он хорошо осознавал своё стремление к достижениям, и относил к ним не только карьерное продвижение, но и повышение своих знаний в навигации, судовождении, в управлении как одним подводным кораблём, так и группой их. Бросался в глаза его отличный самоконтроль. Когда я видел, что затронутые в беседе вопросы его задевают, лицо его становилось более неподвижным, голос - нарочито ровным, а тело, хотя он сидел в кресле, казалось, принимало стойку «смирно». Настороженность его была больше выражена в начале беседы, и чем дольше шёл разговор на темы, более нейтральные, общетеоретические, касающиеся принципов навигации и судовождения, тем более свободным было его поведение и, тем более дружелюбным был голос. Он мог, естественно, возглавить экипаж дизельной подводной лодки, но при возникновении нештатных ситуаций он, вероятно, был склонен решать всё самостоятельно, не интересуясь мнением подчинённых, а его команды в таких случаях звучали более безапелляционно, чем в штатных ситуациях.
Я сделал для себя ряд заметок, которые собирался изложить командиру базы, и подошёл к Елене Дмитриевне, чтобы спросить, как далеко продвинулось исследование.
- Тестовые методики сделали все испытуемые, кроме матросов первого года службы. Методики обработаны, с половиной контрактников проведены психологические интервью.
- И какое впечатление на этот момент?
- Эти контрактники не дают никаких достоверных различий от тех контрактников, которых мы исследовали на этой базе. Я думаю, что с контрактниками у нас не будет трудностей. Трудности начнутся при исследовании призывников первого года.
- И как ты думаешь, мы будем планировать работу? - спросил я.
И Елена Дмитриевна сказала:
- Тестирование надо закончить сегодня. Наша группа останется на вторую смену и проведёт тестирование матросов первого года службы. Те, которые по тестовым данным не вызовут никаких сомнений, могут быть освобождены от психологического интервью. При малейших сомнениях интервью будет необходимо. Плавсостав это плавсостав, а в подводном флоте тем более.
- Хорошо, - сказал я, - я буду проводить психологические интервью с контрактниками, которые эту процедуру ещё не проходили, а ты?
- Ну, наверное, я всё-таки буду присутствовать при тестировании матросов первого года службы. Если мы хотим полагаться на тестовые методики, лучше видеть, как они проводились.
Тестирование никогда не проводится без надзора, особенно в том случае, если мы имеем дело с новым и плохо организованным контингентом.
Швартовка подводной лодки.
Фото с сайта.
В просторном светлом тёплом помещении ничто не напоминало о том, что мы находимся в Магадане. Шла привычная работа по скрининговому исследованию испытуемых. Беседы с контрактниками были значительно короче, чем с офицерами. Наличие тестовых данных позволяло задать только те вопросы, которые было невозможно выяснить с помощью тестов, причём, держались контрактники на удивление спокойно и открыто, шутили, если представлялась такая возможность и в то же время очень хорошо чувствовали дистанцию и соблюдали её в поведении. Я думаю, что лестница офицерской службы выиграла бы, если бы в училища попадали бы в основном матросы-контрактники. Призывники первого года службы по характеру поведения по умению понять дистанцию, соблюдать её, сильно отличались от контрактников. Я полагал, что во флот идут те призывники, которые выражают такое желание, но это оказалось не так. Военкоматы получали разнарядку по разным родам войск и сообразовывали её с количеством людей, которые призывались в армию. Более того, род войск часто определялся уже после прохождения курса молодого бойца и возникала нелепая, на мой взгляд, ситуация, когда матросы или танкисты значительную часть времени в курсе молодого бойца тратили на строевую подготовку. Главным отличием призывников первого года от других исследованных нами групп, была значительная прослойка лиц с неустойчивой психической адаптацией или стойкими нарушениями её. С одной стороны, это облегчало нам задачу, потому что матросы срочной службы с нарушенной психической адаптацией явно должны были исключаться из плавсостава. С другой - нам, в отличие от командования базы, следовало выяснять причины этих нарушений адаптации, их длительность и частоту у субъектов с разными особенностями личности. Мы не могли себе позволить тратить на психологическое интервью с этими призывниками столько же времени, сколько мы тратили на психологическое интервью с офицерами, а проблемы, которые приходилось решать, могли быть достаточно сложными. Только половина из этих призывников испытывала желание служить во флоте (тем более, подводном). Остальные решали вопрос, каким образом можно перевестись в другую часть. Проводя интервью, я старался придать ему психотерапевтический оттенок за счёт подробного рассмотрения преимуществ, которые получает человек на воинской службе, особенно если он понимает значение этих преимуществ испытывает желание их использовать, а не избегать ситуаций, в которых такие преимущества возникают. Но было ещё одно обстоятельство. Лица с нарушениями психической адаптации составляли примерно треть призывников первого года, а около шестой их части не обнаруживая нарушений адаптации в период исследования, проявляли диссоциальные тенденции, которые в условиях воинской дисциплины с высокой вероятностью должны были привести к нарушениям адаптации уже во время службы. Кроме того, даже береговая служба на базе играющей важную роль в системе обороны региона, требовала людей надёжных. Тем более эта надёжность была важна в случае оснащения лодок управляемыми ракетами с большим радиусом действия, когда лодки уже играли не региональную, а глобальную роль. В таких случаях диссоциальные субъекты не просто были непригодны к выполнению возлагаемых на них функций, а могли становиться опасными для подразделения, а при определённых условиях и для базы в целом. Таким образом, примерно половина матросов из пополнения, состоящего из призывников первого года службы, не могли быть использованы на базе подплава. Это были грустные цифры, и я чувствовал себя неловко, собираясь докладывать их командиру базы, но примерно на полчаса мой доклад был отсрочен звонком полковника Р.
Закат в бухте Нагаева.
Фотограф Магадан.
- Феликс Борисович, - сказал он, - у меня создалось впечатление что то, что я делаю и то, что я рекомендую, вам кажется недостаточным. Вы могли бы объяснить свою позицию?
- Я не знаю, на чём базировалось ваше впечатление, - сказал я. - И не сомневаюсь в том, что вернуть опытных офицеров в плавсостав через год или два после далёкого похода значительно лучше, чем потерять их, раз и навсегда списав их на береговую службу. Но мне казалось, что было бы ещё лучше, если бы мы нашли метод, благодаря которому можно было бы предотвращать возникновение психосоматических расстройств.
- Вы думаете, это возможно? - спросил Р.
- Пока у меня нет определённой точки зрения. Это требует обдумывания и, может быть, экспериментальных разработок.
- Согласились ли бы вы быть консультантом такой работы?
Я рассмеялся.
- Это для многих звучит странно, но у меня нет никакой формы допуска, даже третьей. А статья из закрытой части выпуска «Военно-медицинского журнала» была прислана мне в порядке исключения, после того, как вы убедили своих командиров, что это будет чрезвычайно полезно.
- Да, - сказал Р.,- это проблема. Но ведь она, вероятно, не первая в вашей жизни? Наверное, вы знаете, как такие проблемы решать?
- Решать их удаётся не всегда, но наиболее часты путь это заявление, что я буду знакомиться только с несекретной частью работы. Ваш доклад на том круглом столе, по-видимому, не считался секретным, потому что форму допуска ни у кого не проверяли. А данные там содержались вполне ценные.
Р. помолчал и потом сказал:
- Тогда мне нужно, пожалуй, 2-3 дня, чтобы оценить мой архив с этой точки зрения. Я могу позвонить вам через 2 дня?
- Да, я буду в Магадане еще, по крайней мере, неделю.
- Кстати, - сказал Р., - а как вы выходите из положения сейчас? Контингент призывников и контрактников тоже, вероятно, не подлежит широкому обсуждению за пределами военного подразделения?
- Ну, это проще. У меня нет данных о том, какую часть общего пополнения подразделения подводного плавания составляют лица, которых я обследовал. А без этого они не могут считаться секретными.
- Это хороший подход, - сказал Р., - пожалуй, я использую это в беседе со своим начальством. Ну, и что б уж закончить - если я решу все проблемы, вы согласитесь быть консультантом этой работы?
- Почему бы и нет, - сказал я, - консультант это человек довольно свободный, он может тратить на консультирование такое количество времени, которое он может выделить без ущерба для своей работы.
И вдруг Р. сказал:
- Ваше участие будет чрезвычайно ценным не только для меня, но и в целом для военно-морских сил, а значит и для страны.
Этот неожиданный переход в пафос меня удивил, и я долго уже после окончания разговора размышлял, чего он собственно хотел? Он хотел, чтобы я понял, какое доверие мне оказывается, или он считал, что таким образом он усилит моё желание участвовать в этой работе? Хотя консультирование и состоялось, я не задавал этого вопроса никогда. Хотя, не могу сказать, что он меня не интересовал.
Продолжение следует.
Вид на военно-морскую базу подводного плавания (Северный флот).
Фотограф Лобанов Вячеслав
Эти его черты были известны, но они компенсировались высокой мотивацией достижения упорством в достижении цели, которое в некоторых случаях производило впечатление упрямства. Он был чрезвычайно щепетилен во всём, что касалось прав личности, не только своих, но и прав своих подчинённых. Окружающие считали его обидчивым, поскольку нейтральные действия окружающих он мог истолковать как выражение высокомерия или презрения. Эти данные можно было получить при интерпретации тестовых методик, но они подтвердились и во время психологического интервью. Он был озабочен своей карьерой, и когда он принимал решение, карьерные соображения играли существенную роль. Тем не менее, его считали хорошим офицером, у него был высокий интеллект и отличная квалификация. Он хорошо осознавал своё стремление к достижениям, и относил к ним не только карьерное продвижение, но и повышение своих знаний в навигации, судовождении, в управлении как одним подводным кораблём, так и группой их. Бросался в глаза его отличный самоконтроль. Когда я видел, что затронутые в беседе вопросы его задевают, лицо его становилось более неподвижным, голос - нарочито ровным, а тело, хотя он сидел в кресле, казалось, принимало стойку «смирно». Настороженность его была больше выражена в начале беседы, и чем дольше шёл разговор на темы, более нейтральные, общетеоретические, касающиеся принципов навигации и судовождения, тем более свободным было его поведение и, тем более дружелюбным был голос. Он мог, естественно, возглавить экипаж дизельной подводной лодки, но при возникновении нештатных ситуаций он, вероятно, был склонен решать всё самостоятельно, не интересуясь мнением подчинённых, а его команды в таких случаях звучали более безапелляционно, чем в штатных ситуациях.
Я сделал для себя ряд заметок, которые собирался изложить командиру базы, и подошёл к Елене Дмитриевне, чтобы спросить, как далеко продвинулось исследование.
- Тестовые методики сделали все испытуемые, кроме матросов первого года службы. Методики обработаны, с половиной контрактников проведены психологические интервью.
- И какое впечатление на этот момент?
- Эти контрактники не дают никаких достоверных различий от тех контрактников, которых мы исследовали на этой базе. Я думаю, что с контрактниками у нас не будет трудностей. Трудности начнутся при исследовании призывников первого года.
- И как ты думаешь, мы будем планировать работу? - спросил я.
И Елена Дмитриевна сказала:
- Тестирование надо закончить сегодня. Наша группа останется на вторую смену и проведёт тестирование матросов первого года службы. Те, которые по тестовым данным не вызовут никаких сомнений, могут быть освобождены от психологического интервью. При малейших сомнениях интервью будет необходимо. Плавсостав это плавсостав, а в подводном флоте тем более.
- Хорошо, - сказал я, - я буду проводить психологические интервью с контрактниками, которые эту процедуру ещё не проходили, а ты?
- Ну, наверное, я всё-таки буду присутствовать при тестировании матросов первого года службы. Если мы хотим полагаться на тестовые методики, лучше видеть, как они проводились.
Тестирование никогда не проводится без надзора, особенно в том случае, если мы имеем дело с новым и плохо организованным контингентом.
Швартовка подводной лодки.
Фото с сайта.
В просторном светлом тёплом помещении ничто не напоминало о том, что мы находимся в Магадане. Шла привычная работа по скрининговому исследованию испытуемых. Беседы с контрактниками были значительно короче, чем с офицерами. Наличие тестовых данных позволяло задать только те вопросы, которые было невозможно выяснить с помощью тестов, причём, держались контрактники на удивление спокойно и открыто, шутили, если представлялась такая возможность и в то же время очень хорошо чувствовали дистанцию и соблюдали её в поведении. Я думаю, что лестница офицерской службы выиграла бы, если бы в училища попадали бы в основном матросы-контрактники. Призывники первого года службы по характеру поведения по умению понять дистанцию, соблюдать её, сильно отличались от контрактников. Я полагал, что во флот идут те призывники, которые выражают такое желание, но это оказалось не так. Военкоматы получали разнарядку по разным родам войск и сообразовывали её с количеством людей, которые призывались в армию. Более того, род войск часто определялся уже после прохождения курса молодого бойца и возникала нелепая, на мой взгляд, ситуация, когда матросы или танкисты значительную часть времени в курсе молодого бойца тратили на строевую подготовку. Главным отличием призывников первого года от других исследованных нами групп, была значительная прослойка лиц с неустойчивой психической адаптацией или стойкими нарушениями её. С одной стороны, это облегчало нам задачу, потому что матросы срочной службы с нарушенной психической адаптацией явно должны были исключаться из плавсостава. С другой - нам, в отличие от командования базы, следовало выяснять причины этих нарушений адаптации, их длительность и частоту у субъектов с разными особенностями личности. Мы не могли себе позволить тратить на психологическое интервью с этими призывниками столько же времени, сколько мы тратили на психологическое интервью с офицерами, а проблемы, которые приходилось решать, могли быть достаточно сложными. Только половина из этих призывников испытывала желание служить во флоте (тем более, подводном). Остальные решали вопрос, каким образом можно перевестись в другую часть. Проводя интервью, я старался придать ему психотерапевтический оттенок за счёт подробного рассмотрения преимуществ, которые получает человек на воинской службе, особенно если он понимает значение этих преимуществ испытывает желание их использовать, а не избегать ситуаций, в которых такие преимущества возникают. Но было ещё одно обстоятельство. Лица с нарушениями психической адаптации составляли примерно треть призывников первого года, а около шестой их части не обнаруживая нарушений адаптации в период исследования, проявляли диссоциальные тенденции, которые в условиях воинской дисциплины с высокой вероятностью должны были привести к нарушениям адаптации уже во время службы. Кроме того, даже береговая служба на базе играющей важную роль в системе обороны региона, требовала людей надёжных. Тем более эта надёжность была важна в случае оснащения лодок управляемыми ракетами с большим радиусом действия, когда лодки уже играли не региональную, а глобальную роль. В таких случаях диссоциальные субъекты не просто были непригодны к выполнению возлагаемых на них функций, а могли становиться опасными для подразделения, а при определённых условиях и для базы в целом. Таким образом, примерно половина матросов из пополнения, состоящего из призывников первого года службы, не могли быть использованы на базе подплава. Это были грустные цифры, и я чувствовал себя неловко, собираясь докладывать их командиру базы, но примерно на полчаса мой доклад был отсрочен звонком полковника Р.
Закат в бухте Нагаева.
Фотограф Магадан.
- Феликс Борисович, - сказал он, - у меня создалось впечатление что то, что я делаю и то, что я рекомендую, вам кажется недостаточным. Вы могли бы объяснить свою позицию?
- Я не знаю, на чём базировалось ваше впечатление, - сказал я. - И не сомневаюсь в том, что вернуть опытных офицеров в плавсостав через год или два после далёкого похода значительно лучше, чем потерять их, раз и навсегда списав их на береговую службу. Но мне казалось, что было бы ещё лучше, если бы мы нашли метод, благодаря которому можно было бы предотвращать возникновение психосоматических расстройств.
- Вы думаете, это возможно? - спросил Р.
- Пока у меня нет определённой точки зрения. Это требует обдумывания и, может быть, экспериментальных разработок.
- Согласились ли бы вы быть консультантом такой работы?
Я рассмеялся.
- Это для многих звучит странно, но у меня нет никакой формы допуска, даже третьей. А статья из закрытой части выпуска «Военно-медицинского журнала» была прислана мне в порядке исключения, после того, как вы убедили своих командиров, что это будет чрезвычайно полезно.
- Да, - сказал Р.,- это проблема. Но ведь она, вероятно, не первая в вашей жизни? Наверное, вы знаете, как такие проблемы решать?
- Решать их удаётся не всегда, но наиболее часты путь это заявление, что я буду знакомиться только с несекретной частью работы. Ваш доклад на том круглом столе, по-видимому, не считался секретным, потому что форму допуска ни у кого не проверяли. А данные там содержались вполне ценные.
Р. помолчал и потом сказал:
- Тогда мне нужно, пожалуй, 2-3 дня, чтобы оценить мой архив с этой точки зрения. Я могу позвонить вам через 2 дня?
- Да, я буду в Магадане еще, по крайней мере, неделю.
- Кстати, - сказал Р., - а как вы выходите из положения сейчас? Контингент призывников и контрактников тоже, вероятно, не подлежит широкому обсуждению за пределами военного подразделения?
- Ну, это проще. У меня нет данных о том, какую часть общего пополнения подразделения подводного плавания составляют лица, которых я обследовал. А без этого они не могут считаться секретными.
- Это хороший подход, - сказал Р., - пожалуй, я использую это в беседе со своим начальством. Ну, и что б уж закончить - если я решу все проблемы, вы согласитесь быть консультантом этой работы?
- Почему бы и нет, - сказал я, - консультант это человек довольно свободный, он может тратить на консультирование такое количество времени, которое он может выделить без ущерба для своей работы.
И вдруг Р. сказал:
- Ваше участие будет чрезвычайно ценным не только для меня, но и в целом для военно-морских сил, а значит и для страны.
Этот неожиданный переход в пафос меня удивил, и я долго уже после окончания разговора размышлял, чего он собственно хотел? Он хотел, чтобы я понял, какое доверие мне оказывается, или он считал, что таким образом он усилит моё желание участвовать в этой работе? Хотя консультирование и состоялось, я не задавал этого вопроса никогда. Хотя, не могу сказать, что он меня не интересовал.
Продолжение следует.