98. IV симпозиум по Приполярной медицине.
В Академгородок сибирского отделения АН под Новосибирском мы приехали из Магадана вместе с большой магаданской делегацией на IV международный симпозиум по приполярной медицине в 1978 году. Симпозиум был IV, но для меня он был первым, потому что каждый раз симпозиум проводился в какой-либо из северных стран, и только на IV раз очередь дошла до СССР.
В Академгородке я был второй раз, первый раз - года за два до этого. Я тогда был в ИКЭМ и, узнав, что в Академгородке будет выступать Лайнус Полинг, человек прославленный, дважды удостоенный Нобелевской премии. Это явление было редким, поскольку по уставу Нобелевской премии, премия могла присуждаться только один раз, но это касалось присуждения премии по определённой дисциплине. Для того, чтобы дать Нобелевскую премию Лайнусу Полингу второй раз, ему пришлось дать её как «Премию мира», потому что нобелевскую премию за свои исследования в области химии белка, где была показана спиралевидная структура белков, он уже получил. То, что белок имеет спиралевидную структуру, оказалось чрезвычайно важным, потому что позволило подойти к структуре ДНК, носителю наследственности, которая представляет собой двойную спираль.
Но в этот раз доклад Лайнуса Полинга касался темы, которая не разрабатывалась им с молодости, а заинтересовала его по мере того, как уходили годы жизни. Также, как примерно в этом же возрасте Мечников решил, что можно существенно продлить жизнь, регулярно потребляя «мечниковскую палочку», Лайнус Полинг решил, что продлить свою жизнь он сможет, принимая большие дозы аскорбиновой кислоты - витамина «С». Он считал, что здоровый человек может продлить свою жизнь, принимая ежедневно 3гр аскорбиновой кислоты, а при любом недомогании увеличивая эту дозу до 6гр. Тогда ему было 76 лет. Строгая научная аудитория отнеслась к выступлению гения скептически. Человек, сидевший рядом со мной, сказал: «Когда человек перестаёт быть учёным, он начинает думать о том, как бы прожить подольше». Но Полинг держался спокойно и непринуждённо. Когда его спросили, не может ли при таких количествах аскорбиновой кислоты на её основе образовываться почечные камни, он сказал, что он не знает, что вообще может быть, но он при многочисленных наблюдениях такого явления не обнаружил. Ещё несколько вопросов он отвёл также легко, и когда наконец его спросили: «Ну хоть какие-нибудь осложнения от таких доз аскорбиновой кислоты вы видели?», «Да, - сказал он, - иногда в животе начинает бурчать». Полинг умер в 93 года, и, может быть, в его гипотезе было зерно истины, хотя водорастворимые витамины быстро выводятся из организма, и, может быть, не оказывают долговременного воздействия.
Академгородок. Зона научных институтов.
Фотография с сайта http://arx.novosibdom.ru/node/355
Я вспоминал это, проходя по Академгородку, направляясь к своим старым знакомым, которые работали в Академгородке в Институте физики. «Переезжайте к нам, - сказал мне хозяин дома,- это единственное место, где научая степень и знание определяют социальный статус. Вам моя квартира кажется хорошей?» «Да» - ответил я. «Ну вот, для доктора медицинских наук и профессора такая квартира считается недостаточной. Вы получили бы либо роскошную квартиру в новом доме, либо отдельный коттедж». «Пока будет существовать моя лаборатория, - сказал я, - я буду жить там, где она существует. А пока у меня есть независимые от института средства, я смогу приезжать в Академгородок каждый раз, когда у меня возникнет в этом надобность. Я не мог затягивать разговора, потому, что назавтра мне нужно было выступать, и хотелось последний раз просмотреть свои материалы.
Это было ответственное выступление. Я впервые представлял свою адаптационную концепцию непосредственно международной аудитории, и этот первый блин, к сожалению, оказался комом. Нет, концепция не провалилась, она вызвала много вопросов, много длительных обсуждений в кулуарах, но доклад я скомкал. Дело в том, что перед докладом ко мне подошла переводчица-синхронистка и попросила у меня текст доклада. Я и раньше выступал на различных форумах, где осуществлялся синхронный перевод, но у меня никогда не просили текста. Может быть, переводчик получал текст от организаторов, а, может быть, там были люди с более высокой квалификацией и они не нуждались в том, чтобы перед ними лежал текст. Вообще, я выступаю свободно. Я говорю охотно и значительно лучше, чем пишу. Но в этот раз я был скован сознанием, что где-то у переводчика мой текст уже лежит. И я прилагал усилия для того, чтобы вспомнить, какими словами там было изложено то, о чём я говорю. Я обычно не кладу перед собой текста и не чувствую себя связанным ранее написанным текстом, но в этот раз, вероятно, было бы лучше, если бы один экземпляр лежал передо мной. Может быть, я преувеличиваю значение этого факта, но мои все отметили это обстоятельство, а Лида Варрик сказала: «Я прямо чувствовала, как вы пытаетесь перенестись в кабину синхронного перевода и посмотреть, что там написано».
Отвечая на вопросы, и потом, обсуждая проблему в кулуарах, я постепенно утратил напряжённость, но неприятный осадок остался. Однако, слушая последующие доклады, я понял, что ранее сделанное и ранее опубликованное даром не пропало. Во многих докладах отмечались, как важные, факторы, вызывающие напряжение адаптационных механизмов, микросоциальные особенности среды обитания, особенно в условиях территориальной автономии и изоляции. Когда я услышал эти слова, мне показалось, что это я сам написал. Многие авторы исследовали эти факторы на полярных станциях, которые отвечали условиям удалённости от населённых пунктов и небольшого численного состава. Звучали слова «тревожный ряд» и «психофизиологические соотношения» (кстати, психической адаптацией и психофизиологическим соотношениям был посвящён мой второй доклад, который прошёл значительно удачнее), «метаболические аспекты синдрома психоэмоционального напряжения». Касаясь метаболических аспектов, хочу отметить, что Л.Е. Панин, талантливый биохимик, со своими сотрудниками провёл большой цикл исследований влияния эмоционально стресса на обмен липидов, и показал, что через этот механизм в урбанизированном заполярье возникают такие психосоматические расстройства, как ишемическая болезнь сердца и церебральный атеросклероз.
Термины «тревожный ряд» и «психофизиологические соотношения» ввёл я, естественно, они не вызывали у меня протеста. Термин «синдрома психоэмоционального напряжения» ввёл Ц.П. Корленко в 1976 году, и этот термин сразу вызвал у меня чувство протеста. Обозначение «психический стресс» и «эмоциональный стресс» представляют собой синонимы. В формировании явления психического стресса важную роль играет эмоциональная сфера, и когда хотят подчеркнуть это обстоятельство, стресс называют эмоциональным. Поэтому не может быть «психоэмоционально стресса» или «психоэмоционального напряжения», как не может быть масло масленым. Но употребление термина «психоэмоциональное напряжение» ещё и вредно, поскольку начинающие исследователи полагают, что для того, чтобы учесть и роль психики, и роль эмоций (как будто бы они не являются частью психики), нужно проводить отдельные исследования. Я обсуждал эту проблему с Цезарем Петровичем, но он сказал мне, что термин уже широко разошёлся и большого вреда он в нём не видит. Невозможно в коротком тексте передать содержание двухтомного сборника тезисов симпозиума, но для того, чтобы подчеркнуть масштабы обсуждения психической и психофизиологической адаптации на Севере, я просто приведу некоторые цифры, хотя это и может показаться скучным.
На заседании симпозиума.
Вообще, механизмам адаптации коренного и пришлого населения Севера было посвящено 55 докладов, то есть значительная часть всех докладов симпозиума, а ещё 19 докладов рассматривали психическую адаптацию и её нейровегетативные аспекты, в частности, с точки зрения тех же психофизиологических соотношений, а так же с точки зрения возможного влияния нарушений психической адаптации на совершение лицами с расстройствами психической адаптации социально-опасных действий.
Я с нетерпением ждал доклада Вольфсона о смертности среди коренного населения, поскольку меня интересовала необычно высокая доля смерти от несчастных случаев, но на симпозиуме, поскольку он был международным, присутствовал представитель ЛИТО, который накануне выступления сказал, что он может пропустить доклад Вольфсона только в том случае, если из него будут убраны все количественные денные. «Мы не можем, - сказал он Вольфсону, - прямо подавать иностранцам данные о смертности по целому региону». «Этот доклад, - ответил Вольфсон, - не имеет смысла, если из него изъять цифры. Именно впервые изученные количественные данные придают ему новизну». «Ну, - сказал представитель ЛИТО, - если ваш доклад не имеет смысла в том виде, в котором я могу его пропустить, вы в праве его снять». «Да, - ответил Вольфсон, - мне придётся воспользоваться этим правом, поскольку вы не оставляете мне другого выбора». «Работайте здесь, ребята, - сказал нам Вольфсон, - а я, если уж так далеко на запад забрался, махну на оставшуюся недельку в Сочи. Вернусь за день до закрытия». И Вольфсон уехал. Среди участников симпозиума эта история вызвала возмущение. С представителем ЛИТО пытались говорить, но он наотрез отказал, сказавши: «У вас своя наука, у меня своя. И я буду действовать по своей науке». Никто не объяснил иностранцам ни причины снятия доклада, ни причины отъезда Вольфсона. Вольфсон был широко известен как человек, который в своё время ликвидировал туберкулёз на Чукотке, и популярен в кругах учёных, занимавшихся Заполярьем. Они все выражали недоумение, но мы не могли их недоумение развеять.
Вольфсон действительно вернулся за день до окончания симпозиума, принял участие в торжественном банкете, хотя не пил ни капли спиртного, объясняя это тем, что ему и так весело. И это было правдой, там, где был Вольфсон, всегда гремел смех, и его зазывали на все концы длинного стола. «Что ж будет с твоими цифрами?» - спросил его Соловенчук. «О, я решил этот вопрос. На Пятом симпозиуме я сделаю доклад о бессмертности коренного населения. Уверен, что это пропустят на “Ура”».
После банкета у меня был длинный разговор с Казначеевым, директором ИКЭМ, тем самым, который предложил систему приборов, с помощью которых «мутное нужно мерить неясным». Казначеев считал главными параметрами, которые на Севере обуславливали потребность в адаптации, воздействия на организм изменённого магнитного поля в высоких широтах и преобладание низких и сверхнизких температур. Отвечая на вопрос об изменениях магнитного поля, я напомнил, что Ленинград находится на той же широте что Магадан, а Гольфстрим на магнитное поле не влияет. Что касается низких температур, то человек научился в значительной мере нивелировать их воздействие. Кроме того, я сказал, что собираюсь поставить эксперимент, в котором можно будет проверить, не опосредованно ли влияние холода через какие-то психофизиологические механизмы. Но об этом эксперименте я расскажу в следующем тексте.
В Академгородке я был второй раз, первый раз - года за два до этого. Я тогда был в ИКЭМ и, узнав, что в Академгородке будет выступать Лайнус Полинг, человек прославленный, дважды удостоенный Нобелевской премии. Это явление было редким, поскольку по уставу Нобелевской премии, премия могла присуждаться только один раз, но это касалось присуждения премии по определённой дисциплине. Для того, чтобы дать Нобелевскую премию Лайнусу Полингу второй раз, ему пришлось дать её как «Премию мира», потому что нобелевскую премию за свои исследования в области химии белка, где была показана спиралевидная структура белков, он уже получил. То, что белок имеет спиралевидную структуру, оказалось чрезвычайно важным, потому что позволило подойти к структуре ДНК, носителю наследственности, которая представляет собой двойную спираль.
Но в этот раз доклад Лайнуса Полинга касался темы, которая не разрабатывалась им с молодости, а заинтересовала его по мере того, как уходили годы жизни. Также, как примерно в этом же возрасте Мечников решил, что можно существенно продлить жизнь, регулярно потребляя «мечниковскую палочку», Лайнус Полинг решил, что продлить свою жизнь он сможет, принимая большие дозы аскорбиновой кислоты - витамина «С». Он считал, что здоровый человек может продлить свою жизнь, принимая ежедневно 3гр аскорбиновой кислоты, а при любом недомогании увеличивая эту дозу до 6гр. Тогда ему было 76 лет. Строгая научная аудитория отнеслась к выступлению гения скептически. Человек, сидевший рядом со мной, сказал: «Когда человек перестаёт быть учёным, он начинает думать о том, как бы прожить подольше». Но Полинг держался спокойно и непринуждённо. Когда его спросили, не может ли при таких количествах аскорбиновой кислоты на её основе образовываться почечные камни, он сказал, что он не знает, что вообще может быть, но он при многочисленных наблюдениях такого явления не обнаружил. Ещё несколько вопросов он отвёл также легко, и когда наконец его спросили: «Ну хоть какие-нибудь осложнения от таких доз аскорбиновой кислоты вы видели?», «Да, - сказал он, - иногда в животе начинает бурчать». Полинг умер в 93 года, и, может быть, в его гипотезе было зерно истины, хотя водорастворимые витамины быстро выводятся из организма, и, может быть, не оказывают долговременного воздействия.
Академгородок. Зона научных институтов.
Фотография с сайта http://arx.novosibdom.ru/node/355
Я вспоминал это, проходя по Академгородку, направляясь к своим старым знакомым, которые работали в Академгородке в Институте физики. «Переезжайте к нам, - сказал мне хозяин дома,- это единственное место, где научая степень и знание определяют социальный статус. Вам моя квартира кажется хорошей?» «Да» - ответил я. «Ну вот, для доктора медицинских наук и профессора такая квартира считается недостаточной. Вы получили бы либо роскошную квартиру в новом доме, либо отдельный коттедж». «Пока будет существовать моя лаборатория, - сказал я, - я буду жить там, где она существует. А пока у меня есть независимые от института средства, я смогу приезжать в Академгородок каждый раз, когда у меня возникнет в этом надобность. Я не мог затягивать разговора, потому, что назавтра мне нужно было выступать, и хотелось последний раз просмотреть свои материалы.
Это было ответственное выступление. Я впервые представлял свою адаптационную концепцию непосредственно международной аудитории, и этот первый блин, к сожалению, оказался комом. Нет, концепция не провалилась, она вызвала много вопросов, много длительных обсуждений в кулуарах, но доклад я скомкал. Дело в том, что перед докладом ко мне подошла переводчица-синхронистка и попросила у меня текст доклада. Я и раньше выступал на различных форумах, где осуществлялся синхронный перевод, но у меня никогда не просили текста. Может быть, переводчик получал текст от организаторов, а, может быть, там были люди с более высокой квалификацией и они не нуждались в том, чтобы перед ними лежал текст. Вообще, я выступаю свободно. Я говорю охотно и значительно лучше, чем пишу. Но в этот раз я был скован сознанием, что где-то у переводчика мой текст уже лежит. И я прилагал усилия для того, чтобы вспомнить, какими словами там было изложено то, о чём я говорю. Я обычно не кладу перед собой текста и не чувствую себя связанным ранее написанным текстом, но в этот раз, вероятно, было бы лучше, если бы один экземпляр лежал передо мной. Может быть, я преувеличиваю значение этого факта, но мои все отметили это обстоятельство, а Лида Варрик сказала: «Я прямо чувствовала, как вы пытаетесь перенестись в кабину синхронного перевода и посмотреть, что там написано».
Отвечая на вопросы, и потом, обсуждая проблему в кулуарах, я постепенно утратил напряжённость, но неприятный осадок остался. Однако, слушая последующие доклады, я понял, что ранее сделанное и ранее опубликованное даром не пропало. Во многих докладах отмечались, как важные, факторы, вызывающие напряжение адаптационных механизмов, микросоциальные особенности среды обитания, особенно в условиях территориальной автономии и изоляции. Когда я услышал эти слова, мне показалось, что это я сам написал. Многие авторы исследовали эти факторы на полярных станциях, которые отвечали условиям удалённости от населённых пунктов и небольшого численного состава. Звучали слова «тревожный ряд» и «психофизиологические соотношения» (кстати, психической адаптацией и психофизиологическим соотношениям был посвящён мой второй доклад, который прошёл значительно удачнее), «метаболические аспекты синдрома психоэмоционального напряжения». Касаясь метаболических аспектов, хочу отметить, что Л.Е. Панин, талантливый биохимик, со своими сотрудниками провёл большой цикл исследований влияния эмоционально стресса на обмен липидов, и показал, что через этот механизм в урбанизированном заполярье возникают такие психосоматические расстройства, как ишемическая болезнь сердца и церебральный атеросклероз.
Термины «тревожный ряд» и «психофизиологические соотношения» ввёл я, естественно, они не вызывали у меня протеста. Термин «синдрома психоэмоционального напряжения» ввёл Ц.П. Корленко в 1976 году, и этот термин сразу вызвал у меня чувство протеста. Обозначение «психический стресс» и «эмоциональный стресс» представляют собой синонимы. В формировании явления психического стресса важную роль играет эмоциональная сфера, и когда хотят подчеркнуть это обстоятельство, стресс называют эмоциональным. Поэтому не может быть «психоэмоционально стресса» или «психоэмоционального напряжения», как не может быть масло масленым. Но употребление термина «психоэмоциональное напряжение» ещё и вредно, поскольку начинающие исследователи полагают, что для того, чтобы учесть и роль психики, и роль эмоций (как будто бы они не являются частью психики), нужно проводить отдельные исследования. Я обсуждал эту проблему с Цезарем Петровичем, но он сказал мне, что термин уже широко разошёлся и большого вреда он в нём не видит. Невозможно в коротком тексте передать содержание двухтомного сборника тезисов симпозиума, но для того, чтобы подчеркнуть масштабы обсуждения психической и психофизиологической адаптации на Севере, я просто приведу некоторые цифры, хотя это и может показаться скучным.
На заседании симпозиума.
Вообще, механизмам адаптации коренного и пришлого населения Севера было посвящено 55 докладов, то есть значительная часть всех докладов симпозиума, а ещё 19 докладов рассматривали психическую адаптацию и её нейровегетативные аспекты, в частности, с точки зрения тех же психофизиологических соотношений, а так же с точки зрения возможного влияния нарушений психической адаптации на совершение лицами с расстройствами психической адаптации социально-опасных действий.
Я с нетерпением ждал доклада Вольфсона о смертности среди коренного населения, поскольку меня интересовала необычно высокая доля смерти от несчастных случаев, но на симпозиуме, поскольку он был международным, присутствовал представитель ЛИТО, который накануне выступления сказал, что он может пропустить доклад Вольфсона только в том случае, если из него будут убраны все количественные денные. «Мы не можем, - сказал он Вольфсону, - прямо подавать иностранцам данные о смертности по целому региону». «Этот доклад, - ответил Вольфсон, - не имеет смысла, если из него изъять цифры. Именно впервые изученные количественные данные придают ему новизну». «Ну, - сказал представитель ЛИТО, - если ваш доклад не имеет смысла в том виде, в котором я могу его пропустить, вы в праве его снять». «Да, - ответил Вольфсон, - мне придётся воспользоваться этим правом, поскольку вы не оставляете мне другого выбора». «Работайте здесь, ребята, - сказал нам Вольфсон, - а я, если уж так далеко на запад забрался, махну на оставшуюся недельку в Сочи. Вернусь за день до закрытия». И Вольфсон уехал. Среди участников симпозиума эта история вызвала возмущение. С представителем ЛИТО пытались говорить, но он наотрез отказал, сказавши: «У вас своя наука, у меня своя. И я буду действовать по своей науке». Никто не объяснил иностранцам ни причины снятия доклада, ни причины отъезда Вольфсона. Вольфсон был широко известен как человек, который в своё время ликвидировал туберкулёз на Чукотке, и популярен в кругах учёных, занимавшихся Заполярьем. Они все выражали недоумение, но мы не могли их недоумение развеять.
Вольфсон действительно вернулся за день до окончания симпозиума, принял участие в торжественном банкете, хотя не пил ни капли спиртного, объясняя это тем, что ему и так весело. И это было правдой, там, где был Вольфсон, всегда гремел смех, и его зазывали на все концы длинного стола. «Что ж будет с твоими цифрами?» - спросил его Соловенчук. «О, я решил этот вопрос. На Пятом симпозиуме я сделаю доклад о бессмертности коренного населения. Уверен, что это пропустят на “Ура”».
После банкета у меня был длинный разговор с Казначеевым, директором ИКЭМ, тем самым, который предложил систему приборов, с помощью которых «мутное нужно мерить неясным». Казначеев считал главными параметрами, которые на Севере обуславливали потребность в адаптации, воздействия на организм изменённого магнитного поля в высоких широтах и преобладание низких и сверхнизких температур. Отвечая на вопрос об изменениях магнитного поля, я напомнил, что Ленинград находится на той же широте что Магадан, а Гольфстрим на магнитное поле не влияет. Что касается низких температур, то человек научился в значительной мере нивелировать их воздействие. Кроме того, я сказал, что собираюсь поставить эксперимент, в котором можно будет проверить, не опосредованно ли влияние холода через какие-то психофизиологические механизмы. Но об этом эксперименте я расскажу в следующем тексте.