93. Камчатка. 1.
Мы в первый раз летели по этому маршруту. Это был спокойный, но очень длинный полёт. 9 часов. Дольше - 11 часов - я летел только в Лос-Анджелес, но это было уже за пределами СССР.
Рейс на Камчатку был единственным, на котором во время полёта кормили дважды, по-видимому, опасаясь, что при одноразовом питании кто-либо из пассажиров может не дотянуть до посадки. Когда самолёт начал снижение и я, сидя у окна, глянул вниз, я решил, что я вижу пригороды, потому, что я видел одну, правда, очень широкую, улицу. Нас встретили сотрудники института вулканологии, поглядывая на нас с некоторой насмешкой. Дело в том, что при исследовании сотрудников Тихоокеанского океанологического института и Института биологии моря мы смогли обеспечить почти сплошное исследование этих двух коллективов.
Мы дважды пытались проделать то же самое в Институте вулканологии (в каждый из своих прилётов на Камчатку), но Камчатка - горящая земля, и каждый раз оказывалось, что больше половины персонала института находится на полевых исследованиях на каком-нибудь вулкане, который собирался извергаться, извергается, или только что извергся. Правда, в Паратунке был стационар вулканологов, и небольшую изолированную группу можно было исследовать, тем более, что тема исследований изолированной группы вообще была главной задачей этой экспедиции наряду с исследованием влияния на эффективность психической адаптации повышенной сейсмической активности региона, а главное - сосредоточенности субъекта на наличии этой активности.
Вулканологи довезли на с до своего института, где мы узнали, что через 2 часа на Паратунку вылетает вертолёт, а следующий будет только завтра. На Паратунку можно было добраться не только по воздуху, туда ходили автобусы и маршрутные такси, но очень уж велика была разница во времени. Поэтому, едва познакомившись с гостеприимными хозяевами, мы попросили отвезти нас в Елизово в аэропорт на расстояние примерно 25 км. Мы позвонили в стационар вулканологов и они пообещали встретить нас при посадке вертолёта в Паратунке. Мы доехали до Елизово, полчаса подождали и примерно столько же, или чуть дольше летели до Паратунки. Длинный и бородатый вулканолог встретил нас у вертолёта. «Я вас провожу, - сказал он, - вы в нашем стационаре ещё не были?» «Да нет, мы первый раз на Камчатке» «То-то удивитесь» - сказал наш сопровождающий. И мы удивились.
На полу в прихожей лежала медвежья шкура, которая этот пол полностью закрывала. Прямой проход вёл в конференц-зал и из него в другие помещения (вероятно, стационар был рассчитан на научные форумы с участием приезжих учёных, потому что в самом стационаре жило от 9 до 12 человек, и они могли бы просто жить в этом конференц-зале). А на второй этаж вела деревянная лестница, ступеньки которой, как и перила, были сделаны из кедровой древесины, хотя вырубка кедра была запрещена.
Этажи были высокие, и из окон второго этажа а, тем более, и чердачного окна, были видны не только все 10 улиц Паратунки, но и близлежащий лес. «Как насчёт того, чтобы выкупаться с дороги в минеральной водичке?» - спросил нас бородач. «А у вас она есть?» - спросил я. «Она у нас всегда есть, только если её постоянно в бассейне держать, в доме становится влажно и парко. А диаметр трубы у нас большой, если пустить воду, бассейн за 30 минут заполнится. Только не забудьте, что здесь концентрация солей в несколько раз выше, чем в санатории, поэтому я вам приготовлю пресный душ».
Мы переоделись в своё походное обмундирование, которое, как и оборудование, нам пришлось везти из Москвы, поскольку в этот раз мы не планировали предварительного заезда в Магадан и не рассчитывали взять всё необходимое в ИБПС.
Бассейн был большой. Я не измерял его и не спрашивал о величине, но на глаз он был где-то 8 метров на 5, а глубина была примерно 2. Мы выкупались, разбившись на мужскую и женскую партию, после чего действительно получили обещанный пресный душ. И когда после душа я подошёл к бородачу, я спросил: «Откуда такая роскошь? Два этажа, конференц-зал, бассейн, лестница, сделанная из кедра. Кто вам дал столько денег на стационар? А кедр? Его вырубка ведь запрещена». «Мне долго задавали такие вопросы, - ответил бородач, - но после того, как двум десяткам человек я рассказывал одно и то же, вопросы задавать перестали, но вам я повторю. Когда Андрей Капица был председателем президиума ДВНЦ, он использовал этот домик как свою загородную резиденцию. Потом поделился с нами, а когда он уехал, мы этот стационар уже никому не отдали. А откуда он брал запретные стройматериалы, сказать не могу, могу, только сказать, что был он человеком с большим влиянием».
Мне показалось, что купание полностью сняло усталость от перелёта, спать не хотелось совсем, хотя в Москве была ночь, а в самолёте спали мало и урывками.
Я созвонился с геофизическим стационаром СВКНИИ, где наши исследования должны были начаться, договорился что мы придём завтра к 11 часам местного времени, на что руководитель стационара, которого звали Сергей, сказал «А зачем вам идти, я на машине за вами заеду, только позвоните, когда будете готовы полностью». И тут я решил на полчасика прилечь. Ощущение бодрости сыграло со мной злую шутку, потому что ложиться спать во время московской ночи категорически воспрещается. Я мгновенно уснул и меня решили не трогать, поскольку работа начиналась только завтра. Елена Дмитриевна, чей официальный титул был «Руководитель сектора исследования адаптации человека», сочла возможным принять на себя командование и подготовить всё необходимое для завтрашнего исследования. Но и здешним утром меня подняли не без труда, хотя московская ночь уже закончилась. «Эх ты! - сказала мне Лена, - Сколько раз ты всем повторял, что нельзя входить в московскую ночь. Сейчас примешь корфидон, вечером фенибут в количестве, достаточном, чтобы ты уснул, и завтра уже будешь работать по местному времени». Она была права, хотя ощущение полной работоспособности по местному времени обычно приходило дня через три. Возможно я уже где-нибудь писал, что распределённые системы медленнее меняют суточный ритм. Скажем, иммунная система только через 8-10 дней начинает работать в режиме местного времени, но если никто не заболевал, то никто даже не интересовался тем, перешла ли иммунная система на местное время, или ещё нет. И поэтому ленина рекомендация не была для меня новостью. В каждой экспедиции, которая проводилась с резкой смены часовых поясов, я местной ночью обязательно ложился спать, приняв фенибут по потребности, а, проснувшись утром, опять же по потребности принимал корфидон. И ещё пару ночей я продолжал такую практику, но только мне уже хватало одной таблетки фенибута на ночь и одной корфидона утром.
Обещанную машину за нами прислали. Перед отъездом мы обсудили с вулканологами, сможем ли мы увидеть извержение какого-нибудь вулкана. «Да постараемся гостей уважить. Сейчас как раз для вас Толбачик как начал извергаться, так никак не кончит, уже больше года извергается. Но предупреждаем сразу, вертолёт вулкан облетит, место для фотографий отличное. Увидеть вулкан можно и издалека, но высаживаться мы вам не разрешим, он до сих пор каменные бомбы бросает, кроме специалистов-вулканологов никого не подпускает». Удовлетворённые этой беседой, мы сели в машину, хотя ехать оказалось недалеко. Но ещё раз после стационара вулканологов мы удивились, когда вошли в помещение. Мы сразу обратили внимание на то, что вокруг не было ни одного металлического предмета, и что вместо гвоздей брёвна сруба были скреплены деревянными штифтами, и витая лестница, уходившая в какое-то глубокое подземелье, тоже была деревянной. На ней не было перил, но упасть в сторону было невозможно, потому что с обеих сторон была стена. Когда лестница наконец кончилась, мы увидели очень большую комнату, тоже отделанную деревом, в которой была установлена какая-то аппаратура, и, что самое удивительное, там стояло что-то вроде батареи парового отопления, только не имеющее рёбер, также сделанное из дерева. Я потрогал это деревянное подобие батареи и убедился, что оно очень тёплое. Сергей повернулся ко мне и сказал: «У нас всегда тепло. А сейчас даже ещё нет настоящего холода». «Ну, и когда вы сможете выделить нам по 4-5 часов?» - спросил я. «Сразу все? - сказал Сергей, - Никогда. Придётся вам брать по 3 человека. Придётся вам провести у нас неделю, или чуть больше». «А чем вы так заняты?» - спросил я. «У нас вахтовые смены, приборы не могут оставаться без наблюдения». «Ладно, пока мы не начали обследование, хоть расскажите, что вы тут делаете» - сказал я.
«Вы заметили, что у нас нет ни одного металлического гвоздя?» - спросил Сергей. «Заметил, и очень удивился». «Это потому, - сказал он, - что к роме электропроводности почвы мы измеряем и изменение земного магнетизма, а с гвоздями это невозможно». «И что в результате?» «Есть локальная задача - установление изменений скорости сейсмической волны может быть измерено с помощью предваряющей эту волну изменение электропроводности почвы. Использование для этой цели локальных изменений земного магнетизма мы начали одними из первых. И если вначале мы смотрели соответствуют ли реальной скорости сейсмической волны эти изменения магнетизма, то теперь мы знаем, что соответствие довольно строгое, а, главное, изменение магнетизма предшествует сейсмической волны за более длительное время, чем изменение электропроводности. Мы получаем дополнительное время для оценки полученных данных и для прогнозов». «И что, вы можете предсказать начало землетрясения?» «На нашей земле землетрясение идёт постоянно, нам надо предсказать то изменение амплитуды колебания земной поверхности, которые будут ощущаться людьми, и тем более те, которые могут принести какой-нибудь ущерб». «Ну, беда не велика, - сказал я, - если вы не предскажете те, которые ущерба принести не могут». «Странно слышать это от психолога, - сказал Сергей, - Почитайте свои книги, там должна быть наша болезнь - сейсмический невроз, при котором люди больше страдают от ожидания подземных толчков, чем от самих толчков. Немало народа из-за этого покинуло Камчатку». «Так у вас же и так гражданского населения почти нет». «Это то и страшно, его количество надо увеличивать, а не уменьшать, даже если не говорить о рыбном промысле. Но если каждая воинская часть, тем более морская, будет вынуждена создавать себе систему снабжения, если гражданского населения не станет, дорогое это будет удовольствие, а так она просто заключает договор с местной снабженческой организацией и всё получает, просто перечислив деньги».
Большое трещинное извержение вулкана Толбачик.
Извержения будут описаны в следующем тексте.
©Фото Н.П. Смелова
Молнии пронизывают облако, создавшееся из выбрасов вулкана.
©Фото Н.П. Смелова
Продолжение следует.
Рейс на Камчатку был единственным, на котором во время полёта кормили дважды, по-видимому, опасаясь, что при одноразовом питании кто-либо из пассажиров может не дотянуть до посадки. Когда самолёт начал снижение и я, сидя у окна, глянул вниз, я решил, что я вижу пригороды, потому, что я видел одну, правда, очень широкую, улицу. Нас встретили сотрудники института вулканологии, поглядывая на нас с некоторой насмешкой. Дело в том, что при исследовании сотрудников Тихоокеанского океанологического института и Института биологии моря мы смогли обеспечить почти сплошное исследование этих двух коллективов.
Мы дважды пытались проделать то же самое в Институте вулканологии (в каждый из своих прилётов на Камчатку), но Камчатка - горящая земля, и каждый раз оказывалось, что больше половины персонала института находится на полевых исследованиях на каком-нибудь вулкане, который собирался извергаться, извергается, или только что извергся. Правда, в Паратунке был стационар вулканологов, и небольшую изолированную группу можно было исследовать, тем более, что тема исследований изолированной группы вообще была главной задачей этой экспедиции наряду с исследованием влияния на эффективность психической адаптации повышенной сейсмической активности региона, а главное - сосредоточенности субъекта на наличии этой активности.
Вулканологи довезли на с до своего института, где мы узнали, что через 2 часа на Паратунку вылетает вертолёт, а следующий будет только завтра. На Паратунку можно было добраться не только по воздуху, туда ходили автобусы и маршрутные такси, но очень уж велика была разница во времени. Поэтому, едва познакомившись с гостеприимными хозяевами, мы попросили отвезти нас в Елизово в аэропорт на расстояние примерно 25 км. Мы позвонили в стационар вулканологов и они пообещали встретить нас при посадке вертолёта в Паратунке. Мы доехали до Елизово, полчаса подождали и примерно столько же, или чуть дольше летели до Паратунки. Длинный и бородатый вулканолог встретил нас у вертолёта. «Я вас провожу, - сказал он, - вы в нашем стационаре ещё не были?» «Да нет, мы первый раз на Камчатке» «То-то удивитесь» - сказал наш сопровождающий. И мы удивились.
На полу в прихожей лежала медвежья шкура, которая этот пол полностью закрывала. Прямой проход вёл в конференц-зал и из него в другие помещения (вероятно, стационар был рассчитан на научные форумы с участием приезжих учёных, потому что в самом стационаре жило от 9 до 12 человек, и они могли бы просто жить в этом конференц-зале). А на второй этаж вела деревянная лестница, ступеньки которой, как и перила, были сделаны из кедровой древесины, хотя вырубка кедра была запрещена.
Этажи были высокие, и из окон второго этажа а, тем более, и чердачного окна, были видны не только все 10 улиц Паратунки, но и близлежащий лес. «Как насчёт того, чтобы выкупаться с дороги в минеральной водичке?» - спросил нас бородач. «А у вас она есть?» - спросил я. «Она у нас всегда есть, только если её постоянно в бассейне держать, в доме становится влажно и парко. А диаметр трубы у нас большой, если пустить воду, бассейн за 30 минут заполнится. Только не забудьте, что здесь концентрация солей в несколько раз выше, чем в санатории, поэтому я вам приготовлю пресный душ».
Мы переоделись в своё походное обмундирование, которое, как и оборудование, нам пришлось везти из Москвы, поскольку в этот раз мы не планировали предварительного заезда в Магадан и не рассчитывали взять всё необходимое в ИБПС.
Бассейн был большой. Я не измерял его и не спрашивал о величине, но на глаз он был где-то 8 метров на 5, а глубина была примерно 2. Мы выкупались, разбившись на мужскую и женскую партию, после чего действительно получили обещанный пресный душ. И когда после душа я подошёл к бородачу, я спросил: «Откуда такая роскошь? Два этажа, конференц-зал, бассейн, лестница, сделанная из кедра. Кто вам дал столько денег на стационар? А кедр? Его вырубка ведь запрещена». «Мне долго задавали такие вопросы, - ответил бородач, - но после того, как двум десяткам человек я рассказывал одно и то же, вопросы задавать перестали, но вам я повторю. Когда Андрей Капица был председателем президиума ДВНЦ, он использовал этот домик как свою загородную резиденцию. Потом поделился с нами, а когда он уехал, мы этот стационар уже никому не отдали. А откуда он брал запретные стройматериалы, сказать не могу, могу, только сказать, что был он человеком с большим влиянием».
Мне показалось, что купание полностью сняло усталость от перелёта, спать не хотелось совсем, хотя в Москве была ночь, а в самолёте спали мало и урывками.
Я созвонился с геофизическим стационаром СВКНИИ, где наши исследования должны были начаться, договорился что мы придём завтра к 11 часам местного времени, на что руководитель стационара, которого звали Сергей, сказал «А зачем вам идти, я на машине за вами заеду, только позвоните, когда будете готовы полностью». И тут я решил на полчасика прилечь. Ощущение бодрости сыграло со мной злую шутку, потому что ложиться спать во время московской ночи категорически воспрещается. Я мгновенно уснул и меня решили не трогать, поскольку работа начиналась только завтра. Елена Дмитриевна, чей официальный титул был «Руководитель сектора исследования адаптации человека», сочла возможным принять на себя командование и подготовить всё необходимое для завтрашнего исследования. Но и здешним утром меня подняли не без труда, хотя московская ночь уже закончилась. «Эх ты! - сказала мне Лена, - Сколько раз ты всем повторял, что нельзя входить в московскую ночь. Сейчас примешь корфидон, вечером фенибут в количестве, достаточном, чтобы ты уснул, и завтра уже будешь работать по местному времени». Она была права, хотя ощущение полной работоспособности по местному времени обычно приходило дня через три. Возможно я уже где-нибудь писал, что распределённые системы медленнее меняют суточный ритм. Скажем, иммунная система только через 8-10 дней начинает работать в режиме местного времени, но если никто не заболевал, то никто даже не интересовался тем, перешла ли иммунная система на местное время, или ещё нет. И поэтому ленина рекомендация не была для меня новостью. В каждой экспедиции, которая проводилась с резкой смены часовых поясов, я местной ночью обязательно ложился спать, приняв фенибут по потребности, а, проснувшись утром, опять же по потребности принимал корфидон. И ещё пару ночей я продолжал такую практику, но только мне уже хватало одной таблетки фенибута на ночь и одной корфидона утром.
Обещанную машину за нами прислали. Перед отъездом мы обсудили с вулканологами, сможем ли мы увидеть извержение какого-нибудь вулкана. «Да постараемся гостей уважить. Сейчас как раз для вас Толбачик как начал извергаться, так никак не кончит, уже больше года извергается. Но предупреждаем сразу, вертолёт вулкан облетит, место для фотографий отличное. Увидеть вулкан можно и издалека, но высаживаться мы вам не разрешим, он до сих пор каменные бомбы бросает, кроме специалистов-вулканологов никого не подпускает». Удовлетворённые этой беседой, мы сели в машину, хотя ехать оказалось недалеко. Но ещё раз после стационара вулканологов мы удивились, когда вошли в помещение. Мы сразу обратили внимание на то, что вокруг не было ни одного металлического предмета, и что вместо гвоздей брёвна сруба были скреплены деревянными штифтами, и витая лестница, уходившая в какое-то глубокое подземелье, тоже была деревянной. На ней не было перил, но упасть в сторону было невозможно, потому что с обеих сторон была стена. Когда лестница наконец кончилась, мы увидели очень большую комнату, тоже отделанную деревом, в которой была установлена какая-то аппаратура, и, что самое удивительное, там стояло что-то вроде батареи парового отопления, только не имеющее рёбер, также сделанное из дерева. Я потрогал это деревянное подобие батареи и убедился, что оно очень тёплое. Сергей повернулся ко мне и сказал: «У нас всегда тепло. А сейчас даже ещё нет настоящего холода». «Ну, и когда вы сможете выделить нам по 4-5 часов?» - спросил я. «Сразу все? - сказал Сергей, - Никогда. Придётся вам брать по 3 человека. Придётся вам провести у нас неделю, или чуть больше». «А чем вы так заняты?» - спросил я. «У нас вахтовые смены, приборы не могут оставаться без наблюдения». «Ладно, пока мы не начали обследование, хоть расскажите, что вы тут делаете» - сказал я.
«Вы заметили, что у нас нет ни одного металлического гвоздя?» - спросил Сергей. «Заметил, и очень удивился». «Это потому, - сказал он, - что к роме электропроводности почвы мы измеряем и изменение земного магнетизма, а с гвоздями это невозможно». «И что в результате?» «Есть локальная задача - установление изменений скорости сейсмической волны может быть измерено с помощью предваряющей эту волну изменение электропроводности почвы. Использование для этой цели локальных изменений земного магнетизма мы начали одними из первых. И если вначале мы смотрели соответствуют ли реальной скорости сейсмической волны эти изменения магнетизма, то теперь мы знаем, что соответствие довольно строгое, а, главное, изменение магнетизма предшествует сейсмической волны за более длительное время, чем изменение электропроводности. Мы получаем дополнительное время для оценки полученных данных и для прогнозов». «И что, вы можете предсказать начало землетрясения?» «На нашей земле землетрясение идёт постоянно, нам надо предсказать то изменение амплитуды колебания земной поверхности, которые будут ощущаться людьми, и тем более те, которые могут принести какой-нибудь ущерб». «Ну, беда не велика, - сказал я, - если вы не предскажете те, которые ущерба принести не могут». «Странно слышать это от психолога, - сказал Сергей, - Почитайте свои книги, там должна быть наша болезнь - сейсмический невроз, при котором люди больше страдают от ожидания подземных толчков, чем от самих толчков. Немало народа из-за этого покинуло Камчатку». «Так у вас же и так гражданского населения почти нет». «Это то и страшно, его количество надо увеличивать, а не уменьшать, даже если не говорить о рыбном промысле. Но если каждая воинская часть, тем более морская, будет вынуждена создавать себе систему снабжения, если гражданского населения не станет, дорогое это будет удовольствие, а так она просто заключает договор с местной снабженческой организацией и всё получает, просто перечислив деньги».
Большое трещинное извержение вулкана Толбачик.
Извержения будут описаны в следующем тексте.
©Фото Н.П. Смелова
Молнии пронизывают облако, создавшееся из выбрасов вулкана.
©Фото Н.П. Смелова
Продолжение следует.