Тараканы (Часть 1)
У Михеича в избе завелись тараканы. Сроду никаких тараканов не было, а тут появились. Были мыши. Немного. С ними прекрасно справлялись два кота, чёрный и белый. А тараканы появились впервые. Наверное, попали в избу вместе с новой мебелью, которую Михеич купил месяца два назад в райцентре.
Изба была огромная, видимо тараканы постепенно расплодились и только теперь стали попадаться на глаза. Когда-то в тридцатых годах дом принадлежал местному мяснику. Потом начались репрессии и мясник, будучи довольно зажиточным, бросил всё хозяйство и исчез вместе с семьёй в неизвестном направлении. А Михеич с женой и двумя детьми как раз в это время сбежал из своей родной сибирской деревни по сходной причине. Такой вот получился расклад. В результате Михеичево семейство под репрессии не попало, осело в деревне и вдобавок получило просторную крепкую избу. Что произошло с мясником и его домашними, никто из деревенских доподлинно не знал, но все надеялись, что беглецы уцелели.
Прошло время, и теперь Михеичи считались в деревне за своих. Тем более, что глава семейства, могучий высокий мужик цыганской наружности, с крючковатым носом и тёмными, вечно всклокоченными волосами, оказался мастером на все руки. Он мог починить трактор или мотоцикл, знал, как сложить русскую печку, как правильно срубить баню или поставить колодезный сруб. Работал в райцентре механиком и нрава был самого незлобивого. Его низенькая полненькая жинка с чёрной косой и вострыми карими глазами, из казаков, сосланных бог весть когда на поселение в Сибирь, оказалась вполне достойной соседкой. Была хохотушкой, никогда не отказывалась помочь, а в редкие часы отдыха умела судачить на завалинке не хуже любой из местных баб.
Казалось, жизнь наладилась. Да не тут-то было. Человек предполагает, а Бог располагает. Старший сын Михеича попал в пьяном виде под поезд. Недалеко от деревни проходила железная дорога. Чтобы связать эту и ещё три окрестных деревни с остальным миром, на ней поставили разъезд. На разъезде останавливались пассажирские дизели и длиннющие, в сорок, а то бывало и семьдесят вагонов, товарняки. Конечно, никакого мостика не было, и если на путях стоял состав, то народ просто лазил под вагонами, когда требовалось перебраться на другую сторону. Занятие это и в трезвом виде довольно рисковое, а в пьяном и подавно. Почитай, в каждом третьем доме находился кто-то, кому железная дорога либо искалечила жизнь, либо его этой жизни лишила напрочь.
Потеряв сына, Михеич начал пить. Сначала понемногу. Потом запойно. С работы его не выгоняли, потому что руки у мужика были, что называется, золотые. Да и жалко было. В деревне очень многие мужчины пили, кто больше, кто меньше. Жизнь была тяжёлой и впереди никакого особенного света в конце туннеля не наблюдалось. Дело житейское.
Но с Михеичем произошло что-то странное. Он дошёл до такого состояния, что ходил под мухой всё время. То есть, он был выпивши настолько, чтобы выполнять большую часть необходимой работы, не падать с ног, как-то поддерживать разговор, и при этом не трезветь. Тот, кто находился к Михеичу достаточно близко, всегда чувствовал слабый, но отчётливый запах самогона и перегара.
Характер мужика изменился. В пьяном виде он бывал спокоен, даже слишком, ласков с семьёй и окружающими. Но глаза сделались нехорошие: из небесно-голубых стали тускло-серыми. А озорные искорки, плясавшие там раньше, погасли. Когда Михеич трезвел, то делался вспыльчивым и вообще неуравновешенным. Уходу в запой также предшествовали припадки буйства. Не раз и не два его жена появлялась на улице с синяками на лице. Младший сын уехал в город, там женился, и родителей навещал редко.
Шло время. Как-то незаметно подкралась пенсия. Платили довольно много, как бывшему передовику производства, да и жене тоже кое-что полагалось. Не бедствовали. Возились по хозяйству; в деревне работа всегда найдётся. Михеич стал спокойнее, хотя пить не бросил. Он начал горбиться, будто медленно усыхал, окончательно превращаясь в доброго дедушку на завалинке. То ли от старости, то ли от постоянного пьянства стали трястись руки. Теперь ему было трудно делать точную работу как, например, копаться в двигателях, но он по-прежнему охотно откликался, когда надо было помочь плотничать или, скажем, по печному делу.
***
Когда Михеич впервые увидел тараканов, то от отвращения протрезвел полностью. Деревенские жители хоть и жили бедно, но тщательно блюли чистоту, а тараканы считались такой же мерзостью, как вши или клопы. Поэтому глава семейства принял решение немедленно извести всю заразу.
В деревенском магазинчике был куплен дихлофос - единственное на тот момент доступное средство от домашних насекомых. Это была порядочная гадость со сладковато-тошнотворным запахом, не слишком-то безвредная для людей. Выжившие после первой потравки насекомые иногда мутировали и становились невосприимчивыми к зелью. Поэтому пользовались им редко, по большой необходимости.
Жена Михеича заикнулась было что-то поперёк, но тот быстро пресёк её возмущение. Потом выгнал к соседке и, вооружившись баллончиком с заразой, обошёл весь дом и даже спустился в подпол. После чего и сам отправился наружу по делам. Вернувшись через несколько часов, Михеич взялся энергично проветривать избу, а так же собирать трупики насекомых. Под вечер возвратилась и жена. Оценив результаты своего труда, Михеич на радостях хорошо укушался самогонкой и завалился спать.
Посреди ночи Михеичу показалось, что кто-то зовёт его по имени. Голос был хорошо знакомый, густой, сочный и басовитый. И Михеич немедленно вспомнил, кому голос принадлежал, хоть и слышал его в последний раз давным-давно. Так разговаривал когда-то ныне наверняка покойный деревенский батюшка из той, далёкой сибирской жизни.
- Михеич, оставь своих тараканов в покое! Наебнёшься, костей не соберёшь! - произнёс голос.
Михеич поводил головой из стороны в сторону, но больше ничего не услышал и снова провалился в сон. На следующее утро странное ночное видение уже напрочь вылетело у него из головы. Воодушевлённый вчерашними результатами, он решил повторить санобработку. Днём пытался работать в огороде, но чувствовал себя неважно, ходил как мешком пристукнутый, работа не ладилась. Под вечер снова назюзюкался и уснул. А ночью опять проснулся, будто его кто звал. На этот раз голос был еле слышный, сиплый и надтреснутый, непонятно чей.
- Михеич, долбоёб, прекрати это, Христа ради! - сказал некто и надсадно закашлялся, как заядлый курильщик.
- Чего прекратить-то? - вопросил Михеич в темноту.
- Оставь тараканов в покое, беда будет! И вообще, загони их обратно, и больше наружу не пущай!
Продолжение следует.