Присяга
23 февраля армейское начальство готовилось к торжественному построению. Выпало солдатикам принимать присягу. Уже стемнело, и надоело пританцовывать ботинками на плацу, чтобы согреться от холода. Глузман скучал. Все скучали. Рядом со взводом топтались сержанты учебки с подпогонными аксельбантами. Очень скоро они пожмут руки присягнувшим солдатам и по-дружески с ними закурят. В старые консервные банки плеснули горючего, и к небу потянулись копотные огни.
- Я клянусь! - дружно кричала в каре почти единая глотка. Религиозные солдаты кричали свое:
- Я заявляю!
Потом сержанты закурили с рядовым составом, и рыжий наконец-то попросил телефончик у инструкторши при аксельбанте. Час назад рыжий ей честь отдавал и замирал по стойке смирно. Присягнув, он тут же бегом вернулся в казарму к родному вещмешку, извлек личный и самый любимый из своих пистолетов - Смит-и-Вессон, - приладил потертую кобуру и обратно бегом вести галантные разговоры с досель неприступной зазнобушкой. На гражданке рыжий работал инструктором по стрельбе, но до присяги ему оружие носить не разрешали. А теперь на боку рыжая кобура, и на плече черный ремень винтовки. Сидит бывало в бывшей иорданской казарме грустный человек над вещмешком и пистолетами любуется.
- Когда появились деньги, пошел я, Глузман, и купил этот Че-Зет, - говорил рыжий, - не могу жить без оружия.
Странная эта любовь. Любит человек поочередно обладать разными смертоносными машинками разного веса, отдачи и выбрасывания пули. Это как с несколькими молодками гулять поочередно, когда у каждой свои технические характеристики и невидимые миру отличия. Зазнобушка рыжего Глузману не нравилась. К другой сержантке Глузман испытывал большое внутреннее чувство. Маленькая девушка лет девятнадцати, с детскими щечками. Длинные волосы ее были перетянуты сзади в хвостик, вечно она при полной аммуниции, в руках жестянки с патронами, и дыхание у нее не сбивалось - белочка, - ладная, и где положено округлая милыми округлостями, и щечки из них не последние. После присяги белочка стояла возле курильщиков со своим длинноствольным галилом и безмятежно улыбалась. Час назад перед салагами она грозно хмурила брови, потому что в школе инструкторов за природную ласковость курсантов не жаловали. Как-то так получилось, но телефончик ее Глузман не испросил. На следующий день, 24-го, здоровых тридцатилетних лбов из учебки под Шхемом перевели в учебный центр курса военных спасателей. Это рядом с Ришоном.
comments were counted up on the imported to DW post including not automatically imported from LJ.
- Я клянусь! - дружно кричала в каре почти единая глотка. Религиозные солдаты кричали свое:
- Я заявляю!
Потом сержанты закурили с рядовым составом, и рыжий наконец-то попросил телефончик у инструкторши при аксельбанте. Час назад рыжий ей честь отдавал и замирал по стойке смирно. Присягнув, он тут же бегом вернулся в казарму к родному вещмешку, извлек личный и самый любимый из своих пистолетов - Смит-и-Вессон, - приладил потертую кобуру и обратно бегом вести галантные разговоры с досель неприступной зазнобушкой. На гражданке рыжий работал инструктором по стрельбе, но до присяги ему оружие носить не разрешали. А теперь на боку рыжая кобура, и на плече черный ремень винтовки. Сидит бывало в бывшей иорданской казарме грустный человек над вещмешком и пистолетами любуется.
- Когда появились деньги, пошел я, Глузман, и купил этот Че-Зет, - говорил рыжий, - не могу жить без оружия.
Странная эта любовь. Любит человек поочередно обладать разными смертоносными машинками разного веса, отдачи и выбрасывания пули. Это как с несколькими молодками гулять поочередно, когда у каждой свои технические характеристики и невидимые миру отличия. Зазнобушка рыжего Глузману не нравилась. К другой сержантке Глузман испытывал большое внутреннее чувство. Маленькая девушка лет девятнадцати, с детскими щечками. Длинные волосы ее были перетянуты сзади в хвостик, вечно она при полной аммуниции, в руках жестянки с патронами, и дыхание у нее не сбивалось - белочка, - ладная, и где положено округлая милыми округлостями, и щечки из них не последние. После присяги белочка стояла возле курильщиков со своим длинноствольным галилом и безмятежно улыбалась. Час назад перед салагами она грозно хмурила брови, потому что в школе инструкторов за природную ласковость курсантов не жаловали. Как-то так получилось, но телефончик ее Глузман не испросил. На следующий день, 24-го, здоровых тридцатилетних лбов из учебки под Шхемом перевели в учебный центр курса военных спасателей. Это рядом с Ришоном.
comments were counted up on the imported to DW post including not automatically imported from LJ.