Уфимский вертолетчик
Когда Глузман служил в батальоне охраны хевронской комендатуры, то стоял он на тумбочке у электронных ворот для арабов, желающих войти в здание гражданской администрации, поторговаться с налоговым ведомством или уладить дела при получении въездных документов в Израиль. В одной длинной очереди с раннего утра толпились одетые с иголочки молчаливые господа и разговорчивые люди попроще. Эти последние напирали вперед. Но всю очередь роднило нежелание говорить с охранником на иврите. Арабы вспоминали что-то из английского, охранник выкрикивал оккупационный арабский. Очередь продвигалась.
Хочешь пройти через электронные ворота, выложи из карманов звенящие на металл вещи. Звенит - сними пояс с железной пряжкой. И только неряшливо одетым людям охранник велит снимать обувь, если пояс звенит. Одетых с иголочки господ с ролексами на запястьях охранник проверяет ручным металоискателем.
Иногда Глузман дежурил на электронных воротах в паре с Алоном. Парень богатырского телосложения ходил зимой с закатанными рукавами и с нунчаками на поясе. Новичок в полку, Алон сразу же попал в сообщество потенциальных застройщиков. Эти странные люди на любом привале не торопились упасть на каменистую землю и вытянуть усталые ноги. Потенциальные застройщики упирали руки в бока, задирали головы повыше, внимательно осматривались по сторонам и указывали пальцем на склон какой-нибудь сопки:
- Вот здесь я бы построил квартал из тридцати шести домов.
Все они были парнями без специальности и большую часть года сидели на безработице. В Хевроне Алон приставил ладонь козырьком ко лбу, долго вглядывался в соты арабских домиков вокруг комендатуры, обернулся к товарищам и сказал:
- Вот там за Осью Мира к монастырю надо пустить шесть бульдозеров и снести все постройки. Расчистим место и заложим новый еврейский район.
Алон был патологическим трусом, то есть не обыкновенным в меру трусоватым, в меру исполнительным солдатом, а тем нравственно покореженным человеком, ежесекундные поступки, слова и помыслы которого кричали о сжигающей его душу болезненной страсти - желании уйти, улететь от неминуемой смерти. Алон соответственно действовал, говорил и мыслил изворотливо и неординарно, дабы устоять и выжить. Он не шел на убой с покорностью теленка. Он бился и потому еще дышал. Когда резервисты вселялись в пустую казарму, Алон вбежал первым и закинул свою сумку в первую по коридору комнату. На следующий день он остался один в этой комнате. Остальные солдаты, матерясь, перебрались от него куда придется. Жить с ним и спать было невозможно. Алон ввинтил припасенную заранее пятисотваттную лампочку, включил ярчайший свет, завел самую громкую музыку из магнитофона и открыл настежь дверь. Алон приходил с дежурства и укладывался спать при свете, под музыку и при распахнутой двери. Он храпел ровным и чистым сном. Он отлично подготовился к вторжению арабов. Когда арабы ворвутся в казарму, из первой же комнаты они увидят яркий свет и услышат музыку. Значит, там не спят, бодрствуют, и туда не следут соваться. Ворвавшиеся арабы побегут дальше и займутся темными тихими комнатами. Там в темных тихих комнатах арабы будут стрелять из автоматов Калашникова по спящим дуракам. Поделом им.
Возле электронных ворот Алон стоял в почтительном поклоне и приветствовал каждого проверяемого длинной арабеской на смеси арабского с ивритом:
- Салям. Чтоб этот день принес тебе удачу. Извини, господин мой, служба требует проверить твои карманы. Скорей бы настал долгожданный салям между нашими народами.
Однажды Глузман спал в казарме между дежурствами. Подбежали ребята и разбудили с криками:
- Вставай! Вставай, быстрей! На электронных воротах сейчас дежурит уфимский вертолетчик.
На солнышке рядом с проходной уселись десятка два зрителей с жестянками пива. Оно того стоило. В прошлом выпускник уфимского летного училища, высокий угрюмый парень ходил с тяжелыми серебрянными перстнями. К притихшей проходной он подошел без гимнастерки в одной майке. Его руки покрывали цветные наколки на темы языческого противостояния страшного Зла робкому Добру. Уфимский вертолетчик обратился к арабам:
- В общем плохи ваши дела. Арабского я не знаю. Английского тоже. Поэтому тот, кто хочет пройти, должен говорить на русском или на иврите.
Арабы бойко и подобострастно приветствовали его на чистейшем иврите или на скверном русском. Пропустив очередного счастливца, солдат по-русски вызывал из безмолвной очереди:
- Следуюший!
Уфимский вертолетчик редко пользовался ручным металоискателем. Если рама звенела, проверяемый раздевался до трусов независимо от имущественного ценза, определяемого приличными часами, а в отдалении стоял татуированный охранник со взведенным автоматом наизготовку.
comments were counted up on the imported to DW post including not automatically imported from LJ.
Хочешь пройти через электронные ворота, выложи из карманов звенящие на металл вещи. Звенит - сними пояс с железной пряжкой. И только неряшливо одетым людям охранник велит снимать обувь, если пояс звенит. Одетых с иголочки господ с ролексами на запястьях охранник проверяет ручным металоискателем.
Иногда Глузман дежурил на электронных воротах в паре с Алоном. Парень богатырского телосложения ходил зимой с закатанными рукавами и с нунчаками на поясе. Новичок в полку, Алон сразу же попал в сообщество потенциальных застройщиков. Эти странные люди на любом привале не торопились упасть на каменистую землю и вытянуть усталые ноги. Потенциальные застройщики упирали руки в бока, задирали головы повыше, внимательно осматривались по сторонам и указывали пальцем на склон какой-нибудь сопки:
- Вот здесь я бы построил квартал из тридцати шести домов.
Все они были парнями без специальности и большую часть года сидели на безработице. В Хевроне Алон приставил ладонь козырьком ко лбу, долго вглядывался в соты арабских домиков вокруг комендатуры, обернулся к товарищам и сказал:
- Вот там за Осью Мира к монастырю надо пустить шесть бульдозеров и снести все постройки. Расчистим место и заложим новый еврейский район.
Алон был патологическим трусом, то есть не обыкновенным в меру трусоватым, в меру исполнительным солдатом, а тем нравственно покореженным человеком, ежесекундные поступки, слова и помыслы которого кричали о сжигающей его душу болезненной страсти - желании уйти, улететь от неминуемой смерти. Алон соответственно действовал, говорил и мыслил изворотливо и неординарно, дабы устоять и выжить. Он не шел на убой с покорностью теленка. Он бился и потому еще дышал. Когда резервисты вселялись в пустую казарму, Алон вбежал первым и закинул свою сумку в первую по коридору комнату. На следующий день он остался один в этой комнате. Остальные солдаты, матерясь, перебрались от него куда придется. Жить с ним и спать было невозможно. Алон ввинтил припасенную заранее пятисотваттную лампочку, включил ярчайший свет, завел самую громкую музыку из магнитофона и открыл настежь дверь. Алон приходил с дежурства и укладывался спать при свете, под музыку и при распахнутой двери. Он храпел ровным и чистым сном. Он отлично подготовился к вторжению арабов. Когда арабы ворвутся в казарму, из первой же комнаты они увидят яркий свет и услышат музыку. Значит, там не спят, бодрствуют, и туда не следут соваться. Ворвавшиеся арабы побегут дальше и займутся темными тихими комнатами. Там в темных тихих комнатах арабы будут стрелять из автоматов Калашникова по спящим дуракам. Поделом им.
Возле электронных ворот Алон стоял в почтительном поклоне и приветствовал каждого проверяемого длинной арабеской на смеси арабского с ивритом:
- Салям. Чтоб этот день принес тебе удачу. Извини, господин мой, служба требует проверить твои карманы. Скорей бы настал долгожданный салям между нашими народами.
Однажды Глузман спал в казарме между дежурствами. Подбежали ребята и разбудили с криками:
- Вставай! Вставай, быстрей! На электронных воротах сейчас дежурит уфимский вертолетчик.
На солнышке рядом с проходной уселись десятка два зрителей с жестянками пива. Оно того стоило. В прошлом выпускник уфимского летного училища, высокий угрюмый парень ходил с тяжелыми серебрянными перстнями. К притихшей проходной он подошел без гимнастерки в одной майке. Его руки покрывали цветные наколки на темы языческого противостояния страшного Зла робкому Добру. Уфимский вертолетчик обратился к арабам:
- В общем плохи ваши дела. Арабского я не знаю. Английского тоже. Поэтому тот, кто хочет пройти, должен говорить на русском или на иврите.
Арабы бойко и подобострастно приветствовали его на чистейшем иврите или на скверном русском. Пропустив очередного счастливца, солдат по-русски вызывал из безмолвной очереди:
- Следуюший!
Уфимский вертолетчик редко пользовался ручным металоискателем. Если рама звенела, проверяемый раздевался до трусов независимо от имущественного ценза, определяемого приличными часами, а в отдалении стоял татуированный охранник со взведенным автоматом наизготовку.
comments were counted up on the imported to DW post including not automatically imported from LJ.