Сижу за компом, спиной к открытому окну. Слышно задорное пение птиц, словно на дворе вовсю лето. Тёплые лучи солнца приятно согревают мою шею.
На высоту четвёртого этажа прилетают весёлые крики детей, играющих внизу на асфальте. Вдруг доносится диалог девочки-второклассницы с этажа выше и мальчика на улице:
- Идар выйдыт? - спрашивает с балкарским акцентом девочка
- Нэт, - с кабардинским акцентом отвечает пацан
- Урокы делайет?
- Нэт. Он сэгодня в школе палучиль два, два, три и четыре
- Эта плохъо...
В этот момент смартфон пискнул входящим сообщением по WhatsApp. Как оказалось, прислали видос с Генрихом Боровиком, с историей о детях-сиротах блокадного Ленинграда, которых во время войны приютили селяне-черкесы.
И тут я вспомнил, что у меня был такой дядя, которой воспитывался в кабардинской семье. В саманном доме, который одной стеной примыкал к дому,
в котором родился и вырос мой отец. Первое имя у дяди было Витя. Вместе с другими детьми блокадного Ленинграда он, тогда пятилетний русский мальчишка, в 1941-м попал в Кабарду. И его приютил Хатут, старший брат моего деда Зарамука.
Светлокожий и голубоглазый, но не белобрысый, а скорее русый, Витя хорошо прижился в новой семье. Когда началась немецкая оккупация, для секретности от немцев мальчика стали называть Мухамедом. Да так и записали его потом в документах - Мухамед. Приёмная мать его, Цоца, будучу ещё жива, рассказывала мне, студенту, что Витя-Мухамед приехал из Ленинграда совсем измождённым ребёнком, и мало кто верил, что его можно выходить. Но жизнь в кабардинском селе, сытая и здоровая, помогла новоиспечённым родителям поставить мальчика на ноги. Он вырос, выучился, всю жизнь проработал механиком, вырастил трёх сыновей и дочь. И всегда он считался нашей близкой роднёй. Став одним из старших в роду, пользовался почётом и уважением, наравне с остальными аксакалами. И могила его находится рядом с могилой моего отца, и других братьев, сестёр. Светлая память о нём сохранилась в роду, среди соседей и знакомых.
Никто и никогда не обсуждал тему его происхождения. Лично я узнал его историю лишь потому, что в молодости собирал сведения о генеалогии нашего рода. Объезжал и опрашивал всех наших старших, которые тогда ещё были живы. Старшие рассказывали также, что родная мать Вити-Мухамеда после войны сумела разыскать его, и приезжала в гости в Кабарду несколько раз. Здесь она всегда встречала тёплый приём. Но Витя, который видимо не помнил её, остался жить с приёмными родителями, к которым так сильно привык. Под именем Мухамед, каким всю жизнь мы его и знали.
Как назвать это? Дружба народов? Звучит как-то официально. Ммм.. скорей, общая судьба, скреплённая суровыми невзгодами и чистой, бескорыстной поддержкой друг друга.
Думается, что инициатива Генриха Боровика с созданием памятника матери-черкешенки благородна и светла. И заняться этим могли бы представители русского и еврейского народов, сыновей и дочерей которых в трудный час приютили черкесы-кабардинцы.
YouTube