К. М. Александров «ГЕНЕРАЛЫ и ПРИСЯГА» (Часть I)
Источник собственных несчастий - в нас самих.
В попытках упрямо искать внешние причины, которые до основания разрушили такую прекрасную конструкцию - Дружбу, Семью, Дело, Компанию, Царство - заключается великий духовный соблазн для христианина. Святитель Григорий Богослов говорил: не подлежит осуждению в человеческих делах тот, кто не мог. К ответственности будет призван тот, кто не хотел.
Можно найти армию виновных в нагромождении грязной посуды на собственной кухне. С таким же успехом - клеймить власть за помойки на кладбищах. Вот они - открытые и тайные чекисты, душители нас, белых и пушистых, единственных и необоримых.
Ничем не дают заниматься. Куда ж от их щупальцев деваться - разве что в дворники да охранники. Всё ими опутано. Всё щупают.
И главная причина нашего повального пьянства, разумеется, в масонах, нашептавших Дмитрию Менделееву рецепт водки, чтобы погубить русский народ. А необязательности и свинского отношения к праву - в древнем татаро-монгольском иге и крепостном рабстве. Хан Батый, голубчик, заставляет не платить налоги, переходить-переезжать дорогу на красный свет и заниматься мелким жульничеством-мошенничеством.
В откатах тоже Батый виноват.
Многочисленные гости с Юга в больших городах и областных центрах виноваты в том, что нагло себя ведут, мусорят, разговаривают не по-русски, лапают славянских женщин, чем явно мешают делать то же самое нам самим.
Евреям мы вменяем большевистских комиссаров и создание ГУЛАГа. Миллионы русских людей, согласившиеся на большевизм и построившие сами себе один большой лагерь, здесь ни при чём.
Давным-давно евреям навсегда вменили распятие Спасителя. Сим и вдохновляются наши суровые борцы с повсеместным еврейским засильем, мечтающие о новой кровавой опричнине и «русской диктатуре».
Очевидный факт - спустя две тысячи лет после Голгофы каждый из нас, включая неуёмных борцов за Святую Русь, продолжает распинать Сына Божия. Ежеминутно и с удовольствием заколачивает гвозди в Христа. Никого не волнует и не трогает. Не мешает. И вообще - не влияет это на мировоззрение и поведение.
И, наконец, в «неожиданном» распаде Союза ССР, конечно, тоже виноваты ЦРУ и предатель Михаил Горбачёв. А не легион членов КПСС, офицеров КГБ и Вооруженных Сил. Никто из них в 1991 году не стал защищать империю имени Первого полета в космос, кроме подвыпивших членов ГКЧП. Да и те, сделали это - то ли от страха, то ли от смеха. Социалистическая империя бескровно слиняла в три месяца.
Иными словами, как говорил забавный персонаж великого сказочника-корниловца, «отвечать самому, не сваливая вину на ближних, за все свои подлости и глупости - выше человеческих сил!»
Включая грязную посуду на кухне, разумеется.
Столь же пагубен и соблазнителен такой подход к оценке исторических событий.
Распространен, например, в иных «православных» кругах тезис о том, что император Николай Александрович 2(15) марта 1917 года не отрекался от престола, а сам акт сфабриковали Гучков и Шульгин, с примкнувшим к ним генералом Рузским, враги (!) русской монархии.
Но это не научная гипотеза. Это медицинский диагноз.
Конспирология, неутомимый поиск тайных врагов и предателей русского народа, помешательство на бессмертной теме «жидо-масонского заговора», создание новых мифов и легенд в духе гуманитарных сочинений Анатолия Фоменко - превращают христианина в одержимого слепца. Он лишается и трезвости, и зоркости, и здравомыслия, и чуткости, и сострадания, и предметного знания… Всё заменяет горделивое и слепое обожание избранной сакральной Жертвы, погубленной внешними врагами, мировой закулисой, тёмными силами (нужное подчеркнуть).
На месте Жертвы может быть кто угодно: Россия, Царь, Царство, Вселенское православие, церковная юрисдикция - на самом деле объект не имеет принципиального значения, это дело вкуса. Главное, чтобы был объект для восторженного обожания и непременные враги-погубители.
От души их можно ненавидеть.
Возложить на них ответственность за наши собственные глупости, ошибки и преступления. Незнание и утрата трезвости компенсируются направленной ненавистью.
Последствия такой слепоты разрушительны.
Действительно, если Россию в Феврале погубила группа генералов-предателей во главе с Алексеевым, о каком-таком большевизме, как тяжелом социальном недуге русского организма, писали в изгнании Иван Ильин и Николай Головин?..
Наконец, обожатели конспирологических теорий и царебожники в своих духовных поисках со временем обретают дьявольские ценности. Обратите внимание, сколько среди них отыскалось поклонников кровавого людоеда Сталина, «сохранившего», «преобразовавшего» и «возвеличившего» Империю!
И, не будь всё-таки других, немногих вменяемых монархистов, то оставалось бы лишь воскликнуть в расказаченной и раскрестьяниной России: «Лучше за Александра Антонова и Петра Токмакова, приветствовавших Февраль, чем за таких страшных ревнителей Царской памяти!» Сегодняшний «православно-монархический сталинизм» тоже результат больного исторического сознания, вывихнутого под влиянием поиска врагов, предателей и мировой закулисы.
Переложение вины за национальную катастрофу 1917 года с русских людей всех чинов, званий, сословий, положений и состояний на некие «внешние силы», сразу же освобождает от ответственности перед Богом.
И от размышлений - о духовной и социальной поврежденности дореволюционной России.
О вековых проблемах этой загадочной страны и путях их решения, особенно о тех из них, которые достались по «наследству» Российской Федерации.
О роковых ошибках исторической власти, включая монархов и их министров, а также - и разномастной оппозиции, включая самых благонамеренных из её участников.
О диалоге слепого с глухим - власти и общества на протяжении всего имперского периода.
О верном понимании таких расхожих терминов как «монархизм», «либерализм», «фашизм», «большевизм», «социализм» и так далее.
Духовная онкология лишает человека не только способности верно оценивать и понимать накопленный исторический опыт, но и видеть историческую перспективу. А это особенно опасно, учитывая в каком жалком состоянии наш государственный корабль, черпающий воду.
Конспирологическое отношение к мистерии человеческих поступков, каковой была давняя и недавняя история, наивная попытка объяснения сложных социальных процессов через происки «засекреченных врагов» и прочих тёмных сил - результат духовной лени.
Это стремление к упрощенчеству.
Желание видеть прошлое простым, понятным и поверхностным.
Но главное - удобным.
Дискуссия о событиях Февраля - Марта 1917 года и роли в отречении высшего русского генералитета наиболее показательна. Как удобна и популярна версия о зловещей кучке заговорщиков-изменников, принудивших бедного монарха к отречению во исполнение глобального плана мировой закулисы о погублении Святой Руси!
Так как же там было всё - с присягой и генералами?..
26 февраля в 13. 40. в Ставке, в Могилёве получили телеграмму командующего войсками Петроградским военным округом генерал-лейтенанта Сергея Хабалова о перерастании беспорядков в столице в мятеж. Справиться с ним командующий округом не мог.
Георгиевский кавалер и убежденный монархист, Генерального штаба полковник Михаил Дроздовский, исполнявший в то время должность начальника штаба 15-й пехотной дивизии на Румынском фронте, о качествах Хабалова отозвался очень кратко: «Шляпа».
Вопрос: кто назначал Хабалова?
В 22. 00. поступила телеграмма Председателя Государственной Думы Михаила Родзянко о размахе стихийных волнений.
27 февраля такую же телеграмму от Родзянко получил на Северном фронте генерал от инфантерии Николай Рузский. В телеграмме излагалась просьба: поддержать перед монархом ходатайство Председателя Думы о смене Председателя Совета министров - князя Николая Голицына - и сформировать новый кабинет министров.
Просьба опоздала.
Вечером того же дня правительство во главе с Голицыным самораспустилось, перестав существовать. Вопрос: кто назначал Голицына?
Рузский сделал пометку на полученной от Родзянко телеграмме. Главнокомандующий армиями Северного фронта выразил сожаление о том, что в период с 24 по 27 февраля о событиях в Петрограде никто ему не сообщил. Вопрос: как должен был чувствовать себя командующий войсками фронта, узнав с таким опозданием о беспорядках в столице - и не от своего Главнокомандующего, а от постороннего, штатского человека?
Рузский послал телеграмму в Ставку, просив «принять срочные меры, которые могли бы успокоить население, вселить в него доверие, бодрость духа, веру в себя и в своё будущее».
По букве и духу присяги, Рузский а) обязан был переадресовать телеграмму Родзянко в Ставку; б) высказать своё мнение царю, так как обязался «верно и нелицемерно служить». Если бы Рузский скрыл своё мнение - это было бы лицемерие, то есть нарушение присяги.
Родзянко, говорят, покушался на царскую власть.
Тем более Рузскому следовало телеграмму Родзянко переслать Государю в Могилёв, так как по присяге «об ущербе же Его Величества интереса, вреде и убытке» он обязался докладывать. Вопрос: мог ли в той конкретной ситуации 27 февраля генерал Рузский поступить иначе?
Ранним утром 28 февраля Государь неожиданно уехал из могилёвской Ставки в Петроград, пропав для своих генералов и Армии на 40 (!) часов (о роковых последствиях отъезда - в другой раз).
В тот же день представители высшего русского генералитета наконец-то получили от Алексеева сведения о событиях, происшедших в столице. Получили не полностью, а в том объёме, в каком ими располагал сам начальник Штаба. Телеграмма № 1813 заканчивалась такими словами Алексеева: «На всех нас лег священный долг перед Государем и Родиной - сохранить верность долгу и присягу в войсках действующих армий, обеспечить железнодорожное движение и прилив продовольственных запасов».
По букве и духу данной присяги, Алексеев обязался заботиться о благе Российского государства и «во всем так себя вести и поступать, как честному, верному, послушному, храброму и расторопному офицеру надлежит».
А раз обязался, то телеграмма, которую 1 марта Алексеев послал в Псков, куда добрался Государь, вполне естественно гласила: «Ежеминутно растущая опасность распространения анархии по всей стране, дальнейшего разложения армии и невозможности продолжения войны при создавшейся обстановке настоятельно требуют немедленного издания Высочайшего акта, могущего ещё успокоить умы, что возможно только путем призвания ответственного министерства и поручения составления его Председателю Государственной Думы».
Решающим событием накануне отречения, как известно, стал разговор Родзянко с Рузским по прямому проводу ночью 2 марта. Вопрос о том, в какой степени картина о событиях в Петрограде, которую нарисовал собеседнику Родзянко, выглядела реалистичной, не так важен. Важно, что ни у кого в Пскове и в Могилёве не было другого источника информации, кроме доклада Председателя Государственной Думы.
То есть могли бы и должны были бы быть альтернативные источники информации - доклады Председателя Совета министров, Военного министра, командующего округом… Но все они к ночи 2 марта куда-то исчезли. Остался один Родзянко.
Рузский доложил: «Государь согласен на министерство, ответственное перед Думой».
Непоправимо поздно.
Также, как и институт частной крестьянской собственности на землю.
Родзянко ответил: «В Петрограде революция, династический вопрос поставлен ребром». Здесь примечательно не то, что Родзянко назвал бунт чинов запасных батальонов революцией, а то, что человек, которого превратили в «злого гения» Февраля, беспокоился (!) о династическом вопросе.
Таким образом, династический вопрос в плоскость практической политики перевела не Армия, а штатские деятели.
И далее, описав картины возможной анархии - паралича транспорта и подвоза для войск фронта - Родзянко закончил: «Грозные требования отречения в пользу сына, при регентстве Михаила Александровича, становятся определённым требованием».
Очень сомнительно, что петроградские мятежники и сотни тысяч бастующих рабочих требовали «отречения в пользу сына». Они, вероятно, требовали уже совсем другого.
Но Родзянко надеялся спасти хотя бы династию и подавал картину такой, какой ему хотелось её видеть.
Утром 2 марта Рузский известил Ставку о переговорах с Родзянко.
Спорят о том, сделал ли он это с ведома Государя или по своему почину. На самом деле, это не так уж и важно. События в Петрограде угрожали парализовать весь транспорт. Ставка, как полагал Рузский, обязана была об этом знать. К роли Рузского в событиях мы ещё позднее вернемся.
Но пока о другом.
Результатом оповещения Рузского чинов Ставки стала широко известная телеграмма № 1872 генерала Алексеева, которую составил Генерал-квартирмейстер Александр Лукомский. Её получили командующие фронтами и флотами. Традиционно считается, что именно эта алексеевская телеграмма № 1872 и ответы на неё и стали актом предательства, вынудив Государя отречься от престола.
Что же произошло в действительности?
Алексеев вкратце пересказал содержание ночных переговоров Родзянко и Рузского и позволил Лукомскому добавить от себя:
«Теперь династический вопрос поставлен ребром, и войну можно продолжать до победоносного конца лишь при использовании предъявляемых требований относительно отречения от престола в пользу сына при регентстве Михаила Александровича. Обстановка, по-видимому, не допускает иного решения, и каждая минута дальнейших колебаний повысит только притязания, основанные на том, что существование армии и работа железных дорог находятся фактически в руках петроградского Временного правительства. Необходимо спасти Действующую армию от развала, продолжать до конца борьбу с внешним врагом, спасти независимость России и судьбу династии нужно поставить на первом плане хотя бы ценой дорогих уступок». И далее следовало: «Если Вы разделяете этот взгляд, то не благоволите ли телеграфировать весьма спешно свою верноподданническую просьбу Его Величеству».
Ответы командующих известны.
Государь познакомился с ними и днем 2 марта принял решение отречься от престола в пользу сына, Цесаревича Алексея.
Представляется, что Государь принял решение об отречении менее болезненно, чем предыдущее решение об учреждении «ответственного министерства» - то есть передачи права формирования кабинета министров Думе. Статуса конституционного монарха он не желал. Хотя Россия перестала быть абсолютной монархией ещё в 1905-1906 годах, с исправлением Основного Свода Законов после Манифеста 17 октября.
При обсуждении генеральских ответов важны три обстоятельства.
Первое. Генералы неразрывно присягали не только монарху, но и династии, то есть в первую очередь Наследнику. Именно поэтому на первое место Лукомский и Алексеев ставили даже не судьбу армии, а судьбу династии. Утром 2 марта выбор был между двумя вариантами:
а) Отказ от отречения с непредсказуемыми последствиями для судьбы самого Государя, Императрицы, Наследника, династии, транспорта и армии. Вероятная смута, развал армии и крушение фронта.
б) Отречение с сохранением на престоле Наследника и династии. Продолжение войны после успокоения столицы.
В конкретных обстоятельствах им приходилось выбирать в пользу кого-то одного, руководствуясь не выбором между «хорошим» и «плохим», а между «злом» и «наименьшим злом».
Третий, сумасбродный вариант - вместо ответа на телеграмму № 1872 совершить самовольный наскок на Петроград какой-нибудь армии или корпуса - из области ненаучной фантастики.
2 марта каждая русская дивизия, корпус, армия были связаны решением конкретной оперативной задачи на огромном по протяжённости театре военных действий. Отказ от выполнения поставленной задачи и самовольный поход на Петроград (каким образом?) в военное время привел бы к ослаблению вверенного участка фронта, был бы равносилен грубейшему нарушению дисциплины и воинскому преступлению.
Второе. Алексеев в телеграмме № 1872 не отдавал официального приказа. Он просил: «Не благоволите ли».
Ответ мог последовать: «А не благоволю и всё тут!»
Но озабоченность начальника Штаба поняли все.
Командующие фронтами и флотами, направляя свои ответы, просто выполняли присягу, обязавшую каждого из их «предпоставленным надо мною начальникам во всем, что к пользе и службы Государства касаться будет, надлежащим образом чинить послушание, и все по совести своей исправлять».
Третье. Утром 2-го марта никто из участников драмы не отказывал Государю, как монарху и Верховному Главнокомандующему, в повиновении. Только такой отказ может расцениваться как измена.
Николай Александрович хотел узнать их мнение. И мнение было доложено. Утром 2-го марта представителям высшего генералитета казалось, что к «пользе и службы Государства», раз так сложились обстоятельства, лучше отречься. Ради Наследника.
Тем больший шок в Ставке вечером 2-го марта вызвало сообщение, поступившее из Пскова, о том, что Государь неожиданно переменил намерение, приняв решение отречься и за Алексея Николаевича.
И вот тут генерал Алексеев…
«Да, да, - кричат конспирологи, - Алексеев, главный враг России! Не Ленин и победоносный вождь Сталин, а Алексеев главный враг Отечества. Или, на худой конец, три главных врага - Алексеев, Ленин и Сталин. Причем если Сталина Бог ещё помилует, так как он империю спас и войну выиграл, то Алексеев и Ленина будут обречены на вечные муки».
Ну, пусть пока покричат.
О личном участии Михаила Васильевича Алексеева в событиях - в следующий раз.
В попытках упрямо искать внешние причины, которые до основания разрушили такую прекрасную конструкцию - Дружбу, Семью, Дело, Компанию, Царство - заключается великий духовный соблазн для христианина. Святитель Григорий Богослов говорил: не подлежит осуждению в человеческих делах тот, кто не мог. К ответственности будет призван тот, кто не хотел.
Можно найти армию виновных в нагромождении грязной посуды на собственной кухне. С таким же успехом - клеймить власть за помойки на кладбищах. Вот они - открытые и тайные чекисты, душители нас, белых и пушистых, единственных и необоримых.
Ничем не дают заниматься. Куда ж от их щупальцев деваться - разве что в дворники да охранники. Всё ими опутано. Всё щупают.
И главная причина нашего повального пьянства, разумеется, в масонах, нашептавших Дмитрию Менделееву рецепт водки, чтобы погубить русский народ. А необязательности и свинского отношения к праву - в древнем татаро-монгольском иге и крепостном рабстве. Хан Батый, голубчик, заставляет не платить налоги, переходить-переезжать дорогу на красный свет и заниматься мелким жульничеством-мошенничеством.
В откатах тоже Батый виноват.
Многочисленные гости с Юга в больших городах и областных центрах виноваты в том, что нагло себя ведут, мусорят, разговаривают не по-русски, лапают славянских женщин, чем явно мешают делать то же самое нам самим.
Евреям мы вменяем большевистских комиссаров и создание ГУЛАГа. Миллионы русских людей, согласившиеся на большевизм и построившие сами себе один большой лагерь, здесь ни при чём.
Давным-давно евреям навсегда вменили распятие Спасителя. Сим и вдохновляются наши суровые борцы с повсеместным еврейским засильем, мечтающие о новой кровавой опричнине и «русской диктатуре».
Очевидный факт - спустя две тысячи лет после Голгофы каждый из нас, включая неуёмных борцов за Святую Русь, продолжает распинать Сына Божия. Ежеминутно и с удовольствием заколачивает гвозди в Христа. Никого не волнует и не трогает. Не мешает. И вообще - не влияет это на мировоззрение и поведение.
И, наконец, в «неожиданном» распаде Союза ССР, конечно, тоже виноваты ЦРУ и предатель Михаил Горбачёв. А не легион членов КПСС, офицеров КГБ и Вооруженных Сил. Никто из них в 1991 году не стал защищать империю имени Первого полета в космос, кроме подвыпивших членов ГКЧП. Да и те, сделали это - то ли от страха, то ли от смеха. Социалистическая империя бескровно слиняла в три месяца.
Иными словами, как говорил забавный персонаж великого сказочника-корниловца, «отвечать самому, не сваливая вину на ближних, за все свои подлости и глупости - выше человеческих сил!»
Включая грязную посуду на кухне, разумеется.
Столь же пагубен и соблазнителен такой подход к оценке исторических событий.
Распространен, например, в иных «православных» кругах тезис о том, что император Николай Александрович 2(15) марта 1917 года не отрекался от престола, а сам акт сфабриковали Гучков и Шульгин, с примкнувшим к ним генералом Рузским, враги (!) русской монархии.
Но это не научная гипотеза. Это медицинский диагноз.
Конспирология, неутомимый поиск тайных врагов и предателей русского народа, помешательство на бессмертной теме «жидо-масонского заговора», создание новых мифов и легенд в духе гуманитарных сочинений Анатолия Фоменко - превращают христианина в одержимого слепца. Он лишается и трезвости, и зоркости, и здравомыслия, и чуткости, и сострадания, и предметного знания… Всё заменяет горделивое и слепое обожание избранной сакральной Жертвы, погубленной внешними врагами, мировой закулисой, тёмными силами (нужное подчеркнуть).
На месте Жертвы может быть кто угодно: Россия, Царь, Царство, Вселенское православие, церковная юрисдикция - на самом деле объект не имеет принципиального значения, это дело вкуса. Главное, чтобы был объект для восторженного обожания и непременные враги-погубители.
От души их можно ненавидеть.
Возложить на них ответственность за наши собственные глупости, ошибки и преступления. Незнание и утрата трезвости компенсируются направленной ненавистью.
Последствия такой слепоты разрушительны.
Действительно, если Россию в Феврале погубила группа генералов-предателей во главе с Алексеевым, о каком-таком большевизме, как тяжелом социальном недуге русского организма, писали в изгнании Иван Ильин и Николай Головин?..
Наконец, обожатели конспирологических теорий и царебожники в своих духовных поисках со временем обретают дьявольские ценности. Обратите внимание, сколько среди них отыскалось поклонников кровавого людоеда Сталина, «сохранившего», «преобразовавшего» и «возвеличившего» Империю!
И, не будь всё-таки других, немногих вменяемых монархистов, то оставалось бы лишь воскликнуть в расказаченной и раскрестьяниной России: «Лучше за Александра Антонова и Петра Токмакова, приветствовавших Февраль, чем за таких страшных ревнителей Царской памяти!» Сегодняшний «православно-монархический сталинизм» тоже результат больного исторического сознания, вывихнутого под влиянием поиска врагов, предателей и мировой закулисы.
Переложение вины за национальную катастрофу 1917 года с русских людей всех чинов, званий, сословий, положений и состояний на некие «внешние силы», сразу же освобождает от ответственности перед Богом.
И от размышлений - о духовной и социальной поврежденности дореволюционной России.
О вековых проблемах этой загадочной страны и путях их решения, особенно о тех из них, которые достались по «наследству» Российской Федерации.
О роковых ошибках исторической власти, включая монархов и их министров, а также - и разномастной оппозиции, включая самых благонамеренных из её участников.
О диалоге слепого с глухим - власти и общества на протяжении всего имперского периода.
О верном понимании таких расхожих терминов как «монархизм», «либерализм», «фашизм», «большевизм», «социализм» и так далее.
Духовная онкология лишает человека не только способности верно оценивать и понимать накопленный исторический опыт, но и видеть историческую перспективу. А это особенно опасно, учитывая в каком жалком состоянии наш государственный корабль, черпающий воду.
Конспирологическое отношение к мистерии человеческих поступков, каковой была давняя и недавняя история, наивная попытка объяснения сложных социальных процессов через происки «засекреченных врагов» и прочих тёмных сил - результат духовной лени.
Это стремление к упрощенчеству.
Желание видеть прошлое простым, понятным и поверхностным.
Но главное - удобным.
Дискуссия о событиях Февраля - Марта 1917 года и роли в отречении высшего русского генералитета наиболее показательна. Как удобна и популярна версия о зловещей кучке заговорщиков-изменников, принудивших бедного монарха к отречению во исполнение глобального плана мировой закулисы о погублении Святой Руси!
Так как же там было всё - с присягой и генералами?..
26 февраля в 13. 40. в Ставке, в Могилёве получили телеграмму командующего войсками Петроградским военным округом генерал-лейтенанта Сергея Хабалова о перерастании беспорядков в столице в мятеж. Справиться с ним командующий округом не мог.
Георгиевский кавалер и убежденный монархист, Генерального штаба полковник Михаил Дроздовский, исполнявший в то время должность начальника штаба 15-й пехотной дивизии на Румынском фронте, о качествах Хабалова отозвался очень кратко: «Шляпа».
Вопрос: кто назначал Хабалова?
В 22. 00. поступила телеграмма Председателя Государственной Думы Михаила Родзянко о размахе стихийных волнений.
27 февраля такую же телеграмму от Родзянко получил на Северном фронте генерал от инфантерии Николай Рузский. В телеграмме излагалась просьба: поддержать перед монархом ходатайство Председателя Думы о смене Председателя Совета министров - князя Николая Голицына - и сформировать новый кабинет министров.
Просьба опоздала.
Вечером того же дня правительство во главе с Голицыным самораспустилось, перестав существовать. Вопрос: кто назначал Голицына?
Рузский сделал пометку на полученной от Родзянко телеграмме. Главнокомандующий армиями Северного фронта выразил сожаление о том, что в период с 24 по 27 февраля о событиях в Петрограде никто ему не сообщил. Вопрос: как должен был чувствовать себя командующий войсками фронта, узнав с таким опозданием о беспорядках в столице - и не от своего Главнокомандующего, а от постороннего, штатского человека?
Рузский послал телеграмму в Ставку, просив «принять срочные меры, которые могли бы успокоить население, вселить в него доверие, бодрость духа, веру в себя и в своё будущее».
По букве и духу присяги, Рузский а) обязан был переадресовать телеграмму Родзянко в Ставку; б) высказать своё мнение царю, так как обязался «верно и нелицемерно служить». Если бы Рузский скрыл своё мнение - это было бы лицемерие, то есть нарушение присяги.
Родзянко, говорят, покушался на царскую власть.
Тем более Рузскому следовало телеграмму Родзянко переслать Государю в Могилёв, так как по присяге «об ущербе же Его Величества интереса, вреде и убытке» он обязался докладывать. Вопрос: мог ли в той конкретной ситуации 27 февраля генерал Рузский поступить иначе?
Ранним утром 28 февраля Государь неожиданно уехал из могилёвской Ставки в Петроград, пропав для своих генералов и Армии на 40 (!) часов (о роковых последствиях отъезда - в другой раз).
В тот же день представители высшего русского генералитета наконец-то получили от Алексеева сведения о событиях, происшедших в столице. Получили не полностью, а в том объёме, в каком ими располагал сам начальник Штаба. Телеграмма № 1813 заканчивалась такими словами Алексеева: «На всех нас лег священный долг перед Государем и Родиной - сохранить верность долгу и присягу в войсках действующих армий, обеспечить железнодорожное движение и прилив продовольственных запасов».
По букве и духу данной присяги, Алексеев обязался заботиться о благе Российского государства и «во всем так себя вести и поступать, как честному, верному, послушному, храброму и расторопному офицеру надлежит».
А раз обязался, то телеграмма, которую 1 марта Алексеев послал в Псков, куда добрался Государь, вполне естественно гласила: «Ежеминутно растущая опасность распространения анархии по всей стране, дальнейшего разложения армии и невозможности продолжения войны при создавшейся обстановке настоятельно требуют немедленного издания Высочайшего акта, могущего ещё успокоить умы, что возможно только путем призвания ответственного министерства и поручения составления его Председателю Государственной Думы».
Решающим событием накануне отречения, как известно, стал разговор Родзянко с Рузским по прямому проводу ночью 2 марта. Вопрос о том, в какой степени картина о событиях в Петрограде, которую нарисовал собеседнику Родзянко, выглядела реалистичной, не так важен. Важно, что ни у кого в Пскове и в Могилёве не было другого источника информации, кроме доклада Председателя Государственной Думы.
То есть могли бы и должны были бы быть альтернативные источники информации - доклады Председателя Совета министров, Военного министра, командующего округом… Но все они к ночи 2 марта куда-то исчезли. Остался один Родзянко.
Рузский доложил: «Государь согласен на министерство, ответственное перед Думой».
Непоправимо поздно.
Также, как и институт частной крестьянской собственности на землю.
Родзянко ответил: «В Петрограде революция, династический вопрос поставлен ребром». Здесь примечательно не то, что Родзянко назвал бунт чинов запасных батальонов революцией, а то, что человек, которого превратили в «злого гения» Февраля, беспокоился (!) о династическом вопросе.
Таким образом, династический вопрос в плоскость практической политики перевела не Армия, а штатские деятели.
И далее, описав картины возможной анархии - паралича транспорта и подвоза для войск фронта - Родзянко закончил: «Грозные требования отречения в пользу сына, при регентстве Михаила Александровича, становятся определённым требованием».
Очень сомнительно, что петроградские мятежники и сотни тысяч бастующих рабочих требовали «отречения в пользу сына». Они, вероятно, требовали уже совсем другого.
Но Родзянко надеялся спасти хотя бы династию и подавал картину такой, какой ему хотелось её видеть.
Утром 2 марта Рузский известил Ставку о переговорах с Родзянко.
Спорят о том, сделал ли он это с ведома Государя или по своему почину. На самом деле, это не так уж и важно. События в Петрограде угрожали парализовать весь транспорт. Ставка, как полагал Рузский, обязана была об этом знать. К роли Рузского в событиях мы ещё позднее вернемся.
Но пока о другом.
Результатом оповещения Рузского чинов Ставки стала широко известная телеграмма № 1872 генерала Алексеева, которую составил Генерал-квартирмейстер Александр Лукомский. Её получили командующие фронтами и флотами. Традиционно считается, что именно эта алексеевская телеграмма № 1872 и ответы на неё и стали актом предательства, вынудив Государя отречься от престола.
Что же произошло в действительности?
Алексеев вкратце пересказал содержание ночных переговоров Родзянко и Рузского и позволил Лукомскому добавить от себя:
«Теперь династический вопрос поставлен ребром, и войну можно продолжать до победоносного конца лишь при использовании предъявляемых требований относительно отречения от престола в пользу сына при регентстве Михаила Александровича. Обстановка, по-видимому, не допускает иного решения, и каждая минута дальнейших колебаний повысит только притязания, основанные на том, что существование армии и работа железных дорог находятся фактически в руках петроградского Временного правительства. Необходимо спасти Действующую армию от развала, продолжать до конца борьбу с внешним врагом, спасти независимость России и судьбу династии нужно поставить на первом плане хотя бы ценой дорогих уступок». И далее следовало: «Если Вы разделяете этот взгляд, то не благоволите ли телеграфировать весьма спешно свою верноподданническую просьбу Его Величеству».
Ответы командующих известны.
Государь познакомился с ними и днем 2 марта принял решение отречься от престола в пользу сына, Цесаревича Алексея.
Представляется, что Государь принял решение об отречении менее болезненно, чем предыдущее решение об учреждении «ответственного министерства» - то есть передачи права формирования кабинета министров Думе. Статуса конституционного монарха он не желал. Хотя Россия перестала быть абсолютной монархией ещё в 1905-1906 годах, с исправлением Основного Свода Законов после Манифеста 17 октября.
При обсуждении генеральских ответов важны три обстоятельства.
Первое. Генералы неразрывно присягали не только монарху, но и династии, то есть в первую очередь Наследнику. Именно поэтому на первое место Лукомский и Алексеев ставили даже не судьбу армии, а судьбу династии. Утром 2 марта выбор был между двумя вариантами:
а) Отказ от отречения с непредсказуемыми последствиями для судьбы самого Государя, Императрицы, Наследника, династии, транспорта и армии. Вероятная смута, развал армии и крушение фронта.
б) Отречение с сохранением на престоле Наследника и династии. Продолжение войны после успокоения столицы.
В конкретных обстоятельствах им приходилось выбирать в пользу кого-то одного, руководствуясь не выбором между «хорошим» и «плохим», а между «злом» и «наименьшим злом».
Третий, сумасбродный вариант - вместо ответа на телеграмму № 1872 совершить самовольный наскок на Петроград какой-нибудь армии или корпуса - из области ненаучной фантастики.
2 марта каждая русская дивизия, корпус, армия были связаны решением конкретной оперативной задачи на огромном по протяжённости театре военных действий. Отказ от выполнения поставленной задачи и самовольный поход на Петроград (каким образом?) в военное время привел бы к ослаблению вверенного участка фронта, был бы равносилен грубейшему нарушению дисциплины и воинскому преступлению.
Второе. Алексеев в телеграмме № 1872 не отдавал официального приказа. Он просил: «Не благоволите ли».
Ответ мог последовать: «А не благоволю и всё тут!»
Но озабоченность начальника Штаба поняли все.
Командующие фронтами и флотами, направляя свои ответы, просто выполняли присягу, обязавшую каждого из их «предпоставленным надо мною начальникам во всем, что к пользе и службы Государства касаться будет, надлежащим образом чинить послушание, и все по совести своей исправлять».
Третье. Утром 2-го марта никто из участников драмы не отказывал Государю, как монарху и Верховному Главнокомандующему, в повиновении. Только такой отказ может расцениваться как измена.
Николай Александрович хотел узнать их мнение. И мнение было доложено. Утром 2-го марта представителям высшего генералитета казалось, что к «пользе и службы Государства», раз так сложились обстоятельства, лучше отречься. Ради Наследника.
Тем больший шок в Ставке вечером 2-го марта вызвало сообщение, поступившее из Пскова, о том, что Государь неожиданно переменил намерение, приняв решение отречься и за Алексея Николаевича.
И вот тут генерал Алексеев…
«Да, да, - кричат конспирологи, - Алексеев, главный враг России! Не Ленин и победоносный вождь Сталин, а Алексеев главный враг Отечества. Или, на худой конец, три главных врага - Алексеев, Ленин и Сталин. Причем если Сталина Бог ещё помилует, так как он империю спас и войну выиграл, то Алексеев и Ленина будут обречены на вечные муки».
Ну, пусть пока покричат.
О личном участии Михаила Васильевича Алексеева в событиях - в следующий раз.