Но когда меня называют madam я так грущу (c)
Два года назад я взяла и написала
Я тогда еще писала
Я родилась слишком старой для своего возраста. Мне было лет восемнадцать. Я быстро научилась читать, считать, перечить, заимела Собственное Мнение и была востребована у учителей для трюка "Вот так надо отвечать на уроке".
Когда у меня родилась племянница, все говорили - какой у вас очаровательный сыночек.
Достигнув своего врожденного возраста, я получила права, вышла замуж, поступила в институт, закончила его, между делом разведясь, устроилась на работу и продолжала каждый год наматывать цифры на съедобном спидометре торта. Лет до 26 я радовалась каждому году, ведь в восемнадцать возраст это совсем не страшно.
Первый раз я услышала магическое "женщина", будучи явно не в себе. Мои близорукие, опухшие от ночных слез глаза не разглядели ту продавщицу, что окликнула меня: "Женщина, масло возьмите", но воспаленный мозг вздрогнул, зафиксировав эту вопиющую бестактность! Какая я вам к черту женщина в 18
Со временем я разменяла очередной десяток, родила сына, нашла у себя седой волос, списала его на неровный свет, родила дочь, поседела до заметности, все реже слышала "Сколько-сколько? А выглядите на восемнадцать!".
Потом фраза сократилась до первой части и добавки - "Да ну, так и не скажешь!"
Я очень плохо вижу. Это и беда моя и спасение. Пробегая мимо зеркала в полный рост я еще вздрагиваю, но выходя из душа и разглядывая юное свежее умытое лицо в вуали близорукости я остаюсь довольна. А я еще хоть куда. Ну уже не выгляжу на свои восемнадцать, но все же. Только все сложней подбирать одежду, чтоб не выглядеть нелепо, да и размер подобрать непросто, но флер размытости, акварельность форм и тут меня выручают - я хороша и молода.
И только в примерочной магазина под безжалостными слишком яркими лампами, в очках, разглядывая в огромном чисто вымытом зеркале свою постаревшую оболочку я с ужасом понимаю - мне уже не восемнадцать. Но мой мозг, мозг клинически жизнерадостной идиотки, не в состоянии удержать эту важную информацию и вот мне уже опять восемнадцать, я пугаю сына сдохшей за диваном молью, смотрю сумерки, ем мороженное на палочке, собираю лего, пишу идиотские рассказы, словом живу полной жизнью, и только в глубине мозга сидит маленький печальный таракан, ожидающий очередной встречи с зеркалом жизни.
Но вот что никак не дает покоя моей смятенной душе - надо ли мне знать сколько мне лет? Или без этой информации я вполне могу обойтись?
Знаете всего два года. И я смирилась. Я постарела. Нет-нет, не настолько, чтобы вытряхать песок по утрам из постели. Но я наверное почти перестала грустить. Тронулся внутренний маятник.
Я тогда еще писала
Я родилась слишком старой для своего возраста. Мне было лет восемнадцать. Я быстро научилась читать, считать, перечить, заимела Собственное Мнение и была востребована у учителей для трюка "Вот так надо отвечать на уроке".
Когда у меня родилась племянница, все говорили - какой у вас очаровательный сыночек.
Достигнув своего врожденного возраста, я получила права, вышла замуж, поступила в институт, закончила его, между делом разведясь, устроилась на работу и продолжала каждый год наматывать цифры на съедобном спидометре торта. Лет до 26 я радовалась каждому году, ведь в восемнадцать возраст это совсем не страшно.
Первый раз я услышала магическое "женщина", будучи явно не в себе. Мои близорукие, опухшие от ночных слез глаза не разглядели ту продавщицу, что окликнула меня: "Женщина, масло возьмите", но воспаленный мозг вздрогнул, зафиксировав эту вопиющую бестактность! Какая я вам к черту женщина в 18
Со временем я разменяла очередной десяток, родила сына, нашла у себя седой волос, списала его на неровный свет, родила дочь, поседела до заметности, все реже слышала "Сколько-сколько? А выглядите на восемнадцать!".
Потом фраза сократилась до первой части и добавки - "Да ну, так и не скажешь!"
Я очень плохо вижу. Это и беда моя и спасение. Пробегая мимо зеркала в полный рост я еще вздрагиваю, но выходя из душа и разглядывая юное свежее умытое лицо в вуали близорукости я остаюсь довольна. А я еще хоть куда. Ну уже не выгляжу на свои восемнадцать, но все же. Только все сложней подбирать одежду, чтоб не выглядеть нелепо, да и размер подобрать непросто, но флер размытости, акварельность форм и тут меня выручают - я хороша и молода.
И только в примерочной магазина под безжалостными слишком яркими лампами, в очках, разглядывая в огромном чисто вымытом зеркале свою постаревшую оболочку я с ужасом понимаю - мне уже не восемнадцать. Но мой мозг, мозг клинически жизнерадостной идиотки, не в состоянии удержать эту важную информацию и вот мне уже опять восемнадцать, я пугаю сына сдохшей за диваном молью, смотрю сумерки, ем мороженное на палочке, собираю лего, пишу идиотские рассказы, словом живу полной жизнью, и только в глубине мозга сидит маленький печальный таракан, ожидающий очередной встречи с зеркалом жизни.
Но вот что никак не дает покоя моей смятенной душе - надо ли мне знать сколько мне лет? Или без этой информации я вполне могу обойтись?
Знаете всего два года. И я смирилась. Я постарела. Нет-нет, не настолько, чтобы вытряхать песок по утрам из постели. Но я наверное почти перестала грустить. Тронулся внутренний маятник.