К 215-летию некоего Брамбеуса в связи 220-летием со дня рождения Грибоедова (черновые наброски)
Итак, одно упорно выдавливаемое из истории русской литературы имя (да не одно)... но ведь не из-за того, что его носитель - поляк?.. И из-за этого тоже.
В чём же ещё тайна и почему столь важна фигура Грибоедова и, конечно, Сенковского, который очень много сделал не только для пропаганды творчества Грибоедова, но и... Глинки!
А вот здесь и появляются Кукольники с весьма уместной фамилией.
Дело в музыке. Музыке необходимо было оторваться от русской литературы, от русской поэзии, пока она была несвободна от очарования слова, она не могла сделать ни одного самостоятельного шага... "Руслан и Людмила" - всё ясно, казалось бы, за именем Пушкина уже никого не разглядишь. Но мы-то хотим поговорить о музыке. А публика не принимает оперы. Сенковский весьма бесцеремонно заявляет: Глинка - русский гений, а русская публика глуха и слепа, она не способна ни услышать, ни увидеть, ни оценить это явление. Но кто знает, кроме специалистов и любителей творчества Глинки, кто такой, к примеру, Ширков? Замечу лишь, что от оперы к гениальнейшей чистой (и чистой от русской псевдофилософской литературщины - туманное облако, которое непременно собирается вокруг гениальных произведений русских классиков, чем начитанней публика, тем больше от неё всякой словесной мути) инструментальной музыке ещё предстоит проделать немалый путь. Русская опера при гениальности фрагментов так и осталась явлением тяжёлым, в своих невероятных объёмах расплывчатым, испытанием для слуха и вкуса.
Но начнём с заметки Сенковского.
О. И. Сенковский «ГОРЕ ОТ УМА»,
КОМЕДИЯ В ЧЕТЫРЕХ ДЕЙСТВИЯХ, В СТИХАХ, СОЧИНЕНИЕ А. С. ГРИБОЕДОВА
"Наконец «Горе от ума» вышло из печати!.. Здесь не место разбирать это прекрасное творение: сверх того, разбирая его, пришлось бы разбирать не сочинение умного и несчастного Грибоедова, но пристрастие девяти десятых частей России к этому сочинению и отвращение, обнаруживаемое одною десятою частию. «Горе от ума» имеет повсюду столь же пламенных обожателей, как врагов. И самое то обстоятельство, что оно заслужило себе пламенных противников, уже неоспоримо доказывает высокое его достоинство: в словесности не всякий, кто хочет, имеет жестоких врагов. Есть поэты и прозаики, которые мечутся как угорелые, прибегают к наглости и оскорбительным обвинениям, стараются даже обидеть, чтоб только похвастать враждою некоторых своих собратий, и вместо вражды получают от них один смех. Это уж верный признак посредственности их произведений! Но когда книга удостаивается сильной вражды, будьте уверены, что она необыкновенна во всех отношениях.
Комедия Грибоедова, без сомнения, не чужда недостатков по части искусства, но общее восхищение, с каким Россия ее приняла, загладило ее грехи и сделало ее красоты народною собственностию. Теперь о красотах ее должно говорить так, как англичанин и испанец говорят о красотах Шекспира и Кальдерона; о недостатках с тем же уважением, с каким они рассуждают о погрешностях, примечаемых в творениях этих двух писателей. Кто безусловно поносит «Горе от ума», тот оскорбляет вкус всего народа и суд, произнесенный всею Россиею. Это народная книга: нет русского, который бы не знал наизусть по крайней мере десяти стихов из этой комедии.
«Горе от ума» было сравниваемо почти со всеми лучшими произведениями этого рода в европейской словесности, исключая с тем, с которым гений самого автора хотел поставить его наряду и действительно поставил. «Горе от ума» занимает в нашей словесности, по своему роду и духу, именно то место, которым «Свадьба Фигаро», известная комедия Бомарше, овладела во французской. Подобно «Свадьбе Фигаро», это комедия политическая: Бомарше и Грибоедов, с одинаковыми дарованиями и равною колкостию сатиры, вывели на сцену политические понятия и привычки обществ, в которых они жили, меряя гордым взглядом народную нравственность своих отечеств. Если «Горе от ума» уступает творению французского комика в искусности интриги, с другой стороны, оно восстановляет равновесие свое с ним в отношении к внутреннему достоинству поэтическою частью и неподражаемою прелестью рассказа.
В этом издании примечаются некоторые маловажные пропуски против рукописных экземпляров, которыми наводнена Россия: память нынешних читателей легко пополнит подобные места при чтении, а будущее поколение читателей отнюдь ничего не потеряет: эти пропуски нимало не уменьшают достоинства книги, и слава сочинителя не затмится, пожертвовав в пользу родного общества несколькими лишними колкостями, излитыми его пером в минуту рассеянности или сплина".
Сенковский О. И. "Горе от ума", комедия в четырех действиях, в стихах. Сочинение А. С. Грибоедова // А. С. Грибоедов в русской критике: Сборник ст. / Сост., вступ. ст. и примеч. А. М. Гордина. - М.: Гослитиздат, 1958. - С. 93-94. - http://feb-web.ru/feb/griboed/critics/krit/krit12.htm
А теперь посмотрим на некоторые баталии вокруг "Горя от ума", делая неутешительные попытки отшелушить облепившие событие вздохи тех, кто пытается доказать нам, что горе бывает и от глупости, - так с этим никто и не спорит!
И некоторые штрихи к теме. Кстати, издательство "Детская литература":
(...)
"И Стасов понял, что великий композитор был, в сущности, одинок.
Но оказалось, что у него был друг, не музыкант и не столичный житель. Петербургских «приятелей» Глинки он избегал, тем более что в столицу приезжал редко. Это был украинский помещик Валерьян Федорович Ширков, либреттист «Руслана» [13] Стасов познакомился с ним случайно и очень заинтересовался этим приятным и скромным человеком.
Разумеется, более всего Стасов расспрашивал о «Руслане». Отчего Глинка выбрал фантастический сюжет? Не сам ли Пушкин навел его на эту мысль?
Ширков подтвердил: это так. Пушкин воображал свою поэму в виде сказочной оперы. Наподобие «Фрейщюца» [14], но в русском духе. И говорил об этом Глинке.
- А либретто? Он намеревался писать его?
- Это неизвестно. И Глинка не узнал: мы очень скоро потеряли Пушкина. Но, думается, вряд ли.
- Почему же?
- Пушкин сказал однажды: я бы и для Россини не пошевелился.
- Это могло быть сказано случайно.
- Думаю, что нет. Но если бы даже он захотел…
- Так что же?
- Глинка был бы польщен, но… вряд ли доволен.
- Как это?
- Он не нуждается в готовом либретто, потому что писал свои оперы да и некоторые романсы без слов. До слов.
Это действительно была новость.
…Ширков рассказывал:
- Михаил Иванович приезжал в наши края четыре года назад но делам певческой капеллы. Его «хозяин», князь Львов, послал Глинку на юг для набора певчих… Завистник! Как будто другой не справился бы! [15]
- Зачем Глинке служить в капелле? - спросил Стасов.- Ведь он помещик и, кажется, богатый.
- Ну, не такой уж богатый. Семья там большая, а он не единственный у матери. Да и приобщение к капелле могло быть полезным для музыканта, если бы не унизительное обращение директора… Глинка порвал с этим князем.
- Стало быть, вы познакомились в тридцать восьмом году?
- Да. В провинции, знаете, дружба завязывается легче, чем в столице. Глинка стал бывать у меня в доме. Вероятно, заметил мою любовь к музыке. Да и жена моя отличная музыкантша-Глинка говорил, что в нашем доме ему тепло… В один из вечеров он сыграл нам чудесную вещь. Заметьте, не спел, а именно сыграл - на фортепьяно. Он назвал эту пьесу «Моя тоска». Жена захотела переписать ее для себя, чтобы разучить, но Глинка сказал, что это не фортепьянное, а вокальное сочинение - каватина [16] Гориславы.
Стасов слыхал о русской языческой княгине Гориславе.
- Нет, не княгиня, что вы! Пастушка, возлюбленная Ратмира. В поэме Пушкина у нее нет имени. Если помните, это мягкий, но беглый портрет. А у Глинки - сильный женский характер… Вот так я узнал, что он пишет оперу на пушкинский сюжет. «Либретто еще нет,- сказал он,- но весь ход онеры, весь ее нравственный смысл вот здесь: в голове и в сердце. Сначала будет музыка, потом слова».
Я мог лишь вымолвить: «Как же так?»
«Мыслей у меня достаточно,- сказал Глинка,- не могу же я дожидаться, пока кто-нибудь изготовит либретто».
«А разве нельзя,- спросил я осторожно,- найти подходящие строки в самой поэме?»
«Не всегда и не везде,- сказал он нахмурясь.- Одним четырехстопным ямбом не обойдусь. Наконец, слова могут появиться и позднее».
Я неловко спросил:
«Кто же их напишет?»
- …Если знать обстоятельства,- продолжал Ширков,- то можно и не удивляться. Я кое-что писал для себя; Глинке были известны мои опыты. И он выбрал меня прежде всего потому, что поэт знаменитый не согласился бы. Добро еще, написать либретто, по которому музыкант построит свою оперу. А то подбирать к готовой музыке слова… «За кого вы меня принимаете, милостивый государь!» Добрейший Василий Андреевич Жуковский был крайне удивлен, когда Глинка принес ему свою первую оперу в наивной надежде найти в нем либреттиста. Поэт не удостоил рассердиться, только смеялся.
«Ну и размеры! - восклицал он.- Да тут язык сломаешь!»
И, чтобы получилось еще забавнее, стал нарочно сочинять к музыке нелепые слова да еще вставлять бессмысленные слоги. Глинка тоже смеялся.
«Эта музыка не согласуется с российским стихосложением»,- заключил поэт. Но он желал добра Глинке и отослал его к стихотворцу барону Розену. Тот плохо знал русский язык. Но музыкальные размеры усвоил и натягивал на них свои вирши, как на болванки. К счастью, все были настолько очарованы музыкой, что не замечали нелепостей либретто.
- Положим, замечали,- сказал Стасов.
- Может быть. Тем более, во второй раз рисковать не стоило. Но… знаменитый поэт не взялся бы, а барон Розен решительно не годился. Я же был ни то, ни другое… И Глинка сказал мне:
«Ума и вкуса у тебя достаточно. Я буду посылать тебе поты, расскажу примерно, о чем речь, а ты уж постарайся угадать слова».
Вот как: угадать.
«Это будет нелегко,- продолжал Глинка,- слова должны быть слышны, но не навязчивы; послушно следовать за мелодией и как бы растворяться в ней, нечувствительно усиливая действие музыки. Тут нужно быть и поэтом и музыкантом… Одним словом, ты справишься».
И ушел, оставив у меня сверток нот: «тоску» своей Гориславы.
- И вы отлично справились,- сказал Стасов.
- Глинка одобрил мои старания. Но потом… от либретто не так уж много осталось. Что говорить. Если с его музыкой могли так поступить - и сокращать ее и перекраивать,- то ч т о значил здесь мой скромный труд?" - Оржеховская Фаина Марковна. ПЯТЬ ПОРТРЕТОВ.
Иные штрихи:
"Сохранился «Первоначальный план «Руслана и Людмилы»». Его обнаружил и опубликовал В.Стасов. Тетрадь, в которой записан план, подарил Глинке осенью 1839 года Н.Кукольник с дарственной надписью: «Благословляя на создание оперы «Руслан и Людмила»». В эту тетрадь композитор вкратце записал намеченный сценарий, а также некоторые музыкальные темы, сочиненные для новой оперы. Впоследствии отдельные детали плана изменились, но основа сохранилась.
В сценарии, между прочим, появилась девушка, брошенная Ратмиром, к которой, однако, он возвращается, покоренный силой её любви (в пушкинской поэме есть только намек на деву, забытую Ратмиром ради Людмилы). Этот образ был очень важен для Михаила Ивановича. Арию Гориславы он называл «моя тоска» и сам бесподобно исполнял её.
Наличие «Первоначального плана» опровергает утверждение автора, что он сочинял оперу без всякого плана.
Исходные наброски могли бы показаться все же мало убедительными, если бы не существовали еще более существенные доказательства.
Среди «нянек» либретто «Руслана» композитор называет В.Ф.Ширкова. Сохранились (и давно опубликованы) письма Глинки к Ширкову, которые он писал во время работы над «Русланом и Людмилой». В этих письмах подробно излагается развитие действия, обсуждаются подробности либретто. Таким образом, не вызывает никакого сомнения, что именно Ширков - поэт-любитель и один из самых близких друзей композитора является основным автором либретто «Руслана и Людмилы».
В Центральном архиве литературы и искусства в Москве (в мое время он назывался ЦГАЛИ) я обнаружила бумаги Ширкова. В них сохранились черновые наброски либретто ряда сцен, а текст арии Ратмира найден не только в вариантах, но и в окончательной редакции.
Поскольку друзья часто расставались в период сочинения оперы, а текст надо было «подгонять», иной раз композитор прибегал к содействию других лиц. Поэтому рассказ Финна, почти целиком взятый из поэмы Пушкина, обработал пансионский соученик Глинки, украинский писатель и этнограф Н.А.Маркевич (эта совместная работа композитора и его помощника запечатлена художником В.И.Штернбергом, гостившим в том же украинском имении, где находились Глинка и Маркевич).
Работа Глинки с Ширковым продолжалась и после переезда Ширкова в деревню. И лишь когда сочинение оперы было почти завершено и требовало постоянного взаимодействия композитора с либреттистом, сотрудничество с Ширковым оказалось невозможным.
Поэтому слова последней картины написал Н.Кукольник, мелкие связки - М.Гедеонов, сын директора императорских театров, а сцены Фарлафа с Наиной и рондо Фарлафа, с которыми ни один помощник Глинки не смог справиться, сочинил сам композитор. Итак, «няньками» либретто оказались прежде всего Пушкин, поэма которого послужила сюжетом оперы и на некоторые слова из которой написана музыка; основной либреттист Ширков, сам композитор и его помощники Маркович, Кукольник, Гедеонов. Для пьяного Бахтурина в этой «компании» попросту не остается места. Глинка назвал его в «Записках», с раздражением вспоминая, как изуродовали его создание Виельгорский и Сенковский. «Вы хотите бессвязного сюжета, безалаберно созданной оперы? - Вот вам, получите!» - казалось, говорил Глинка.
Только так я могу объяснить шутовскую историю, поведанную автором «Руслана и Людмилы». Другого объяснения найти не могу". - Александра ОРЛОВА (Нью-Джерси). Моя глинкиана*. - «МНОГОСТРАДАЛЬНАЯ ОПЕРА» - «Вестник» #14 (351), 2004 г.
Примечание.
Более поздними подтверждениями успеха комедии в кругу поляков могут служить и такие факты. Н. К. Пиксанов, приводя данные о переводах «Горя от ума» за рубежом, отметил: «Из славянских стран наиболее значительный успех „Горе от ума" имело у поляков. Впервые отрывки из „Горя от ума“ переведены по-польски в стихах в петербургском издании „Баламут“, 1831, № 24-26».83 Непосредственное обращение к журнальному тексту перевода открывает интересный факт о причастности к польскому сатирическому журналу «Balamut» О. И. Сенковского. Притом оказывается, что он был не только цензором, но и одно время редактором журнала (правда, недолго, но по некоторым данным, быть может, именно тогда, когда в журнале появились отрывки из «Горя от ума»).84 Известно также, что 13 февраля 1831 г. Сенковский выступал в Главном управлении цензуры, ходатайствуя о публикации комедии Грибоедова. Он считал возможным напечатать текст полностью.85 В декабре 1833 г., вскоре после выхода в свет первого печатного издания «Горя от ума», в книжном обозрении «Библиотеки для чтения» появился восторженный отзыв Сенковского о комедии.86 Полагаем, что столь высокая и тонкая ее оценка (Ю. Н. Тынянов назвал «статью» Сенковского «замечательной»),87 так же как и настойчивая пропаганда комедии О. Сенковским (т. е. даже Сенковским), - отзвук того успеха, которым пользовалось «Горе от ума» в польской колонии. - Свердлина С. В. Грибоедов и ссыльные поляки // А. С. Грибоедов. Творчество. Биография. Традиции / Отв. ред. С. А. Фомичев. - Л.: Наука, 1977. - С. 212-234. - С.232 - http://feb-web.ru/FEB/GRIBOED/critics/tbt/tbt-212-.htm
Продолжение следует. Сенковский об опере Глинки.
В чём же ещё тайна и почему столь важна фигура Грибоедова и, конечно, Сенковского, который очень много сделал не только для пропаганды творчества Грибоедова, но и... Глинки!
А вот здесь и появляются Кукольники с весьма уместной фамилией.
Дело в музыке. Музыке необходимо было оторваться от русской литературы, от русской поэзии, пока она была несвободна от очарования слова, она не могла сделать ни одного самостоятельного шага... "Руслан и Людмила" - всё ясно, казалось бы, за именем Пушкина уже никого не разглядишь. Но мы-то хотим поговорить о музыке. А публика не принимает оперы. Сенковский весьма бесцеремонно заявляет: Глинка - русский гений, а русская публика глуха и слепа, она не способна ни услышать, ни увидеть, ни оценить это явление. Но кто знает, кроме специалистов и любителей творчества Глинки, кто такой, к примеру, Ширков? Замечу лишь, что от оперы к гениальнейшей чистой (и чистой от русской псевдофилософской литературщины - туманное облако, которое непременно собирается вокруг гениальных произведений русских классиков, чем начитанней публика, тем больше от неё всякой словесной мути) инструментальной музыке ещё предстоит проделать немалый путь. Русская опера при гениальности фрагментов так и осталась явлением тяжёлым, в своих невероятных объёмах расплывчатым, испытанием для слуха и вкуса.
Но начнём с заметки Сенковского.
О. И. Сенковский «ГОРЕ ОТ УМА»,
КОМЕДИЯ В ЧЕТЫРЕХ ДЕЙСТВИЯХ, В СТИХАХ, СОЧИНЕНИЕ А. С. ГРИБОЕДОВА
"Наконец «Горе от ума» вышло из печати!.. Здесь не место разбирать это прекрасное творение: сверх того, разбирая его, пришлось бы разбирать не сочинение умного и несчастного Грибоедова, но пристрастие девяти десятых частей России к этому сочинению и отвращение, обнаруживаемое одною десятою частию. «Горе от ума» имеет повсюду столь же пламенных обожателей, как врагов. И самое то обстоятельство, что оно заслужило себе пламенных противников, уже неоспоримо доказывает высокое его достоинство: в словесности не всякий, кто хочет, имеет жестоких врагов. Есть поэты и прозаики, которые мечутся как угорелые, прибегают к наглости и оскорбительным обвинениям, стараются даже обидеть, чтоб только похвастать враждою некоторых своих собратий, и вместо вражды получают от них один смех. Это уж верный признак посредственности их произведений! Но когда книга удостаивается сильной вражды, будьте уверены, что она необыкновенна во всех отношениях.
Комедия Грибоедова, без сомнения, не чужда недостатков по части искусства, но общее восхищение, с каким Россия ее приняла, загладило ее грехи и сделало ее красоты народною собственностию. Теперь о красотах ее должно говорить так, как англичанин и испанец говорят о красотах Шекспира и Кальдерона; о недостатках с тем же уважением, с каким они рассуждают о погрешностях, примечаемых в творениях этих двух писателей. Кто безусловно поносит «Горе от ума», тот оскорбляет вкус всего народа и суд, произнесенный всею Россиею. Это народная книга: нет русского, который бы не знал наизусть по крайней мере десяти стихов из этой комедии.
«Горе от ума» было сравниваемо почти со всеми лучшими произведениями этого рода в европейской словесности, исключая с тем, с которым гений самого автора хотел поставить его наряду и действительно поставил. «Горе от ума» занимает в нашей словесности, по своему роду и духу, именно то место, которым «Свадьба Фигаро», известная комедия Бомарше, овладела во французской. Подобно «Свадьбе Фигаро», это комедия политическая: Бомарше и Грибоедов, с одинаковыми дарованиями и равною колкостию сатиры, вывели на сцену политические понятия и привычки обществ, в которых они жили, меряя гордым взглядом народную нравственность своих отечеств. Если «Горе от ума» уступает творению французского комика в искусности интриги, с другой стороны, оно восстановляет равновесие свое с ним в отношении к внутреннему достоинству поэтическою частью и неподражаемою прелестью рассказа.
В этом издании примечаются некоторые маловажные пропуски против рукописных экземпляров, которыми наводнена Россия: память нынешних читателей легко пополнит подобные места при чтении, а будущее поколение читателей отнюдь ничего не потеряет: эти пропуски нимало не уменьшают достоинства книги, и слава сочинителя не затмится, пожертвовав в пользу родного общества несколькими лишними колкостями, излитыми его пером в минуту рассеянности или сплина".
Сенковский О. И. "Горе от ума", комедия в четырех действиях, в стихах. Сочинение А. С. Грибоедова // А. С. Грибоедов в русской критике: Сборник ст. / Сост., вступ. ст. и примеч. А. М. Гордина. - М.: Гослитиздат, 1958. - С. 93-94. - http://feb-web.ru/feb/griboed/critics/krit/krit12.htm
А теперь посмотрим на некоторые баталии вокруг "Горя от ума", делая неутешительные попытки отшелушить облепившие событие вздохи тех, кто пытается доказать нам, что горе бывает и от глупости, - так с этим никто и не спорит!
И некоторые штрихи к теме. Кстати, издательство "Детская литература":
(...)
"И Стасов понял, что великий композитор был, в сущности, одинок.
Но оказалось, что у него был друг, не музыкант и не столичный житель. Петербургских «приятелей» Глинки он избегал, тем более что в столицу приезжал редко. Это был украинский помещик Валерьян Федорович Ширков, либреттист «Руслана» [13] Стасов познакомился с ним случайно и очень заинтересовался этим приятным и скромным человеком.
Разумеется, более всего Стасов расспрашивал о «Руслане». Отчего Глинка выбрал фантастический сюжет? Не сам ли Пушкин навел его на эту мысль?
Ширков подтвердил: это так. Пушкин воображал свою поэму в виде сказочной оперы. Наподобие «Фрейщюца» [14], но в русском духе. И говорил об этом Глинке.
- А либретто? Он намеревался писать его?
- Это неизвестно. И Глинка не узнал: мы очень скоро потеряли Пушкина. Но, думается, вряд ли.
- Почему же?
- Пушкин сказал однажды: я бы и для Россини не пошевелился.
- Это могло быть сказано случайно.
- Думаю, что нет. Но если бы даже он захотел…
- Так что же?
- Глинка был бы польщен, но… вряд ли доволен.
- Как это?
- Он не нуждается в готовом либретто, потому что писал свои оперы да и некоторые романсы без слов. До слов.
Это действительно была новость.
…Ширков рассказывал:
- Михаил Иванович приезжал в наши края четыре года назад но делам певческой капеллы. Его «хозяин», князь Львов, послал Глинку на юг для набора певчих… Завистник! Как будто другой не справился бы! [15]
- Зачем Глинке служить в капелле? - спросил Стасов.- Ведь он помещик и, кажется, богатый.
- Ну, не такой уж богатый. Семья там большая, а он не единственный у матери. Да и приобщение к капелле могло быть полезным для музыканта, если бы не унизительное обращение директора… Глинка порвал с этим князем.
- Стало быть, вы познакомились в тридцать восьмом году?
- Да. В провинции, знаете, дружба завязывается легче, чем в столице. Глинка стал бывать у меня в доме. Вероятно, заметил мою любовь к музыке. Да и жена моя отличная музыкантша-Глинка говорил, что в нашем доме ему тепло… В один из вечеров он сыграл нам чудесную вещь. Заметьте, не спел, а именно сыграл - на фортепьяно. Он назвал эту пьесу «Моя тоска». Жена захотела переписать ее для себя, чтобы разучить, но Глинка сказал, что это не фортепьянное, а вокальное сочинение - каватина [16] Гориславы.
Стасов слыхал о русской языческой княгине Гориславе.
- Нет, не княгиня, что вы! Пастушка, возлюбленная Ратмира. В поэме Пушкина у нее нет имени. Если помните, это мягкий, но беглый портрет. А у Глинки - сильный женский характер… Вот так я узнал, что он пишет оперу на пушкинский сюжет. «Либретто еще нет,- сказал он,- но весь ход онеры, весь ее нравственный смысл вот здесь: в голове и в сердце. Сначала будет музыка, потом слова».
Я мог лишь вымолвить: «Как же так?»
«Мыслей у меня достаточно,- сказал Глинка,- не могу же я дожидаться, пока кто-нибудь изготовит либретто».
«А разве нельзя,- спросил я осторожно,- найти подходящие строки в самой поэме?»
«Не всегда и не везде,- сказал он нахмурясь.- Одним четырехстопным ямбом не обойдусь. Наконец, слова могут появиться и позднее».
Я неловко спросил:
«Кто же их напишет?»
- …Если знать обстоятельства,- продолжал Ширков,- то можно и не удивляться. Я кое-что писал для себя; Глинке были известны мои опыты. И он выбрал меня прежде всего потому, что поэт знаменитый не согласился бы. Добро еще, написать либретто, по которому музыкант построит свою оперу. А то подбирать к готовой музыке слова… «За кого вы меня принимаете, милостивый государь!» Добрейший Василий Андреевич Жуковский был крайне удивлен, когда Глинка принес ему свою первую оперу в наивной надежде найти в нем либреттиста. Поэт не удостоил рассердиться, только смеялся.
«Ну и размеры! - восклицал он.- Да тут язык сломаешь!»
И, чтобы получилось еще забавнее, стал нарочно сочинять к музыке нелепые слова да еще вставлять бессмысленные слоги. Глинка тоже смеялся.
«Эта музыка не согласуется с российским стихосложением»,- заключил поэт. Но он желал добра Глинке и отослал его к стихотворцу барону Розену. Тот плохо знал русский язык. Но музыкальные размеры усвоил и натягивал на них свои вирши, как на болванки. К счастью, все были настолько очарованы музыкой, что не замечали нелепостей либретто.
- Положим, замечали,- сказал Стасов.
- Может быть. Тем более, во второй раз рисковать не стоило. Но… знаменитый поэт не взялся бы, а барон Розен решительно не годился. Я же был ни то, ни другое… И Глинка сказал мне:
«Ума и вкуса у тебя достаточно. Я буду посылать тебе поты, расскажу примерно, о чем речь, а ты уж постарайся угадать слова».
Вот как: угадать.
«Это будет нелегко,- продолжал Глинка,- слова должны быть слышны, но не навязчивы; послушно следовать за мелодией и как бы растворяться в ней, нечувствительно усиливая действие музыки. Тут нужно быть и поэтом и музыкантом… Одним словом, ты справишься».
И ушел, оставив у меня сверток нот: «тоску» своей Гориславы.
- И вы отлично справились,- сказал Стасов.
- Глинка одобрил мои старания. Но потом… от либретто не так уж много осталось. Что говорить. Если с его музыкой могли так поступить - и сокращать ее и перекраивать,- то ч т о значил здесь мой скромный труд?" - Оржеховская Фаина Марковна. ПЯТЬ ПОРТРЕТОВ.
Иные штрихи:
"Сохранился «Первоначальный план «Руслана и Людмилы»». Его обнаружил и опубликовал В.Стасов. Тетрадь, в которой записан план, подарил Глинке осенью 1839 года Н.Кукольник с дарственной надписью: «Благословляя на создание оперы «Руслан и Людмила»». В эту тетрадь композитор вкратце записал намеченный сценарий, а также некоторые музыкальные темы, сочиненные для новой оперы. Впоследствии отдельные детали плана изменились, но основа сохранилась.
В сценарии, между прочим, появилась девушка, брошенная Ратмиром, к которой, однако, он возвращается, покоренный силой её любви (в пушкинской поэме есть только намек на деву, забытую Ратмиром ради Людмилы). Этот образ был очень важен для Михаила Ивановича. Арию Гориславы он называл «моя тоска» и сам бесподобно исполнял её.
Наличие «Первоначального плана» опровергает утверждение автора, что он сочинял оперу без всякого плана.
Исходные наброски могли бы показаться все же мало убедительными, если бы не существовали еще более существенные доказательства.
Среди «нянек» либретто «Руслана» композитор называет В.Ф.Ширкова. Сохранились (и давно опубликованы) письма Глинки к Ширкову, которые он писал во время работы над «Русланом и Людмилой». В этих письмах подробно излагается развитие действия, обсуждаются подробности либретто. Таким образом, не вызывает никакого сомнения, что именно Ширков - поэт-любитель и один из самых близких друзей композитора является основным автором либретто «Руслана и Людмилы».
В Центральном архиве литературы и искусства в Москве (в мое время он назывался ЦГАЛИ) я обнаружила бумаги Ширкова. В них сохранились черновые наброски либретто ряда сцен, а текст арии Ратмира найден не только в вариантах, но и в окончательной редакции.
Поскольку друзья часто расставались в период сочинения оперы, а текст надо было «подгонять», иной раз композитор прибегал к содействию других лиц. Поэтому рассказ Финна, почти целиком взятый из поэмы Пушкина, обработал пансионский соученик Глинки, украинский писатель и этнограф Н.А.Маркевич (эта совместная работа композитора и его помощника запечатлена художником В.И.Штернбергом, гостившим в том же украинском имении, где находились Глинка и Маркевич).
Работа Глинки с Ширковым продолжалась и после переезда Ширкова в деревню. И лишь когда сочинение оперы было почти завершено и требовало постоянного взаимодействия композитора с либреттистом, сотрудничество с Ширковым оказалось невозможным.
Поэтому слова последней картины написал Н.Кукольник, мелкие связки - М.Гедеонов, сын директора императорских театров, а сцены Фарлафа с Наиной и рондо Фарлафа, с которыми ни один помощник Глинки не смог справиться, сочинил сам композитор. Итак, «няньками» либретто оказались прежде всего Пушкин, поэма которого послужила сюжетом оперы и на некоторые слова из которой написана музыка; основной либреттист Ширков, сам композитор и его помощники Маркович, Кукольник, Гедеонов. Для пьяного Бахтурина в этой «компании» попросту не остается места. Глинка назвал его в «Записках», с раздражением вспоминая, как изуродовали его создание Виельгорский и Сенковский. «Вы хотите бессвязного сюжета, безалаберно созданной оперы? - Вот вам, получите!» - казалось, говорил Глинка.
Только так я могу объяснить шутовскую историю, поведанную автором «Руслана и Людмилы». Другого объяснения найти не могу". - Александра ОРЛОВА (Нью-Джерси). Моя глинкиана*. - «МНОГОСТРАДАЛЬНАЯ ОПЕРА» - «Вестник» #14 (351), 2004 г.
Примечание.
Более поздними подтверждениями успеха комедии в кругу поляков могут служить и такие факты. Н. К. Пиксанов, приводя данные о переводах «Горя от ума» за рубежом, отметил: «Из славянских стран наиболее значительный успех „Горе от ума" имело у поляков. Впервые отрывки из „Горя от ума“ переведены по-польски в стихах в петербургском издании „Баламут“, 1831, № 24-26».83 Непосредственное обращение к журнальному тексту перевода открывает интересный факт о причастности к польскому сатирическому журналу «Balamut» О. И. Сенковского. Притом оказывается, что он был не только цензором, но и одно время редактором журнала (правда, недолго, но по некоторым данным, быть может, именно тогда, когда в журнале появились отрывки из «Горя от ума»).84 Известно также, что 13 февраля 1831 г. Сенковский выступал в Главном управлении цензуры, ходатайствуя о публикации комедии Грибоедова. Он считал возможным напечатать текст полностью.85 В декабре 1833 г., вскоре после выхода в свет первого печатного издания «Горя от ума», в книжном обозрении «Библиотеки для чтения» появился восторженный отзыв Сенковского о комедии.86 Полагаем, что столь высокая и тонкая ее оценка (Ю. Н. Тынянов назвал «статью» Сенковского «замечательной»),87 так же как и настойчивая пропаганда комедии О. Сенковским (т. е. даже Сенковским), - отзвук того успеха, которым пользовалось «Горе от ума» в польской колонии. - Свердлина С. В. Грибоедов и ссыльные поляки // А. С. Грибоедов. Творчество. Биография. Традиции / Отв. ред. С. А. Фомичев. - Л.: Наука, 1977. - С. 212-234. - С.232 - http://feb-web.ru/FEB/GRIBOED/critics/tbt/tbt-212-.htm
Продолжение следует. Сенковский об опере Глинки.