Вновь Камышловская земская библиотека. Фонды Белинки
Недоступные книги из недоступных фондов Белинки, с которыми я знакомлюсь в библиотеке музея Дома Учителя. Бесконечный ремонт заставляет иначе смотреть на ксерокопии, сделанные к открытию музея-библиотеки Екатеринбургского Дома Учителя, на сегодняшний день для меня они просто бесценны. Впрочем, тема столь обширна, что постоянно приходится делать только наброски и черновики, пока в самой Белинке, к сожалению, никто интереса к этим вопросам не проявляет, слишком много ответвлений, не хватает ни времени, ни знаний, поэтому мы и будем пунктиром набрасывать возможные пути разработки темы.
Итак, сразу возникающие вопросы. Чарнолуский, теперь Сперанский, книги этих авторов находились именно в Камышловской земской библиотеке.
Почему Камышловская? Земская? Кто руководил этой библиотекой? - один вопрос.
Другой: а почему этих книг не было в Библиотеке им.Белинского? И когда именно подчищается Камышловская библиотека и ряд изданий перекочёвывает в Белинку? Насколько доступным было это издание вообще?
Итак, мы натыкаемся на весьма интересный вопрос: крупная библиотека не всегда прогрессивная, таким образом поток прогрессивной литературы миновал крупнейшую библиотеку Урала, и книги, достойные внимания, находили себе место в провинциальных земских библиотеках, которые, впрочем, были подчищены. Это вопрос формирования фондов, контроля, идеологии, навязываемой или выбираемой.
Мои предположения просты:
У Сперанского слишком нелицеприятная критика системы государственного образования, особенно по части поддержки церковно-приходских школ в ущерб системе земского образования.
Но самое интересное - это критика "национальной школы", которую он иногда называет "националистской". Опираясь на работы Ушинского, Сперанский "нащупывает" интереснейшие вопросы судьбы языка и речи и формирования личности, или "носителя" того самого языка. Одним словом, некоторые мысли, изложенные Сперанским в предлагаемом ниже фрагменте, если не позволяют подобрать ключ к решению вопроса создания прообраза библиотеки, то так или иначе приоткрывают новые возможные пути дальнейшего поиска ключевых положений возможной концепции, на которой будет базироваться тот самый прообраз библиотеки. Сформулировано жутко и неуклюже, а иначе я и не мог, когда сама мысль не сформирована, её и не сформулировать... Мы ещё не раз вернёмся к этому вопросу.
Имя Николая Васильевича Сперанского незаслуженно оказалось в тени имён Шанявского, братьев Сабашниковых и Жураковского...
Прошу прощение за качество снимков, это дело времени.
"Выход в свет сборника намеренно приурочен мною к третьей годовщине крушения московского университета. Ближайшая цель этого издания - не давать обществу забыть об этой катастрофе, восстановить перед глазами её картину, обнаружить её глубокие причины и оживить в сознании, какие ценности оказываются ставкой при борьбе за свободу высшей школы..." Накануне войны...
А вниманию предложу последнюю статью из сборника. Совершенно неожиданным образом замечания Сперанского актуализируются в связи с событиями на Украине (я обазательно эту заметку размещу и в татарском зале - хотя для меня многие проблемы трансформации сознания тюркского населения России принадлежат истории, но не для жителей глубинки, где сохранён язык; а какова судьба детей, остающихся здесь и сегодня гастарбайтеров, чей труд достаточно бессовестно эксплуатируется и государством и новыми русскими, какие ростки в душе нового поколения даст это ощущение чужого, чуждого, второсортного?); конечно, понятие "Малороссии" гораздо шире и в географическом и в этническом смысле. Мне были важны мысли Сперанского о языке.
"Чего в педагогическом отношении стоит такая школа, где с первых же шагов обучения родной язык детей заменяется чужим, - это картинно изобразил тот же Ушинский, взяв для примера украинскую школу с преподаваниема на великорусском языке. Какое впечатление производит она на малороссийское дитя, "когда оно начинает посещать это странное место, в котором одном только в целом селе говорят на непонятном языке?" "Дитя, не слыхавшее дома ни одного великоросского слова, начинают в школе с первого же дня ломать на великорусский лад, и добро бы ещё на чисто великорусский, а то на тот отвратительный жаргон, который вырабатывается у малообразованного малоросса при старании говорить по-великорусски. Такая школа с первого же дня и весьма неласково напомнит ребенку, что он не дома, и без сомнения покажется ему букой. Если такая школа не пустит корней в народную жизнь и не принесет для неё полезных плодов, то чему же здесь удивляться? Иначе и быть не может. Такая школа, во-первых, гораздо ниже народа: что же значит она со своей сотней плохо заученных слов перед той бесконечно глубокой, живой и полной речью, которую выработал и выстрадал себе народ в продолжении тысячелетия; во-вторых, такая школа бессильна, потому что не строит развития дитяти на единственно плодотворной душевной почве, - на народной речи и на отразившемся в ней народной чувстве; в-третьих, наконец, такая школа бесполезна: ребенок не только входит в неё из сферы совершенно ей чуждой, но и выходит из неё в ту же чуждую ей сферу...
...
Что же сделала школа? Хуже, чем ничего. Она на несколько лет задержала естественное развитие дитяти; остается, правда, грамотность, или, лучше сказать, полуграмотность, - и то не всегда, - и может пригодиться к тому, чтобы на полурусском наречии написать какую-нибудь ябеду; душу же человека такая школа не развивает, а портит".
"Ушинский мягко говорит: "Такая школа с первого же дня и весьма неласково напоминает ребенку, что он не дома". За мягкой формой скрываются известные жестокие картины школьного тиранства, чтобы приучить ребенка к занятиям, которые не могут находить никакого отклика в его душе, - против которых вся его природа законно протестует. И далее, во что обращается при такой постановке дела сословие учителей? Как извращаются принципы его подбора? Учить детей идёт тот, кто их любит. Мучить детей дает своё согласие только тот, в ком нет никаких педагогических задатков. А тут ещё - стремление проводить в учителя для инородцев как можно больше великоруссов. В каких же представителях знакомятся инородцы с "державной народностью"? Не цвет свой высылает она, конечно, на ту педагогическую каторгу, которой является работа в поставленной на такие превратные основания инородческой народной школе. Так пресловутая ассимиляция через школу на деле только сеет и взращивает семена междуплеменной злобы и раздора. Злоба эта переходит у инородцев и на государственный язык, которым наша политика бьёт их словно палкой, и созданная для его триуфма школа лишь тормозит свободное его распространение, парализуя чувством обиды его огромную естественную притягательную силу..."
Итак, что есть в Белинке и однажды станет доступно публике. В алфавитном каталоге книг Сперанского я не нашёл, только в тематическом (систематическом), ящик № 37 - История педагогики и народного образования:
В Научной педагогической библиотеке им.Ушинского - ничего.
В Ленинке:
А далее от Сперанского сделаем шаг к Библиотеке профессора Жураковского. Советские историки педагогики забыли имя Сперанского, но многие идеи по методологии истории педагогики Жураковским были заимствованы у Николая Сперанского, к чему мы ещё вернёмся.
Примечания.
Очень скупые сведения, собираю из разных источников:
Сперанский, Николай Васильевич
филолог. Сын протоиерея, брат профессора московского университета; род. в 1861 г., учился в 5-й московской гимназии и на филологическом факультете московского университета, где окончил курс в 1883 г. со степенью кандидата. Напечатал ряд работ по истории европейской школы; главные из них: "Очерки по истории народной школы в Западной Европе" (М., 1898), "Очерк истории средней школы в Германии" (М., 1898). Кроме того, С. помещал статьи в "Мире Божием", "Вестнике Воспитания", "Образовании", "Русских Ведомостях" и др.
Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона. - С.-Пб.: Брокгауз-Ефрон. 1890-1907.
СПЕРАНСКИЙ Николай Васильевич (1861, Москва - 1923). Ученый-филолог, историк, преподаватель. Окончил филологический факультет Московского университета. Кандидат историко-филологических наук. Опубликовал ряд работ по истории развития западно-европейской школы, печатался в «Вестнике воспитания», журнале «Образование», газете «Русские ведомости» и др. Занимался также историей публичного (всеобщего) образования во Франции. Научные изыскания продолжил в Париже. Преподавал в Школе восточных языков с 1893 по 1895 и с 1901 по 1902. Перевел с французского языка «Études sur l’histoire de Prusse de Е. Lavisse» («Очерк об истории Пруссии») (1896), участвовал в подготовке «Manuel pour l’étude de la langue» («Учебника по изучению языка»). - Дом-музей Марины Цветаевой.
Электронная библиотека Республики Карелия: Сперанский Николай Васильевич. Ведьмы и ведовство. Фотокопия страниц. 1906. (необходима регистрация)
Но самое интересное и вдохновляющее, что оправдывает мои неловкие полуслепые поиски неизвестно чего, это:
"Альфонс Леонович и Лидия Алексеевна (речь идёт о Шанявских - Р.Б.) дома обсуждают проекты лишь с самыми близкими друзьями - братьями М.В. и С.В. Сабашниковыми, Н.В. Сперанским и профессором В.К. Ротом. Обсуждается в основном идея создания в России открытого университета, аналогичного открытой для всех «Высшей русской школы общественных наук» М.М. Ковалевского в Париже. Можно предполагать особую роль в этих обсуждениях крупнейшего специалиста в истории народного образования, замечательного педагога и друга Сабашниковых Николая Васильевича Сперанского, бывшего когда-то домашним учителем братьев..." - Глава 5. Генерал Альфонс Леонович Шанявский (1837-1905). Братья Михаил Васильевич (1871-1943) и Сергей Васильевич (1873-1909) Сабашниковы. - С.Э. Шноль.
Альфонс Леонович Шанявский (9 (21) февраля 1837 - 7 (20) ноября 1905) - российский офицер польского происхождения, генерал-майор, золотопромышленник, меценат. На средства Шанявского и его жены, Лидии Алексеевны Родственной, основан Московский городской народный университет имени А.Л. Шанявского, действовавший в 1908-1920.
Шляхетский род Шанявских происходит из местечка Шанявы б. Седлецкой губернии Царства Польского.
Родился 9 февраля 1837 г. в Царстве Польском в Седлецкой губ., где находилось родовое имение Шанявских «Шанявы». Для первоначального образования он был помещён в коллегию, устроенную одним из его предков, архиепископом Шанявским, для 10 мальчиков из семейств, имеющих герб «Юноша Шанявских». Но в скором времени вышло предписание императора Николая Павловича взять из каждой польской семьи по мальчику и увезти в Россию для образования. В возрасте семи лет вывезен в Россию, где обучался в Тульском кадетском корпусе, затем в кадетских корпусах Орла и Санкт-Петербурга. Это было в высшей степени замечательное заведение, где к детям относились ласково, их любили и серьёзно занимались их образованием. Шанявский вспоминал свое детство в Тульском корпусе, его директора и особенно учителя русского языка. «Там, - говаривал он, - меня с ранних лет научили любить многое русское»[1].
Служил в лейб-гвардии Егерском полку, окончил Академию Генерального штаба, однако из-за обострения туберкулёза покинул Петербург и примкнул к дальневосточной экспедиции М. Н. Муравьёва-Амурского. После почти десяти лет службы в Сибири и на Дальнем Востоке, вышел в отставку в генеральском звании в возрасте 38 лет. В 1872 году женился на Лидии Алексеевне (предположительно, она была на несколько лет моложе, точных сведений о годе рождения нет, умерла в 1921).
Вскоре, получив известие об открытии золотых жил на Амуре, вновь выехал на Дальний Восток, и провёл там три года, организуя частные золотые прииски. Шанявский вернулся богачом и поселился в Москве, будучи принят в состав московского дворянства в 1882.
В 1894 году пожертвовал 120000 рублей на обустройство Женского медицинского института - преемника разогнанных Женских врачебных курсов. Жертвовал на устройство гимназии в Благовещенске и других городах. «Главной его мечтой всегда было все свои средства оставить на такое высшее учреждение, где могли бы свободно, без требования аттестатов зрелости и пр. учиться и мужчины и женщины, и русские и нерусские, одним словом, все, кто учиться желает» (Л. А. Шанявская).
Перед самой смертью, в 1905, Шанявский профинансировал постройку Русско-Польской библиотеки в Москве и передал в управление Московской городской думе свои капиталы и собственный дом на Арбате с целью устройства народного университета, в который принимали всех желающих. Слушателями университета могли быть все желающие вне зависимости от пола, социального или материального положения, национальности и вероисповедания, политической благонадёжности, статуса предварительного образования и т. д. Для поступления студентам не требовалось предъявлять аттестата да и каких-либо ещё документов, но они не получали дипломов и не могли пользоваться правами студентов правительственных высших учебных заведений[2]. Это было место для получения знания, причем студент сам решал, какие именно лекции он хотел бы прослушать.
В 1908 г. в арбатском доме Шанявских (ул. Арбат, 4), такой университет был открыт благодаря энергии и упорству его жены Лидии Алексеевны Шанявской, лично участвовавшей в организации этого дела. Университет стал называться по имени своего создателя - Московский городской народный университет имени А.Л. Шанявского. В 1912 университет Шанявского переехал на Миусскую площадь, где для него было построено специальное здание. Московский городской народный университет просуществовал чуть более десяти лет, но оставил глубокий след в развитии образования в России. В нём преподавали такие известные учёные, как А. Кизеветтер, А. Чаянов, М. Богословский, Ю. Готье и многие другие. В университете учились С. Есенин, Н. Клюев, С. Клычков и другие.
После Октябрьской революции в 1917 г. все имущество вдовы Шанявского было национализировано, как и университет. В 1920 году академическое отделение университета было ликвидировано, а научно-популяризаторское - объединено с Коммунистическим университетом имени Я. М. Свердлова, который и занял здание на Миусской[3]. Затем там располагался его преемник - Высшая партийная школа. В настоящее время его занимает Российский государственный гуманитарный университет. Здание частично утратило первоначальный декор.
Правление Московского городского народного университета имени А. Л. Шанявского обратилось 27 апреля 1920 г. во Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов с просьбой о помощи вдове Альфонса Леоновича Шанявского Лидии Алексеевне Шанявской. Прошение возымело действие: Л. А. Шанявской и её секретарше Э. Р. Лауперт выделили паёк, они переехали в Москву. Вскоре, в 1921 г., Лидия Алексеевна Шанявская умерла и была похоронена в общей с мужем могиле в Алексеевском монастыре. Кладбище, как и сам монастырь, впоследствии были уничтожены[1].
Статья Ирины Сотниковой о Шанявских.
ЖУРАКОВСКИЙ Геннадий Евгеньевич
[23.8(4.9). 1894, Москва, - 10.3.1955, там же], историк педагогики, ч.-к. АПН РСФСР (1945), д-р пед. наук, проф. (1940). Окончил Киевский ун-т (1919). В 1918-20 руководил отделом дет. домов Губсоцвоса (Киев), в 1919-23 зав. дет. домом, преподавал вер. школе, в 1924-34 вёл науч.-пед. деятельность в вузах Киева. С 1934 в Москве, сотрудничал в Центр. доме худож. воспитания детей, ЦНИИ педагогики при ВКИПе (1935- 1937), преподавал в МОПИ (1937-41; 1948-54) и МГПИ им. Потёмкина (1941-48), зав. отделом заруб. педагогики НИИ теории и истории педагогики (1945-48).
Во 2-й пол. 20-х гг. работал над созданием 3-томного труда по всеобщей истории педагогики (от первобытного об-ва до современности) на основе классового подхода и анализа социально-экон. развития общества. Опубликовал только 1-ю ч. - «Очерки по истории педагогики в связи с историей классовой борьбы» (Др. Греция, Рим и эпоха эллинизма, 1926). Выпустил (1940) фундаментальное систематич. исследование «Очерки по истории античной педагогики», где использовал многочисл. источники. Проблемам истории отеч. школы и педагогики посвятил работы о малоизученных вопросах крестьянского образования в России и материалах Уложенной комиссии (2-й пол. 18 в.), очерки по истории обществ.-пед. движения в России 60-х гг. 19 в. (просветит. деятельность полтавской интеллигенции и возникновение в Киеве первых воскресных школ). Для творчества Ж. характерно отражение труда рядовых педагогов. Большое значение он придавал гуманистич. идеям Н. И. Пирогова, рассмотрев их на фоне мирового ист.-пед. процесса.
Показал теснейшую связь развития школы и педагогики России и Зап. Европы. Предложил метод и критерии прогресса в истории педагогики, а также способ синхронности изучения материалов по истории заруб. и отеч. педагогики. Акцентируя самостоят. характер истории педагогики по отношению к истории др. наук, подчёркивал важность системного подхода. Разработал методику преподавания истории педагогики, в к-рой лекционные занятия концентрировали внимание на узловых темах и сочетались с самостоят. изучением студентами части материала. (Все эти идеи содержатся в работах Н.В.Сперанского, чьи книги были в библиотеке профессора - Р.Б.)
Подготовил пособие «Настольный атлас по теории и истории педагогики» (не опубл.), учитывающее связь истории педагогики с историей культуры, лит-ры и иск-ва и позволяющие проводить сравнит.-сопоставит, анализ пед. явлений (св. 600 таблиц иллюстративного и лит. материала), и труды: «История пед. идей в связи с историей нач. и ср. школы», «Просветит. деятельность Парижской Коммуны», «Теория и практика худож. воспитания», материал по истории педагогики средневековья и Возрождения и др.
Всесторонне изучая воспитат. систему А. С. Макаренко, в т. ч. уникальные архивные материалы и воспоминания, прокомментировал его принципиальные положения о связи между целями воспитания и др. пед. понятиями; пед. таланте, мастерстве и технике; роли эмоционального начала; соотношении индивидуального и параллельного действия; значении игры и эстетич. воспитания; теорию дет. коллектива и др. Все эти проблемы рассматривал на примере конкретных ситуаций и дел воспитанников Макаренко. Исследование Ж., несмотря на незавершённый характер, содержит целостное представление о творчестве Макаренко.
Соч.: Нек-рые вопросы преподавания истории педагогики, СП, 1943, № 11 - 12; Проблема гуманизма и общего образования в пед. системе Н. И. Пирогова, ИАПН РСФСР, 1946, в. 5; О развитии истории педагогики как науки и уч. предмета, СП, 1948, № 5; Пед. идеи А. С. Макаренко, М., 1963; Из истории просвещения в дореволюц. России. [Сб. ст.], М., 1978.
Лит.: Бершадская Д. С., Г. Е. Жураковский, СП, 1975, №2.
М. В. Богуславский.
Российская педагогическая энциклопедия. - М: «Большая Российская Энциклопедия». Под ред. В. Г. Панова. 1993.
И возвращаясь к Камышловской земской библиотеке.
Вот коллекция книг:
https://www.flickr.com/photos/128303995@N04/collections/72157648101901469/
На книгах с 1898 года по 1908 - овальной формы штамп, на книге 1914 - прямоугольной, что ни о чём пока не говорит.
Официально библиотека открыта в 1908 году. Одним словом, много вопросов, ибо на сайте библиотеки ни на один из интересующих нас вопросов мы не найдём даже намёка на возможные ответы. Но кое-что и весьма небезынтересное мы найдём в статье Елены Флягиной "Господину Простосердову от всего сердца".
Я разместил в своём журнале эту статью, кое-что подчеркнув.
Итак, сразу возникающие вопросы. Чарнолуский, теперь Сперанский, книги этих авторов находились именно в Камышловской земской библиотеке.
Почему Камышловская? Земская? Кто руководил этой библиотекой? - один вопрос.
Другой: а почему этих книг не было в Библиотеке им.Белинского? И когда именно подчищается Камышловская библиотека и ряд изданий перекочёвывает в Белинку? Насколько доступным было это издание вообще?
Итак, мы натыкаемся на весьма интересный вопрос: крупная библиотека не всегда прогрессивная, таким образом поток прогрессивной литературы миновал крупнейшую библиотеку Урала, и книги, достойные внимания, находили себе место в провинциальных земских библиотеках, которые, впрочем, были подчищены. Это вопрос формирования фондов, контроля, идеологии, навязываемой или выбираемой.
Мои предположения просты:
У Сперанского слишком нелицеприятная критика системы государственного образования, особенно по части поддержки церковно-приходских школ в ущерб системе земского образования.
Но самое интересное - это критика "национальной школы", которую он иногда называет "националистской". Опираясь на работы Ушинского, Сперанский "нащупывает" интереснейшие вопросы судьбы языка и речи и формирования личности, или "носителя" того самого языка. Одним словом, некоторые мысли, изложенные Сперанским в предлагаемом ниже фрагменте, если не позволяют подобрать ключ к решению вопроса создания прообраза библиотеки, то так или иначе приоткрывают новые возможные пути дальнейшего поиска ключевых положений возможной концепции, на которой будет базироваться тот самый прообраз библиотеки. Сформулировано жутко и неуклюже, а иначе я и не мог, когда сама мысль не сформирована, её и не сформулировать... Мы ещё не раз вернёмся к этому вопросу.
Имя Николая Васильевича Сперанского незаслуженно оказалось в тени имён Шанявского, братьев Сабашниковых и Жураковского...
Прошу прощение за качество снимков, это дело времени.
"Выход в свет сборника намеренно приурочен мною к третьей годовщине крушения московского университета. Ближайшая цель этого издания - не давать обществу забыть об этой катастрофе, восстановить перед глазами её картину, обнаружить её глубокие причины и оживить в сознании, какие ценности оказываются ставкой при борьбе за свободу высшей школы..." Накануне войны...
А вниманию предложу последнюю статью из сборника. Совершенно неожиданным образом замечания Сперанского актуализируются в связи с событиями на Украине (я обазательно эту заметку размещу и в татарском зале - хотя для меня многие проблемы трансформации сознания тюркского населения России принадлежат истории, но не для жителей глубинки, где сохранён язык; а какова судьба детей, остающихся здесь и сегодня гастарбайтеров, чей труд достаточно бессовестно эксплуатируется и государством и новыми русскими, какие ростки в душе нового поколения даст это ощущение чужого, чуждого, второсортного?); конечно, понятие "Малороссии" гораздо шире и в географическом и в этническом смысле. Мне были важны мысли Сперанского о языке.
"Чего в педагогическом отношении стоит такая школа, где с первых же шагов обучения родной язык детей заменяется чужим, - это картинно изобразил тот же Ушинский, взяв для примера украинскую школу с преподаваниема на великорусском языке. Какое впечатление производит она на малороссийское дитя, "когда оно начинает посещать это странное место, в котором одном только в целом селе говорят на непонятном языке?" "Дитя, не слыхавшее дома ни одного великоросского слова, начинают в школе с первого же дня ломать на великорусский лад, и добро бы ещё на чисто великорусский, а то на тот отвратительный жаргон, который вырабатывается у малообразованного малоросса при старании говорить по-великорусски. Такая школа с первого же дня и весьма неласково напомнит ребенку, что он не дома, и без сомнения покажется ему букой. Если такая школа не пустит корней в народную жизнь и не принесет для неё полезных плодов, то чему же здесь удивляться? Иначе и быть не может. Такая школа, во-первых, гораздо ниже народа: что же значит она со своей сотней плохо заученных слов перед той бесконечно глубокой, живой и полной речью, которую выработал и выстрадал себе народ в продолжении тысячелетия; во-вторых, такая школа бессильна, потому что не строит развития дитяти на единственно плодотворной душевной почве, - на народной речи и на отразившемся в ней народной чувстве; в-третьих, наконец, такая школа бесполезна: ребенок не только входит в неё из сферы совершенно ей чуждой, но и выходит из неё в ту же чуждую ей сферу...
...
Что же сделала школа? Хуже, чем ничего. Она на несколько лет задержала естественное развитие дитяти; остается, правда, грамотность, или, лучше сказать, полуграмотность, - и то не всегда, - и может пригодиться к тому, чтобы на полурусском наречии написать какую-нибудь ябеду; душу же человека такая школа не развивает, а портит".
"Ушинский мягко говорит: "Такая школа с первого же дня и весьма неласково напоминает ребенку, что он не дома". За мягкой формой скрываются известные жестокие картины школьного тиранства, чтобы приучить ребенка к занятиям, которые не могут находить никакого отклика в его душе, - против которых вся его природа законно протестует. И далее, во что обращается при такой постановке дела сословие учителей? Как извращаются принципы его подбора? Учить детей идёт тот, кто их любит. Мучить детей дает своё согласие только тот, в ком нет никаких педагогических задатков. А тут ещё - стремление проводить в учителя для инородцев как можно больше великоруссов. В каких же представителях знакомятся инородцы с "державной народностью"? Не цвет свой высылает она, конечно, на ту педагогическую каторгу, которой является работа в поставленной на такие превратные основания инородческой народной школе. Так пресловутая ассимиляция через школу на деле только сеет и взращивает семена междуплеменной злобы и раздора. Злоба эта переходит у инородцев и на государственный язык, которым наша политика бьёт их словно палкой, и созданная для его триуфма школа лишь тормозит свободное его распространение, парализуя чувством обиды его огромную естественную притягательную силу..."
Итак, что есть в Белинке и однажды станет доступно публике. В алфавитном каталоге книг Сперанского я не нашёл, только в тематическом (систематическом), ящик № 37 - История педагогики и народного образования:
В Научной педагогической библиотеке им.Ушинского - ничего.
В Ленинке:
А далее от Сперанского сделаем шаг к Библиотеке профессора Жураковского. Советские историки педагогики забыли имя Сперанского, но многие идеи по методологии истории педагогики Жураковским были заимствованы у Николая Сперанского, к чему мы ещё вернёмся.
Примечания.
Очень скупые сведения, собираю из разных источников:
Сперанский, Николай Васильевич
филолог. Сын протоиерея, брат профессора московского университета; род. в 1861 г., учился в 5-й московской гимназии и на филологическом факультете московского университета, где окончил курс в 1883 г. со степенью кандидата. Напечатал ряд работ по истории европейской школы; главные из них: "Очерки по истории народной школы в Западной Европе" (М., 1898), "Очерк истории средней школы в Германии" (М., 1898). Кроме того, С. помещал статьи в "Мире Божием", "Вестнике Воспитания", "Образовании", "Русских Ведомостях" и др.
Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона. - С.-Пб.: Брокгауз-Ефрон. 1890-1907.
СПЕРАНСКИЙ Николай Васильевич (1861, Москва - 1923). Ученый-филолог, историк, преподаватель. Окончил филологический факультет Московского университета. Кандидат историко-филологических наук. Опубликовал ряд работ по истории развития западно-европейской школы, печатался в «Вестнике воспитания», журнале «Образование», газете «Русские ведомости» и др. Занимался также историей публичного (всеобщего) образования во Франции. Научные изыскания продолжил в Париже. Преподавал в Школе восточных языков с 1893 по 1895 и с 1901 по 1902. Перевел с французского языка «Études sur l’histoire de Prusse de Е. Lavisse» («Очерк об истории Пруссии») (1896), участвовал в подготовке «Manuel pour l’étude de la langue» («Учебника по изучению языка»). - Дом-музей Марины Цветаевой.
Электронная библиотека Республики Карелия: Сперанский Николай Васильевич. Ведьмы и ведовство. Фотокопия страниц. 1906. (необходима регистрация)
Но самое интересное и вдохновляющее, что оправдывает мои неловкие полуслепые поиски неизвестно чего, это:
"Альфонс Леонович и Лидия Алексеевна (речь идёт о Шанявских - Р.Б.) дома обсуждают проекты лишь с самыми близкими друзьями - братьями М.В. и С.В. Сабашниковыми, Н.В. Сперанским и профессором В.К. Ротом. Обсуждается в основном идея создания в России открытого университета, аналогичного открытой для всех «Высшей русской школы общественных наук» М.М. Ковалевского в Париже. Можно предполагать особую роль в этих обсуждениях крупнейшего специалиста в истории народного образования, замечательного педагога и друга Сабашниковых Николая Васильевича Сперанского, бывшего когда-то домашним учителем братьев..." - Глава 5. Генерал Альфонс Леонович Шанявский (1837-1905). Братья Михаил Васильевич (1871-1943) и Сергей Васильевич (1873-1909) Сабашниковы. - С.Э. Шноль.
Альфонс Леонович Шанявский (9 (21) февраля 1837 - 7 (20) ноября 1905) - российский офицер польского происхождения, генерал-майор, золотопромышленник, меценат. На средства Шанявского и его жены, Лидии Алексеевны Родственной, основан Московский городской народный университет имени А.Л. Шанявского, действовавший в 1908-1920.
Шляхетский род Шанявских происходит из местечка Шанявы б. Седлецкой губернии Царства Польского.
Родился 9 февраля 1837 г. в Царстве Польском в Седлецкой губ., где находилось родовое имение Шанявских «Шанявы». Для первоначального образования он был помещён в коллегию, устроенную одним из его предков, архиепископом Шанявским, для 10 мальчиков из семейств, имеющих герб «Юноша Шанявских». Но в скором времени вышло предписание императора Николая Павловича взять из каждой польской семьи по мальчику и увезти в Россию для образования. В возрасте семи лет вывезен в Россию, где обучался в Тульском кадетском корпусе, затем в кадетских корпусах Орла и Санкт-Петербурга. Это было в высшей степени замечательное заведение, где к детям относились ласково, их любили и серьёзно занимались их образованием. Шанявский вспоминал свое детство в Тульском корпусе, его директора и особенно учителя русского языка. «Там, - говаривал он, - меня с ранних лет научили любить многое русское»[1].
Служил в лейб-гвардии Егерском полку, окончил Академию Генерального штаба, однако из-за обострения туберкулёза покинул Петербург и примкнул к дальневосточной экспедиции М. Н. Муравьёва-Амурского. После почти десяти лет службы в Сибири и на Дальнем Востоке, вышел в отставку в генеральском звании в возрасте 38 лет. В 1872 году женился на Лидии Алексеевне (предположительно, она была на несколько лет моложе, точных сведений о годе рождения нет, умерла в 1921).
Вскоре, получив известие об открытии золотых жил на Амуре, вновь выехал на Дальний Восток, и провёл там три года, организуя частные золотые прииски. Шанявский вернулся богачом и поселился в Москве, будучи принят в состав московского дворянства в 1882.
В 1894 году пожертвовал 120000 рублей на обустройство Женского медицинского института - преемника разогнанных Женских врачебных курсов. Жертвовал на устройство гимназии в Благовещенске и других городах. «Главной его мечтой всегда было все свои средства оставить на такое высшее учреждение, где могли бы свободно, без требования аттестатов зрелости и пр. учиться и мужчины и женщины, и русские и нерусские, одним словом, все, кто учиться желает» (Л. А. Шанявская).
Перед самой смертью, в 1905, Шанявский профинансировал постройку Русско-Польской библиотеки в Москве и передал в управление Московской городской думе свои капиталы и собственный дом на Арбате с целью устройства народного университета, в который принимали всех желающих. Слушателями университета могли быть все желающие вне зависимости от пола, социального или материального положения, национальности и вероисповедания, политической благонадёжности, статуса предварительного образования и т. д. Для поступления студентам не требовалось предъявлять аттестата да и каких-либо ещё документов, но они не получали дипломов и не могли пользоваться правами студентов правительственных высших учебных заведений[2]. Это было место для получения знания, причем студент сам решал, какие именно лекции он хотел бы прослушать.
В 1908 г. в арбатском доме Шанявских (ул. Арбат, 4), такой университет был открыт благодаря энергии и упорству его жены Лидии Алексеевны Шанявской, лично участвовавшей в организации этого дела. Университет стал называться по имени своего создателя - Московский городской народный университет имени А.Л. Шанявского. В 1912 университет Шанявского переехал на Миусскую площадь, где для него было построено специальное здание. Московский городской народный университет просуществовал чуть более десяти лет, но оставил глубокий след в развитии образования в России. В нём преподавали такие известные учёные, как А. Кизеветтер, А. Чаянов, М. Богословский, Ю. Готье и многие другие. В университете учились С. Есенин, Н. Клюев, С. Клычков и другие.
После Октябрьской революции в 1917 г. все имущество вдовы Шанявского было национализировано, как и университет. В 1920 году академическое отделение университета было ликвидировано, а научно-популяризаторское - объединено с Коммунистическим университетом имени Я. М. Свердлова, который и занял здание на Миусской[3]. Затем там располагался его преемник - Высшая партийная школа. В настоящее время его занимает Российский государственный гуманитарный университет. Здание частично утратило первоначальный декор.
Правление Московского городского народного университета имени А. Л. Шанявского обратилось 27 апреля 1920 г. во Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов с просьбой о помощи вдове Альфонса Леоновича Шанявского Лидии Алексеевне Шанявской. Прошение возымело действие: Л. А. Шанявской и её секретарше Э. Р. Лауперт выделили паёк, они переехали в Москву. Вскоре, в 1921 г., Лидия Алексеевна Шанявская умерла и была похоронена в общей с мужем могиле в Алексеевском монастыре. Кладбище, как и сам монастырь, впоследствии были уничтожены[1].
Статья Ирины Сотниковой о Шанявских.
ЖУРАКОВСКИЙ Геннадий Евгеньевич
[23.8(4.9). 1894, Москва, - 10.3.1955, там же], историк педагогики, ч.-к. АПН РСФСР (1945), д-р пед. наук, проф. (1940). Окончил Киевский ун-т (1919). В 1918-20 руководил отделом дет. домов Губсоцвоса (Киев), в 1919-23 зав. дет. домом, преподавал вер. школе, в 1924-34 вёл науч.-пед. деятельность в вузах Киева. С 1934 в Москве, сотрудничал в Центр. доме худож. воспитания детей, ЦНИИ педагогики при ВКИПе (1935- 1937), преподавал в МОПИ (1937-41; 1948-54) и МГПИ им. Потёмкина (1941-48), зав. отделом заруб. педагогики НИИ теории и истории педагогики (1945-48).
Во 2-й пол. 20-х гг. работал над созданием 3-томного труда по всеобщей истории педагогики (от первобытного об-ва до современности) на основе классового подхода и анализа социально-экон. развития общества. Опубликовал только 1-ю ч. - «Очерки по истории педагогики в связи с историей классовой борьбы» (Др. Греция, Рим и эпоха эллинизма, 1926). Выпустил (1940) фундаментальное систематич. исследование «Очерки по истории античной педагогики», где использовал многочисл. источники. Проблемам истории отеч. школы и педагогики посвятил работы о малоизученных вопросах крестьянского образования в России и материалах Уложенной комиссии (2-й пол. 18 в.), очерки по истории обществ.-пед. движения в России 60-х гг. 19 в. (просветит. деятельность полтавской интеллигенции и возникновение в Киеве первых воскресных школ). Для творчества Ж. характерно отражение труда рядовых педагогов. Большое значение он придавал гуманистич. идеям Н. И. Пирогова, рассмотрев их на фоне мирового ист.-пед. процесса.
Показал теснейшую связь развития школы и педагогики России и Зап. Европы. Предложил метод и критерии прогресса в истории педагогики, а также способ синхронности изучения материалов по истории заруб. и отеч. педагогики. Акцентируя самостоят. характер истории педагогики по отношению к истории др. наук, подчёркивал важность системного подхода. Разработал методику преподавания истории педагогики, в к-рой лекционные занятия концентрировали внимание на узловых темах и сочетались с самостоят. изучением студентами части материала. (Все эти идеи содержатся в работах Н.В.Сперанского, чьи книги были в библиотеке профессора - Р.Б.)
Подготовил пособие «Настольный атлас по теории и истории педагогики» (не опубл.), учитывающее связь истории педагогики с историей культуры, лит-ры и иск-ва и позволяющие проводить сравнит.-сопоставит, анализ пед. явлений (св. 600 таблиц иллюстративного и лит. материала), и труды: «История пед. идей в связи с историей нач. и ср. школы», «Просветит. деятельность Парижской Коммуны», «Теория и практика худож. воспитания», материал по истории педагогики средневековья и Возрождения и др.
Всесторонне изучая воспитат. систему А. С. Макаренко, в т. ч. уникальные архивные материалы и воспоминания, прокомментировал его принципиальные положения о связи между целями воспитания и др. пед. понятиями; пед. таланте, мастерстве и технике; роли эмоционального начала; соотношении индивидуального и параллельного действия; значении игры и эстетич. воспитания; теорию дет. коллектива и др. Все эти проблемы рассматривал на примере конкретных ситуаций и дел воспитанников Макаренко. Исследование Ж., несмотря на незавершённый характер, содержит целостное представление о творчестве Макаренко.
Соч.: Нек-рые вопросы преподавания истории педагогики, СП, 1943, № 11 - 12; Проблема гуманизма и общего образования в пед. системе Н. И. Пирогова, ИАПН РСФСР, 1946, в. 5; О развитии истории педагогики как науки и уч. предмета, СП, 1948, № 5; Пед. идеи А. С. Макаренко, М., 1963; Из истории просвещения в дореволюц. России. [Сб. ст.], М., 1978.
Лит.: Бершадская Д. С., Г. Е. Жураковский, СП, 1975, №2.
М. В. Богуславский.
Российская педагогическая энциклопедия. - М: «Большая Российская Энциклопедия». Под ред. В. Г. Панова. 1993.
И возвращаясь к Камышловской земской библиотеке.
Вот коллекция книг:
https://www.flickr.com/photos/128303995@N04/collections/72157648101901469/
На книгах с 1898 года по 1908 - овальной формы штамп, на книге 1914 - прямоугольной, что ни о чём пока не говорит.
Официально библиотека открыта в 1908 году. Одним словом, много вопросов, ибо на сайте библиотеки ни на один из интересующих нас вопросов мы не найдём даже намёка на возможные ответы. Но кое-что и весьма небезынтересное мы найдём в статье Елены Флягиной "Господину Простосердову от всего сердца".
Я разместил в своём журнале эту статью, кое-что подчеркнув.