Александр Федорович Грошев
Когда-то в уже далеких восьмидесятых мой прадед проснулся столетним старцем, выпил сто граммов водки - за каждый год вековой жизни, вышел во двор и наколол дров, затем равнодушно выслушал поздравления полуспившихся односельчан, а к вечеру лег на печь, проспал целые сутки и еще через день умер спокойно и даже как-то рассеянно.
Один из его шестерых сыновей, мой дед, в 1942 году подался добровольцем на фронт; получая паспорт, он приписал себе год - иначе не хватало до восемнадцати.
Дальше был Сталинград, была Курская битва, был путь от Волги до Эстонии, откуда родом другой мой дед (но это совсем другая история), более десятка медалей и орден, которые хранятся в старом советском пакетике из-под молока, ставшем своего рода реликвией.
Дальше было училище в только-только освобожденном Ленинграде; дед был чертовски красив, высокий, кудрявый, улыбчивый - с бабушкой они познакомились в то время и прожили вместе около шестидесяти лет. Глядя на черно-белые фотографии молодых, я радуюсь за деда: ах какая бабушка!
Дед потерял почти все волосы за одну ночь, схватив критическую дозу радиации на полигоне в Семипалатинске, где он служил с самого первого испытания атомной бомбы до фактического прекращения экспериментов в тех краях. Бабушка рассказывала, что в начале пятидесятых в военном городке людей сбивало с ног волной от взрывов бомб в степи в сотне километров от жилых домов.
Даже десять лет назад, когда деду было далеко за семьдесят, мамины подруги, познакомившись с ним, говорили: какой интересный пожилой мужчина! какая осанка! как он держится! Стариком его никто никогда не называл - я, по крайней мере, не припомню.
Завтра ему исполнится 85, или 86, если верить паспорту. Больше дюжины лет назад, купая меня в красном пластмассовом тазу, он сказал: я еще спляшу на твоей свадьбе. Полковники словами не разбрасываются.
Один из его шестерых сыновей, мой дед, в 1942 году подался добровольцем на фронт; получая паспорт, он приписал себе год - иначе не хватало до восемнадцати.
Дальше был Сталинград, была Курская битва, был путь от Волги до Эстонии, откуда родом другой мой дед (но это совсем другая история), более десятка медалей и орден, которые хранятся в старом советском пакетике из-под молока, ставшем своего рода реликвией.
Дальше было училище в только-только освобожденном Ленинграде; дед был чертовски красив, высокий, кудрявый, улыбчивый - с бабушкой они познакомились в то время и прожили вместе около шестидесяти лет. Глядя на черно-белые фотографии молодых, я радуюсь за деда: ах какая бабушка!
Дед потерял почти все волосы за одну ночь, схватив критическую дозу радиации на полигоне в Семипалатинске, где он служил с самого первого испытания атомной бомбы до фактического прекращения экспериментов в тех краях. Бабушка рассказывала, что в начале пятидесятых в военном городке людей сбивало с ног волной от взрывов бомб в степи в сотне километров от жилых домов.
Даже десять лет назад, когда деду было далеко за семьдесят, мамины подруги, познакомившись с ним, говорили: какой интересный пожилой мужчина! какая осанка! как он держится! Стариком его никто никогда не называл - я, по крайней мере, не припомню.
Завтра ему исполнится 85, или 86, если верить паспорту. Больше дюжины лет назад, купая меня в красном пластмассовом тазу, он сказал: я еще спляшу на твоей свадьбе. Полковники словами не разбрасываются.