Ленин и Сестра Милосердия
...В комсомол я вступил случайно, и, можно сказать, исключительно из карьерных соображений, да. Не побоюсь в этом признаться. Я уже писал об этом, в принципе, но напомню, как дело было, вкратце:
…У меня был жуткий конфликт с училкой по русскому и литературе, махровой коммунисткой, членом партии с 1952 года, адской старухой, которая помнила первых пионеров, боготворила Сталина, несмотря на то, что он пересажал всю ее семью (родителей и старшую сестру), которых она больше никогда так и не увидела… Ладно, дело прошлое.
…Почему-то к полугодию меня сильно стали парить оценки. Не помню уже, почему. А по своим предметам эта коза, погоняла у которой была, между прочим - Матрас (за характерный костюмчик в мелкую полоску, который она не снимала и не меняла никогда) - регулярно занижала мне оценки. Ну, я и придумал оригинальный схематоз, как вырулить из этой ситуации при прочих равных, без единой потери для себя.
В комсомол в 86-87 годах вступали, надо сказать, вяло: сказались уже горбачевские веяния, гласность и вся хуйня. Местный райком активно агитировал за это дело, но вводить обязаловку не решались: подчеркивалось, что решение сие - сугубо добровольное, осознанный выбор, ага. По тогдашним правилам, требовалась для вступления рекомендация: либо двух комсомольцев (с каким-то там стажем), либо - одного коммуниста. Ну, думаю, вы уже догадались о сути моей схемы…
…Да. Нацепив на морду лица выражение Сережи Тюленина из «Молодой гвардии» - ну, таким, насколько я его себе представлял - вдохновенным и пламенным, я поперся к Матрасу с бумажками. Так и так, мол, Матрас, тьфу - Зоя Ивановна! Дайте мне рекомендацию, хуе-мое, хочу мол, быть активным членом общества и строить коммунизм, и все такое, короче.
Как и предполагалось, старушка растрогалась, наговорила кучу приличествующей случаю слезливой хуйни, главным тезисом которой было, что, мол, она никогда не сомневалась, что под маской распиздяя и хулигана живет чистый, честный и искренний хороший мальчик (это я, стало быть!). Напоследок даже приобняла меня своей костлявой рукой в неизменном полосатом пиджаке. Рекомендацию, разумеется, дала.
…Месяца два мы «дружили», а спалился я по глупости: мы какую-то пакость замутили в классе, я на шухере стоял, и - проебланил: слишком поздно заметил Матраса, подходящую к классу. Желая любой ценой спасти корешей, я влетел в класс с криком: Шубись, ребза, Матрас идет!! - а она, сучка проворная, уже за моей спиной стояла…
…Ну, ессно, меня во всех грехах и обвинили. И в пакости, в которой я лишь очень пассивно участвовал, и в обманным путем полученной рекомендации, вобщем - дружба врозь.
…Так, бесполезно, в итоге, я остался комсомольцем…
Потом кончился очередной класс, и я перешел в другую школу.
В этой школе комсомольская организация оказалась удивительно активна для тех лет. Верховодила симпатичная блондинка Маша Петрова, с большими стоячими сиськами и узкой талией. Смотреть на председательшу комитета комсомола школы было одно удовольствие, поэтому мы радостно засиживались после уроков на заседаниях оного комитета.
Увы! Достоинства никогда не даются без недостатков. Маша, при таких выдающихся внешних данных была удручающе тупа. Однако коллективный разум позволял скрывать этот недостаток, размазывая его до незначительности на весь комитет (который, к слову, состоял далее из одних пацанов!)
Чо мы только там не делали. Создавали какие-то отряды «макаровцев», чтоб… охранять цветы в лестничных пролетах от посягательств всяких ебланов. Ой, вобщем, столько плюх мочили - пиздец просто. Креатив пер.
А в тот год (судя по всему, это был 1987) 7 ноября был большим праздником - юбилеем. Разумеется, нельзя было чего-то не придумать. Первая идея принадлежала Маше: захуярить на четвертом этаже в вестибюле эпическое ниибаца панно во всю стену, посвященное тем незабвенным событиям. Причем - скинуться деньгами, и - заказать профессиональному художнику! Райком поможет, чо!
Помечтали… Художника найти так и не удалось, денег было - пять рублей 86 копеек, райком помогать ничем не собирался, и в итоге - идея заглохла.
Вторая идея принадлежала кому-то из присутствующих. Вот ее суть: найти старушку, живую поныне участницу тех событий, и - притащить ее на праздник, пусть расскажет, как шла в атаку на Зимний.
А почему именно старушку, спросите вы, а не - старика?! Да потому, что ваш покорный слуга охолонул пыл «розыскников», напомнив им, что в силу некоторых событий 20 века убыль мужской части населения одной шестой части суши превышала все допустимые пределы и лимиты, поэтому радуйтесь, если хотя бы старушку удастся отыскать!
…Честно говоря, я и насчет старушки сильно сомневался: не, ну найти бабулю, которая жила в то время, теоретически, конечно, возможно, но вот чтоб оная бабуля Зимний штурмовала, или там хоть какое-то участие в тех событиях принимала - это, сцуко, маловероятно, особенно если вспомнить, что и вообще-то те события имели не слишком большую численность участников. Однако сама затея обещала интересное времяпрепровождение, и я - активно подключился.
…Как не странно, бредовую идею поддержали в райкоме. Они связались с собесами, и в конце концов предоставили нам «мечту тимуровца» (и квартирного мошенника) - список старух с адресами, подходящих по возрасту к нашим требованиям.
Кстати, в долгих спорах были установлены следующие критерии:
…нам нужны были бабки и дедки, родившиеся не позже 1910 года (решили, что в семь лет уже соображает ребенок, если вдруг Ленина видел, или там - Бонч-Бруевича какого - будет столь потрясен этой херней, что запомнит и расскажет, хе-хе)
…которые имеют местом рождения - Ленинград (Санкт-Петербург, Петроград) и - окрестности. Здесь логика понятна, хоть и спорна.
Все.
Первоначальный список, выданный нам райкомом по этим критериям, насчитывал… восемь имен. Как я и предполагал, дедов в списке не оказалось…
…Первая, как щас помню, была аж 1892 года рождения, т.е. на момент происходящего бабке было 95 лет!! Остальные были не сильно моложе…
…Потопали по адресам, хуле.
К первой, «долгожительнице», как мы ее про себя обозвали (самой старшей) визит закончился полным фиаско: старушка была полупарализована, жила в ужасных условиях с пьяницами-соседями, в полусгнившем бараке. Не вставала, и «ловила чертей» - была в маразме, никого не узнавая и не признавая. Ни о каком рассказе о временах оных, и приглашении в школу не могло быть и речи!
…Подавленные увиденным, пошли по другому адресу, обладательница которого была на восемь лет моложе, родившись на рубеже веков - в 1900 году…
…Опрятная маленькая квартирка, все - чистенько, чистенькая румяная бабулька, эдакая классическая Бабушка, прямо таки. Напоила нас чаем, накормила какими-то булками до отвращения к себе. Много вспоминала про войну, про то, как строились Мытищи, и как однажды в этот дом попала зажигательная бомба. Смеясь, рассказывала, что, пожалуй, эта «зажигалка» была чуть ли не единственной бомбой, которую леший занес на Мытищи, во всяком случае, она не помнит более жестких бомбежек.
Увы, про революцию бабуля не могла сказать ничего, ибо в тот год, 17-летняя, со своим женихом, офицером царской армии, гостила в Кисловодске, у каких-то там родственников, и, в том числе - из-за означенных событий, прожила там целых три года. Ни Ленина, ни Сталина, ни даже какого-нить Бонч-Бруевича она не видала. И не слыхала о них (в те времена). А вот, кстати, Троцкого - видела, да! Когда ехала домой, угодила на митинг, не то в Царицыне, не то еще где, где глава Реввоенсовета толкал речь перед красными солдатами. Помнит, что очень удивило лицо - маленький еврейский мальчик из местечка, говорит картаво, сипло… Он ей сильно не понравился!
Нам Троцкий тоже не понравился. Не то, чтоб мы что-то против него имели, но во вдолбленном нам варианте истории Троцкий навсегда остался «политической проституткой», как пригвоздил соратника однажды наш непогрешимый вождь. Выражение «пиздит, как Троцкий» тоже никто не отменял - оно въелось в наши мозги, и, конечно, рассказывать на n-летии октября про Троцкого - это нонсенс, однозначно!
Ушли, поблагодарив за чай. Немного приободренные успехом - хоть что-то!
…Однако еще пять адресов из списка нас разочаровали. Нет, такого ужаса, как в первом случае, мы больше не встречали (хотя бытовые условия большинства бабок нельзя было назвать комфортными), но дело не в этом, а в том, что все эти петербуржки ни фига не были в момент событий в городе на Неве! Вот словно спецом прям всех куда-то понесла нелегкая в 17-ом году! Одна, помню, уехала в Баден-Баден, на воды, летом 17 года, и прожила там аж до 1934 года! Потом вдруг надумала вернуться, о чем здорово пожалела: приняли с распростертыми объятиями, вернулась в родной город, а в 1935 году попала в «кировский поток»… Ей до сих пор обидно: она сторонилась политики, и, в принципе, понятия не имела, кто такой этот - Киров. Тем более, что вернулась она под самый новый год, с 34 на 35-ый, а Кирова убили раньше… Следак не принял алиби - из-за рубежа координировала, сука, подстилка белогвардейская! Подводили под шлепку, однако бабка знала языки, может быть, это и спасло: влупили червонец - мягчайший приговор, по тем временам. Правда, потом, в 1942, за то же самое знание немецких языков, прямо на зоне, вломили еще червонец. Как шпионке. Ей еще повезло (сама так и говорила) - очень быстро из общего лагеря оказалась на шарашке, где переводила какую-то документацию по военной технике, а там - можно жить, не бьют почти, и - кормят. И люди вокруг - интеллигентные… Там и познакомилась со своим мужем будущим…
…Вышла на свободу только в 1955-ом, отсидев практически полную банку. Как навесили. Плюс еще сохранялось поражение в правах. Пока оформляли реабилитацию - поселилась в Подмосковье, в Талдоме. Потом, потихонечку, подтянулась до Мытищ. Работала, пока здоровье позволяло. Учителем в школе даже преподавала одно время, но - не понравилось: терпеть не может советскую власть. Вот прямо так и сказала (мы аж рты пораскрывали от такого откровенного заявления)! А в школе постоянно приходилось что-то блажать на эту тему…
М-да… Общение с бабкой было хоть и чрезвычайно интересно и познавательно, но для рассказа о революции на школьном утреннике она, прямо скажем, не годилась! ))
Кстати, и остальные бабки тоже, в целом, без пламени в груди говорили о событиях тех лет. Но у абсолютного большинства все затмевали воспоминания о горечи Войны, поскольку именно на Войне они потеряли мужей, сыновей, братьев, сестер… И ужас этой утраты, тяжесть этой раны до сих пор затмевала все. О революции и том периоде истории вспоминали, в основном, сравнительно. С той же Войной: мол, голодно было, во время гражданской. Но не так голодно, как тогда, в 1941-1945-ом… Ну и так далее - на уровне бытовых подробностей.
…Одна в тридцатых годах видела Калинина: «да чо сказать-то? Поганка какая-то, мелкий мужичок, никакой. Бородка козлиная, и - смеется, смеется все, дребезжаще так… Не, более ничего вспомнить не могу. Нам говорили, что он какой-то важный… этот… староста, кажись!» - сама бабка при этом была дородна и крупна: чувствовалось, что по молодости лет знала она толк в мужиках, и формы имела, видать, привлекательные! Об этом свидетельствовали и пожелтевшие фотографии на стенах…
…На последний адрес мы приперлись поздно, по тем временам - почти в девять вечера. Честно говоря, даже долго спорили, идти, или - хватит уже на сегодня. Но решили, все-таки, сходить.
…Дверь открыла сухонькая старушонка с очень строгим взглядом. Мы сбивчиво объяснили цель визита…
- Ишь… засуетились, пионэ-эры! - без тени одобрения протянула она. Но в квартиру пропустила…
…Войдя вслед за ней в комнату, я испытал культурный шок! Дело в том, что почти вся стена комнаты была увешана фотографиями! Само по себе - ничего необычного, но вот изображенный на фотографиях меня поверг во временный паралич…
…На фотографиях был… Ленин. Но таких фотографий вождя я не видел больше никогда и нигде, ни в каких архивах: здесь Ленин был заснят в один из самых трагических периодов своей жизни: в последние год - полтора, когда он, пардон, был как баклажан уже, в смысле интеллекта.
…И фотографии, по сюжету, отличались от любых официозных: вот Ленина осматривают врачи, в белых халатах, а вождь улыбается бессмысленной улыбкой. Вот Ленин сидит на каком-то подобии табурета, и тычет пальцем в пустоту, продолжая улыбаться столь же бессмысленно и жутко. И так далее. Везде - в пижаме, или в каком-то подобии халата… Иногда - в инвалидной коляске, иногда - вообще в постели… Жуть какая-то.
Боясь поверить в удачу, я незаметно толкнул товарища, с которым мы пришли к старушке: похоже, мы нашли то, что искали!
…Бабка, тем временем, нацепила старомодные очки (мать моя, да это же - пенсне!), и, увидев, что я залип на фотографиях, обратилась ко мне грубовато-насмешливо, даже как-то вульгарно:
- Что смотришь?! Знакомого, чтоль, увидел?!
- Да… Это - Ленин?
- Это - Владимир Ильич Ульянов-Ленин, молодой человек! - назидательно, с нажимом на каждом слове имени, произнесла она.
- А вы его знали? При жизни? - я глянул в наш список - 1902 год рождения…
- Уж получше, чем тебя… - проскрипела бабка нехотя…
Тут неуместно подал голос мой приятель: - А может, вы и Крупскую знали?! - бабке, похоже, в его голосе послышалось недоверие:
- Надюшу-то? Конечно, знала… - она встала, быстро подошла к одной фотографии (групповое фото, на переднем плане - вождь, в кресле-каталке, сзади - Крупская, какой-то мужчина со старомодными усиками, две женщины в платках. Взгляд вождя по-прежнему бессмысленен и даже испуган, но лицо - серьезно) - вот она… Наденька… а вот - я… - она указала на молоденькую девушку в платке.
Ну, нифига себе!! Я пнул Витьку незаметно, чтоб он больше не вмешивался в разговор со своими глупостями, и, придав своему голосу максимум просительности, почти умоляюще, - попросил:
- Может быть, расскажете нам о Владимире Ильиче?
Старушка пожевала губами, прошла вглубь комнаты, села на стул у круглого стола, нам указала на топчан: - Садитесь, чего стоите… раз уж пришли… - сняла пенсне, пошевелила привычно кожей переносицы, будто разминая ее, прислушалась еще раз к внутреннему голосу, и - словно подобрела немножко, видя мой подобострастный и искренне заинтересованный вид…
- Что вам рассказать-то? - спросила небрежно. - Я ведь девчонкой еще в Горки поступила. Сестрой милосердия была. Только-только в Москву перевезли нас всех - женский батальон…
- Батальон?
- Ну да… Мода была такая, все формирования по-военному называть. Я ведь в Царском Селе училась, на сестру милосердия… В 1916 году пошла. И царя мы видели - почти каждую неделю… И Александру Федоровну… Царствие ей небесное - добрая была женщина…
Мой приятель выразительно посмотрел на меня - рассказ про революцию, с его точки зрения, опять обломился. Но я столь же выразительно показал ему кулак, незаметно для старушки. Мысленно подумал, что если щас пасть откроет хоть на секунду - отвешу ему оплеуху, чтоб вообще не очухался, до завтра!
- …А в 21-ом году нас в Москву всех и отправили. Подучили еще маленько, и - попала я в Горки… - она замолчала надолго, словно вспоминая какие-то важные детали. Я ждал, сколько смог выдержать, и все ж решился помочь:
- А Владимира Ильича вы когда первый раз увидели? - бабка посмотрела на меня неодобрительно: я нагло нарушал течение реки времени в ее воспоминаниях…
- Сначала Надюша приехала… Мы ведь вообще ничего не знали: говорили, что тут будет санаторий, для про-ле-та-ри-ата! - она так и сказала: тщательно, по складам, будто слово для нее до сих пор - незнакомо и трудно запоминаемо. - Приехала, посмотрела все, ей - понравилось. Я только после узнала, что Владимир Ильич и раньше здесь отдыхал - думала, в первый раз он приезжает…
- Болел он очень тяжко. Боли были сильные, головные. Очень страдал. Я в качестве ночной сиделки была, так он иногда на постели сядет, и скулит, и плачет, как ребенок маленький… Подойдешь к нему, погладишь, уложишь, - ему легче становится… - при этих воспоминаниях глаза старушки увлажнились, она зашмыгала носом: чувствовалось, что к своему пациенту относилась она очень трепетно…
- Но болезнь свое брала - страшная зараза какая-то, говорят - наследное… Профессора немецкие к нам в Горки по пять человек приезжали, а никто диагноз не мог поставить… - раздумчиво сообщила нам старушка, опять - после долгой паузы. - Надюша изводилась вся, особенно когда у него приступы были… Я, бывало, ей пепельницу в комнату несу…
- Пепельницу?! А разве Надежда Константиновна курила? - перебил я, и - осекся, натолкнувшись на старухин суровый взгляд:
- Курила Мария Ильинична, сестра Владимира Ильича, молодой человек! Не перебивайте, пожалуйста. - сурово сказала она.
- Ленин не выносил табачного дыма… Поэтому Марии Ильиничне в ночное время разрешалось курить только в комнате Надюши, она спокойно относилась к табаку. Я периодически носила им пепельницу, а то они забывали менять… - чуть смягчившись, пояснила старушка. - и вот несу им пепельницу - а она вся зареванная сидит, в ночной рубахе, волосы распущены… И - плачет, плачет… А бывало - радуется, это когда Владимир Ильич слово какое целиком сказал, осмысленно, или посмотрел по-особому… да…
- А в 22-ом году я впервые Иосифа увидела… познакомилась, да… красивый был грузин… хоть и маленький… приставал ко мне - любвеобильный, черт! - от проносящихся в ее голове воспоминаний старушка словно молодела: появился блеск в глазах, губа, когда говорила о Сталине, так забавно-презрительно оттопырилась, как у молодой девчушки! Я невольно взглянул на фотографию - да, в принципе, ее можно назвать миловидной… Возможно, она даже была весьма привлекательной, по своему…
- Но черт его знает, что у него в голове… Надюша его боялась сильно… Мне предлагал в секретариате у него работать, да… Но - злой, очень злой человек - это все чувствовали… Я отказала ему тогда, а он говорит: Еще пожалээш! - она так смешно подделала грузинский акцент, что я невольно прыснул в кулак, и сразу же - получил суровый взгляд: видимо, бабка любую неформальную реакцию расценивала, как недоверие к ее словам. Встала, стремительно прошла по комнате, подошла к фотографии в дальнем углу: - Вот он… - с фотографии на нас смотрело с хитрой улыбкой лицо молодцеватого грузинского усача во френче. На фото он был один. В принципе, действительно - красивый… По-крайней мере - интересный мужчина, можно так сказать…
- Владимир Ильич очень тяжело умирал… Последние дни - почти не вставал… Никого не узнавал, а то - ругался вдруг очень сильно, бранными словами… Да слоги - путал… Надюша чуть с ума не сошла: все видели, какие чудовищные боли мучают его… Она даже хотела яд ему дать, со мной советовалась, будто бы - он просил ее… Когда еще светлый был… Но он так и отмучился - прямо почти у меня на руках… Вышла с уткой, вернулась - а он уж не дышит. Только рука чуть вверх застыла… И лицо такое, страшное… - бабка зажмурила глаза, видимо, воспоминания о гримасе смерти вождя были до сих пор - ужасны…
- …После похорон нас всех - разогнали… Иосиф распорядился, меня в санаторий «Красные сосны» откомандировали… Я потом, лет через десять только, в тридцатых уже, в Мавзолей пришла - а он лежит там, как живой… Таким, каким я его и запомнила… Как он читать и писать учился… - и бабка смахнула слезу…
- Клавдия Ивановна, скажите, а вот Завещание Ленина - было?! - не, ну чо вы хотите? Молодой, глупый, неопытный - кто ж так ведет допрос ТАКОГО свидетеля?! Э-хе-хе… Отлуп получил мгновенно - чувствуется, что не я первый этот вопрос ей задаю:
- Не было никакого завещания!! - медленно и веско произнесла бабка, буровя меня пронзительным взглядом. - Выдумки все это! Всяких ваших этих… историков! НЕ БЫЛО! Не верьте всякой ерунде, пионэ-эры! - вновь презрительно протянула она…
Тут надо пояснить: про Завещание Ленина, якобы имевшее место быть, твердили тогда, во второй половине 80-х, со всех трибун и СМИ. Выдумывали нещадно: в основном, считалось, что вождь в том завещании раздал всем сестрам по серьгам, всем бойцам - по ушам - дал жутко уничижительные характеристики соратникам, и все такое. Однако умные люди уже тогда сомневались, что дошедшие до нас обрывки - действительно, подлинное завещание Ленина. Ибо в них нет никакого намека на план действий на ближайшую перспективу. Говоря проще: ну, хорошо, все - пидарасы. Дальше-то что?! Вот это самое «дальше» и отсутствовало. Было ли оно? Вопрос религиозный… Кто-то уверен, что было, и досталось Сталину. Кто-то считает, что не было, и - быть не могло…
…Приглашать бабку на утренник было как-то неуместно. Это мы как-то сразу с Витькой осознали: тот вообще не понял, по-моему, половины из нашей беседы. Я же осознавал, что бабка врядли согласится вещать перед большой аудиторией…
- Клавдия Ивановна, а можно - я еще зайду, по-позже? Поговорить? Я историей очень интересуюсь…
- Заходи, заходи, унучек! - заскрипела насмешливо бабка. - Чаю с плюшками не обещаю, а рассказать - расскажу, что вспомнится…
- Клавдия Ивановна, а эти фотографии - откуда они у вас?
Бабка удовлетворенно, словно ожидала этого вопроса с самого начала, не без гордости - ответила:
- А мне их Оцуп отдал. Я ему помогала, с рамок печатать. Вот он мне не получившиеся снимки и отдал… Сохрани, говорит - может, пригодятся. Профессионал был… да… Вот - храню…
* * *
Через месяца два я стоял у заветной двери, звонил, звонил… Открылась, в итоге, соседняя дверь: - Вам кого?!
- А Клавдия Ивановна вышла куда-то?!
- Клавдия Ивановна умерла… месяц назад уже… Вы ей кто будете-то? Там родственники ее, делают ремонт сейчас…
- … Ой, подождите! Скажите, там фотографий было много! Где они, не знаете?
- Каких фотографий?!
- Ну, в рамках, на стенах! Не видели - не выкидывали их?!
- Да Бог их знает, молодой человек! Люди молодые заехали, может, и выкинули… Да вы их дождитесь, и - спросите! Не знаю я…
* * *
Но больше, сколько я в эту квартиру не приходил - никого так и не застал…
…У меня был жуткий конфликт с училкой по русскому и литературе, махровой коммунисткой, членом партии с 1952 года, адской старухой, которая помнила первых пионеров, боготворила Сталина, несмотря на то, что он пересажал всю ее семью (родителей и старшую сестру), которых она больше никогда так и не увидела… Ладно, дело прошлое.
…Почему-то к полугодию меня сильно стали парить оценки. Не помню уже, почему. А по своим предметам эта коза, погоняла у которой была, между прочим - Матрас (за характерный костюмчик в мелкую полоску, который она не снимала и не меняла никогда) - регулярно занижала мне оценки. Ну, я и придумал оригинальный схематоз, как вырулить из этой ситуации при прочих равных, без единой потери для себя.
В комсомол в 86-87 годах вступали, надо сказать, вяло: сказались уже горбачевские веяния, гласность и вся хуйня. Местный райком активно агитировал за это дело, но вводить обязаловку не решались: подчеркивалось, что решение сие - сугубо добровольное, осознанный выбор, ага. По тогдашним правилам, требовалась для вступления рекомендация: либо двух комсомольцев (с каким-то там стажем), либо - одного коммуниста. Ну, думаю, вы уже догадались о сути моей схемы…
…Да. Нацепив на морду лица выражение Сережи Тюленина из «Молодой гвардии» - ну, таким, насколько я его себе представлял - вдохновенным и пламенным, я поперся к Матрасу с бумажками. Так и так, мол, Матрас, тьфу - Зоя Ивановна! Дайте мне рекомендацию, хуе-мое, хочу мол, быть активным членом общества и строить коммунизм, и все такое, короче.
Как и предполагалось, старушка растрогалась, наговорила кучу приличествующей случаю слезливой хуйни, главным тезисом которой было, что, мол, она никогда не сомневалась, что под маской распиздяя и хулигана живет чистый, честный и искренний хороший мальчик (это я, стало быть!). Напоследок даже приобняла меня своей костлявой рукой в неизменном полосатом пиджаке. Рекомендацию, разумеется, дала.
…Месяца два мы «дружили», а спалился я по глупости: мы какую-то пакость замутили в классе, я на шухере стоял, и - проебланил: слишком поздно заметил Матраса, подходящую к классу. Желая любой ценой спасти корешей, я влетел в класс с криком: Шубись, ребза, Матрас идет!! - а она, сучка проворная, уже за моей спиной стояла…
…Ну, ессно, меня во всех грехах и обвинили. И в пакости, в которой я лишь очень пассивно участвовал, и в обманным путем полученной рекомендации, вобщем - дружба врозь.
…Так, бесполезно, в итоге, я остался комсомольцем…
Потом кончился очередной класс, и я перешел в другую школу.
В этой школе комсомольская организация оказалась удивительно активна для тех лет. Верховодила симпатичная блондинка Маша Петрова, с большими стоячими сиськами и узкой талией. Смотреть на председательшу комитета комсомола школы было одно удовольствие, поэтому мы радостно засиживались после уроков на заседаниях оного комитета.
Увы! Достоинства никогда не даются без недостатков. Маша, при таких выдающихся внешних данных была удручающе тупа. Однако коллективный разум позволял скрывать этот недостаток, размазывая его до незначительности на весь комитет (который, к слову, состоял далее из одних пацанов!)
Чо мы только там не делали. Создавали какие-то отряды «макаровцев», чтоб… охранять цветы в лестничных пролетах от посягательств всяких ебланов. Ой, вобщем, столько плюх мочили - пиздец просто. Креатив пер.
А в тот год (судя по всему, это был 1987) 7 ноября был большим праздником - юбилеем. Разумеется, нельзя было чего-то не придумать. Первая идея принадлежала Маше: захуярить на четвертом этаже в вестибюле эпическое ниибаца панно во всю стену, посвященное тем незабвенным событиям. Причем - скинуться деньгами, и - заказать профессиональному художнику! Райком поможет, чо!
Помечтали… Художника найти так и не удалось, денег было - пять рублей 86 копеек, райком помогать ничем не собирался, и в итоге - идея заглохла.
Вторая идея принадлежала кому-то из присутствующих. Вот ее суть: найти старушку, живую поныне участницу тех событий, и - притащить ее на праздник, пусть расскажет, как шла в атаку на Зимний.
А почему именно старушку, спросите вы, а не - старика?! Да потому, что ваш покорный слуга охолонул пыл «розыскников», напомнив им, что в силу некоторых событий 20 века убыль мужской части населения одной шестой части суши превышала все допустимые пределы и лимиты, поэтому радуйтесь, если хотя бы старушку удастся отыскать!
…Честно говоря, я и насчет старушки сильно сомневался: не, ну найти бабулю, которая жила в то время, теоретически, конечно, возможно, но вот чтоб оная бабуля Зимний штурмовала, или там хоть какое-то участие в тех событиях принимала - это, сцуко, маловероятно, особенно если вспомнить, что и вообще-то те события имели не слишком большую численность участников. Однако сама затея обещала интересное времяпрепровождение, и я - активно подключился.
…Как не странно, бредовую идею поддержали в райкоме. Они связались с собесами, и в конце концов предоставили нам «мечту тимуровца» (и квартирного мошенника) - список старух с адресами, подходящих по возрасту к нашим требованиям.
Кстати, в долгих спорах были установлены следующие критерии:
…нам нужны были бабки и дедки, родившиеся не позже 1910 года (решили, что в семь лет уже соображает ребенок, если вдруг Ленина видел, или там - Бонч-Бруевича какого - будет столь потрясен этой херней, что запомнит и расскажет, хе-хе)
…которые имеют местом рождения - Ленинград (Санкт-Петербург, Петроград) и - окрестности. Здесь логика понятна, хоть и спорна.
Все.
Первоначальный список, выданный нам райкомом по этим критериям, насчитывал… восемь имен. Как я и предполагал, дедов в списке не оказалось…
…Первая, как щас помню, была аж 1892 года рождения, т.е. на момент происходящего бабке было 95 лет!! Остальные были не сильно моложе…
…Потопали по адресам, хуле.
К первой, «долгожительнице», как мы ее про себя обозвали (самой старшей) визит закончился полным фиаско: старушка была полупарализована, жила в ужасных условиях с пьяницами-соседями, в полусгнившем бараке. Не вставала, и «ловила чертей» - была в маразме, никого не узнавая и не признавая. Ни о каком рассказе о временах оных, и приглашении в школу не могло быть и речи!
…Подавленные увиденным, пошли по другому адресу, обладательница которого была на восемь лет моложе, родившись на рубеже веков - в 1900 году…
…Опрятная маленькая квартирка, все - чистенько, чистенькая румяная бабулька, эдакая классическая Бабушка, прямо таки. Напоила нас чаем, накормила какими-то булками до отвращения к себе. Много вспоминала про войну, про то, как строились Мытищи, и как однажды в этот дом попала зажигательная бомба. Смеясь, рассказывала, что, пожалуй, эта «зажигалка» была чуть ли не единственной бомбой, которую леший занес на Мытищи, во всяком случае, она не помнит более жестких бомбежек.
Увы, про революцию бабуля не могла сказать ничего, ибо в тот год, 17-летняя, со своим женихом, офицером царской армии, гостила в Кисловодске, у каких-то там родственников, и, в том числе - из-за означенных событий, прожила там целых три года. Ни Ленина, ни Сталина, ни даже какого-нить Бонч-Бруевича она не видала. И не слыхала о них (в те времена). А вот, кстати, Троцкого - видела, да! Когда ехала домой, угодила на митинг, не то в Царицыне, не то еще где, где глава Реввоенсовета толкал речь перед красными солдатами. Помнит, что очень удивило лицо - маленький еврейский мальчик из местечка, говорит картаво, сипло… Он ей сильно не понравился!
Нам Троцкий тоже не понравился. Не то, чтоб мы что-то против него имели, но во вдолбленном нам варианте истории Троцкий навсегда остался «политической проституткой», как пригвоздил соратника однажды наш непогрешимый вождь. Выражение «пиздит, как Троцкий» тоже никто не отменял - оно въелось в наши мозги, и, конечно, рассказывать на n-летии октября про Троцкого - это нонсенс, однозначно!
Ушли, поблагодарив за чай. Немного приободренные успехом - хоть что-то!
…Однако еще пять адресов из списка нас разочаровали. Нет, такого ужаса, как в первом случае, мы больше не встречали (хотя бытовые условия большинства бабок нельзя было назвать комфортными), но дело не в этом, а в том, что все эти петербуржки ни фига не были в момент событий в городе на Неве! Вот словно спецом прям всех куда-то понесла нелегкая в 17-ом году! Одна, помню, уехала в Баден-Баден, на воды, летом 17 года, и прожила там аж до 1934 года! Потом вдруг надумала вернуться, о чем здорово пожалела: приняли с распростертыми объятиями, вернулась в родной город, а в 1935 году попала в «кировский поток»… Ей до сих пор обидно: она сторонилась политики, и, в принципе, понятия не имела, кто такой этот - Киров. Тем более, что вернулась она под самый новый год, с 34 на 35-ый, а Кирова убили раньше… Следак не принял алиби - из-за рубежа координировала, сука, подстилка белогвардейская! Подводили под шлепку, однако бабка знала языки, может быть, это и спасло: влупили червонец - мягчайший приговор, по тем временам. Правда, потом, в 1942, за то же самое знание немецких языков, прямо на зоне, вломили еще червонец. Как шпионке. Ей еще повезло (сама так и говорила) - очень быстро из общего лагеря оказалась на шарашке, где переводила какую-то документацию по военной технике, а там - можно жить, не бьют почти, и - кормят. И люди вокруг - интеллигентные… Там и познакомилась со своим мужем будущим…
…Вышла на свободу только в 1955-ом, отсидев практически полную банку. Как навесили. Плюс еще сохранялось поражение в правах. Пока оформляли реабилитацию - поселилась в Подмосковье, в Талдоме. Потом, потихонечку, подтянулась до Мытищ. Работала, пока здоровье позволяло. Учителем в школе даже преподавала одно время, но - не понравилось: терпеть не может советскую власть. Вот прямо так и сказала (мы аж рты пораскрывали от такого откровенного заявления)! А в школе постоянно приходилось что-то блажать на эту тему…
М-да… Общение с бабкой было хоть и чрезвычайно интересно и познавательно, но для рассказа о революции на школьном утреннике она, прямо скажем, не годилась! ))
Кстати, и остальные бабки тоже, в целом, без пламени в груди говорили о событиях тех лет. Но у абсолютного большинства все затмевали воспоминания о горечи Войны, поскольку именно на Войне они потеряли мужей, сыновей, братьев, сестер… И ужас этой утраты, тяжесть этой раны до сих пор затмевала все. О революции и том периоде истории вспоминали, в основном, сравнительно. С той же Войной: мол, голодно было, во время гражданской. Но не так голодно, как тогда, в 1941-1945-ом… Ну и так далее - на уровне бытовых подробностей.
…Одна в тридцатых годах видела Калинина: «да чо сказать-то? Поганка какая-то, мелкий мужичок, никакой. Бородка козлиная, и - смеется, смеется все, дребезжаще так… Не, более ничего вспомнить не могу. Нам говорили, что он какой-то важный… этот… староста, кажись!» - сама бабка при этом была дородна и крупна: чувствовалось, что по молодости лет знала она толк в мужиках, и формы имела, видать, привлекательные! Об этом свидетельствовали и пожелтевшие фотографии на стенах…
…На последний адрес мы приперлись поздно, по тем временам - почти в девять вечера. Честно говоря, даже долго спорили, идти, или - хватит уже на сегодня. Но решили, все-таки, сходить.
…Дверь открыла сухонькая старушонка с очень строгим взглядом. Мы сбивчиво объяснили цель визита…
- Ишь… засуетились, пионэ-эры! - без тени одобрения протянула она. Но в квартиру пропустила…
…Войдя вслед за ней в комнату, я испытал культурный шок! Дело в том, что почти вся стена комнаты была увешана фотографиями! Само по себе - ничего необычного, но вот изображенный на фотографиях меня поверг во временный паралич…
…На фотографиях был… Ленин. Но таких фотографий вождя я не видел больше никогда и нигде, ни в каких архивах: здесь Ленин был заснят в один из самых трагических периодов своей жизни: в последние год - полтора, когда он, пардон, был как баклажан уже, в смысле интеллекта.
…И фотографии, по сюжету, отличались от любых официозных: вот Ленина осматривают врачи, в белых халатах, а вождь улыбается бессмысленной улыбкой. Вот Ленин сидит на каком-то подобии табурета, и тычет пальцем в пустоту, продолжая улыбаться столь же бессмысленно и жутко. И так далее. Везде - в пижаме, или в каком-то подобии халата… Иногда - в инвалидной коляске, иногда - вообще в постели… Жуть какая-то.
Боясь поверить в удачу, я незаметно толкнул товарища, с которым мы пришли к старушке: похоже, мы нашли то, что искали!
…Бабка, тем временем, нацепила старомодные очки (мать моя, да это же - пенсне!), и, увидев, что я залип на фотографиях, обратилась ко мне грубовато-насмешливо, даже как-то вульгарно:
- Что смотришь?! Знакомого, чтоль, увидел?!
- Да… Это - Ленин?
- Это - Владимир Ильич Ульянов-Ленин, молодой человек! - назидательно, с нажимом на каждом слове имени, произнесла она.
- А вы его знали? При жизни? - я глянул в наш список - 1902 год рождения…
- Уж получше, чем тебя… - проскрипела бабка нехотя…
Тут неуместно подал голос мой приятель: - А может, вы и Крупскую знали?! - бабке, похоже, в его голосе послышалось недоверие:
- Надюшу-то? Конечно, знала… - она встала, быстро подошла к одной фотографии (групповое фото, на переднем плане - вождь, в кресле-каталке, сзади - Крупская, какой-то мужчина со старомодными усиками, две женщины в платках. Взгляд вождя по-прежнему бессмысленен и даже испуган, но лицо - серьезно) - вот она… Наденька… а вот - я… - она указала на молоденькую девушку в платке.
Ну, нифига себе!! Я пнул Витьку незаметно, чтоб он больше не вмешивался в разговор со своими глупостями, и, придав своему голосу максимум просительности, почти умоляюще, - попросил:
- Может быть, расскажете нам о Владимире Ильиче?
Старушка пожевала губами, прошла вглубь комнаты, села на стул у круглого стола, нам указала на топчан: - Садитесь, чего стоите… раз уж пришли… - сняла пенсне, пошевелила привычно кожей переносицы, будто разминая ее, прислушалась еще раз к внутреннему голосу, и - словно подобрела немножко, видя мой подобострастный и искренне заинтересованный вид…
- Что вам рассказать-то? - спросила небрежно. - Я ведь девчонкой еще в Горки поступила. Сестрой милосердия была. Только-только в Москву перевезли нас всех - женский батальон…
- Батальон?
- Ну да… Мода была такая, все формирования по-военному называть. Я ведь в Царском Селе училась, на сестру милосердия… В 1916 году пошла. И царя мы видели - почти каждую неделю… И Александру Федоровну… Царствие ей небесное - добрая была женщина…
Мой приятель выразительно посмотрел на меня - рассказ про революцию, с его точки зрения, опять обломился. Но я столь же выразительно показал ему кулак, незаметно для старушки. Мысленно подумал, что если щас пасть откроет хоть на секунду - отвешу ему оплеуху, чтоб вообще не очухался, до завтра!
- …А в 21-ом году нас в Москву всех и отправили. Подучили еще маленько, и - попала я в Горки… - она замолчала надолго, словно вспоминая какие-то важные детали. Я ждал, сколько смог выдержать, и все ж решился помочь:
- А Владимира Ильича вы когда первый раз увидели? - бабка посмотрела на меня неодобрительно: я нагло нарушал течение реки времени в ее воспоминаниях…
- Сначала Надюша приехала… Мы ведь вообще ничего не знали: говорили, что тут будет санаторий, для про-ле-та-ри-ата! - она так и сказала: тщательно, по складам, будто слово для нее до сих пор - незнакомо и трудно запоминаемо. - Приехала, посмотрела все, ей - понравилось. Я только после узнала, что Владимир Ильич и раньше здесь отдыхал - думала, в первый раз он приезжает…
- Болел он очень тяжко. Боли были сильные, головные. Очень страдал. Я в качестве ночной сиделки была, так он иногда на постели сядет, и скулит, и плачет, как ребенок маленький… Подойдешь к нему, погладишь, уложишь, - ему легче становится… - при этих воспоминаниях глаза старушки увлажнились, она зашмыгала носом: чувствовалось, что к своему пациенту относилась она очень трепетно…
- Но болезнь свое брала - страшная зараза какая-то, говорят - наследное… Профессора немецкие к нам в Горки по пять человек приезжали, а никто диагноз не мог поставить… - раздумчиво сообщила нам старушка, опять - после долгой паузы. - Надюша изводилась вся, особенно когда у него приступы были… Я, бывало, ей пепельницу в комнату несу…
- Пепельницу?! А разве Надежда Константиновна курила? - перебил я, и - осекся, натолкнувшись на старухин суровый взгляд:
- Курила Мария Ильинична, сестра Владимира Ильича, молодой человек! Не перебивайте, пожалуйста. - сурово сказала она.
- Ленин не выносил табачного дыма… Поэтому Марии Ильиничне в ночное время разрешалось курить только в комнате Надюши, она спокойно относилась к табаку. Я периодически носила им пепельницу, а то они забывали менять… - чуть смягчившись, пояснила старушка. - и вот несу им пепельницу - а она вся зареванная сидит, в ночной рубахе, волосы распущены… И - плачет, плачет… А бывало - радуется, это когда Владимир Ильич слово какое целиком сказал, осмысленно, или посмотрел по-особому… да…
- А в 22-ом году я впервые Иосифа увидела… познакомилась, да… красивый был грузин… хоть и маленький… приставал ко мне - любвеобильный, черт! - от проносящихся в ее голове воспоминаний старушка словно молодела: появился блеск в глазах, губа, когда говорила о Сталине, так забавно-презрительно оттопырилась, как у молодой девчушки! Я невольно взглянул на фотографию - да, в принципе, ее можно назвать миловидной… Возможно, она даже была весьма привлекательной, по своему…
- Но черт его знает, что у него в голове… Надюша его боялась сильно… Мне предлагал в секретариате у него работать, да… Но - злой, очень злой человек - это все чувствовали… Я отказала ему тогда, а он говорит: Еще пожалээш! - она так смешно подделала грузинский акцент, что я невольно прыснул в кулак, и сразу же - получил суровый взгляд: видимо, бабка любую неформальную реакцию расценивала, как недоверие к ее словам. Встала, стремительно прошла по комнате, подошла к фотографии в дальнем углу: - Вот он… - с фотографии на нас смотрело с хитрой улыбкой лицо молодцеватого грузинского усача во френче. На фото он был один. В принципе, действительно - красивый… По-крайней мере - интересный мужчина, можно так сказать…
- Владимир Ильич очень тяжело умирал… Последние дни - почти не вставал… Никого не узнавал, а то - ругался вдруг очень сильно, бранными словами… Да слоги - путал… Надюша чуть с ума не сошла: все видели, какие чудовищные боли мучают его… Она даже хотела яд ему дать, со мной советовалась, будто бы - он просил ее… Когда еще светлый был… Но он так и отмучился - прямо почти у меня на руках… Вышла с уткой, вернулась - а он уж не дышит. Только рука чуть вверх застыла… И лицо такое, страшное… - бабка зажмурила глаза, видимо, воспоминания о гримасе смерти вождя были до сих пор - ужасны…
- …После похорон нас всех - разогнали… Иосиф распорядился, меня в санаторий «Красные сосны» откомандировали… Я потом, лет через десять только, в тридцатых уже, в Мавзолей пришла - а он лежит там, как живой… Таким, каким я его и запомнила… Как он читать и писать учился… - и бабка смахнула слезу…
- Клавдия Ивановна, скажите, а вот Завещание Ленина - было?! - не, ну чо вы хотите? Молодой, глупый, неопытный - кто ж так ведет допрос ТАКОГО свидетеля?! Э-хе-хе… Отлуп получил мгновенно - чувствуется, что не я первый этот вопрос ей задаю:
- Не было никакого завещания!! - медленно и веско произнесла бабка, буровя меня пронзительным взглядом. - Выдумки все это! Всяких ваших этих… историков! НЕ БЫЛО! Не верьте всякой ерунде, пионэ-эры! - вновь презрительно протянула она…
Тут надо пояснить: про Завещание Ленина, якобы имевшее место быть, твердили тогда, во второй половине 80-х, со всех трибун и СМИ. Выдумывали нещадно: в основном, считалось, что вождь в том завещании раздал всем сестрам по серьгам, всем бойцам - по ушам - дал жутко уничижительные характеристики соратникам, и все такое. Однако умные люди уже тогда сомневались, что дошедшие до нас обрывки - действительно, подлинное завещание Ленина. Ибо в них нет никакого намека на план действий на ближайшую перспективу. Говоря проще: ну, хорошо, все - пидарасы. Дальше-то что?! Вот это самое «дальше» и отсутствовало. Было ли оно? Вопрос религиозный… Кто-то уверен, что было, и досталось Сталину. Кто-то считает, что не было, и - быть не могло…
…Приглашать бабку на утренник было как-то неуместно. Это мы как-то сразу с Витькой осознали: тот вообще не понял, по-моему, половины из нашей беседы. Я же осознавал, что бабка врядли согласится вещать перед большой аудиторией…
- Клавдия Ивановна, а можно - я еще зайду, по-позже? Поговорить? Я историей очень интересуюсь…
- Заходи, заходи, унучек! - заскрипела насмешливо бабка. - Чаю с плюшками не обещаю, а рассказать - расскажу, что вспомнится…
- Клавдия Ивановна, а эти фотографии - откуда они у вас?
Бабка удовлетворенно, словно ожидала этого вопроса с самого начала, не без гордости - ответила:
- А мне их Оцуп отдал. Я ему помогала, с рамок печатать. Вот он мне не получившиеся снимки и отдал… Сохрани, говорит - может, пригодятся. Профессионал был… да… Вот - храню…
* * *
Через месяца два я стоял у заветной двери, звонил, звонил… Открылась, в итоге, соседняя дверь: - Вам кого?!
- А Клавдия Ивановна вышла куда-то?!
- Клавдия Ивановна умерла… месяц назад уже… Вы ей кто будете-то? Там родственники ее, делают ремонт сейчас…
- … Ой, подождите! Скажите, там фотографий было много! Где они, не знаете?
- Каких фотографий?!
- Ну, в рамках, на стенах! Не видели - не выкидывали их?!
- Да Бог их знает, молодой человек! Люди молодые заехали, может, и выкинули… Да вы их дождитесь, и - спросите! Не знаю я…
* * *
Но больше, сколько я в эту квартиру не приходил - никого так и не застал…